Книга 1 истоки глава 5 юность ираиды часть 21 мест

На фотографии -  Я (ИРАИДА)


 КНИГА  1  ИСТОКИ

 ГЛАВА 5  ЮНОСТЬ ИРАИДЫ

 ЧАСТЬ 21   МЕСТЬ  МАЧЕХИ



                ВОЗВРАЩЕНИЕ В ШАТУРУ

                1957 г.
 
Вернувшись из Армении, я тоже рассталась с друзьями, которыми там обзавелась. Но нужно было жить дальше и работать, теперь уже дома.

Больших строек в Шатуре не велось. Самой богатой организацией была ГРЭСС № 5. Пошла я в отдел кадров. И неожиданно мне предложили очень даже не плохую должность - мастера текущих ремонтов строительного цеха ГРЭСС № 5.

В трудовой книжке появилась запись:

3.   1957 г. 5.09.                МАСТЕР   ТЕКУЩИХ   РЕМОНТОВ
                СТРОИТЕЛЬНОГО   ЦЕХА   ГРЭСС № 5



Строительная бригада состояла человек из 12-и, может чуть, больше.  В неё входили штукатуры, маляры и  плотники.

ГРЭСС была старой. Естественно, то там, то здесь начинала облезать на стенах штукатурка, лупилась краска. Иногда требовался не текущий, а капитальный ремонт каких-нибудь подсобных помещений. Нужно было периодически делать обход всех помещений ГРЭСС, осмечивать предстоящий ремонт, а затем контролировать его качественное выполнение. Работа разнообразная, по - своему интересная.

У меня был пропуск и допуск для свободного хождения по территории ГРЭСС. Больше всего мне было интересно иногда рассматривать центральный зал ГРЭСС, с высоты  площадок, расположенных по бокам  зала. По этим площадкам можно было пройти в другие помещения верхних этажей. А внизу работали основные машины ГРЭСС, облепленные массой каких-то датчиков и манометров. В центре зала стоял центральный пульт управления, с которым были соединены все машины и аппаратура. У каждой машины прогуливался специалист, который следил за показателями датчиков. Сверху люди казались малюсенькими. Их фигурки двигались, как роботы, так как они одеты были все одинаково, и даже, казалось, двигались в одном ритме.

Однажды проходя по площадке, я подумала, что в таком зале должна быть хорошая акустика. Я засунула в рот четыре пальца, и свистнула. Свист получился пронзительный, неестественно громкий. И я с удивлением увидела, что внизу все забегали, заглядывая на приборы, а дежурный у пульта хватался за телефоны. Я во время спряталась, а то мне грозило бы увольнение без промедления. Я потом узнала, что свист – это сигнал тревоги во время какой-нибудь аварии…

Казалось, меня совсем не долго не было в Шатуре, но как-то резко изменился контингент постоянных участников художественной самодеятельности.

В клубе продолжал руководить драматическим кружком Константин Васильевич Вьюшков. Раньше он, вместе со своей женой – Марией Васильевной, успешно работали в драматическом театре Саратова. Когда подкралась старость, и ролей стало меньше, они по договору переехали в Шатуру. Сам Константин Васильевич стал руководить драматическим кружком, а его жена – вела балетный кружок с малышами. Детей у них не было, и поэтому они всё своё и рабочее и свободное время проводили во Дворце культуры имени НАРИМАНОВА.

Вьюшкову удавалось ставить на сцене дворца серьёзные большие спектакли. Руководство ГРЭСС не скупилось на расходы, поэтому декорации были настоящими, всегда добротно выполненными. В спектаклях участвовали кружковцы самого разного возраста. То есть молодым не приходилось играть стариков и наоборот.

Когда я вернулась в Шатуру, шли репетиции – «Вассы Железновой». Желающих играть у Вьюшкова было много. Поэтому меня он ввёл во второй состав группы, и дал роль Натальи, дочки Вассы.

Кроме этого, на концертах художественной самодеятельности, я выступала с декламацией.

Во дворце было много разных кружков. Однажды, после спектакля, ребята из кружка художественной фотографии, делали фотоснимки для альбома. Нас всех фотографировали в костюмах, в которых мы выступали. Я попросила их сфотографировать меня отдельно. Сняла костюм, прикрыла плечи газовым шарфом, выбрали ракус в пол оборота. Снимки получились такими хорошими, что  потом долго ещё висели в фойе, на выставке художественных работ этого кружка. У меня сохранились две фотографии. Только, они состарилась за прошедшие 60  с лишним лет.

Я приехала вовремя домой. Так как вскоре стали разворачиваться трагические для нашей семьи события.


                МЕСТЬ  МАЧЕХИ


   Мы жили в Шатуре в коммунальной квартире. Была кухня с большой плитой, и кучей тараканов, которые ночью шелестели в темноте, как будто кто-то читал газеты. Мы кухней не пользовались.

Не помню уже, кажется, о соседях я уже где-то писала…

 Соседи занимали большую комнату, в которой жила мамаша Шаркова и её три дочери: Тоня, Зина и Анна. Аня вскоре ушла, сняв себе комнату. Я дружила с Зиночкой. У неё, вероятно от рождения был вывих тазобедренного сустава, может быть, что-нибудь другое. Одна нога у неё была короче и тоньше. Ботинком ортопедическим она не пользовалась, и поэтому ходила прихрамывая.  Зиночка работала кассиром в гастрономе.

Тоня – продавщицей в универмаге.

Нам достались две проходных комнаты. Одна – первая, маленькая. Там поставили две кровати – для Бориса и Ольги – дочки нашей «мачехи». Мне на ночь ставили раскладушку, которая еле втискивалась между кроватями, превращая комнату в сплошное спальное место.

 У окна стояла табуретка, на которой бабуся, не желая пользоваться общей кухней, готовила на керосинке еду.

 В следующей большой комнате в левом углу стояла наша старая кровать с набалдашниками, на которой спали отец и Лидия Павловна.

 У окна был стол. Справа от него, перегораживая комнату стоял буфет, за которым спала бабуся.

 А ещё было такое же старое, как буфет – трюмо. У бабуси оставался со времён её молодости  туалетный фарфоровый набор изумительной красоты из вещичек в розовых тонах. В него входило две статуэтки (с отбитыми руками), вазочки для пудры, кувшинчики для духов и два подсвечника. Папа расставил всё это на трюмо, и задумал сделать подсвечники электрическими. Для этого лампочки в виде свечек, воткнули в подсвечники, а чтобы не видны были провода, в каждом подсвечнике выломали края, через которые провода отводились в сторону. В общем, вещи губила не только я…

 В тот момент, на котором я остановилась в рассказе о событиях того времени, у нас в семье  произошли кое-какие изменения. Можно сказать – рокировка. Отец одну мачеху заменил на другую.

 С Лидией Павловной мы с Борькой особо не дружили, но и старались не ссориться. Все неприятности происходили из-за её дочки Ольги. Лидия Павловна баловала её, это в общем-то  - естественно. Но мы считали, что нам  доставалось всегда всего меньше, чем ей.

 Я была постарше, и сдерживалась, а Борька частенько таскал её за косы, или просто давал тумака, Ольга жаловалась матери, та выговаривала отцу, а нам уже доставалось бумерангом от него.

 Бабуся же, естественно, вступалась за нас. Такие скандалы стали повторяться всё чаще. А однажды мы с Борькой так поссорились с Ольгой, что выгнали её из дома. Та побежала к матери на работу жаловаться. А вечером они собрали вещи и ушли в гостиницу.

Мы с Борисом праздновали победу. Но не долго. Через пару недель отец привёл новую «маму». На этот раз была сдобная женщина, работавшая председателем месткома пошивочных мастерских. Она была моложе Л.П. и отца. В дела нашей семьи она не вмешивалась. Приходила и уходила с отцом. Дома ничего не делала. В свободное время любила просто поваляться в постели, которая при ней выглядела так же пышно, как и она.

Лидия Павловна чуть не лопнула от злости. Сначала она нас всех поносила на каждом углу. Не нужно забывать, что Шатура – это большая деревня. Поэтому, сплетни превалировали над другими интересами. Но потом она вдруг резко изменила политику. Она стала нас везде и всем хвалить. Если бы мы тогда только знали, что кроется за её похвалами… Но об этом мы узнали позже.

Лидия Павловна, бывшая гражданская жена отца, которую он привёз из Иркутска, решила ему отомстить за измену. Она к тому моменту уже занимала должность главного бухгалтера Шатурского Торга. Должность не маленькая. У неё уже везде были «свои» люди. Она сделала донос в прокуратуру на отца.

Дело в том, что она знала все его рабочие «секреты». Не даром говорят – «Муж и жена – одна сатана». В постели он рассказывал ей  всё. Поэтому она была в курсе, что в рем - строй конторе, в которой он работал, они всё время занимались приписками. Выписывали наряды на фиктивные работы, деньги делили на тех, кто в этом деле участвовал.

У Нади (пышная дама), с которой отец жил в это время, тоже были влиятельные знакомые и друзья. Именно через них она узнала, что донос – дело рук Лидии Павловны.

Сначала в контору была направлена ревизия, которая в короткое время вскрыла все нарушения. Дело передали в суд. Отца арестовали. Причём, судили почему то  только моего отца.

Надежда вернулась жить к себе домой, где жила её мама. Но к нам она периодически забегала, чтобы рассказать последние новости или сплетни.

Она сказала, что нужно спрятать ценные вещи, так как, могут кроме срока, присудить конфискацию. А какие вещи могли подлежать конфискации? Решили, что это может быть приёмник с проигрывателем и коллекция пластинок, которая была -  в общем-то большой и редкой. Других ценностей у нас  не было…

Я договорилась с Борисом Кожуховским, с которым в это время я начала встечаться,  и мы всё это отнесли к нему домой. Кроме этого, отнесли папино габардиновое пальто и ещё какие-то его вещи. Я тогда не знала, что личная одежда конфискации не подлежит. Или подлежит?

Я ничего в происходящем понять не могла. Почему судят только его одного? Надя наняла адвоката. Деньги заплатили папины «друзья» по конторе. Нам Надя  рассказывала, что адвокат уверял, что всё это дело тянет от силы  на два года.

А на суде, который проходил в Шатуре, приговор прозвучал, как неожиданный гром – 10 лет. Отца увезли в Москву. После пересуда в Верховном Суде, его опять куда-нибудь отправят далеко.

Опять прибежала Надя и сказала, что всё это подстроено. Что нужен хороший адвокат, но уже не областного масштаба, а из Московской адвокатуры. Конечно, это будет дорого, но надёжно. Адвокат, который вёл дело в Шатуре, на первой стадии, сказал Наде, что у него нет выхода на Верховный суд, но он  поможет нам выйти на нужного человека. Он сказал, что отца засудили, что за это получили взятку от Лидии Павловны. Но, как засуживают, так и отсуживают. Деньги все пойдут через адвоката – и судье, и всем, кому нужно.

И действительно, через пару дней мне дали адрес Московской Коллегии Адвокатов, и фамилию – ШАПИРО. Известная фамилия в тех кругах.

Приехала туда, немного подождала, потом меня пригласили в большую комнату, где стояло несколько столов. За двумя из них сидели адвокаты, которые вели приём. Напротив одного сидел посетитель. Я поняла, что мне нужно к тому, что сидел один.

Он меня пригласил присесть. Я отдала бумаги. Он молча прочитал их. Задал несколько вопросов. Затем сказал – «Вот эту сумму заплатите в кассу за сегодняшний прием. Мне лично, после заседания суда заплатите 2000 рублей. Заявление в Верховный суд я напишу и подам сам. О дате суда сообщу сам».

Сумму надо было набрать. Надя помогла продать приёмник с проигрывателем и пластинками. Она же помогла одолжить часть денег. Остальные я брала в долг сама у знакомых.

Наступил день заседания Верховного Суда по нашему делу. Всё прошло так буднично, так просто, и длилось – то меньше часа. В зале сидели на скамейках люди, которые ожидали слушания следующего дела, а по нашему делу присутствовала только я. Что – то говорил прокурор, что-то говорил адвокат Шапиро. Звучали номера каких-то статей. Он на что-то ссылался, что-то вроде – бы объяснял судье, сидевшему за столом. Отца ни разу ни о чём не спросили. А может быть, и спрашивали, я не помню.

И вот решение суда – ссылаясь на статьи такие-то и такие – 2 года.

Вот так подумаешь – 2 года, или 10 лет. Разница чувствуется? И что это за правосудие такое? Одни платят – дают срок, другие платят – срок отменяют. Слава Богу, что так всё закончилось. Но на предстоящие два года мы остались опять одни – я, Борька и бабуся.

Борис уже поступил после школы учиться в Шатурский энергетический техникум. На летние каникулы он устроился на работу на стройку, в бригаду маляров.  Их бригада должна была оштукатурить внешнюю часть каменного дома, и побелить его. Работали на лесах, которые были построены в два ряда. Борис работал на нижнем ярусе. Женщина -  маляр, которая работала на верхних лесах, прямо над Борисом уронила ведро с негашёной известью. Известь пролилась вниз, облила всего Бориса, а самое страшное -  попала в глаза. Его увезли на скорой помощи в больницу. В Шатуре не было специалистов, и его отправили в Егорьевскую больницу, где было специальное отделение.

Письмо в Шатуру из Егорьевска. Адрес в Егорьевске: - «Московская область. Г. Егорьевск.   4-ая советская больница. 22-ая палата. Степанову Борису.»


22.08 57 г.           ДОРОГАЯ   БАБУСЯ   И   ИРА!

Получил от вас письмо. Спасибо. Раньше писать было трудно, поэтому не писал. Сломался карандаш. Сейчас отточу…

Ну, вот и поступил я сюда 4.08., а сегодня уже 21-ое, так надоело, вторая тюрьма, да не в этом дело, что тюрьма, а дело в добровольном заключении, которое сидит сейчас в палате № 19 Егорьевской больницы № 4 и ещё находит чувство юмора.

А сейчас я вкратце опишу состояние своего здоровья.

Поступил я сюда в 3 часа дня, как раз, в воскресный день, это-то и плохо, т.к. в Шатуре искали врача около часа., да и здесь, в Егорьевске специалистов не было и получился хорошенький ожог глаз. А извёстка не ждала, сделала человека полуслепым. Но ты, бабуся, не расстраивайся, я этого не люблю…

На другой день, меня, уже устроенного, вызвали к врачу, та осмотрела меня, и признала моё положение ужасным. Тут же мне стали вводить кислород в левый глаз. Правый у меня каким-то чудом остался. Боль страшная, но не в этом дело, глаз у меня не видел. Только теперь я понял смысл этого слова. Уже я душой не жил, хотя и не показывал этого.

Ну, я не писатель, и не могу всё это описать в мрачных красках, да и сам не пытаюсь, потому, что всё это лишнее. Сам расстраиваюсь, да и других расстраиваю. Ну, немного отвлекусь…

Итак, дни потекли. Каждый день меня пичкали уколами, буквально, закололи, так, что я думаю, как мне встать или лечь. Каждый день после перевязки я уходил и отворачивал свою повязку, чтобы побольше увидеть обожжённым глазом, хоть что-нибудь живое, или хотя бы свой палец. Но это было безрезультатным. Я продолжал рвать на себе волосы.

Прошла неделя, а я по прежнему левым глазом ничего не видел, но свет воспринимал. Я уже привык ко всем процедурам. Как-то вызвали меня на перевязку, развязали, я открыл больной глаз, и неожиданно вскрикнул: - «Я вижу свои пальцы!». Но видел я их в тумане.

Во второй неделе у меня были гигантские улучшения. Я видел всё дальше и дальше, но по - прежнему в тумане. Ну, короче сказать, я сейчас вижу предметы, могу узнавать человека, но всё это в большом тумане. Читать, конечно, не могу, так как не различаю мелких букв. Будет ли у меня видеть больной глаз, или нет, это меня сильно беспокоит. Врач говорит, что не знает. Бельмо, это ужасно, если оно у меня будет.

Первую неделю ко мне приезжали каждый день. Меня завалили продуктами. Большое спасибо тёте Лиде. (наша бывшая мачеха). Она привезла фруктов, которые я ел всю неделю. А для глаза – фрукты, это основное питание.

Бабуся, ты лучше со мной и не спорь насчёт  того, что я принял Лидию Павловну. Как ты думаешь, твоя заботливая тётя Надя, которая даже не почесалась приехать, но и глазом не моргнула, а тётя Лида, в трудную для меня минуту приехала, и сделала всё от неё возможное. И способствовала выздоровлению моего глаза.

 Вот преподобная тётя Оля – маляр, которая приехала ко мне с бесстыжими глазами, вызвала меня, полуслепого, и стала дрожать за свою шкуру. Вот эту-то я буквально чуть не выгнал. А что она наврала вам, это факт. Я ей сказал, что я не вижу, и она побоялась сказать правду.

Ида, мои деньги  - 1000 рублей можешь взять себе на пальто, ведь, у тебя его, действительно, нет. Они мне не нужны, а на аккордеон я как-нибудь соберу. Хотелось бы ещё много написать, но устал. Крепко вас целую.

                БОРИС.

Выпишут меня не раньше 1-го сентября.

Бабуся, не расстраивайся. Ведь, у меня будет всё хорошо.



И, действительно, к счастью Бориса, глаза ему вылечили. Но я сейчас думаю, ну за что ему и Милке выпала такая судьба. И в раннем детстве в школьные каникулы мы все работали в совхозе, и сейчас, в каникулы, вместо отдыха, он вынужден был работать… Да ещё и это несчастье с глазами…

Борису написали письма тётя Фаня и Света из Большой Мартыновки. Тётя Фаня была врачом – офтальмологом.


Письмо в Егорьевск Степанову Борису от Фаины Алониевны Мейстрик.


 Г. Егорьевск, Московской области, Профсоюзная улица, 4-ая Советская БОЛЬНИЦА, палата № 22.


15.08.57 г.    Большая Мартыновка Ростовской области, Почтовый пер. дом 35.


                ДОРОГОЙ   БОРЯ!

Вчера получила письмо от твоей бабуси, неожиданно со столь радостным и… столь печальным о тебе! Конечно, получилось нехорошо, и виноваты, безусловно, администраторы техники безопасности – не выданные защитные очки тебе и другим, связанным с вредностями, но… я уверена, что уже хорошо сейчас, уже больше полторы недели прошло.

 Все ожоги известью, прошедшие за мою практику на глаза, кончались благополучно. Я уверена, что и у тебя результат будет прекрасный. А что тебя задерживают немного в больнице, то это же хорошо: дома ты никогда не выдержишь режима «гигиены» зрения, да ещё процедур закапывания капель и прочее.

До начала занятий в твоём техникуме осталось как раз столько, чтобы ты немного отдохнул, набрался сил. Ты и не торопись, не просись выписываться. Когда врач предложит сама – тогда и уйдёшь домой. Она знает, что надо делать. Положись на её опыт, внимательность, сердечность. Верь ей, и всё будет чудесно. Мужайся!

Бабуся пишет, что с папой всё хорошо получилось. Как хорошо, что Ида оказалась дома. Молодец она, энергичная, настойчивая у тебя сестрёнка. Можешь гордиться ею.

Через 2 года и ты будешь уже с дипломом, а там… дороги в высшую школу. Замечательная перспектива. Миша работает в Башкирии. Всё время на колёсах, но чаще на своих собственных «мокроступах». Думает отслужить положенные 2 года, а там посмотрим, что делать: высшая школа или продолжить работу со средним специальным образованием.

Света сама тебе о себе напишет. Она сейчас отдыхает дома, набирается сил, сейчас уплетает сливы за обе щеки после работы с рисунком акварелью…

Как хотелось, чтобы ты, да и все твои побывали у нас летом. Хорошо у нас всё же было, зелени много, тени, прохлады. Вот добираться, правда, плохо, но теперь через день транспортный самолёт курсирует от Ростова к нам в Мартыновку, и всего около часа пути. Будем живы, здоровы, на будущее лето ждём к себе, Будем очень рады.

Итак, поправляйся, дорогой. Не болей душой, всё будет благополучно.
Крепко целую! Желаю всего, всего счастливого! Будь здоров! Поправишься – черкни.

                Тётя Фаня.

 

 15.08.57 г.
                БОРЯ,   ЗДРАВСТВУЙ!


И что это ты вздумал болеть в такое время? Ну да, впрочем, нам это всё ни почём, не правда ли? Всё ещё впереди: жизнь, музыка, радость и безоблачное счастье. Жаль только, что книг тебе нельзя читать, а то бы ты  здорово использовал тот месяц. Но ты не унывай. Возьми и назло всему и вся, напиши стихи. Вот сильно получается: «Стихи Бориса Степанова». Я думаю  - звучит.

Мне отдыхать осталось совсем мало: 2 недели, а там снова ехать в этот Ростов. Если бы ты знал, как не хочется!. На следующий год мы устроим так, чтобы Миша приехал в отпуск летом, и ты к нам приедешь. Да?

Я недавно увидела старые мамины рисунки акварелью, и решила сама попробовать. Говорят, получается. Впрочем, не буду хвалиться: приедешь, увидишь  сам.

Наша Дымка (кошка) стала совсем апатичной, худущая, как глиста (так говорит мама), а я говорю: серое недоразумение в полосочку. Между прочим, у неё египетский тип «лица». Такие огромные, раскосые, только вот зелёные глазища, и смотрит не мигая. А дикарка страшная! За два месяца ко мне не привыкла!. Такая не вежливая и не любит, когда я ей на кончик хвоста наступаю, даже чуть-чуть (у неё, наверное, с этим связаны какие – то неприятные впечатления). Я думала дать ей историческую кличку, но все подворачиваются мужского рода: Гугенот, Католик, вот – Пуританка, разве, не назовёшь же её – «Боярыня Морозова». В общем, осталась Дымкой, или Дымком, т.к. , очевидно, женского рода имена она презирает и не откликается вовсе, а на «Дымок» с лёгкой ленцой, но голову поворачивает.
А какая у нас была гроза! Чёрное небо разверзло свою грозную пасть и оттуда низвергло на грешную землю огненные стрелы молний, и небесный оркестр сопровождал эту мистерию страшной и неуклюжей музыкой грома. Ух, как он гремел, этот гром, просто бросало то в жар, то в холод, и, казалось, что именно к нам молния пожалует в гости. Но всё благополучно сходило. Гром стонал, только уже в бессильной злобе где-то вдалеке, ведь он один, к счастью, ничего не мог сделать.

Недавно я написала стихи, если хочешь, я дарю их тебе (правда они о девчонке, но это не беда):

Крадётся месяц сквозь лохмотья туч,
Не видно звёзд на мрачном небосводе,
И только  тонкий из окошка луч
Стремиться отдать дань рассерженной природе.

А в светлой комнате, окутанной прохладой
Сон не сумел победы одержать,
И должен был признать колдун с досадой,
Что не любого мог околдовать

В этой комнате, овеянной мечтами,
И лёгким дуновеньем грёз,
Сидит девчонка с серыми глазами
И бледным золотом белёсых кос.

Ей чудится прекрасная Севилья,
И в лживом блеске – королевский двор,
Стремительная вихрем Сегидилья,
Находчивый храбрец – тореадор.

Кармен сияет гордой красотой,
И смерти не унять её сиянья,
И камни древние с суровой простотой
Рассказывают древние преданья.

Звон шпаг блестящих, песня кастаньет
Сливаются в одной эпохи гуле
Со скрежетом рассохшихся карет,
И что носы причудливо загнули.

С весёлой песней лёгких каравелл,
Жестоких конквистадоров удачей…
Мечты, мечты! Не виден им предел,
А кто из нас мечтал тогда иначе?!

Ночь пронесётся, и в лучах зари
Проснётся солнце, а в мечтах о нём
Умчится прочь видений попурри,
Признав победу за сегодня днём.

Вот и всё. Выздоравливай, дорогой племянник. Прости за почерк, он у меня стал ужасным. До свидания.

                СВЕТЛАНА.                15.03.57 г.




 Раз уж  здесь вспоминаем о моём братишке – Борисе, я приведу пару писем, которые были написаны ему его близкими друзьями. Тем более, что в них немного есть и о нём самом.


Письмо в Шатуру из Реутово московской области. В/Ч 164 «к».
 Белинову В.Д.

8.12.57 г      
                ЗДРАВСТВУЙ,   БОРИС!

Извини меня, что я тебе долго не писал. Я думал, что ты лежишь в больнице. Я писал Славе, и просил, чтобы они написали о тебе, но Слава мне не ответил ни на одно письмо. Мама в последнем письме написала, что ты учишься, и теперь я тебе буду писать. Боря, почему мне не ответил Слава? Мама писала, что у него появилась невеста. Что это за невеста? Передавай ему привет. Как твои успехи в учёбе? Не отстал ли ты?

Я служу в строительных частях. Работаю в механических мастерских условно. Вообще сижу в котельне и занимаюсь писанием писем знакомым и родным. Ходили мы вольно, без погон. Жизнь «почётная» по сравнению со строительными частями. Четыре раза в неделю ходим в кино и на танцы. Разрешают учиться., буду поступать в московский энергетический институт (заочный). В воскресенье, возможно сорвусь домой. Нашу часть перевели в Москву, а нас 7 человек специалистов оставили в Реутово, 12 км. от Москвы с Курского вокзала на электричке.

До свидания. Жду ответа.
                ВОВА.



А это письмо Бориса – Володе, в ответ на его письмо.


12.03.57 г.
                ЗДРАВСТВУЙ,   ВОЛОДЯ!


Сегодня, придя из техникума, я увидел лежащее на столе письмо. Узнал знакомый почерк. За письмо большое спасибо. Ты, Володя пишешь, как моё здоровье. Не беспокойся. Оно у меня, как ни у кого, пышет румянцем. Глаз у меня поправился, правда, кое-какой процент потерян. Я ожидал, да и не только я – худшего. Недавно меня призывали на военную комиссию. Я там совсем ослеп, и меня признали негодным. Не знаю как там, а Слава говорит, что я на седьмое небо попал, и потому должен достать пять звёздочек.

В техникуме у меня, как всегда, дела не плохие. Избрали меня старостой в группе, что это такое, я думаю, ты знаешь хорошо, так как ты был им. По всем предметам у меня можно даже сказать, идёт хорошо. Две четвёрки, и, конечно, без троек не обходится, а по деталям машин с «сигмой», как называют Питкевича, я даже не очень поладил, но мы его уделаем…

В техникуме у нас всё по  - прежнему, изменений после тебя никаких не произошло.

Получаю стипендию по материальному положению. Купил гитару. В техникуме мы тут хотим организовать небольшой джаз – оркестр. Не знаю, что получится. К новому году хотим выступить с новой программой. Женька Гуреев, он сейчас на практике в Шатуре, играет на аккордеоне, Слава Полипов – на рояле, я на трубе, да на барабане, и на тромбоне найдём кого-нибудь. Игроки, как ты видишь, Володя, сильные, ну посмотрим… Ты меня спрашиваешь, почему Слава не пишет? Я думаю, что он познал закон. Она и стала пуп земли. Но жди и от него письмо. Он тебе напишет.


Ну, до свидания.

                С   ПРИВЕТОМ   -   БОРИС.



Сохранилось ещё одно письмо, написанное другом Боречки.

Письмо написано в Шатуру – «Шатура, Московской области. Ул. Советская д.3. кв.2. Степанову Борису» - из г. Арыси, Чимкентской области, от Полипова.

8.06.59 г.

ПРИВЕТ   будущему чудотворцу в электротехнической науке, а ныне пока скромному помышляющему о защите дипломного проекта, Бориса Степанова – от раба Божьего, электромеханика 4-го разряда, нескромно помышляющего о повышении разряда, а также, да простит мне Господи, мою неумеренность и жадность об увеличении моей зарплаты, бывшего мученика Шатурского техникума Славки Полипова.

Решил написать тебе письмо. Я, наверное, не успею приехать к твоей защите, а поэтому прошу принять от меня пока письменно мои самые наилучшие пожелания, то есть, как можно лучше защитить дипломный проект. Самое главное – не волнуйся.

Я сейчас не помню, говорил ты мне или не говорил, в какой день ты хочешь идти защищаться, но я тебе советую в первый день, где-ни будь в середине, или в крайнем случае – во второй день. В общем, не бойся.

Я сейчас нахожусь в Арыси. Это ужасно захудалый городок. Народ здесь живёт, словно на необитаемом острове. На меня здесь смотрят, как на какое-то чудо, только лишь из-за того, что я хожу в тренировочном костюме (спортивном) и в клетчатом пиджаке. В общем, ужасное крестьянство, я впервые таких встречаю.

Здесь очень тепло, но загорать негде, так как здесь нет воды, и я ещё ни разу не купался. Я даже в этом отношении очень завидую тебе. Ты, наверное, хоть иногда, но ходишь купаться. Но ничего, я скоро приеду, и тоже искупаюсь в наших озёрах. Жди меня, мы обязательно с тобой отметим день твоего вступления в жизнь.

Я что-то не очень соскучился по дому. На этом пока всё. До свидания. Очень спешу. Сейчас пойдём работать. Числа 22 – 25 июня, наверное, приеду домой. Жму лапу.

Привет бабушке и всем твоим родным, и нашим знакомым.

            СЛАВА.           Арысь.   1959 год.