Войной взрощенный часть 4 взросление роман
Например : Укреплённый дзот и хитро расположенные траншеи,- нам это укрепление без артиллерии, которой нет,- никак не взять. А немцев там натыкано, как сельди в бочке, все отступавшие затаились. Они бы и дальше отступали, а если мы пойдём в наступление ? Всех положим. Но и находиться в таком количестве тоже долго не возможно, да и фронт отодвигается,- не догнать после.
Ситуация тупиковая, нам погибать в конце войны, атакуя, практически пленных,- ну никак не охота. Они перестали стрелять, сложили оружие на холме и взорвали его. На дзот вынесли станковый пулемёт и оставили трёх бойцов, для страховки. Идея в том, что они уходят безоружные сдаваться союзникам, а чтобы мы не ударили в спину оставили страховку, которой жить не более часа, если мы начнём атаковать. Без слов был понятен замысел. Наши стреляли поверх голов в залёгших, а они периодически отстреливались то же по верхотуре. Утром никого уже не было, а оружие с боеприпасами оставили.
А были и другие, которые будучи безнадёжно обречены, раненные, до последнего патрона отстреливались и взрывали себя. Были такие , которые спокойно могли сдаться или уйти , а воевали с такой лютью, как будто не конец войне и у них есть хоть доля шанса победить наши войска. Сами погибали и стольких наших за собой утаскивали.
Всё очень по разному , потому о каком – то едином настрое говорить глупо. Раньше не знаю, теперь, получив письмо, каждый мечтал с чего начнёт новую жизнь и как оно будет дальше, при этом атаки просто отвлекали. Так было и в нашем кругу.
С громадным интересом слушали рассказы вновь прибывших земляков. От моих- никакой весточки не приходило. Говорят , во дворе живут другие люди. И уже не первый раз такое сообщают. Нельзя узнать того, чего узнать нельзя. Я и к родственникам просил подойти и к Мишке. Везде отрицательный результат. Везде. Нет таких, не знаем. Почта была регулярной / относительно/ и мои просьбы находили ответы. Вообще, при манёврах, видя группу военных , было совершенно естественно спросить :
- Из Одессы есть кто?
До войны по стране мало ездили, потому , каждый переживал за свой край, район, деревню, больше, чем за те места , в которых никогда не был.
_ Я с Одессы!,- и к тебе летел солдат или сержант и понимая, что время идёт на минуты быстро наговаривал что знал и слышал и тут же задавал вопросы, то же делал и ты.
Потом , уже спокойно, повествовал своим развёрнутую и дофантазированную картину, которую остальные как под гипнозом впитывали.
Если всё сложить в единое целое , то вырисовывалась следующая картина :
,Это то, что нам поведали наши. В октябре, как только меня умчал поезд , начался массовый расстрел евреев и партийных. Особенно евреев. Тысячами. Говорят, что не только расстреливали, но и живыми сжигали. Я не верил. Расстреливали – да, сам убедился, но сжигать живьём?... Тысячами… Евреев и цыган только по подозрению к принадлежности к нации - тут же расстрел. Немыслимый ужас!!!!
Частями услышанная информация постепенно складывалась в единую картинку. Картину, в которую не хотелось верить. И в Красной Звезде печаталось и ребята читали в листовках и других газетах / некоторые части имели свои малотиражки/ , о уникальной операции по выводу войск из Одессы. Я тому свидетель. Никому в голову не приходило, что город оставят. По сути нас даже не бомбили. Нет, мы слышали канонаду где – то на подступах и артобстрел имел место, но после того, что я увидел сейчас в других городах – это не бомбёжка. Черноморский флот мощь оружия военных кораблей, как я теперь уже узнал, десант в Григорьевке и вообще полная уверенность «что у нас временные трудности».
Работали магазины и рынки, люди ходили в гости и на рыбалку, узнавали за своих, кого призвали… И спорили… спорили… Много военных в городе вели себя достаточно спокойно, всем видом показывая, что они отсюда не уйдут. Даже когда не стало воды, Беляевку перехватили немцы - мы были уверены, что это какой - то недотёпа, что- то проворонил и теперь несколько дней придётся сидеть без воды. Из- за одной сволочи весь город страдает. И военные то же. На то и ведь война!
А это , оказывается , всё было спланировано, чтобы прикрыть отход. Чтобы с минимальными потерями отвести войска из города. И оставить в наивном спокойствии десятки тысяч евреев и цыган, коммунистов и всех тех , кого сто процентов расстреляют.
Мозг не хочет, не может вместить это кощунство. Вспоминаю двор братьев. На верёвках сушится бельё, октябрь в Одессе, ещё достаточно тёплый месяц, Все стены в красных листьях дикого винограда, в центре двора стоит спиленный пень громадного тополя, на котором играют в шахматы два старых еврея. Мы играем в ножички, замысловато бросая их в пересушенную землю. Это за пару дней до моего бегства. Вадика мама, постоянно что- то стирающая и готовящая, потная и неряшливо одетая, кричит с балкона
- Вадик, зови своего братца, шо не вынес мусор и всю вашу шоблу и айда на борщ, бо уже стынет.
-Мам, чуть позже. Мы доиграем..
- Я тебе дам «позже» ! Или ты оглох , что не понял, шо борщ стынет ? И не думайте прийти без этих ваших с Хуторской. Бигом, я сказала !
Именно так. Бигом! И никакой грамматики. Точнее своя грамматика – сочная и выразительная грамматика одесских дворов. И ослушаться невозможно. Это приказ!
Мы прибежали на кухню и сели за стол.
- А вы руки мыли, халамидники ?
-Да!
- А то я не вижу! Покажите где мокро?
Мы пулей летим к умывальнику, моем руки на балконе и садимся за стол. Одесский борщ, при открытом в мягкую осень окне, с домашним хлебом, чесноком и домашней сметаной – это кулинарная песнь! Каждая хозяйка готовит свой, только свой борщ, где нет этих глупых рецептов, а всё на глаз. Буряк буряку рознь, мясо - мясу и так далее. Отсюда и пропорции. Мама братьев ещё гоняла всех нас за несколько дворов за водой для борща.
И вот в эту идиллию позволили войти фашистам! Нет, не то что не защитили, это понятно, силёнок не хватило, не то что не помогли эвакуироваться, не то что не сообщили, что немцы творят с евреями и цыганами, не то что не оповестили о сдаче города, а замаскировали отход настолько , что население одесских дворов спокойно жило мирной жизнью обывателей, а старики играли в шахматы и домино . Мы с Мишкой пошли на рынок, к примеру. А на второй день тысячами начали уничтожать беспомощных, непредупреждённых одесских евреев. Тысячами! С середины октября !!!!! Как в это поверить ? Но это же правда! Сейчас, к концу войны , когда Одесса освобождена не хочется думать о её захвате. Хочется забыть, как глаза той самой девушки с красивой косой и стройным станом.
Мы все были в напряжении , когда шли бои по освобождению родного города. В это же время и у нас были сплошные бои. Мы заняли городишко и теперь отбивали атаки немцев, то отступая на сто –двести метров, то наступая. Перетягивание каната. Среди нас был весельчак Боря. «Боря – выйди из моря»,- я его так величал про себя. Родился и вырос он на Черноморке, но впитал дух города настолько, что я не чувствовал разницы. Он был очень музыкален, играл на гитаре, пел, знал массу анекдотов - вообще душа парень двадцати трёх лет от роду. Кичился своим туалетом, идеально брился и заботливо растил свой чуб, на котором чудом умещалась пилотка. Мастер розыгрышей и приколов.
К примеру, был у нас чистюля - старшина Кушнарёв. Параноидально любил чистоту и боялся врачей. Рядом с нами стояла медчасть. Так Боря пошёл к ним и сказал, что опасается , что у старшины холера. Он дико неряшен потому и заболел : из туалета не вылазит, но скрывает болезнь, боясь врачей. Целое представительство в белых халатах пришло в казарму. Его заставляли сдать анализы. Старшина наотрез отказался. Вмешался военврач и наш командир. Чуть ли не под конвоем пошёл сдавать анализы и проходить обследование. Его сопровождал Борис, громко и беспрерывно говорил, успокаивая и поддерживая старшину. Мы в палатке «катались» со смеху. Я вообще плакал навзрыд. Когда они ушли мы рассказали остальным. Рота плакала. Плакал со смеху и майор с начштабом. Возвращение старшины с Борей сопровождался вопросами
- Ну, как ? пронесло…
И все умирали с новой волной смеха. Растерянное лицо старшины доводило ситуацию до театрального комизма.
Так вот в атаке девятого апреля 44 года , в обед, Боря погиб. Атака почти была отбита, а он погиб. Сразу , без мучений. Я увидел разбросанное тело и закрытые глаза. Пилотка нелепо откинулась , открыв секрет – заколку, которая её удерживала. Одессу освободили, а Борю убили. Борю с Черноморки. Борю – одессита. Нашего Борю. Никто не будет петь « У Чёрного моря, прошло моё детство…» Он вырос на море. На краю бесконечного украинского поля с помидорами и арбузами сорта Огонёк, дынями сорта Колхозница и бесконечными, как само поле, виноградниками ; на краю,- переходящему в обрыв, полосу песка или гальки и началом моря. Теперь плакал старшина. Очень яркая и болезненная потеря. Потому и радость от освобождения Одессы была омрачена.
Кто из одесситов не был на Маразлиевской ? Улица дореволюционных богатеев, богатая архитектура зданий, сам дух благородства и дворянства не сломала и не закрасила революция. По сути - мало что изменилось. До войны на улице жили «не простые люди». Здание НКВД чего стоит ! На улице жили важные чиновники и состоятельные люди. Как и до революции. Эту красоту организовал грек Маразли, чей сынок был градоначальником моего города. Не смогли забыть то добро, что сделали Маразли для города и улицу не переименовали. Не смогли, но заселили чекистами самое красивое здание. Мы его очень почему - то боялись и так и называли Дом НКВД. За годы войны мой детский интернационализм, вера в мировой пролетариат и братство рабочих и крестьян всего мира улетучился со скоростью кометы. Зато выросла, разрослась и окрепла любовь к любимому городу. Я не верю, чтобы хоть один одессит участвовал в минировании здания НКВД перед отступлением. Не верю. Не верю, что взрывал румынский штаб вместе с Домом НКВД и соседними строениями одессит. Не верю ! Это не возможно. Не может того быть! Чтоб даже знал. Не верю. И никто из наших не верит. Не верил и Боря. И мой Мишка бы не поверил. И братья. Я не говорю за родителей.
А кто - то заготовил радиомину, знал чем закончится и взорвал фашистский штаб, в то время когда там происходило знаковое событие и были все «шишки». Рассказывают, что немцы и румыны тысячи человек вешали и расстреливали просто так, реагируя местью на этот взрыв. Говорят целые колонны несчастных гнали на Люфсдорскую дорогу и расстреливали, закапывали заживо , заживо же сжигали закрыв в помещении складов. Я не знаю ,сколько погибло немецких или фашистских военных. Пусть пятьдесят – пусть сто профессиональных военных и тысячи мирного населения. А ведь понимали , чем закончиться. Мы этим делились между собой ,свято доверяя друг другу. Расскажи кто особистам о наших откровениях мало бы не показалось. Но мы понимали, что нас связывают кровные узы города. Как потом с этим жить. Мне хватает девичьих глаз.
Вот как путанно я излагаю, так и вперемешку разворачивались события. Рано утром мы оставили казармы навсегда и уехали на край какого – то населённого пункта.
Немцы засели на окраине города основательно. Каменные жилые строения на возвышенности надёжно укрывали их Обзор стопроцентный. Уж какую мы вылазку не делали - всё бестолку. И до нас - так же. Раненые, погибшие есть – результата нет. Там кричат на командира, здесь он. Все кричат и все понимают, без артиллерии нечего делать. Разве что полком идти, чтоб рота уцелела , но высота была бы взята. И то вопрос… Стольких положить… И далась им эта высота… И мы думали и варианты искали - ничего. Какие то деревянные холупы , сараи и навесики к ним подбираются, но за них не спрятаться. Доски легко простреливаются – это не укрытие. Да и дозор у них - не подойти. Июнь выдался таким жарким, что днём было на солнце не усидеть. Жарило как на пляже. Такая погода опасна тем, что сильный ветер не позволяет оценить степень загара и солнечные ожоги бывают именно в такую погоду. Мы лениво переговаривались , готовясь к очередной бессмысленной атаке. Вспоминали рыбалку на лимане . Говорили, что когда «молдаван» дует почему то ни одна рыба не клюёт. Даже мелкий бычок. Ни одна. Даже пескарь. Ветер прям таки штормовой - аж деревья гнёт. И меня осенило!
Побежали к майору. Он моментально всё понял и тут же дал добро, приказав приготовиться к атаке. Мы, пятеро одесситов взяли четыре канистры с соляркой, тряпки , я лимонки, ракетницу и поползли в обход.
Моя идея была вот в чём. Ветер был немыслимо сильный и дул как раз из деревянных навесов на их укрепление. Если всё что можно облить солярой, бензином и поджечь, то пожар бы вышел не слабый. И он распространялся неостановимо точно на них. При таком ветре потушить его и думать нечего. Куда им деться ? В овраг ? Так огонь за ними. Атаковать ? Сверху – вниз - точно все полягут. Только назад. Вот с фланга мы и ударим. А укрепление никому не достанется - всё выгорит.
Всё так и вышло. Даже лучше. Они не пошли назад, а мы не успели стать с фланга. Они с криками кинулись нас атаковать, а мы ударили почти со спины. Сверху вниз. Положили всех. Ни одного пленного. А у нас только легкораненые.
Я чувствовал себя именинником. Хотелось , чтобы принесли торт Наполеон, фаршированную рыбу, мамины котлетки, фаршированную шейку . Ещё б оливье. Я всё это перечислял , а наши добавляли блюда по памяти. Например, я упустил дунайскую селёдочку и мидии. Раки из Килии и Кодымы , малосольные огурчики и малосольную килечку - сардельку. Мы заходились слюной, перечисляя всё новые и новые блюда, которые я заслужил.
- Эй! Всю компашку к командиру!
Мы ожидали лавры! Барабанный бой и лепестки роз. Как сказал бы Яков Моисеевич:
« Вы меня не просто отблагодарили, вы меня заставили верить людям опять . После того что было я думал уже нет, а таки да»
Около штаба стояли две ухоженные эмки начальства. Мы оправились и гордо вошли. Командир прятал глаза. Полковник- особист начал сразу:
- Это кто здесь умнее командира выискался ? Кто, я спрашиваю ? Этот уши развесил, к орденам намерился представлять, а я хочу всыпать под первое число. Кто это умник ?
- Весь красный я сделал шаг вперед
- Я
Не сговариваясь шаг сделали и остальные
– я.я.я.я.
- Мушкетёры хреновы. Приказ был взять высоту, а не сжечь. Улавливаете разницу ?! Взять и удержать, как самую удачную позицию. А вы ? Это ещё счастье, соседи немцев километров на двадцать откинули. Нет нужды. Майор, сколько наших полегло ?
- С прошлых атак тридцать два. С последней – ни одного. Только легкораненые , без госпитализации.
Наступила пауза…
- А немцев сколько ?
Где - то взвод, человек тридцать. Догорит - уточним.
- Догорит… Посмотри огнище - то какой. Что там выковыряешь…
Мы молчали, они молчали. Раздался противный зуммер рации.
- Товарищ полковник – Вас.
- Слушаю, полковник Мальцев. …Да... На месте… Нет потерь… И тяжелораненных нет… Силами роты, без поддержки…. Не могли раньше и сейчас бы не взяли если б смекалку не проявили…. И я говорю - молодцы… Так точно - представить… Так точно… Передам… Ясно… Буду…
Полковник стоял сам не свой.
- От имени Члена Военного Совета товарища Мехлиса, объявляю Вам благодарность. Все , включая майора будете представлены к правительственным наградам.
Он насупился и досказал :
- Поджигатели, мать вашу… Что надо отвечать по уставу ?
Мы прокричали и нас отпустили. Первым нарушил молчание я :
- Спасибо.
Больше я не мог говорить.
- Сынок, ты шо ? Перегревся, чи як? Вы луче скажить нас поздравят таки или ишо какой поц найдётся?
- А я спрошу такое,- Вот рядовой. Это я понял. Там офицер какой - понял. Генерал и даже маршал - понял… А это ЧЛЕН..
Вы все начали ржать… Сказалось напряжение…
- Нет, я серьёзно. Вот он после войны домой вернётся и его спросят,- ты кем служил ? А он скажет шо ? Служил ЧЛЕНОМ, хоть и Военного Совета ?
Мы валились от смеха.
Вот так я получил Орден, а мои по медали.
Июнь 45 года напоминал жаровню. Некошеная трава высохла в солому, листья деревьев пожелтели и начали осыпаться и только жаворонок из поля пел свою вечную , красивейшую песню , песню торжества гармонии . Хотелось не слушать , а вот зайтись таким пением с ним рядом. Вообще птиц здесь немеряно. Я специально из колодца наливал им с вечера во всякие ёмкости воду, потому как росы практически не было. Я чувствовал, что жара понемногу спадает и вечер близится также уверено, как наша победа. Я заготовил уже дрова для вечернего костра, частично сложив их в виде пирамиды, как в пионерском лагере. То- то наши обрадуются. Они все ушли в гости к соседям. Посиделки, пьянка. После той зимы в партизанском отряде - я спирт не выносил физически. Хорошо лежалось на тёплой земле в тени большого ореха. Жара медленно спадала и появились небольшие порывы маленького, слабенького , но такого нежного ветерка.
Я рассуждал.
Почему у немцев такая ненависть к евреям и цыганам? Цыгане всегда жили очень замкнуто , но с населением города активно пересекались. Сахарную вату , петушки и иные фигуры из жжёного сахара продавали только они. « Перец, цыгареты» ,- было слышно везде – от Нового Рынка и до Аркадии. Цветастые юбки и кофточки , маслено загорелые лица, множество детей рядом и предложение погадать. Кому они мешали, живя колонией на Усатово ? Почему их расстреливали и беспощадно сжигали ? То же и евреи?! Ведь есть же какая то причина! Есть, наверное!
До войны в городе было много евреев и они никогда не скрывали своей национальности. Работала синагога… Другое дело, что одесские евреи были атеистами, другие -православными, третьи - иудеями, - но большинство - всеми понемножку. И ходили всюду. И на партсобрания и в храмы. В Одессе и области. Только мы, молодые категорично верили в интернационал и близость социализма с неизбежно приближающимся мировым коммунизмом.
Вспомнилось, как как -то Юркина мама , Роза Львовна, сказала :
- Нет. Мы не в обиде. Хотя сменить фамилию , имя и отчество для еврея немыслимая трагедия! Это значит предать всех, всех живших до тебя. Тех, благодаря которым ты и появился и стоишь того , что ты стоишь. И имена даются не просто так. И мы живём и выжили потому как сплочены. Нас так воспитали и мы так передаём. И будем передавать.
- Ты за Лазаря?
- Да! Это талант! Ему нельзя молчать. А с нашей анкетой будет петь только в ресторанах и то не первых. А так он лицо города. Ему должно всё проститься. Всё. Мы понимаем. Хотя и больно. Очень больно. Но когда его слышишь забываешь всё – кроме Великого Города!
- Роза Львовна , а как фамилия у Утёсова ?
- Молчи халамидник, когда взрослые говорят! И это не всё! Это какая- то гадость пришла в город. Шоб друг моего Юрки называл меня не тётя Роза, а Роза Львовна? Я шо, сбрендила или мне кажется?
- Тётя Роза, просто я уже взрослый?
- Ён взрослый, а я старая ? Шоб это последний раз… А фамилиё его как и у моей мамы в девичестве, пока она не вышла замуж за моего папу и не стала почти китаянкой с фамилией Гун. Правда, в Одессе Гун - еврейская фамилия , которая то же уважаемая. Но всё таки не Вайсбейн. Лазарь Иосифович. И куда бы он пролез с такими данными ? Это с дореволюционным рождением и воспитанием ? Обрезанный еврей - советский музыкант ?! Ой, не смешите. При царе родился, ишо в прошлом веке. И революцию не делал. Вообще - нет. Потому мы молчим, хотя и больно.
Не знаю почему, но я хорошо это запомнил. Тётя Роза с дыбом стоящими волосами, с немыслимо ярко покрашенными губами и уверенностью, что она первая красавица на Балковской. И не только. Просто не все понимают в красоте. За ум вообще промолчим. Такого ума красавицы поискать и не найти. Эта уверенность составляла всё её существо.
Так почему , почему с «его еврейством ему не пробиться». Значит еврей - не еврей было уже тогда важно ? Это в Одессе, что говорить за другое! Я как - то не думал. Меня это не касалось… Я запомнил тот разговор и всё… Все рассуждения о еврейской мудрости я воспринимал сквозь призму анекдотов и счастливого детства и юности. Ни я , ни мои близкие ничего такого не чувствовали и нас это не касалось. А может только я и мои сверстники и не чувствовали ?
Мои дальние родственники жили в селе Иванковцы, под Проскуровым. Они были евреи. Хотя мы и украинцы. Почему так, какие они нам родственники - понятия не имею. Не говорили, да я и не спрашивал. Меня иногда летом отправляли туда отдыхать. Меня очень любила бабушка Майя. Она очень интересно рассказывала о дореволюционных временах . Например, что население города на 80% были евреи. Я помню. Она интересно выговаривала русские слова, с еврейским, но не одесским акцентом.
- Ты не знаешь за Проскуров. Все строят комунизму, думая себе, что прошлого нет, что евреи буржуи недопившие кровь бедного пролетарьята это «хлам истории», как говорит их главный не отсюда. Раньше дети учились в хедерах, в талмуд – торе казённом училище. А что сейчас ? Они борются за грамотность, а учителя в школах не знают истории, пишут с ошибками, зато знают за Маркса с Энгельсами и Лениными. А женские частные училища, о которых мечтали все еврейские мамы ? Мойша Шполянский, не наш родственник, хотя мог бы, заведовал еврейской больницей. А теперь шо ? Где библиотеки с читальней ? Где книги ? Настоящие книги на русском, на иврите и идиш? На украинском , между прочим скажу – то же ? Они русский переделали… Ни одному шлимазлу мушигина не хватило такую гадость проделать с родным языком. И шо мы получили в замен ? Атеизму, мало лекарств и веру в космос? Мне смешно. Колики от смеху. Хочешь чаю ?
- Да хочу.
- Иди на кухню, сделай себе и принеси мне тоже за одно. Только две ложечки сахару и неможечко молока, шо б холода не напустить. И не забудь блюдечко, шоб я не пролила.
Это она из за отсталости. Про еврей - не еврей она ничего не рассказала. В тридцать девятом она умерла – мои ездили на похороны. Вся одесская область густо населена евреями. Юг Украины. Уманские евреи – отдельная тема, а Бердичев, а Бершадь откуда родом Яков Моисеевич, Любашевский район, за Жмеринку просто промолчу. И что всех их ущемляли ? Не вериться как то. Я много где бывал. Особенно летом. Мы даже ездили за херсонским арбузом.
Херсонский арбуз – это песня. Большая сладкая бомба. Если он спелый, то от прикосновения ножа лопался. Мы завозили его очень много и прятали в погреб. Папа выбирал арбуз, приносил из колонки ледяной воды и выливал в обложенный тряпками тазик. Всё это таинство происходило в погребе, где только летом не было воды. Арбуз погружали в эту воду, и он невзирая на внушительный вес и размеры плавно плавал, как буй в море. За пять - шесть часов он остывал и мы ели его во дворе, угощая всех. Мама говорила, что его нельзя оставлять, а то «будет уже не то…»… Мы ели с наслаждением прохладную мякоть метко стреляя в мусорку косточками в промежутках.
На этом я и заснул. Спалось настолько сладко, что я не услышал, как Петро лёг возле меня и то же заснул. Громкий храп моментально разбудил меня и в растерянности наступило пробуждение. Петро моментально проснулся и то же присел. Запах мяса, лука и алкоголя создавало вокруг него ароматизированное облако, как вокруг военного в мирное время одеколон Красная Москва.
- Всё. Посидели. А ты, о чём мечтаешь ?!
- Вот я за евреев.
- И я за.
- Нет , серьёзно. Из за чего фашисты на них взъелись ? Ведь до войны все мирно жили без проблем. И нет разницы кто ты по национальности. Ведь так ?
- Нет, не так. Черта оседлости… При царском режиме щимили основательно. Не давали получать образование… По национальности определяли процент поступающих… Того и революцию делали… Дерибас перепись делал. Мещане в Одессе. 106 русских, 213 украинцев, 224 грека и послушай - 240 евреев. Одесса стала столицей евреев. Только в этом городе они спокойно жили. Мой какой - то там родственник царский генерал - майор, еврей, был главным врачом в тюремной больнице.
Если интернационализм, как они говорят, если братство и все равны, зачем в паспорте и во всех анкетах графа национальность ? Даже в представлении к награде… Какая связь..
Он договаривал уже, фактически пребывая во сне. Прохлада вечера, как освобождение от жары, вступив в союз с винными парами растворила Петра в себе. он спал, храпя и разбросав руки и ноги в немыслимо – причудливой форме. Его храп мне мешал и я перелёг через пару деревьев. Действительно, зачем во всех документах графа национальность. Зачем ? Сдал экзамены - поступил в техникум или институт, сдал на права или ещё чего. При чём тут национальность ? Да ещё в нашем , интернациональном государстве ? Я понимал, что интернационализм и пролетарское братство войной развенчанная иллюзия. Но , получается, те, кто вверху изначально в это не верили, введя графу национальность. И они и фашисты к евреям относились не как к самим себе. Как к чужим. Так получается ?
Голова устала от этого анализа, от анализа переформатирующего моё мировоззрение. От понимания одесского братства. Значит, были и другие одесситы. Те, которые не наши… Под убаюкивающий шум жёстких листьев, треплимых вечерним ветерком, с чувством глубокой детской обиды я уснул.
Свидетельство о публикации №216051600521