Поселки в степи

     Раньше их было в округе поселения Зуевки десятки. И все они имели названия символические,  красивые: Безгинов, Березовый, Лесной, Чилиговый, Луговой,Крутенький, Дольный, Соляной. И расположены они были разумно, с учетом природы и рельефа местности. Красивые были вокруг них мета, чем и  отличается ныне полу-сохранившийся поселок Березовый. Он теперь единственная память о былом времени, о прошлых людях, жизни и быте того времени.
   
     В начале двадцатого века безземельные крестьяне поверили реформам
Аркадия Столыпина. Именно тогда многие из них стали переселяться в
заволжские степи. Обширные площади степных залежей Юга-востока
Самарской губернии пустовали. Они и попали в списки
территорий на расселение.
Через старожилов известно поселок Берёзовый в 1910 году организовали переселенцы с Украины. И они же к 1914 году стали организовывать поселки такого же типа вокруг села Зуевки. Селяне рассказывал, что они  вырастали как грибы в
дождь. Их красивые названия опять определяли рельефу местности или окружающая растительность. 
   Посёлки Дольный, Соляной, Чилиговый и Луговой опустели в голодные 1921 – 1922 годы. Посёлок Лесной опустел в военное и послевоенное лихолетье.
      Поселок Крутенький до семидесятого года существовал, стал не
перспективным,  его жители переселились в Зуевку.
     То есть, жители приехавшие сюда в поисках счастья, не нашли счастья, разъезжаются кто куда, покидая обжитые места.
    Я благодарен судьбе, что она мне предоставила возможность в некоторых поселках побывать в гостях, а где и пожить.
     Об этом времени и будут посещаться мои ниже следующие рассказы.


                Cлучай в пути.
    У Василия фамилия Денисов. Она самая распространенная в нашей округе. Его малая родина поселок Крутенький. Он тоже один из выше указанных степных поселков-красавцев. А семей в нем всего в самые благоприятные времена пик проживало сорок. Но это были семьи так семьи, люди так люди. Настоящие. Об этом я могу теперь судить, побывал там, общаясь и узнавая изнутри людей.
    С Василием мы встретились и познакомились в Германии. Там мы в разных городах воинскую службу проходили, а по случаю демобилизации на сборном пункте города Ютербог (родина фельдмаршал Паулюса) встретились.
      Ехали поездом одним до города Куйбышева (Самара). У него на Безимянке проживли родственники. К ним заезжали, гостевали. И там завели мы с ним разговор о моем последующем визите к нему на поселок.

    Но для нас с Василием он мог бы стать и трагическим исходом. За два дня до нового 1957 года он прибыл в Утевку, приехл на попутном транспорте туда и я. И мы с ним санной упряжью на колхозной Рыжухе ехали из Утевского военкомата (где вставали на военный учет) на его поселок Крутенький. От райцентра до их поселка прямого пути 40 километров. Наш путь лежал через степные поселки Каменный дол, Песчаный дол и через поселок Березовый. На березовом поселке мы должны были переночевать у его тетки, а на утро уже до его поселка Крутенький добираться.
      Путь не малый, а светлого времени оставалось четыре часа.
Доехали до Песчаного завидно. Вокруг ровная, сверкающая снежным серебром степь. Лесополос в те годы еще не было. Дорога шла накатанной лентой, просматривалась впереди далеко, а горизонт круглым обручем обрамлял нас.
Лошадь торопилась домой, рысцой бодро бежала, будто и не устала. И мы на сенной подстилке сидим в тулупах, в тепле разговариваем. Времени и длинной дороги не замечаем. Василий мне все радужные картины рисует: как мы с дороги у его тетки с устатку да с мороза выпьем прихваченную в районном универмаге «Столичную», и он поведет меня к поселковым девчатам знакомиться.

     Близился вечер, а нам еще до Березового десять километров ехать. Мы еще только-только миновали совхозное отделение №5. Но тут нежданно и негаданно потянул ветер, поползла через дорогу поземка. В степи началась метель, которая на дорогу наложила глубокие переносы. Тяжело стало тащить сани нашей Рыжухи. А еще через полчаса буран вокруг поднялся такой силы и плотности, дороги в двух шагах не видать, Рыжуха наша остановилась. От ее спины от холки пар валил, она тяжело дышала.

     И мы стали думать, чем ей помочь. Слезли с саней, сняли тулупы, одним спину лошади накрыли. Сами, вчерашние солдаты, в шинелях и шапках солдатских, снег от саней руками и валенками стали разгребать. Против стихии это ничего, но этим мы грелись, отвлекались от мрачных мыслей. Замерзнуть в степи и пропасть мы пока не думали, но какая-то тревога нас брала: молодых, сильных, отдубасивших службу в ГДР.
      А чего? Против природы не попрешь. Мы находились в центре бушующей стихии. В открытой степи она бывает безжалостна.
Дали мы отдохнуть лошадке. Ехать бы, дороги не видно, на землю опустилась глубокая ночь. Чего делать? Вспомнили совет старожилов, отпускаем Рыжуху в «свободное плавание». Сами идем следом, сани из сугробов толкаем, лошади помогаем.
     Лошадка тяжело и медленно шла и нас за собой вела. Часов через пять, шесть подвела нас к оврагу. Прошлась вдоль его берега шагов пятьдесят и встала как вкопанная.
      Уставшие, ходили мы с Василием вдоль оврага, искали переезда. А нам так хотелось поспать. Нам казалось, что наше тяжелое путешествие по степи было бесконечным. Но мы понимали, что засыпать уставшим опасно.
Временно оставив на месте Рыжуху, мы стали перебираться на другой берег. Перебравшись, стали ходить кругами, каждый раз увеличивая диаметр круга. Буран к нашему счастью утихал. На каком-то кругу (может десятом) мы увидели огонек. Пошли на него. Светилось окно крестьянского дома. От хозяев мы узнали, что попали в поселок Жданов, а это рядом с Богдановкой, куда с Березового возили колхозное молоко в Пром. И на наше счастье трактор, отвозивший молоко, совсем недавно проехал с обратом назад.

      Добрые хозяева уговаривали нас заночевать у них, но Василий был настроен добраться все же до своей тетки. Я не стал ему перечить. Поблагодарив хозяев за гостеприимство, мы отыскали на снегу свежий след трактора и прицепленных за ним саней, и по этому следу часам к двум ночи мы прибыли к бабе Дуне. Она достала нам из печки томленые щи, под них мы выпили  той самой водочки, успокоились и крепким сном заснули ее на печи.
И только к обеду следующего дня мы приехали на их поселок в его дом.

     А в поселке Крутеньком переполох. Пропали два мальчика: Вася Барихин четырнадцати лет и Коля Кортунов двенадцати лет.
Они накануне пурги, в которой мы с Василием Денисовым по степи блукали и чуть в ней не пропали (разумная лошадь спасла), взяли санки, мешки и отправились в степь за сеном в остожьях. Прошли сутки, а о них ни слуху, ни духу. Теперь их всем поселком ищут.

     P. S. — Нашли через неделю их мешки с сеном. А еще через неделю в стороне к Зуевке найдены были их санки. Мальчики как в воду канули.
Поговаривать стали «Мальчиков в степи замело снегом». Тела мальчиков весной обнаружили зуевские трактористы, они на колхозном поле задерживали талые воды. Менее двух километров не дошли до Зуевки эти дети. И в память о их гибели на том месте родственники поставили железный крест на том поле. Стоял там он долго, его трактористы работая на севе или на уборке полевых культур  осторожно объезжали.
Пишу в назидание другим. Чтобы знали, прежде чем куда-то идти, ехать, лететь, подумай
«А мне это срочно надо?»

                НОВЫЙ ГОД ОТМЕЧАЛИ ВСЕМ ПОСЕЛКОМ
    Наступал новый год, далекий - 1958 - й.

В поселок «Березовый» мы прибыли гурьбой на санной упряжке. С нами были три девицы - красавицы. Это две сестры Некрасовых: Катя с Машей и Аня Денисова, друга моего сестренка. Их пригласила молодежь с поселка Березового встречать новый год, а я как ним примазался, девицами увлекся. И тоже сошел за их компанию.
Мне двадцать два года, Катя моя ровесница, а Маша с Аней нас лет на пяток моложе. Юнцом я тогда выглядел, красавцем, салагой, как меня тогда   звали погодки. Хотя за плечами у меня курсы трактористов,  сезон работы на совхозном тракторе и три года службы в ГДР.

                На вечере
Проведем мы его превосходно, впечатляюще, с последующими неизгладимыми воспоминаниями.
        Пили на вечере самогонку  стаканами, закусывали квасом со студнем.
Хмелели на глазах. Вразнобой но не умолкая говорили, нескладно пели.
Леша,завклубом здесь был любимцем. Спиртным  подогретый он играет в гармонь азартно, на все лады. Под ее мелодии выходят на круг сначала самые бойкие. Девчата и ребята дробят ногами на половых досках так, что дом  ходуном ходит. Потянулась за ними молодежь теперь смирная. Парни из первой и второй группы кочетами заходили, а девчата ножками веселее затопали и бедрами заюлили. За столами кто сидел теперь языками зацокали, руками замахали. Выходило это, если со стороны смотреть, смешно и ладно.
Общее веселье под градусами спиртного разгоралось. Но тут гармонь вдруг ни с чего зашипела, засвистела и смолкла. Веселье сразу же угасло. Все вдруг замолчали, пребывая в догадках «Что  случилось?»
Кто-то сказал о гармони «Не бывает ничего вечного. Износилась и  Лешина гармонь». Но Леша молодец. Он не растерялся, отложив гармонь на убранную еще кровать за подушки, заулыбался. Обращаясь к гостоям с просьбой не расстраиваться заверил их о том, что завтра же он свою старую гармонь наладит, сделает ее меха опять новыми.
     И гости следуя его совету все успокоились, сели опять за столы. Предновогоднее угощение, а потом и веселье продолжалось.
 
                ПИШЕМ ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ.
Скучными проходили праздники и другие дни. Б гармони молодежь поселковая теперь куда? Если только на похороны. На праздниках принято пить и до одури веселиться.
    Но и после гулянки в селе болей, не болей, а  утром иди на работу.
В деревне жить без  работы грешно. И   после того вечера участники забыли думать о гармони. Зато мы с Лешой, с завклубом в клуб с утра подались. Леша там клеил меха у гармони.
Склеит, разведет, звуки опять и зашипели. Бросили затею. отправились в колхозную контору.
В должности главбуха был Лешин брат. Узнаю, гармонь Леши подарил он на его день рождения.
Брат Леши советует решать вопрос гармони с председателем. Пошли к председателю Пономареву. Я его знал, мы родом с ним из Зуевки.
Доказываем ему "Без гармони молодежи жить нельзя. Под нее молодежь в клубе поет, пляшет, танцует, сценки ставит".
Председатель слушает в первый, второй, третий раз, отвечая  заученно «В колхозе денег на гармонь нет». Дескать, на носу у него посевная, уборочная.
И решились мы тогда с Лешей писать на председателя статью в газету.
Редактором «Сталинского луча» был Петр Карпенко, родственник поселкового  секретаря партбюро, Андрея Карпенко нас он поддерживал).
Сочиняя заметку, я сомневался, а ее в газете напечатали. И был в поселке переполох.
В колхозе прошло собрание, люди голосовали за покупку гармони.
Поехали с Лешей в Утевку. В универмаге из всех гармоней Леша выбрал самую лучшую.
Узнаю, вскоре Лешу забирают в армию, а он в поселке во многих ипостасях: он музыкантом, завклубом и секретарем комсомола. Но поселковая молодежь не остается без такого лидерства. У Леши были ученики и преемники его общественных профессий. Завклубом поселяне избрали Сашу Дробышева, которого Леша Ильченко еще ранее научил игре на гармошке.
Культурная жизнь на поселке продолжалась.

                НОВЫЕ ВСТРЕЧИ В ТЕХ ЖЕ ПОСЕЛКАХ
     Прошел так же быстро и год следующий, 1958-й.Но я успел в нем и достичь многое. Позади моя учеба в школе киномехаников, в результате чего я теперь спецалисть по кино. А специальность мне присвоена там квалификационной комиссией "Киномеханик широкого профиля".
     Такие тогда были времена. Без какх либо проблем, по предъявлении их в районном отделе кинофикации, меня его дирекция спрашивает:
      - Ты Бариновское поселение Знеешь? Киномехаником туда поедешь работать.
 Бариновка звестное в Утевском районе ело, уютное, красивое. Рядом с ней пртекает речка Самарка, много вокуг лугов, озер.
 Кинопроектор КП-35, широкопленочный там стоял. С перерывом кино шло. Примерно 10 минут проходило и касета одна заканчивалась. А их бывает 8 или 9. Приходилось пленки перезаряжать, зрителя эти раздражать. Но кино тогда любили и на их просмотры люди организованно ходили. Так что киномеханик на селе был человеком почетным, авторитетным и даже интеллигентным. А платили ему за работу 39 рублей.

     Но по скольку в селах тогда электричеств не было, то в его ведении был еще и движок (моторчик одноцилиндровый, который назывался "Эл -3, дробь - 2"), с электрогенератором. Он вырабатывал электричество для аппаратуры.
Три месяца я в Бариновке работал киномехаником. Жил у молодой солдатской вдовы, у которой было двое маленьких сироток войны. После чего по халатности моториста загорелся у нас этот самый движок. Радиатор от огня расплавился.
     Поругало меня мое начальство, но работу временную предоставило на киноустановке при районном СДК. Она более ответственная, но авторитетная и более оплачиваемая (62 рубля).
    А уже в канун нового 1960 года мне была предоставлена возможность с узкопленочной киноаппаратурой "Украина -2" ехать на поселок Березовый и там работать киномехаником.
       Числа 25 декабря я туда санной упряжью из Зуевки прибыл.Привез я с собой и передвижную киноаппаратуру.
Пару дней осваивался с новой обстановкой, с жильем устраивался. У той самой тетушки Дуни на жительство определился. У которой мы с Василием на печи отогревались,отсыпались после блуждания в ту злополучную пургу. Подыскал я себе и разумного моториста на движок. На поселке Березовом электричество  местное было. Но кино я должен демонстрировать и на поселке Крутеньком.
      Объявил я 28-го декабря первый мой первый сеанс. Он не состоялся, аппаратура подвела, сломалась. Налаживали ее мы в местной кузнице с   молотобойцем Анатолием Кузнецовым. Лудил, паял он мне так называемую грейферную рамку. Спаял, слава богу. И, худо, бедно, 31 декабря 1959 года я березовцам  продемонстрировал кино "Андрейка".

                КРУТЕНЬСКАЯ ПУСТЫНЬКА
 
      В окрестных селах и поселках до середины шестидесятых годов ХХ века это место называлось «Кузьминов родничек». Оно находится между поселком Крутенький и селом Летниково. И если следовать туда степными дорогами из Зуевки  в юго-западном направлении то расстояние до пустыни - 12километров.
Вот уже много лет в эту пустынь собираются верующие из разных мест в определенные дни, в религиозные праздники. Раньше люди ходили туда пешком с верой избавления от физических и духовных недугов, в целях освобождения души от грехов.  Зимой и летом шли они туда, терпеливо преодолевая свои болезни, непогоду и усталость.
В 1960 году работая киномехаником на поселке Березовый, ездил я со своей кинопередвижкой и на поселок Крутенький. Селяне тогда любили смотреть кино. И жители поселка обязали меня ездить к ним. Один раз в неделю я к ним приезжал на колхозной подводе и демонстрировал кино в частном доме Дробышевых (Родители гармониста и теперь заведующего Березовским клубом Саши Дробышева). Там впервые я и узнал о святой пустыни.
Мне подсказали, что на поселке проживает некий дед Рыбок, который любит о старине рассказывать, и в поселке он всех старше. Я его и посетил.
Когда я зашел к Денисовым, дедушка лежал на русской печи, я поздоровался с его дочерьми и с ним за руку, сказал о цели моего визита. По совету дочерей и с моей помощью Рыбок спустился по ступенькам на пол. Уселись мы с ним для беседы в горнице. Старичком он оказался маленьким,  щустреньким и, что особо меня обрадовало,  разговорчивым, хотя и не сразу.
О Крутеньской пустыни прошу его рассказать.
- О Кузьминовом родничке штоль тебе рассказать? – переспросил он. - А чево о нем рассказывать? Все слыхали и все в нево ходють, - он рассмеялся, глядя то на одну дочь, то на другую. Но те ему посоветовали рассказывать, мол, человек он новый и тебя просит.
Ну. Кузьма жил в пустыне, старец. Он ее первым и обосновал. У землянки жил долго, потом саманушку люди ему сложили. Экий был загадочный этот старик. Сазон о нем рассказывал, еще мальцом он к нему верхом с пахоты ездил.
      На стане полевом уселись мужики кружочком - кашу сливную собрались обедать, а соли не оказалось. Такая у них оказия вышла. Мужики за солью Сазона у пустынь и отослали.  А мальцу - ему чево? Он и поскакал, мигом -  и тама. К крыльцу подъехал, а дед кисет ему с солью подаеть, говорить «Вези соль-то быстрей. Мужики, небось, тебе заждались, кашу без соли сварили.
А там он себе,  Кузьма-то родник за ручьем выкопал, - рассказывал дальше дедушка, - к нему народ стал страждущий приходить. Исцеляться к нему ходить стали на Пасху, на Святую троицу и в дни Светлого Крешения.
     Ды ты пройдись по поселку-то и спроси; от хвори там народ как лечатся, от испугов, от других недугов? И тебе посоветують, мол, иди у пустынь и водицей родниковой спрыснись. Она теперь святая, как старик туда пришел. Поэтому и в прошлую войну Гражданскую народ туда валом валил, а в Отечественную и подавно. Особенно женщины вдовые туда в войну шли. Живой был еще Кузьма, можеть и ево ученики. Они им точно судьбу и предсказывали. У плену ли, убитые ли, живые ли их мужья и сыновья, он узнавал - и они.
      Эти легенды о пророке старце долго еще передавались из уст в устав нашим народом. Слышал я и позднее рассказы о старце, который долгое время жил в Крутеньской пустыне. Эту историю мне рассказывала бывшая жительница Крутенького, Натарова Анна. Она ровесница дочерям Рыбока, которые меня добродушно тогда в свой дом приняли и которые потом показали тропу в пустынь. Она рассказывала:
    - Эта быль тоже о Кузьме-провидце, о приехавших к нему двух женщин. Я ее от своей бабушки еще слышала. Они приехали из Несмеяновки или из Ореховки,  И тоже старец их встретил у своего жилища, не давая женщинам переступить его порога. Он их сначала тут внимательно выслушал. А после этого указал на одну из них, говоря «Ты доченька на мою проповедь оставайся, одна ее послушаешь. А ты миленькая, - обратился он к другой, - возвращайся быстрей домой. Так богу угодно».
     А поскольку ослушаться старца, пустынника в то время не решался никто, она на подводе и уехала. А другая женщина хотя и с волнением, но службу выстояла до конца и заторопилась уходить домой. Идти ей придется теперь пешком и к тому же  одной, поэтому и волновалась. Но подошел к ней Кузьма и опять загадочно сказал:
  - А ты доченька не торопись, успеешь. На лавке подождеть тебя соседка.
Вряд ли догадалась она намека старца, но не трудно нам понять ее потрясение, когда придя в свое село, она услышит весть о внезапной смерти ее попутчицы. Говорили, к ее приходу покойную успели по обычаю уже обмыть, обрядить и положить на лавку в передний угол, под цветы и под иконы.

     Еще удивлялись его прихожане «Интересно, чем наш старец питается, уж не святым ли только духом?»  Говорили, что Кузьма запрещал им делать ему приношения. Хотя чему удивляться, если местность, где облюбовал устроить себе жилище старец, по природным дарам была более чем щедрой. Много там разных ягод летом поспевает, есть там в низинах целые заросли лугового чеснока, встречаются целые кулиги зверобоя лекарственного, солодового корня, картофеля полевого и других ценнейших лекарственных и съедобных растений.
А на возвышенных местах, на холмиках и крутоярах пустыни росла издавна  чилига мелкостебельная и полынь серебристая. Из этих растений местные жители заготавливали веники для себя и на продажу. Считалось, веники, если заготовлены в пустыне, они особо прочные, гибкие и более ноские.
Рассказывал мне Рыбок (по метрикам он Денисов Александр), как   в его молодости (1915 – 1920 годы) в их пустыне появились еще два странника; Михаил и Федор.
     - К тому времени  наш Кузьма стареньким уже стал. И он их принял себе на замену, а можеть и от репрессий укрыл,  - высказывал тогда свои предположения Рыбок. - И правильно поступил, во-первых, он им передал накопленный опыт проживания в его пустыне, во-вторых, он им успел передать и  глубокую веру в бога и опыт служения людям, которыми сам обладал.
     Говорили потом наши прихожане, что сам он после этого тихо и смиренно представился богу. Но и эти старцы там ненадолго задержались.
      А связано это было наверняка с притеснениями властей, которые начались после закрытия Зуевской церкви (июнь – 1932 год) и других событий. Именно при закрытии церкви в Зуевке был зарезан активист сельского совета, секретарь местной партячейки Денисов Алексей Ильич. А это не осталось без отместки. Начались гонения на верующих, отправили в ссылку звонаря зуевской церкви Рагузина Афанасия и подозреваемых в подстрекательстве прихожанок Шмойлову Уляшу и Пенькову Александру. Говорили, после этих событий и домик старцев у святого родника был разобран а дом активиста Денисова подожжен.
       Но и эти события не уменьшили веру людей в силу духа и в чудо  Крутеньской пустыни, которую так и продолжали посещать. Там все такие же происходили странности. О них Анна Натарова мне тоже рассказывала:
    - Однава с поселка Крутенокий пошли наши женщины в пустынь  за серебристыми вениками. Там  землянка бывших старцев уже на половину завалилась, но могилка Кузьмы и крест были целыми. Походили они вокруг нее и решили рядом с крестом веников наломать. Но послышались три глухих слова «Явилися, рабы божии!?».
Три слова, от которых женщинам стало не по себе. И они поспешили уйти из пустыни без веников.

     И все же манила и манит теперь людей Крутеньская пустынь.
Вот и я когда услышал о ней первые подробностии от Рыбока поспешил увидеть ее собственными глазами. На лыжах туда поехал, зимой, в мороз лютый поехал, не поленился. По заячьим тропам шел с охотничьим ружьишком. Приехал, а там сказочный, первозданный пейзаж, вокруг белым бело, Иней на вениках и тишина. И только одна строчка лисьего следа вилючего на снегу. По ней я и нашел могильный холмик старца и единственный крест. Деревянный, покосившийся от времен крест, который одиноко и сиротливо стоял в простуженном зимнем поле, привлекая к себе пробегавших мимо диких зверей.
       И еще раз я пустынь посетил, но уже лет через тридцать. Теперь я был не один, а с бывшим жителем поселка Крутенький, с Иваном Григорьевичем Кортуновым. Его год рождения как ни странно, но совпадал с годом закрытия церкви в Зуевке и с годом гонений в наших местах на верующих.
Ехали мы в село Летниково по делам колхозным  проселочной дорогой, которая пустыню не минует. Ну и как нам было около нее не остановиться?
Походили мы по ее территории, нашли бугорок, где когда-то была землянка последних старцев; Федора и Михаила. А рядом с ней  добрыми людьми, их мастеровыми руками была выстроена самодельная часовенка, рядом срубовой колодезь и железный крест на месте креста деревянного. На нем рукописный портрет Кузьмы, работы местного художника Ивана Голубенко, с которым я тоже дружил до последнего его часа. С рамки смотрел на нас старик, обросший весь, лица чуть видно, кроме глаз цыганских, острых, угольно черных. Он в монашеском облачении, цветы свежие вокруг и на кресте.
 
     Иван Григорьевич, мой водитель все ходил по пустыне, вспоминал, мне рассказывал:
      - Пустынь нас всегда заманивала к себе своею таинственностью, природной красивой, яствами. Устанем, пока сюда идем, летом жарко, пить захотим, тут родничок в овражке ключиком бьет и ягод разных навалом. Наедимся их, кручи все облазаем, овражки проверим. Обратно домой идем еще больше уставшие, но довольные.
       А однажды, во время войны это было, нас тут кто-то пугать стал. Только мы направимся в светелки, а там хлопки. А нам было-то лет кому сколько; мне 9, другим чуть больше, кому и меньше. Думаем, уж не пустынник ли воскрес?
      Посоветовались мы, и решили понаблюдать издали. И, поздно, к вечеру заметили идущую женщину с узелком в руках. Узнал в ней наш  дружок Васька тетку свою. Она незамужняя, ходила в пустынь на свидание к мужчине.
     Долго ходила. Потом по поселку слух прошел,  забрали его милиционеры, посчитав за дезертира. А наша женщина еще так и продолжала ходить туда по привычке, крестясь на крест и навстречу с ним надеясь.