Дик

          Я без тебя – мясо. Большой, напичканный костями кусок лежалого мяса, потерявший свою кровавую сочную плотоядность. Я без тебя пропадаю. Падаю. Коченею. Вязну. Соскальзываю всё ниже.
          Впрочем, куда уж ниже. Ведь мы с тобой оба – асоциалы, придонные твари,  и  встретились мы не в парке с цветущими магнолиями, а в том самом месте, где клиенты за очень небольшие деньги получают хороший отсос,  дешёвый алкоголь и целый букет болезней от Венеры. И я до сих пор не знаю твоего настоящего имени, потому что все звали тебя «Дик», а когда моя нетерпеливая ладонь залезла к тебе в штаны, я сразу понял – почему.
          Ведь у тебя там – шедевр. Пидорская мечта. Упругий эро-изгиб, длинный рельефный ствол, увенчанный аккуратной остроконечной головкой с трепетно натянутой под ней жилкой, а у самого корня – замечательная сладкая парочка, плотно упакованная в чувствительную эластичную кожу. Когда я стою на коленях, а он задиристо дыбится вверх совсем близко от моего лица, я просто не могу удержаться, чтобы не трогать его языком, не обхватывать губами и не запихивать в рот жадно, как самую вкусную конфету. Когда же я проглатываю его задницей, то начинается  долгая, желанная, блаженная пытка. Мы подбираем ритм и степень погружения,  пробуем разные позы и способны, кажется, не расцепляться вечность, перетекая из состояния  нежного транса в сексуальную истерику…
          Верно говорят, что у мужика – всё через ***, а у гея – ещё и через жопу, поэтому поначалу я был исключительно влюблён в него, в этого одноглазого змея из проклятого рая, и только потом – в тебя. И каждая встреча становилась подобием вспышки, которая ослепляла… Надо сказать, что, не смотря на постоянную перетасовку партнеров у нетрадиционалов, я разборчив до брезгливости и отторжения, поэтому был приятно удивлён, когда при первом нашем опыте ты без лишних слов согласился упрятать своего красавца в прочный тонкий латекс… Мы ещё не доверяли друг другу и совершенно не думали о том, что будет дальше.
          А дальше…  мир перевернулся, и я сошёл с ума.
          По тебе.
          Потому что ты подарил мне не только несусветно кайфовый секс – ты подарил мне радугу. И так неожиданно пронзительная вспышка похоти преломилась переливчатым спектром, раскрасив дни от концентрированного фиолета эгоистичного одиночества к ожиданию из насыщенного синего и грёзам из пронзительно голубого, к кисло-сладкой зелени желаний, жёлто-золотистому теплу тел, ослепительно оранжевым эмоциям и ярко-красным страстям… Я не требовал от тебя верности, да и сам не соблюдал моноандрию, но, как бы там ни было – я знал, я всегда знал, что ты вернёшься ко мне, тщательно промыв уретру хлоргексидином, почистив зубы и протрезвев от чужих удовольствий. Вместе с твоим членом в меня вошло хоть какое-то постоянство, и постепенно у нас сложился некий поведенческий стереотип, наполняя жизнь уверенностью и… счастьем.       
          Несколько раз мы экспериментировали втроём, и тот, третий, нравился нам обоим. Но только нравился. Он  вкусно целовался и минетился, с чуткой внимательностью глядя в глаза партнёру.  И в этом взгляде была какая-то распахнутая нежность и необыкновенная смесь откровенности с безгрешностью, как будто ему было невдомёк, как  на самом деле называется то, чем мы занимались. А самым потрясающим в этом трио был акт приапизма, когда мы с ангелочком, ловя жаркое дыхание друг друга, вылизывали твой ствол и посасывали его по очереди, вплетая во всё это сладкие поцелуи рот в рот.      
          Ревновал ли я?
          Если скажу «нет» – совру. Но в гомосексуальных отношениях мне всегда импонировала негласная свобода,  равенство и братство – то, чего вряд ли достигнешь с особью не своего, чужого, пола, где секс грозит перерасти в  процесс размножения, а дальше – в социальные обязательства и поощряемую законом «ячейку общества». Женщины вцепляются в своих гендерных визави подобно оголодавшим самкам богомола. Они грызут заживо своей любовью, делая это долго, умело и с наслаждением. Особенно, если ты – крупный роскошный экземпляр с длинным… перечнем приватных материальных благ.  Наблюдая подобное «семейное счастье», я просто не давал себе права пытаться присвоить равное существо, каким бы досягаемым оно не казалось, и гасил усилием воли едкую кислоту, разъедающую сердце.
          А сердце требовало романтики, как задница приключений.
          Сблизившись, мы облюбовали уютное кафе и приходили туда парочкой, держась за руки, просили официанта зажечь красную свечу, делали заказ, а потом не спеша насыщались, сидя строго напротив и лаская друг друга взглядами.  Казалось, что проникая сквозь открытый огонь, они становились ещё горячее…
          Помнится эпизод, когда ты впервые пошел здесь отлить и… пропал. Пять минут… десять…  И я заёрзал на стуле, доподлинно зная, каким ещё образом  гомосеки умеют использовать замкнутое помещение туалетов в барах, клубах и прочих подобных заведениях. Мучительно заставив себя выждать еще какое-то время, я поднялся и пошел на розыски своей потерявшейся любви. И любовь действительно потерялась… между мирами, потому что я застал тебя в некоем подобии транса. И вовсе не плохие дринки-сигареты были тому виной. Ты сидел на корточках неподвижно и пристально-прилипшим взглядом созерцал плавающих под ногами золотых рыбок. Среди ярко-оранжево-красных виляла хвостом и нетрадиционалка – чёрная, как уголь. Ихтиофауна, замурованная в прозрачный пол, видимо, способствовала просветлению, и ты проникновенным голосом гуру стал вещать, о том, что здешние вуалехвостики – не просто экзотика для заманухи и выпендрёжа, а живые талисманы, призванные отгонять злых духов и приносить счастье. При этом нормальных солнечно-окрашенных рыбок в аквариуме должно быть ровно восемь, а нестандартную отщепенку, как водится, не жалко и в расход пустить. Далее занимательная биология расширилась до тайского фиш-массажа тварями под названием «garra rufa» («прикинь, если этим губастым рыбёхам сунуть в обработку не ручки-ножки, а…»), что, в свою очередь, получило логическое продолжение в теме изощренной (и извращённой «ммм… так ты, девочка, –  мальчик?») азиатской порнографии.
          В волшебную ночь нового года мы валялись в аромо-пенной ванне, заливая в себя и поливая один другого шампанской шипучкой. Вы пробовали когда-нибудь разместить с комфортом в обычной одноместной ванне два голых тела? Им очень тесно. Они сжимаются, слипаются, втискиваются, им мешают локти и не помещаются ноги. Красивого секса вы не дождётесь, но приятная деформация и феерия эмоций обеспечена. Зато после сплющивания в этом искусственном водоёме размеры двуспалки субъективно сравнимы с футбольным полем, а страстям так же горячо как во время матча европейских кубков… О да, в ту ночь я был преимущественно форвардом и забивал, забивал очки… в очко, наслаждаясь нашим единством и единоборством в мускульной скрутке тел. В перерывах мой рот пожирал и вылизывал твою лоснящуюся от пряного пота кожу и, конечно же, его, змея-искусителя, который умел потрясающе быстро восстанавливать боевые размеры и упругость, так что мне совершенно не думалось тогда, что слово «конец» может нести совершенно иное смысловое значение…   

     ***

          Теперь я тоскую и много пью, пытаясь вымыть из крови тебя… или хотя бы сделать концентрацию чуть ниже критической. Получается плохо. За эти недели я стал похож на первобытного зверя – небритый, лохматый, ароматный, с неглаженной шкурой.  Меня такого даже мамонт не стал бы… своим хоботом.  Ну и плевать. Я отключил домофон, а разряженная «Nokia» умерла где-то самостоятельно. Я валяюсь в полутьме при опущенных жалюзи, и не поймёшь сразу – вечер сейчас или тусклый рассвет…  Тоска по тебе вытравила радугу и отбросила в каменный век.  Рядом с диваном тускло поблескивают экс-сокровища – пустые бутылки, и каждый раз, поднимаясь отлить или блевануть, я с грохотом и оглушающим звоном врезаюсь в эту ледяную прозрачную груду как «Титаник» в убивающий его айсберг. Я без тебя – мясо...