Войной взрощенный. часть 5. заводь роман

Победа  грянула  неожиданно , застав  меня  за  изучением  особенностей  БРНО.  Мы  уже  не  воевали,  мы  ждали  победу  довоёвывая.  Воевать  мы  могли,  да  и  я «заматерел»  в  свои  полные  восемнадцать   даже   с  небольшим   хвостиком.  Город  был  сплошной  госпиталь. Обилие  мирных  немцев,  чехи,  словаки ,  наши  войска,  какая  то  их  армия  в  непривычной  форме    составляло   калейдоскоп  человеческих  судеб  и  национальностей.  В  воздухе  витала  непримиримая  вражда. Родственники  и  друзья  погибших  от  немцев  ,  уничтоженных  прямо  в  городе,  в  студенческих  общежитиях  смотрели  на  мирных  немецких  обывателей  с  остервенелой  ненавистью. Видимо,  было  за  что.  Видимо,  во  время  оккупации  мирные  немцы  вели  себя  отнюдь  не  мирно. Трудно  было  понять  как  и  кто  здесь  оказался,  какой  нации  и  с  каким  прошлым,  но  злость  и  раздражительность читались  на  лицах  довольно  ярко.
Погода  выдалась     очень  тёплая  ,  но  не  жаркая   и  мне  нравилось  бродить  с  кем - то  или  одному  по  городу. Здание  театров  и  старинные  особняки,  городские  площади  и  магазины -  всё  было  построено  добротно  и  на века.  Дух  времени  витал  в  воздухе,  унося  по  желанию  в  глубокую  древность  или  в  недавнее  царство  фашизма.  Одессу  уже  освободили  и  немцы,  с  румынами  драпали  так,  что  «пятки  сверкали».  Они  снесли  наших  в  Овидиополе  и  надеясь  спасти  жизнь   неслись  в  американский  плен  на  Западе.  Город  не  пострадал,  что   очень  радовало. Мы  мечтали.  как  вернёмся  домой. Я  никогда  не  задумывался -  как  приходят  весточки  и  письма  из  оккупированной  Одессы  к  моим  землякам. Как  они  всё  знают,  что  творится  в  городе  и  им  сообщают,  что  родные   живы  и  не  ранены. Ведь  почту  на  оккупированные  территории  не  поставляли  и  радио  там  не  было. Как  нам  рассказывали ,- за  радио  полагался  немедленный  расстрел. Хотя ,  может  это  наш  политрук  заливал,- не  знаю.
Собор   святых  Петра  и  Павла!  Мы  с  Петром  смотрели  на  эти  немыслимые  красоты ,  игнорируя  окружающую  разруху,  ненавистные  и  завистливые  взгляды  населения,  непонимание  однополчан  и  прочие  невзгоды. Мы  ждали  Победы  не  как  символа,  а  как   реального  шанса  уехать  домой,  в  родной  город. Ни  звания  ,  ни  пайки,  ни  предстоящее  окончание  войны  с  Японией ,-  всё  это  меркло  перед  нашей  целью. Война  выиграна  окончательно – это  ясно. Когда  возьмут  Берлин ? Да  вот,  вот… Это  как  в  боксе.
Одесская  школа  бокса – лучшая  в  Советском  Союзе. Кто  первый  мастер  спорта  по  боксу ?  Чемпион  по  второй  группе ?  Одессит  Аркадий  Давидович  Бакман !  Я  ходил  на  Локомотив  смотреть  поединки. И  на  Динамо  ходил   с  Мишкой.  Вот  смотришь – два  агрессивных  бойца  и  каждый  стопроцентно  уверен  в  победе. Стопроцентно.  И  вот  случается  какой-  то  перелом  и  один  из  них  понимает – он  проигравший.  Он пытается  ухватить  свой  шанс,  с  минимальными  потерями  проиграть,  но  он  уже  « не  победитель  никогда».  Это  видят  и  зрители,  и  судьи  и  тренера  и  члены  команды.  Всё. Этот  бой  проигран.
Немцы  проиграли  в  конце  сорок  третьего.  Перелом.  Немец  был  уже  не  победитель.  Сорок  четвёртый – это  стремительное  понимание  своего  поражения… Сорок  пятый  -  не  понимание :  зачем  бой  доводить  до  конца?!  Зачем ?  Зачем  ни  к  чему  не  ведущие  смерти  с  обоих  сторон,  зачем  защита  городов  ,  неизбежно  ведущая  к  их  разрушению,  зачем ?  Разве  есть  хоть  доля  шанса  у  немцев  победить ? Даже  фанатики  не  верят  в  это. Тогда  зачем ?
Не  буду  описывать  истеричную  радость,  как  реакцию  на  то,  что  всё  кончилось  и  Победа! Кто – то  горько  рыдал,  кто – то  бился  в  ярости , из –за  невозможности  мстить,  кто –то  радовался  тому,  что  всё  наконец –то  закончилось  и  будет  мир,  не  важно  какой,-  не  перечесть  всего,  это  так  лично  трогало  душу,  что  пытаться  это  понять,  пустая  затея.
Моя  мама  - преподаватель  филологии  в  университете,  её  мама,  моя  бабушка – преподаватель  филологии  в  школе,  в  которой  она  была  директором,  моя  бабушка была  преподаватель  французского  и  русской  словесности  в  царской  России. Какой  бы  был  вклад  моей  мамы  в  восстановление  города ?  Читать   русский  и  литературу    детям,  навёрстывая  упущенное. Папа   инженер  -  строитель. Он  должен  восстанавливать  город. Хочется  верить,  что  они  живы. А  я ? Неуч,  с  хорошими  задатками,  благодаря  родным  и  школе ?  Я  должен  ехать,  бежать,  лететь  в  город,  ползти,  если  надо… Чтобы  помочь  там,  где  нужен.  Чтобы  учиться   для  того,  чтобы  смочь  помочь,  чтобы  кем -  то  стать. А  не  приклеится  к  армии  или  ещё  где,  как  фронтовик  с  орденами / их  два / и  медалями. « Ты  одессит  Мишка,  а  это  значит…» Это  очень  много  значит. Мы  с  Петром  именно  об  этом  говорили.  О  их  соборе,  с  которым  вполне  сопоставима  наша  кирха. Пусть  там  и  не  служат, но  какие -  то  священники  туда  ходят,  я  сам  видел.  И  Петро  видел. Мы  хотели  демобилизации,  мы  ждали  её  как  чуда,  а  это  было  возможно   только   после  победы,  которую  почему  то  откладывали. Нам  в  полку  предлагали  выбор 50  грамм  водки,  200грамм  вина,  хочешь пачку «Примы»  или  шоколад. Я  брал  всегда  «Приму»,-  хоть  и  не  курил.
У  всех  наших  была  явная  зависимость  от  табака,  которой  они  почему  -то  гордились. Пачки  было  мало  и  то,  часто  бывали  пробелы,  а  без  курева  они  не  могли.  Вот  я  и  брал  « Приму».  Если  у  наших  были  достаточно  большие  запасы  табака,  то  они  для  меня  брали  шоколад  и  я  ел  сам  и  угощал  барышень,  ведь    у  меня  была  восемнадцатая  весна. «  Самое  оно «,-  как  говорят  у  нас  дома.
 
Мы  с  интересом  слушали  рассказы   вновь   прибывших    земляков. От  моих  никакой  весточки  не  приходило. Говорят, что  во  дворе  живут  другие  люди. И  уже  не  первый  раз  такое  сообщают.  Нельзя  узнать  того,  чего  узнать  нельзя.  Я  и  к  родственникам  просил  подойти  и  к  Мишке. Везде  отрицательный  результат.  Везде. Нет  таких,  не  знаем. Пусть  кто – то  обманул  и  не  ходил,  но  все  же  не  могли   обманывать! Все  разом! Да  и  потом,  город  освободили  и  кто – то  же  должен  был  бы  вернуться  или  как ?
Когда  будет  увольнения,  переводы,  назначения  и  куда,-    никому  не  было  ведомо. Мы  устали  ждать  и  просто  жили  в  ленивом  ритме  коротая  время.
======================  возвращение =============================
Приказ  о  демобилизации  на  меня  пришёл  первым.  На  раненых, больных и  на  меня. Во - первых  возраст,  второе  два  ордена  и медали,  третье -  нет  образования.  Не  служить,  а  учиться. Ещё,  в  характеристике  наверняка  есть  фраза  о  том,  что  служить,  жить  и  обитать  хочет  и  может  только  в  родной  Одессе.  Мы  все  так  шутили. Завтра  уезжать,  а  сегодня  праздничный  ужин. Романтический  ужин  в  БРНО,  в  каком -  то  красивом  частном  доме,  где  квартировал  взводный. Накрыли  стол,  за  которым  собралась  поди,  пол  роты. Слова,  пожелания  лились  рекой.  Мне было  и  стыдно  и  неловко,  что  так  много  говорят  обо  мне   хорошего,  обо  мне,  который  общался только  с земляками. Вспоминали   бои.  Дагестанец  Юнус  сказал :
- Ты  пышешь  сваи  днэвники. Всэ   знают. А  и  о  сибэ  напышы.   Напышы,  как  ты  мэня  спас,  а  у   мэня  трое  сыновей . Но  я  нэ  только  тебе  благодарэн,  я  благодарэн  представителю  Одессы.
Мэня    спас  одэсит! Я никогда  нэ  думал,  что  это  так  важно!  Внукам  расскажу,  кто  такие  одэситы.
Много  добрых  слов  было  сказано.  Я  молчал  и  краснел.  Никогда  столько  добрых  слов  в  жизни  не  слышал. Ничего  такого  не  делал,  просто  воевал.  Трудно  мне  было,  невыносимо  трудно  именно  тогда,  в  партизанском  лагере. Каждый  шаг,  каждое  действие  давались  с  невыносимым   трудом. Один  среди  чужих. А  теперь,  в  дружной  семье,  где  меня  понимают  и  я  понимаю. « Рыба  в  воде».
Вечер,  точнее  ночь,  мы,  земляки ,  провели  в  тесном  кругу. Понимали,  что  разлука  будет  намного  сложнее ,  чем  мы  думаем. У  каждого  свои  родственники ,  своя  семья,  да  и  возраст  сильно  разнится.  Нас  сблизила  Одесса  и  война. А  что  дальше ? -   никто  не  ведает. Звёздное  небо  не  выдавало  мне  тайну  созвездий.  Так  и  не  удалось  мне  распознать  созвездия. Не  удалось.  Ни  одного. Просто  загадочные,  яркие,  манящие  воображение  в  прошлое  и  будущее -  чудные  звёзды  в  мои  восемнадцать   -  девятнадцать  лет. Просто  волшебный  костёр,  лопающиеся  кругляшки  веток,  сопровождаемые       феерверком   искр,  просто  родные  голоса,  которые  хочется  слушать  и  слушать,  просто  тяжесть  расставания  и  мощный  зов  родного  города,  просто  зрелость  как  мужчины,  просто  лето  в  Чехословакии…
- Послушай,  мы  тут  подумали… Тяжело  говорить… Ты  того… Давайте  выпьем  и  мы  скажем…
Они  выпили.  Я  подумал  о  загадочном  тезисе  Петра « Мы  скажем» …
- Ты  к  нам  пришёл  из  НКВД. Там  или  стукачи  или  предатели,  которых  пожалели. Ты  -  наш,  значит -   не  тот.  Значит  есть  о  чём  умолчать.  Помнишь  я  переписал  твою  солдатскую  книжку ?
- Да.
- Вот  Мыкола   и  написал  своим  в Узбекистан. Вот  тебе  листок  с  печатями. Ты  убежал  с  Одессы  и  бежал  на  фронт,  тебя  поймали  и  отправили  в  эвакуацию  в  Узбекистан. Ты  там  был  около  года  и  опять  убежал  на  фронт. По  времени  всё  сходится.  Вся  семья  Гершман  ,  их  сослуживцы  и  местные  узбеки  об  этом   свидетельствуют. Печати,  заверения -  всё  на  месте. Даже  фотки  твои. Ты  и  всё. За  Гершман  не  бойся,  они  теперь  Григорьевы. Забудь  прошлое.  Не  было  ничего  связанного   с  оккупацией  и партизанщиной.  Забудь. Орденоносец – одессит, как  у  нас  говорят -  Сирожа.
Я не  плакал, вся  душа  моя  ревела  от  избытка  чувств.  Что  ревела,  я  выл бы  если  б  был  волком  Как  тогда,  после  собеседования  в  землянке,  когда  услышал -  пленный  полицейский. Только  никуда  не  убегая,  а  прямо  при   них.  При  Петре,  При  Мыколе ,  при  Саше,  при  всех…  Плакал   душой , расставаясь… Плакал  ….
За  разговорами  забелел  рассвет.  Я  подхватил  собранные  вещи  ,  сел  в  полуторку  и  поехал  в  родной  город.
Я  ехал,  летел,  ехал  поездом  в  теплушке,  на  сене  и  на  деревянном  полу  покрытия ,-  добирался.  Добирался  и  мечтал,  как  меня  встретит   Великий  Город, моя  Родина ! Всё ,  что  можно,  я  перечитал. Город  не  пострадал.  Испуганные  румыны  и  немцы   бежали  через  Овидиополь,  теряя  всё  на  своём  пути  отступления.  Просто  хотели  жить  и  спасали  жизни  отцы  семейств,  кормильцы,  отцы  и  братья,  деды  и  мужья,  -  а  не  фашисты  и  немцы. А  город  не  тронули. Поджигали  машины,  своё   военное  имущество  и  торопливо  отходили,  предоставив  спсаться  всем  кто  желает.
Стук  колёс  связывал  вспоминаемые  эпизоды  в  единую  картину   одесситов  и  Одессы,  родственников  и  знакомых… Я  всё  равно найду  папу  и  маму,  я  всё  равно  найду  Мишку  и  его  родных,  я  найду  братьев.  Пока  еду ,-  подготовлю  каждому  свои,  уникальные  слова  для  встречи  после  такой   сложной   разлуки. Это  очень   сложно   для  меня.   Это  должны  быть  слова  не  пацана ,  а  фронтовика,  взрослого  человека,  при  этом  такого же  пацана  с  Хуторской,  что  и  был. Сказать  и  тут  же  попытаться  найти  тот  самый  носок,  когда  я  выиграл,  а  они  оспорили .Найти  и  повторить  подвиг  спустя  годы. Пусть  и  без  Мишки,  но  за  него  то  же. Фантазировалось :  кого   именно  я  посещу  в  первую  очередь,  что  во  вторую,  что  буду  есть,  ведь  в  Одессе  будет  середина -  конец  лета,  куда  идти  в  первую  очередь. И ,  конечно,  Соня.  Она  теперь , наверное , настоящая  принцесса. Она  и  раньше  была  гордячка,  а  сейчас  и  знаться  не  захочет.
Нас  высадили  в  Раздельной.  И  через  три  часа ,  глубокой  летней  ночью, я  доехал  на  ж/д  вокзал . О  том,  чтобы  ждать  утра -  не  могло  быть  и  речи. Я  осмотрел  вокзал  и  обомлел. Это  не  мой  вокзал.  Не  мой! Это  разруха…  Может  Привоз,  может  Арнаутская…  Я  почти  бежал  по  ночному  городу  и  с  ужасом ,  через  темноту  ночи,  видел  масштабы  разрухи. Город  был  превращён  фактически  в  развалины. Руины. Я  метался  в  истерике  по  ночному   городу , с  ужасом  разглядывая  то,  что  осталось. Ужас. Немыслимо.  В  переулке  на  Бебеля  меня  окликнул  кто – то  из  троих   человек
- И  куда  спешит  упакованный   фронтовик от  разграбленных  одесситов?
Я  молчал  в  растерянности. Старший  подошёл  ,  играя  ножом.
- Фронтовик  нервничает  и  испугался.  Мы   отдадим  вещьмешочек  ,  маленький  шмонец  и  совсем  свободен. Мы  поняли  или  испугались ? Так это  ж  ,  Одесса… Такой  город..
На  моё  плечо  положили  руку.  Меня  прорвало. Не  помня  себя  я  развернул  бандита  к  стене,  со  всей  силы  швырнув  его  голову  на  уступ.  Не  услышал,  скорее  почувствовал,  что  в  черепе  у  него  что  то  треснуло. Я  кинулся  к  другому,  он  выхватил  нож,  что  меня  не  остановило.  Так  ножом  пугают,  но  не  воюют. Я  их  рвал,  кусал,  выл,-  сожалея  о  том,  что  увидел,  о  том,  что  они  назвали  себя  одесситами, эта  бандитская  нечисть.  « Одесса -  такой  город». Да! Это  такой  город! Это  город   одесситов,  воюющих  с  чужими  и  богатыми  и  насмерть  воевавшими  за  своих.  А  если  я  ранен ? Грабить  фронтовика,  приехавшем  в  свой  город ?! Немыслимо!  И  эта  тварь  называет  себя  одесситами ! Да  Лиля  Марковна  их  поганым  веником  по  мордасам  гнала  бы  из  города.  Яков  Моисеевич  никому  из  их  родных  в  седьмом  колене  «исдрасьте»  не  сказал. То  же  и  Роза  Львовна  ,-  но  она  столько  фамилий  и  имён  не  запомнит. Ни  в  один  двор  на  Хуторской…На  Степовой…
Немыслимость  происшедшего,  нападение  на  фронтовика при  погонах,  со  скарбом  в  вещьмешке -  это взорвало  меня… Но  разум  жил  сам  по  себе. Я  пощупал  пульс  у  двух  оставшихся.  Трупы. Первый  точно  готов,  я  это  сразу  понял. Надо  бежать….   Куда ?!  Рядом  был  дом  Виталика  Вороневича  с  чердаком «для  своих»,-  ринулся  туда. Дореволюционные  ворота  были  открыты, дверь  в  парадное  ,  то  же  времён  царя  Николая  Второго,  перекошены  и  прикрыты. Лестница ,  то  железная  с  коваными  элементами ,  то  деревянная,  предательски  скрипящая,  хрипя   и   причитая,  гулко  сопровождала  каждый  мой  шаг. Чердак  был  закрыт  той  же  потайной  щеколдой,  что  установил  Виталика  папа. Я  забился  в  угол  чердака  и  замер.  Спать  было  не  возможно. Воспринять  то,  что  увидел,-  то  же  было  не  возможно. Желудок  полон  ,  надо  переварить. Я  судорожно  думал  и  в  конце  концов  заснул. Проснулся,  когда  рассвет  полностью  отбил  все  права  у  ночи. Тихонько  спустился  во  двор. Пожилая  женщина,  на  каком  то  русском  акценте  меня  спросила :
- И  откуда  это  мы  в  такую  рань ? От  Лидки  небось ?
-  Угу!
- Фронтовик,  а  кобель. Ты  б  её  дочке  капуты  ,  костей   купил -  щи  варить. А  ты ?  Кот  эдакий.
Я  ,  крадучись,  вышел. В  душе  немного  поостыло.  Я  гулял  весь  день,  козыряя  и  отдавая  на  проверку  документы,  не  узнавая  города. На  Хуторской  -  все  новые. Ни  я  их  не  видел,-  ни  они  меня. Украинцы  и  русские,  молдаване  и  никакие -  все  заселили    «  пустующие  квартиры».  А  почему  они  пустые ? Ответа  нет. Они  приезжие. Ни  откуда. Есть  пенёк,  есть  столики,  есть  туалеты  и  колонки,  но  людей -  нет.  Нет  мишкиного  двора,  нет  братьев…
Под  вечер  я  попал  в  комендатуру. Мне  предложили  поселиться  в  пустующую  квартиру. Так,  как  кто - то  поселился  в  мою. Я  хотел  попасть  в  Одессу,  а  попал  в  свой  ,но  разрушенный,  вымерший  город,  населённый  каким -  то  пришлым  населением. Об  этом  я  и  сказал  коменданту.
-  Война,  молодой  человек.  Война. А  вы планируете  как  трудоустроиться ?
- Никак.  Где  нужнее -  там  и  буду.
- Я  вас  направлю  в  угорзыск -  самое  оно.

Сухенький,  поджарый    майор  меня  встретил  как  родственника.  Чай,  разговоры продлились  до  заката. Длинные  разговоры  ни  о  чём.
Суть  такова :  бандиты  известны,  в  большинстве  случаев,  но  доказательств  нет. Вот  это  главная проблема. Я  завёлся.
- Вот  фашист  в  своём  окопе. Я  что,  видел  как  он  наших  убивал ? Может  он  вчера   только  прибыл ?! Это  не  важно. Важно,  что  он  в  окопе  фашистов  и  будет  при  атаке  в  нас  стрелять,- значит  убивать.  Наших  убивать. Его  нужно  обезопасить. Уничтожить.
Беседа  перешла  в  его  квартиру  ,  на  балкон,  если  точнее. К  нам  подсел  его  сосед  и  сослуживец,  и  в  предверии    выходного , они  пили   немецкий  шнапс,  а  я  во  множестве  чай.
- Это  же  не  просто  бандиты, - это  одесситы. Их  и  поддерживают  наши.
 -  Ваши.  Не  наши. Я  с  Хуторской. Это  Сонин  брат  Мишка,  будет  грабить  меня -  фронтовика,  который  жизни  не  щадил,  чтоб  освободить  город ? Братья  со  Степовой -  грабители ? Или  с  Баранова ?  Вы  что ?
-  Евреев  в  Одессе  практически  почти  не  осталось. Горожан,  кто  сотрудничал  с  румынами - убежали  или  их  настиг  меч  правосудия. Город  заселен  настоящими  патриотами  -  интернационалистами,  которые  видят  город  как  единую   семью  пролетариев,  советских  людей -  одним  словом.
Я  почувствовал  себя  в  лесном  лагере  партизан. Где  нельзя  открыться,  где  тебя  могут  предать  в  любой  момент,  где  живут  и  думают  по -  другому. Этот  майор  говорит  как  одессит ,  а  думает  как  пришлый. Кого  грабят ? Буржуев ? Нет! Кума,  который  идёт  выпивший  с  крестин;  пацана,  который  задержался,  целуясь  с  девушкой  в  летний  период,  фантазирующий  и  мечтающий  о  большой  любви ?  Кого  они  грабят ?  Фронтовика,  который  не  вылазил  с  земляных  окоп  и  вернулся  домой,  где  прожил  жизнь,  и  куда  вернулся  отвоевавшись ? Кого  грабим ?  Против  кого  нож ? Против  того,  кто  днём  строит  детские  сады  и  школы ?  Кто  восстанавливает  руины ? Это  они -  одесситы ? Да  Мыкола,  Петро,-  все  наши  их  по  волоску  бы  рвали,  зубами  кусали. За  Одессу! Бандиты  и  Утёсов! Мишкина  мама  бы  задержалась  и  её  ограбили ?  Кого ?! Так  могут  вести    себя  только  чужие  без  рода  и  племени. Мишка  Япончик  грабил  богатых  и  чужих,  помогая  бедным,  пострадавшим  и  своим. А  это  залётная  нечисть…
Мне  не  с  кем  было  говорить. Чужие.  Не  свои. Интернационалисты . Пусть  фашистам  и  бандитам  это  объяснят.  Временщики. Не  по  пути….
. Отправился  думая,  что  как  это  так  получилось,  что  в  родном  городе  я  чужой ,  а  они  свои! Как  это  возможно ?
Ровно  месяц  я  метался  по  городу  в  попытках   отыскать  следы  родных,  друзей  и  близких. Метался  с  упорством  фанатика ,  не  желающего  верить  в  происходящее. Да,  были  знакомые  и  дальние  родственники.  Они  и  остались.  Остались  те,  кто  аморфно  жил  до  войны,  всего  боясь  и  не  с  кем  не  контача. Эти  остались.  Но  меня  они  как  боялись  ,  так  и  бояться.  Бледные  крысы,  вынырнувшие  по  нужде  на  секундочку  на  свет, чтобы  тут  же  ринуться  обратно.  Улыбка,  свидетельствующая  о  радости  встречи,  тут  же  сменялась   жёлчным  желанием  быстрого  расставания  навсегда.
О  моих  ни  слова! Как  в  сказке.  Пропал  я,  а  через  несколько  дней  они. Куда,  чего – не  ясно. Мишкины  все  и  Мишка  пропали  в  тот же  день,  когда  и  я.
Я  сидел  на  большом  валуне    Ботанического  сада,  где  мы  поклялись  с  Мишкой  в  вечной  дружбе  и  думал. Анализировал. Прямо  на  глазах  город  заселялся  жителями. В  каждый  двор  шло  бесконечное  вселение  жильцов  с  тюками  и  узлами. Но  вселялись  не  одесситы. Вселялись  новые  люди.  Украинцы  и  русские,  с  городов  и  сёл,  посёлков  и  хуторов  России ,  Украины и   Молдавии. Главным  образом – одесской  области. Вселялись  и  евреи – но  не  одесские  евреи,  а  их  родственники,  знакомые  и  не  знакомые. С  другим  говором,  с  другой  культурой,  которую  уверенно  несли  в  мой  город.  Я  спал  то  в  общежитии,  то  у  дальних  родственников  на  берегу  шестнадцатой  станции. В  общежитии  слышалась  украинская  и  русская  речь,  шутки, но  всё  это  было  инородным  для  родного  города. Так  не  говорили,  так  не  шутили,  так  не  жили.  Иное  население  дворов  и  двориков,  посетителей  и  продавцов  Привоза, и  других  рынков,  другой  Алексеевский  и  Степовая… Что  говорить – Барановские  дворики – другие.  Только  на  Маразлиевской  по  прежнему  жили  крутые  начальники,  военные  и  ответственные  работники  на  машинах. Их  надутые  дети  и амбициозные  жёны,  кичливые  члены  семьи  по - прежнему  были  инородным  телом  для  былого  населения.
Трудно  и  жалко  расставаться  с  мечтой,  которая  с  силой  тающего  мороженного,  покидает  тебя,  а  съесть  - невозможно. Приходится  весь  пакетик, не  распечатывая,  выбросить  в  мусор. Уйдёт  мороженное,  но  останется  след  жалости. Так  и  у  меня  в  душе. Потеряло  смысл  метание.  Нельзя  найти  то,  чего  найти  нельзя. Массовые  грабежи  в  городе.  А  почему?  Потому,  что  у  грабителя  тут  только  малая  семья  из  нескольких  человек. Остальные  ему  чужие  и  безразличны.  Он  не  воевал  и  фронтовик  для  него  то  же  инородная  жертва. Для  него  свои – воровской  клан. Не  довоенный,  когда  погибшего  оплакивали  всем  кварталом,-  стольким  помогал  бандит  или   вор. Когда  весь  двор  бесконечно  накрывал  на  стол  и  убирал  со  стола,  столько  людей  приходило  помянуть… Родственники  и  те,  кому  он  помогал.  А   кто  помянёт  этих ? Жители  их  квартиры… Во  дворе  друг  друга  не  знают,  многие  не  здороваются. А  раньше  во  дворах  по  нескольку  поколений  жило. Больше  скажу. Переезжая  на  другой  адрес  во  двор  наведывались  регулярно,  как  в  семью,  которую  ты  оставил.  Судьбы  семей  воспринимались  как  судьбы  родственников  :
- А  что,  Тамарка  выдала  замуж   Софу?
- Почти  да.
- И  кто  счастливец?
- Такой  же  здоровый  бугай,  как  её  папа,  который  уже  год  как  не  отдаёт  мне   долг.
- Так  вы  скажите Тамаре,  она  отдаст.
-Ей  не  до  того.  Вы  же  знаете  за  её  Соню… Такая  вертлявая… А  тут этот  молодой   бугай.  Уже  его  и  родители   приходили  знакомиться. И  на  счёт  свадьбы… А  я  жду, когда  у  Софыного  папы  проснётся  совесть,  хотя  он  каждый  день  здоровается  и  интересуется  моим  здоровьем… Он  ошибается.  Я  ещё  его  переживу.
- А  кто  тогда  отдаст  долг?
- С  Тамары  будет  легче  взять.  Уверена.
- Чего  ещё  нового ?
- Блюмберги  потеряли  совесть.
- Почему  вы  так  решили ?
- Они  в  субботу  на  весь  двор  гуляют  свои  именины. Шабат  уже  никто  не  держит,  но  всё  таки… Да,  просили  пригласить  всех  наших  кого  увижу.  Так  что  приходите.  Скажите  я  передала,  а  то  ваши  так  не  придут. В  субботу  к  Блюмбергам…Фи… А    что  делать…
И  это  в  каждом  дворе. На  каждой  улочке.  В  прилегающих  сёлах  и  райцентрах. Дальник, Великодолинское,  Татарка,  Черноморка – вообще  город, куда  не  кинь -  везде  сплочённость.  А  сейчас ? Новые  люди  строят  новые  отношения  в  старых  дворах.  Одесситов  так  мало,  что  они  не  в  силах  противостоять.
В  Одессе  было  голодно  не  взирая  на  лето.  Надо  было  готовиться  к  зиме  и  к  оседлой  жизни. Там  же  на  шестнадцатой  я  устроился  в  артель  рыбаков.  Нас  было  всего  двенадцать  и  мы,  через  день  ходили  в  море,  если  нет  шторма. Ходили  и  на  пару  дней,  ходили  на  «банку»  и  на  лиманы. Прибрежное  море  вечером  играло   отражёнными  береговыми  огнями  в  знакомых  с  детства  строениях  шестнадцатой.  Обилие  зелени   садов , обеспокоенной  ветерком,-  то  закрывало,  то  открывало  огни  и  получалось  ,  что  берег  многоглазово  подмигивает  вам,  показывая ,  что  вас  ждут  с  любовью. Работа  была  по  мне.  Во -  первых   нравилась,  во  - вторых  не  мешала  быть  самим  собой,  в  третьих  не  мешала  думать. Главное  же ,  что  я  определился  с  учёбой.  Ровно  год  надо,  чтобы  закончить  досрочно  школу и  поступить  в  одесский  инженерно -  строительный  институт. Я  и  факультет  выбрал «промышленного и гражданского строительства (с отделениями конструирования и выполнения работ);»
Обиды  обидами,  а  город,  даже  если  и  не  возродиться,  должен  быть  символом  былого  процветания. Его  надо  восстановить  и  лелеять  как  памятник. А  для  этого  надо  учиться. Эта  цель  была  по  мне. Работа  и  учёба.  Иногда  гуляние  по  городу. Итак  до  середины  декабря,  когда  мы  сделали  последний,  бессмысленный  рейс. Далее  мы  готовили  засоленную  рыбу  для  продажи  на  Привоз,  а  жёны  рыбаков – продавали. Помятуя  мои  навыки  по  копчению,  удалось  соорудить  шикарную  рыбную  коптильню,  так  что  деньги  у  нас  были.
Я  перестал  носить  форму  в  знак  протеста. Военные  щеголяли  покроем  формы,  новизной  ткани,  медалями  и  орденами,  выстроив  определённую  иерархию. Скажем,  для  Героя  Советского  Союза  полковник    с  незначительными  медалями -  условный  авторитет. Мои  два  ордена  – даже  для  Героя -  уважение  без  вопросов. Да  и  медали  мои  не  малого  стоят. А  я  воевал  то  всего – ничего. И  ни  одной  царапины. Но  мы  же  одесситы,  земляки  отстоявшие  свободу  городу  и  стране! Это  главное. Ни  звания  ,  ни  заслуги ,-  а  то  что  надо  всё  восстановить.  Ужас  руин,  голод,  эту  нищету.  Раньше  на  барахолке  продавали  не  нужное,  а  теперь  торгуют  всем  от  нужды.  Я  вижу  измождённое  голодом  лицо,  пустые  глаза  и  унизительно – заискивающую   улыбку
- Купите.  Голодаем  мы. Это  пиджак  мужа. Как  раз  на  вас.
- А  муж.
- Придёт  разберёмся. Дождаться  бы. Его  мать  совсем  слаба,  детей  двое.  Купите.
И  так  все. Я  не  выдерживал  такой  тональности. И  рядом  с  этим  полные  рестораны  отдыхающих «блестящих»   офицеров,  с  красивыми ,  дорого  одетыми  дамами  под  ручку… Косметика…  И  нищие  дети,  одетые  в  невообразимую  рванину. И  голодающее  и  мёрзнущее  население.  И  отсутствие  лекарств. Всё  верно.  Они  заслужили. Они  победители.  Они  гуляют. А  эти   полунищие,  приехавшие  заселять  пустующую  Одессу ?! Как  можно  сравнивать ? Я  и  они. А  вот  грабители  как  раз  были  из  полуголодающих.  Не  из  них.  А  из  народа,  пережившего  на  себе  тяготы  войны.  Из  вдов  и  матерей  потерявших  сыновей.  Из  таких  как  я,  имевших  семью,  друзей,  жившего  в  Великом  Городе  и  в  одночасье  лишившегося  всего  и  разом. Из  партизан,  из  полицаев,  таких  как  я… Их  родственников,  которых  только  из за  родства  и  не  из  за  чего  более  пытали  фашисты  и  наши. Жена  полицая!  Дети  полицая!  Мать  полицая!  Это  страшно  кому  то  сказать. Это  больше  чем  проказа. Это  приговор. А  за  что ?  За  родство. Я  воевал  не  щадя  себя  и  я  же  полицай.  Что  я  искупал,  чем  нашкодил  в  свои  четырнадцать?!
Было  можно  позволить  себе  одеться  и  получше, но  я  одевался  как  все.  Деньги  же  тратил  на  учебники  и  учителей.  Уроки,  как  и  до  войны,  давали  частным  образом. Мне  было  трудно  выучить  всё  самому  и  то,  что  особо  не  давалось -  я  нёс  к  преподавателям.
На  Новый  Год  мы  артелью  решили  справить  у  Михалыча / надо  же  и  здесь  Михалыч,  всё  повторяется/  на  дому. Он  бригадир,  настоящий  рыбак,  а  его  жена  заведовала   всей  продажей.  Я  был  старший  по  копчению. Одесская  зима  не  холодная,  но  сырая.  Первый  стол,  по  традиции  рыбаков -  у  моря.  Первая  рюмка  -  морю. Я  же  остался  разводить  большой  костёр.  Дров  у  нас  было  вдоволь. Мы  подбирали  на  баркас  плавающие  куски  деревьев   всю  осень.  И  до  меня.  И  то,  что  выносил  шторм  на  берег. Это  были  дрова – обломки,  заблаговременно  высушенные. 
-  В  коморе,  в  скрыне – бумага.  Много  не  расходуй,  возьми  для  роспала.
И  чудо!  Там  были  газеты  с  фотографиями,  листовки,  приказы, плакаты  времён  румынской  оккупации. Теперь  было  реально  узнать  действительно  правду  о   поре  оккупации. Я ликовал! Взял  только  не  нужное.
Когда  гуляние  закончилось  и  все  пошли  спать,  я  в  сарай  перенёс   всё  что  мог  взять  и  под  светом  керосинки  всё  детально  рассматривал.
С  криками  чаек  пришло  утро. Туман  и  вой  маяка . Темно,  туманно  и  серо. Керосинка  освещала  такие  важные  для  меня  свидетельства.  Не  верилось  своим  глазам.  Мозг  пытался  запомнить  каждую  деталь.
В  дверь  зашёл  Петрович. Он  был  когда -  то  рыбаком,  но  на  фронте  потерял  два  пальца  на  руке  и  ногу. Он  обладал  знаниями  рыбака,  умением,   но  ограниченными   возможностями. Только   с  ним  советовался  Михалыч  и  только  его  слушал.  Иногда  Петрович  мог  даже  голос  поднять  на  него  и  бригадир  послушно  молчал.  Ко  мне  зашёл  худощавый  мужчина  не  старше  шестидесяти  пяти  лет. Прокуренное,  проветренное  лицо  представляло  собой  маску,  в  разрезах  которой  два  сконцентрированных   взгляда  жгли   меня  своей   энергией.
-  Шо  смотришь? Я  вот  похмелиться  решил,  тяжко  чего - т о… Это  с  вчерашнего… Вот  и  к  тебе  зашёл…
Он  был  ещё  выпивший. Молча  проковылял  к  вороху  бумаг,-  посмотрел  и  сказал:
- Это  чего  ж  ты  ,  малой, себе  жизнь  портишь ?  Себе  и  нам  достанется?
- Я  хочу  понять…
- Молчи… Ничего  понимать  не  надо. Надо  молчать.  Я  еврей  рыбак  защищал  Одессу,  где  румыны  всю  мою  семью… Не в  том  суть… Посмотри  что  твориться…  Всех,  всех  кто  работал  при  румынах   преследуют. Узнают  у  дворников  у  всех,  кого  можно -  и  опять  тридцать  седьмой…. Все  знали  что  так  будет,  потому  и  убежал  с  румынами  всякий  кто  мог. Бежали  все  и  навсегда.  Знали,  что  лагерей  не  избежать. Ни  им  не  семьям.
- За  что ?
- А  за  что  в  тридцать  седьмом?  А  в  девятом ?  А  в  сороковом?  Помогал  фашистам -  мало ?  А  то,  чтоб  если  эти  помощники  не  было  порядка  и  от  болезней  и  голода  вымерли  бы  все – это  как ?
Я  подавленно  молчал. Петрович  пил  брагу.
- А  то,  что  город  процветал  при  румынах – это  как ?  А  то,  что  зарплату  получали  больше  чем  при  советах…. Это  говорю  я,  еврей  потерявший  от  их  рук  семью… Не  они  вешали  евреев…
Он  заплакал, бессвязно  бормоча…
- Не  они…  Они  спасали  тех,  кого  можно  было  спасти…  Им  бросали  через  конвой  детей,  спасая…. Это  я  уже  здесь  узнал…. Они  прятали  того,  кого  можно  спрятать… Это  они   сохранили  и  восстановили  город… А  бомбили -  наши… Считая  врагами  и  тех  кто в  форме  и  тех  кто  им  помогал… Румыны  всё  равно  бы  ушли… Зачем  разрушили  город?.... А  если  кто  узнает  за  эти  журналы  и  разговоры -  все  в  лагеря  пойдём. И  Михалыч  с  семьёй…  Живи  будущим…. Сынок….
И  ушёл  тяжело  шкатульгая  от  инвалидства  и  алкоголя….
Кровь  буквально  бурлила  у  меня  в  голове… Чего - чего ,  но  такого… И  эти  фото процветающего  города …. Это  же  правда… ПРАВДА! 
 Утром  меня  отослали  на  Новый  Рынок  за  какой - то  ерундой. Когда  я  пришёл,  все  эти  бумаги  были  заботливо  сожжены  Михалыча  женой.
До  апреля  всё  время  было  поглощено  осмыслением  увиденного,  услышанного  и  учёбой. Мы  готовили  снасти  ,  я  понимал,  что  летом  скорее  всего,  буду  зачислен   в  институт,  а  там   учёба. А  на  что  жить ? Вопрос.
В  канун  Дня  Победы  , бросив  все  дела ,  я  пошёл  гулять   по  любимому  городу. Весеннее  солнце  в  нашем  городе -  это  настоящий  праздник.  Земля  как -  то  по  особому  пахнет  уже  в  начале  марта. Трава  пробивается  и  зеленея,  показывая  что  зима  ей  ни  по  чём. В  маленьких  огородиках пробиваются  первые  цветочки,  а  крокусы  уже  во  всю  цветут. Дюк , наш Дюк    радуется  нежным  лучам  солнца,  а  главное  он  указывает  на  порт  и  на  море,  которое  уже  не  улыбается ,   а  смеётся  во  всю,  переливами  маленьких  солнышек. Сердце  билось  сильнее  видя  красивых  девушек,  которые  как  цветы  собирались  вот - вот  прорвать  бутон  и  расцвести.  Знакомые   с  детства  дома,  деревья… К  развалинам  уже  несколько  попривык  и  они  не  так  шокировали.  Почки  на  каштанах  походили  на  лимонку  без  чеки -  ещё  немножко  и  грянет взрыв.  В  подвалах-  винарках  играла  музыка,  почти  в  каждом  дворе  патефон.  Все  готовились  к  празднованию  первой   годовщины   Дня  Победы. Общее   состояние  предстоящего  праздника  ничто  не  могло  омрачить. Хотя  официально  такого  праздника  и  не  было.
На  спуске  Вакуленчука  меня  громко  окликнули. Я  не  узнал  человека.  Опустившийся,  грязный  ,  спитый  мужик  в   чужом  матросском  бушлате  и  брюках  галифе. Небритое  лицо,  слипшийся  грязный  волос. Кто  это ?
Меня  же  уже  обнимали,  плача…  Я  молчал , не  понимая  что  делать.  Вонючий  бомж. Сильно  вонючий  и  грязный.
- Дай  же  я  рассмотрю  тебя…                Мне   глаза  в  глаза  смотрел  Петро ! Не  постижимо…   Он  был  пьян.  Запойно  пьян.
Вонюч,  грязен  и    запойно   пьян.
- Идём  в  винарку  -выпьем.  Ради  такой  встречи -  нельзя  по - другому.
Мы  зашли  в  винарку.  Вонь  рыбы,  пива,  вина,  дешёвого  табаку  и  папирос  смешалось  в  облако  смрада.
-  Девушка!   Два  пива  и  два  по  стопятьдесят
- У  тебя  деньги  есть ?
- Да.
 -  Я  это  сразу  понял.

Нам  сразу  принесли  заказ  и  от  заведения   кислые   помидоры,    и  соль.
-  За  встречу!
-  Я  ж  не  пью…
-  Тогда  я…
Он  выпил  водку  и  сделал  два  судорожных  глотка  пива. Глаза  налились  слезами.
-  Уходи… Я  себе  противен…  Уходи… Мне  стыдно… Прошу,  просто  уйди.

Я  ушёл ,  поражённый  увиденным.  Размышлять  не  хотелось.  Я  просто  долго  ходил  пытаясь  излечиться  ходьбой…

==========================  институт ============================

Прошло  два  года. Два  года  моментально  пролетели. Я  студент  второго  курса  строительного  института.  Но это  только  статистика.  Наш  ректор – Пётр  Львович  Еременок  оказался  нашим  наставником  и  руководителем. Он  очень  аккуратно  внушил    всем  нам -  вы  одесситы ?  так  стройте  будущее  своего  города.  Не  тоскуйте  о  прошлом,  не  трагедизируйте  настоящее – делайте  будущее.  Одессу  надо  восстанавливать -  спору  нет.  Нужны  те,  кто  будет  строить  и  восстанавливать,  нужны  те,  кто  будет  учить  тех,  кто  сможет  научить  как  строить  и  восстанавливать  и  нужны  те,  кто  будет  заниматься  наукой.  Других  нет.  Ты  где ?  Определись.
Когда   мы  это  поняли,  стали  бессмысленны  мысли  о  послевоенных  репрессиях,  через  которые   стали  понятные  страшные   довоенные  годы,  стали  смешны  и бессмысленны  отряды  НКВД.
- Вы  должны  понять,-  наносное, чуждое, вся  эта  накипь  уйдёт,  не  оставив  следа,  а  то  что  вы  построите,  восстановите  или  разработаете -  останется. Одесса  останется.
Все  понимали  о  чём  он. И  его  не трогали. Это  был  наш  кумир.  Наставник,  Учитель -  если  хотите.
Молодые  преподаватели  с  жаром  вникали  в  суть  науки,  споря  и  доказывая, соглашаясь  и  разрабатывая  будущее.  Строительное  будущее.  Таким  был  молодой  Белорусов.  Дефект  речи  полностью  компенсировался  азартом  и  горящими  глазами.  Технология  строительного  производства – это  не  наука,  это  логика  и  порядок  в  строительстве ,-  вещал  он.  А  разве  нет ? Что за  чем  и  чем  делать -  важнейшие  практические  вопросы. Он  хотел  выучить  всё  ,  что  существует  в   мире  по  этому  вопросу.  Помню  его  пример :
- Даже  в  муравейнике  есть  разделение  труда.  Есть  муравьи ,  которые  умеют  воевать,  есть  которые  приносят  и  заготавливают  корм,  а  есть  те,  которые  умеют  строить.  Мы  из  их  породы…. Его  коронное  сравнение :
- Только  орангутанг  строит  себе  жильё,-  потому  и  самый  развитый  из  обезьян.  Остальные    в  панике  ищут  навесы,  где  укрыться. А  орангутанг  готовиться  к  непогоде  заранее ,  строя  дома -  гнёзда. Вопрос  как и  из  чего  строить ?  Тут  нужен  анализ.  Ведь  вес  у  него  поболе  нашего  раза  в  два… Не  каждый  из  нас  поймёт  как  это  сделать.  Для   того  вы  и  учитесь.
    А  Прокопович ?   Игорь  Евгеньевич,  с  его  дрожащим   безэмоциональным    голосом ,  вместившим   в  себя   кладезь   мудрости.  Формулы  «из  головы»  в  три  страницы ?!  Замдекана .
Помню  его  постулаты :
-  Каждый  должен  решить  для  себя – он  инженер-   строитель ?  Если  ответ  положительный,  то  мы  должны  общаться  на  языке  формул  и  чертежей,  а  не  на  языке  обывателей,  делающих  ремонт.
Это  были  люди  желающие  городу  и  стране  создать  будущее   технологий  и  науки,  а  не  НКВД  и  разбирательств. Это  другая  порода  одесситов.  Не  по  роду,  но  по  мыслям  и  устремлениям.  Контраст  с  вновь  заселившими  город  был  разителен. Я  учился  и  эспериментировал,  голодал  и  подрабатывал,  относясь  к  подработкам  так,  как  будто  это  тяжкое  бремя,  отрывающее  меня  от  основного.  Мне  было    интересно  сверить  мои  знания,  с  реальностью.  Крепление  фасадной  лепнины,  устройство  перекрытий  в    разрушенных  домах  и  возможные  способы  восстановления,  отлив  декора   лепнины  из  алебастра, -  много -  много  чего…. Мне  хотелось  проявить  себя  именно  в  реставрации… Всё  остальное  было  вторично… Так  я  познакомился  с  будущей  моей    женой -  художницей,  пытавшейся  запечатлеть  послевоенную  Одессу  и  её  восстановление.
Женечка  не  была  одесситкой  по  рождению,  но  была  одесситкой  по  сути. Её  воображение  художницы  рисовало  какую  то  непонятную  страну  на  сказочном  острове,  которую  она  изучала  и  запечатлевала  как  художник. Очень  сложное  индивидуальное  восприятие  сочетало  платаны  и  фасады  улиц  ;  кованные  балконы  над  уникальными  воротами  и  кота ,  величаво  рассматривающих  всех  сверху  вниз  со  своего  балкона. Она  всё  это  видела  в  каком  то  сложном ,  но  таком  по  добром  органичном  сочетании,  что  я  не  мог  оторваться  от  её  работ. Увлечение  работами  переросло  увлечение  самой  Женечкой,  как  человеком  с  громадным  внутренним  миром.  Она  видела  во  мне  романтика,  которого  следует  несколько  отрезвить  реальностью.  Мы  спорили  и  это  нас  безумно  сближало.  Именно  споры  и  породили  ЛЮБОВЬ.  А  любовь  породила  брак  и  закономерный  результат  оного -  двое  разнополых  красивейших  близнецов!  Вот  так!
Родственники  Жени  для  меня  были  духовно  чужие  люди  и  наше  общение  носило  исключительно  формальный  характер ,  где  зачастую  жена  выступала  переводчиком.
Семья
Прошли  годы  труда  и  усилий,  увлечений  и  разочарований,  прошли  годы,  за  которые  я  ни  разу  не  сел  за  дневник.  Росли  двое  детей, жена,  работа -  вот  и  весь  набор  съевший  меня. Почему  я  взялся  за  перо ? Потому  что  в  Тюмени  строю  городок  строителей,  потому  что  бежал  от  конфликта  в  семье  и  на  работе,  потому  что «длинный  рубль» -  единственное  моё  применение. Потому,  что  не  хотел  развода. Много  «потому»…
    Дети -  святое. Это  аксиома  для  любого  одессита  всех   времён  и  народов.  Что  учат  они  в  школе ?  Опять  собираются  соединить  пролетариев  всех  стран ?  Опять  интернационализм ?  Опять  победа  социализма -  коммунизма ?  Опять  всеобщее  равенство  при  графе  национальность  в  паспортах  и  графе  где  были  родные  и  ты  при  оккупации ?  Братская  помощь  другим  народам?  Опять  всё  сначала ?  Неужели  мало  немецкого  и  румынского  пролетариата ? Надо  ещё?   Помогли  империалисты  Америки  и  Англии ,  а  пролетариат  других  стран  «мысленно  был  с  нами».  И  эту  ложь  внушают  моим  детям.  И  я  молчу ? Сказки  про  оборону  Одессы  и  не  слова  про  завод  Большевик  и оставленных  на  смерть  милиционерах  и  евреях. Ни  слова  об  освободительных  бомбёжках… Опять революция,  и  Ленин,  такой  молодой…  Опять  всё  сначала… Как,  как  это  можно ?  И  моих  детей  принуждают  учить  этот  бред ?  В  моём  родном  институте  решающей  является  кафедра  научного  коммунизма  и  политической  экономии ? Я  что,  контуженный ?!
 Жена  говорит,  а  орден  у  тебя  имени  кого ?
Имени  защиты  Отчизны,  а  Ленин  и  Красная  звезда    здесь  ни  при  чём, - ответствую  я.
-   Это  ты  не  причём,- глаголет  она.
- Союз  Советских  Социалистических   именно  этих  республик  Союз.   И  цель  коммунизм  через  развитой  социализм  никто  не  отменял. 

Это  была  правда.  Опять  гонения  на  инакомыслие  и  церковь,  опять  лагеря,  опять  стукачество.  Мало  что  изменилось.  Мы  опять  самые  передовые  и  мои  дети  должны  дублировать  мои  споры  с  Мишкой,  как  будто  не  было  войны.  Одесский  язык  вытравливается  как  образчик  безграмотности,  украинский  считают  недоязыком,  а  русский,  Лениным  переделанный  напрочь  -  единственным  межнациональным.  Нам  мало.  Ещё  хотим.
Я  уехал  не  туда  а  отсюда.  Вернусь  ли ? Пусть  живут  в  ногу  со  временем ,  а  я  буду  зарабатывать  и  отсылать… Я  , не  имеющий  ни  одной  фотографии,  где  я  моложе  двадцати  лет. Ни  фоток   семьи,  родных, - никого.  Космос…  Человек  ниоткуда.
  За  окном  стужа  и  вьюга,  в  домике  тепло  и  уютно.  Главное  ,  я  нахожусь  в  мире  с  самим  собой в   морозном  Севере.. Вспоминаю  свой  двор,  куда  я  еженедельно  ходил ,  ожидая  весточки  от  родных. В  свой  и  Мишкин.  И  в  двор  братьев. Жители  двора,  точнее -  новые  жители  двора,   меня   считали  контуженным,  ибо  ничем  иным  такое  постоянство  они  объяснить  не могли. Я  искал  хоть  какие  крохи  информации,  хоть  какие  то… Выжжено.