Желания, мысли, впечатления - 1-9

          1


          Талмазов вышел из метро. Хорошо. Весна. Теплеет. Листочки растут буквально на глазах. Птички щебечут.
          Ничего не хотелось. Абсолютно ничего. Хорошее ощущение. Но в магазин зайти надо – вдруг, домой приду, поесть захочется, с устатку – как-никак работал...
          Зашёл в магазин. Обошёл все прилавки, осмотрел все продукты. Ничего не хотелось: ни пива, ни водки, ни вина, ни коньяка, ни сыра, ни рыбы, ни мяса, ни овощей, ни фруктов, ни сладкого, ни солёного, ни горького, ни сырого, ни варёного, ни печёного, ни жареного...
          Нехотя купил: веточку бананов, кусочек адыгейского сыра, белого и чёрного хлеба.

          Вышел из магазина. Хорошо-то как, Господи! Рябь канала искрилась в лучах вечернего, но ещё высокого, солнца. Люди гуляли: иные прохаживались по дорожке вдоль берега, иные сидели на лавочках.
          Подошёл к воде. Собрались птицы: утки, голуби, чайки. Взял хлеб, стал кормить. Хорошо. Приятное ощущение. Эй! – драться не надо – всем хватит.

          Пришла мысль: всё гениальное просто, остальное, в лучшем случае, талантливо.
          Думает: вот стою, кормлю птиц – это гениально или талантливо?

          Скормил хлеб. Высыпал из пакета крошки. Пакет, хотел бросить в урну, но потом думает, а вдруг пригодится ещё – положил в сумку. Глядя на воду, пошёл дальше.

          Идёт, наслаждается весенней жизнью и отсутствием желаний, и болей. Хорошо. Очень хорошо. Свобода. Вдруг видит, посередине, потоком мёртвую утку несёт. Она лежала на спине, лапки и клюв к небу, крылья чуть в стороны. Живые птицы, увидев, отворачивались. Только один селезень интересовался. Он подплывал, но не совсем близко, смотрел и опять отплывал…
          Может это его пара, кем-то подстреленная из воздушного ружья, пистолета, или рогатки, – подумал Талмазов, – а может и не его, и не подстреленная, а сама умерла от старости, или отравилась?.. интересно к чему это видение?.. может и я уже труп, который несётся течением в гроб… а что, ни желаний, ни целей, ни устремлённости…

          Поднялся на мост. Опять посмотрел на воду. Теперь уже сверху вниз. Тут пришла другая мысль: учитель нуждается в пустом сознании ученика, чтобы вложить туда своё учение.

          Вот откуда мне такие мысли, и, главное, для чего?.. не к смерти ли? – думал Талмазов, глядя уже на светофор, который горел ещё красным.



          2


          Войдя в квартиру, Талмазов поставил сумку, снял туфли, куртку, взял лейку и стал поливать цветы. Не было: ни желаний, ни мыслей, ничего не было. А что было? Что-то ведь было - не из ничего же взял лейку и стал поливать цветы?
          Было. Вдохновение. Откуда оно пришло? Очевидно, из памяти. Жена, когда уезжала, наказала поливать цветы.

          Он поливал цветы без желания, но с удовольствием.
          Хорошо, приятно... - думал он. - Нет желания, но есть состояние... или лучше сказать, положение: видеть-слышать-рассуждать...

          Пришла мысль: терпеливый обречён на гармонию.
          Подумал: а ведь и правда гармония - поливаю цветы и всем от этого хорошо: и цветам, и мне, и жене...

          Пришла мысль, вопросом: что будешь делать, когда окончишь полив?
          Подумал: хороший вопрос... и, главное, вовремя - когда ничего не хочется... Когда не хочется ни есть, ни пить, ни быть пьяным или занятым увлекательным делом, время становится ощутимым и долгим - оно обращается вечностью... надо просто терпеть - терпеливый обречён на гармонию - придёт милость вдохновением... подождём...

          Полил фикус. Поливает фиалки. Пришла мысль: была бы жена, она бы нашла чем занять.
          Подумал, оглядываясь: интересно, чем?.. а вот - велела бы шкаф починить - дверца совсем отвалилась... такое поручение уже было, но я тогда хорошо выпил и хорошо поужинал с устатку, и хотелось только спать - и пошёл спать, сказав, что в таком положении, лучше сказать, состоянии хорошего качества не получится, а она расстроилась и наговорила всякого лишнего... значит время починки шкафа тогда было упущено, а теперь вот пришло... вопрос - пришло ли? - просьба-то не прозвучала теперь, и наказа такого не было...

          Хлопнула одна входная дверь, затем другая.
- Дедушка, Христос Воскресе!
- Воистину Воскресе, девочки! - мнцуа, мнцуа, мнцуа... мнцуа, мнцуа, мнцуа...
- А мы к тебе чай пить пришли!
- Очень хорошо...
- А ты что делаешь?
- Цветы поливаю... с чем будете пить чай?
- А у тебя что есть?
- Вот, варенье... черничное, смородиновое, яблочное... мёд, пожалуйста...
- А сгущёнка есть?
- И сгущёнка есть...
- О, я сгущёнку буду на хлеб намазывать...
- А я мёд...
- Только, девочки, хлеба у меня нет... птицы склевали...
- Какие птицы?
- Утки, чайки, голуби... вот, есть сушки...
- Да как же на сушку намажешь - оно в дырку провалится...
- Дедушка, у нас есть хлеб! я пойду принесу...

          Пьют чай. Талмазов за компанию.
- Дедушка, включи музыку...
- Какую?
- Которая настроение поднимает...
- Я что-то не вижу, чтобы у вас было низкое настроение...
- Хочется, чтобы лучше было...

          Включил компьютер. Нашёл хорошую музыку.
- Такая пойдёт?
- Нет!
- Скучная!
- А такая лучше?
- Лучше, но не очень...
- А такая?
- То, что надо!
- Потанцуй с нами, дедушка!
- А как же чай?
- Я больше не хочу!
- И я не хочу!

          Отплясав, дедушка Талмазов открыл свою страницу на литсайте и стал смотреть.
- Дедушка, а почему ты стихи пишешь, а не поэт?
- В каком смысле?
- Ну, тебя же не продают в магазине...
- Хи-хи... она хотела сказать, книжки с твоими стихами...
- Значит, по-вашему, поэт только тот, кого продают в магазине?.. в смысле, книжки...
- Да...
- Понял... подумаю...
- А ты к Дню Победы сочинишь стих?
- Не знаю... подумаю...
- Ну, ладно, мы пойдём... спасибо, мнцуа...
- Спасибо, мнцуа...
- Во славу Божью, мнцуа, мнцуа...

          Девочки ушли. В тишине прозвучало: этот День Победы...
          Подумалось: нет ни желания, ни вдохновения... но есть время - подождём - терпеливый обречён на гармонию...



          3


          Когда Талмазов говорил «я подумаю», это означало посмотрю-послушаю-порассуждаю… согласитесь, «подумаю» – короче, и объясняться не надо.

          Цвела черёмуха. Утро было прохладное. Под ветровку надел рубашку с длинным рукавом. Настроение было хорошее. К метро шёл своим ходом.

          Пришла мысль, вопросом: как поведёт себя жена, когда узнает, что тебе ничего не хочется: ни есть, ни пить, ни быть пьяным, ни заниматься увлекательным делом?
          Подумал: известно как – забунтует, закипит, взорвётся… это же фундаментальная новость – переход к иному образу жизни – высвобождение колоссальных ресурсов времени, которое надо чем-то занимать – не суетясь ждать вдохновения могут только терпеливые, свободные, рассудительные… Нет – я ей не скажу – зачем огорчать любимого человека – даст поесть, поем, даст поручение, выполню – это нетрудно, когда нет желаний, и особенно таких, которые противоречат желаниям окружающих…

          Выйдя из метро, Талмазов почувствовал вдохновение. Улучшив момент между служебными поручениями, записал:


Этой зелени юной щемящий разлив,
Этой белой черёмухи цвет ароматный,
Я вдыхаю свободно, в себе погасив,
Самолюбожелания пламень всеядный…

Значит, я победитель – победа за мной –
Этот день с Днём Победы народа почти совпадает,
Только внутренний мой победитель-герой
Совершенно бескровно врага побеждает…

И сомнение входит в мой дом неземной –
И вопрос оглашается в списках погибших,
И ответ поражает: герой – не герой –
Не страдал-погибал ради ценностей высших.

Да – не сам, а Любовью, и ради Любви –
Божьей милостью, Церковью, Словом, святыми –
Разбудили, подняли и к вам подвели –
Подвиг мой только в том, что не спорил я с ними…


          Талмазов откинулся в кресле, закрыл глаза. Послышались шаги, влетел сотрудник.
- Чего сидишь?! Или не слышишь – там самолёты парад репетируют?!
- Извини, я думаю…
- Пошли, пошли – потом подумаешь!

           В воздухе стоял авиамоторный гул. В этот тесный квадрат между крышами высотных зданий самолёты заглядывали буквально на мгновение, но и этого хватало, чтобы в людских сердцах взыграло чувство Великой Победы…



          4


          Когда авиамоторный гул стих и сотрудники разошлись по рабочим местам, Грузьев спросил Талмазова.
- Ну, и о чём ты тут думаешь?
- Рассматриваю влияние Великой Октябрьской Революции и Великой Отечественной Войны на моё сознание…
          Грузьев присвистнул, вытаращив глаза.
- Любопытно… и каково оно?..
- Моё сознание очистилось от яда культурно-исторических химер…
- Цепко сказано… но для чего очистилось?.. чем заполнишь эту чистоту? – или пустоту – даже не знаю, как лучше сказать…
- Для Любви… Любовью…

          Грузьев посмотрел на Талмазова с недоверием.
- Что есть Любовь, Андрюша?
          Талмазов невозмутимо посмотрел Грузеву в глаза.
- Учитель ищет пустого сознания ученика…
          Грузьев улыбнулся.
- Для чего?
- Чтобы вложить туда своё учение…
- Дзен-буддизм какой-то… ты что буддист?
- Нет.
- Кто же тогда этот таинственный учитель?
- Христос.

          Грузьев опять улыбнулся и пропел: «Христос воскресе из мертвых, смертью смерть поправ и сущим во гробех живот даровав…»
- Так что ли?
- Да… только это надо внимательно рассмотреть и проверить…
- Как рассмотреть, чем проверить?.. извини, я что-то сильно не догоняю…
- Молитвенной практикой… и общением…
- Час от часу не легче!.. я уже не то, что не догоняю – я туплю по-чёрному… общения с кем, Талмазов?.. по-моему, у тебя бескозырка слетела… ты в какое время живёшь? – оглянись – кругом кризисы, всего не хватает, экономика в тартар летит…

          Толмазов невозмутимо улыбнулся.
- Общение с Учителем… и другими учениками… и другими другими… а кризисы, Гена, всегда с нами – это и есть яд культурно-исторических химер, которым отравлено сознание человечества…
- Извини, не въезжаю…
          Грузьев посмотрел на часы.
- Всё, обед… обед, обед, обед…
          Достал из рюкзака свёртки с едой, термос.
- А ты чего сидишь, думаешь?.. тут думать не надо – надо есть, пока есть…
- Не хочу… да и не взял…
- Нет-нет, так нельзя, Андрюша – думание питать надо – истощённый мозг дурку гонит… на, попробуй… как моя готовит, никто не готовит…

          Толмазов нехотя согласился, ради Любви, но ел с удовольствием – было действительно вкусно…
          За едой пришла мысль: Любовь не балует человека, но своевременно обеспечивает необходимым.



          5


          Талмазов лежал на диване, в руке пульт. Но телевизор не включал. Ничего не хотелось: ни есть, ни пить, ни быть пьяным, ни заниматься увлекательным делом. Он смотрел в потолок и рассматривал мысль: Любовь не балует человека, но своевременно обеспечивает необходимым.
          Подумал: интересно, какую необходимость Она готовит мне в эти минуты?

          Хлопнула входная дверь, в прихожей послышалась возня.
- Кто там? – спросил Талмазов, не шелохнувшись.
- Дедушка, поехали на велосипедах кататься?
- А родители ваши где?
- Папа на даче у бабушки Нади – картошку сажает…
- А мама пошла в парикмахерскую…
- Кушать хотите?
- Нет, мы недавно поели…
- Собираемся… надо с собой что-нибудь взять – далеко поедем…
- Ура-а-а!!!
- А давай пряников возьмём…
- И баранок…
- Берите, а я воды во фляжку налью…



          6


          Было ясно, солнечно, но ветрено – не жарко. Талмазов оглядел внучек.
- Так, девочки, застегнитесь…
- Ну, дедушка-а-а!
- Жарко!
- Хорошо, постоим у подъезда минут десять и домой…
- Всё, я застегнулась…
- И я…
- Трогаемся… не забыли, как пользоваться тормозами?
- Нет – смотри…
- Молодец – лихо… но так демонстративно-выпендрёжно юзить не надо – покрышки изнашиваются напрасно, и преждевременно…

          Выходной день. На волнах залива играло солнце и качались утки, в зарослях цветущих яблонь, чирёмух и сиреней голосили соловьи, на открытой поляне, родители и дети пытались запустить воздушного змея. Народ гулял. Парк гудел. Велосипеды, самокаты, ролики, собаки, собачки, младенцы, подростки. Ото всюду струились шашлычные дымы, с пикников доносились хмельные возгласы. Талмазов насторожился.   
          Подумал: если что, что буду делать?
          Почувствовал, как внутренне превращается в грозного рыцаря, готового в любую секунду выхватить меч и рассечь противника надвое…

          Подумал, вопросом: Господи, а нет ли других вариантов? – надоело – чуть что, сразу война – кругом меченосцы, пулевержцы, кулако-бито-бойцы, языко-миро-взрыватели, невростеники и кретины, слепцы и гордецы, насильники и убийцы, маньяки и супермены, алкоголики и наркоманы…
          Кинематограф и СМИ делают своё дело.

          Услышал: "сила Моя совершается в немощи."
          Господи, спаси и сохрани.
          Подумал: а ведь и правда – час уже катаемся и ничего такого не произошло…

- Дедушка, смотри какая детская площадка классная – давай остановимся, полазиим, поиграем…
- А я есть хочу – дай, пожалуйста, пряник…
- А я бы шашлычку поела – как пахне-е-ет…
- А пельмешков не хочешь?
- Хочу…
- Придётся потерпеть – обратная дорога займёт столько же времени и сил…

          Девочки налазались, накачались, напрыгались, нахи-хикались, наха-хакались, наболтались. Подкрепились пряниками и баранками, запили водой. Тронулись в обратный путь.

          Талмазов, рассматривая фразу – «сила Моя совершается в немощи», вдруг увидел, что нет на нём грозных доспехов и мощных орудий, а есть нечто вроде плаща, сотканного из светящихся букв нежно-весенней расцветки. Полы плаща бесконечно длинны и широки, и распространяются на всё и на вся… и понял: это молитвенный покров Бога – Любви…
- Девочки, вы видите?
- Что?
- Ну, на мне… плащ… красивый такой, разноцветный… светящийся…
          Девочки засмеялись.
- Ну, дедушка, хватит шутить – нам ещё вон сколько ехать…
- Что и музыку не слышите?
- Музыку слышим…
- Ты живёшь на одном, ну а я на другом, на высоком берегу на крутом…
- Да не эту из кафе, а которая на мне… во мне...
- Ну, дедушка-а-а…
- Это уже не смешно – думаешь, мы глупенькие…

          Приехали. Талмазов поставил на плиту кастрюлю с водой – пельмени варить. Переоделся, взял кларнет и наиграл ту мелодию. Вслушался, понял: здесь одним инструментом не обойтись – это симфония.
          Пришла мысль: можно взять краски и одной кисточкой всё…

- Дедушка, вода закипела!..
- Иду…



          7


          Рабочий день завершался. Талмазов посмотрел на часы и стал собираться. Вошёл Грузьев – в руках бутылка, на лице улыбка. Талмазов замер, насторожился.
- Ты чего?
- Я к тебе как холостяк к холостяку – моя тоже уехала на дачу…
- А почему ко мне?
- А к кому ещё?
- Ну, к Турякину, например…
- Андрюша, выпивать надо с тем, с кем тебе интересно поговорить, душу излить, единомыслием насладиться… я тебя другом считаю… так что, давай, дорогой, ради Любви… и, кстати, мы с тобой за Победу не пили – это уж совсем не по-людски…
- Ну, хорошо – только ради, Любви и за Победу…
- Два нельзя – три нужно…
- Почему это?
- Бог любит Троицу…
- Тогда один – Троица есть нераздельное триединство Отца и Сына, и Святого Духа…
- Ну, что мы всё торгуемся – поехали… он сказал, поехали, он взмахнул рукой…

          Грузьев откупорил бутылку, разливает. Талмазов возмутился.
- Куда ты столько?..
- По сто, Андрюша – на фронте по сотке давали… или мы не мужики… а посмотри закуска какая: сальце, яички, колбаска, пирожки с капустой, с рыбой… моя перед отъездом наготовила… Ну, давай, за Победу! За нашу Победу! Чтобы войны никогда больше не было…

          Выпили.
          Талмазов почувствовал, как расслабляющее тепло раскатилось по всем суставам, по всем жилочкам – хорошо-хорошо – сердце открылось, душа выпорхнула на простор – захотелось говорить, говорить о самом важном, сокровенном… и он говорил, говорил, говорил… а Грузьев подливал, подливал, подливал…

          Проснулся в чужой комнате, на чужой кровати. Голова гудела, желудок ныл, остальное дрожало – казалось, вибрирует каждая клеточка. Поднялся, сел на край, стал оглядываться. Горел торшер. Толмазов вздрогнул – под торшером, в кресле сидела женщина в махровом халате, смотрела на него.
- Вы кто? Где я?
- Я Тамара, Тома… а вы у меня – дома…
- Поэтесса?
- В некотором смысле…
- А вы…
- Вчера мы были на «ты», и пили на брудершафт…
- А где Гена?
- Гена молоток – сделал своё дело и утёк…
- Сколько вам лет…
- Какое это имеет значение?
- Да, действительно – и так видно…
- Вы что, совсем ничего не помните?
- Совсем ничего… расскажите, что было…
- Вы без умолку вещали про любоффь, мол, любоффь не моркоффь…
- А потом?
- Потом, после третьего брудершафта, стали хохотать, как умалишённый…
- А потом?
- Потом долго чихали и хохотали уже мы с Геной…
- А потом?
- А потом вы захрапели, и храпели до сего часа…
- Это всё?
- Всё…
- Слава, Тебе Господи…
- Вы верующий?
- Нет – я видящий… и любящий…
- Вы и меня любите?
- За что же мне вас не любить?
- И женитесь на мне?
- Нет – у меня есть жена…
- Ясно – опять облом… обидно – выть хочется… впрочем, не привыкать… скажите хоть, что вы видите…
- Вижу, что вляпался… по полной…
- Как по полной? – ведь ничего такого не было…
- Это на ваше зрение не было, а на моё было… и, главное, плащ потерял… вами украли мой плащ – «спаси Господи»…
- Какой плащ?.. не было на вас никакого плаща…
- Я благодать Божью так вижу…

          Пришла мысль: не всё, что делается ради Любви, согласно с Любовью.
- Не всё, что делается ради Любви, согласно с Любовью…
- Это вы о чём?
- Повёлся я вчера на дьявольскую провокацию… ради Любви греханулся…
- А скажите, ясновидец, я выйду когда-нибудь замуж?
- Зачем вам это?..
- Хочется, чтобы мужчина не уходил… семьи хочется… детей…
- Хороша ложка к обеду…
- Это я понимаю… после ужина только сон… вечный сон…
- Извините, я пойду…
- Ну, скажите, хоть что-нибудь утешительное!
- Не знаю чем вас утешить – сами смотрите… сердцем смотрите… рассматривайте… всматривайтесь… не суетитесь… научитесь терпеть в ожидании… молитесь… просите не мужа, не благ земных, а зрения… и прощайте… прощайте…

          Он открыл дверь. Она коснулась его руки.
- Спасибо вам…
- За что?
- За искренность…

          Светало.
          Что делать? Что делать? Что делать? Хорошо хоть жены нет, а то ещё и врать пришлось бы…

          Он стоял напротив чужого подъезда, не зная куда направиться, где и как пережить это время – до начала рабочего дня. Ничего не хотелось: ни есть, ни пить, ни быть пьяным, ни заниматься интересным делом. Впрочем, нет – желание было: хотелось не быть пьяным, хотелось изменить положение, благодати Божьей хотелось.

          Пришла мысль: надо соткать новый плащ.
          Обрадовался: ну, конечно, конечно, конечно… помилуй мя Боже, помилуй мя… забыл… эх, голова-туман – забыл… молитвослов… нужен молитвослов… домой, домой, скорее домой…



          8


          Грузьев, статный, курчавый, краснощёкий, жгучий брюнет, шумно влетел в испытательскую.
- Здорово! Ну, как она?
- Уже не болит…
- Да я про Томика… как тебе она – правда, хороша?!..
- И ты ещё смеешь меня расспрашивать… бросил друга на произвол…
- Да ты что, Андрюша… как ты мог такое подумать… тебя же развезло, ты уснул, я раздел и положил тебя в постель – думаю, проспится и потом… с утречка-бодрячка… я люблю с утречка – она разомлевшая вся, тёплая-тёплая, сладкая-сладкая, безмятежная, безмысленная…
- Мертвецу массаж не нужен...
- Что?
- Давай больше не будем об этом…
- Сухарь ты, Талмазов… всё про любофь, да про любофь, а нет в тебе никакой любви… одинокая женщина участия ищет… ласки, нежности, тепла… тебе что, жалко было?
- Знаешь, Гена, это как пьянка – вечером хорошо, весело, а на утро башка раскалывается хоть в петлю лезь… Тамара не пьянок уже ищет, а правды Любви – семьи, детей, чтобы муж был настоящий… а эти твои гусарские набеги ничего не решают в её судьбе…
- Это она тебе так сказала?

          Талмазов отвернулся. Подошёл к окну. Небо хмурилось, молодая листва трепетала на прохладном ветру этого майского дня.
          Пришла мысль: не надо разжёвывать – имеет зубы, сам разжуёт.

          Вечером приехала жена.



          9


          День выдался напряжённый. Испытывали реверсивный механизм для нового агрегата. В ходе испытания выявились ошибки в расчетах. Собралась комиссия. Грузьев не имел возможности получить у Талмазова удовлетворение – они только изредка встречались взглядами: в одном – вопрос, в другом – безмолвие.

          По окончании служебного присутствия, Талмазов поспешил незаметно уйти, избежав встречи с Грузьевым.
          По пути от предприятия к метро, и в метро, рассматривал последние события личной жизни: интересно, интересно, интересно… нет – не так всё, не так… Генку подвели ко мне, чтобы я ему сказал то, что сказал, а он, в свою очередь, точнее, им привели меня к Тамаре, чтобы и она послушала через меня… а мне показали, что нельзя увлекаться – терять трезвение нельзя… вот, пожалуй, так будет вернее…
          По пути от метро к дому случилось это…

          Поставив последнюю точку. Ещё раз перечитал и закрыл тетрадь. Лёг на диван, расслабился. Опять пришло это состояние. Закрыл глаза. Хотелось лучше рассмотреть перспективы целого и взаимосвязи частных объектов.
          Открылась и закрылась входная дверь. Опять сбой.
- Девочки, это вы?
- Девочки? Ты принимаешь тут девочек?.. – послышался голос жены.

          Талмазов поднялся. Подошёл.
- Тридцать лет вместе, состарились уже, а ты всё ревнуешь… здравствуй, мнцуа, мнцуа, мнцуа…
- Здравствуй, мнцуа, мнцуа, мнцуа… ах, если бы я не знала тебя, как облупленного… не зря же говорят, седина в бороду, бес в ребро…
- Это не про меня…
- Ладно, дай-ка я на тебя погляжу… ой, Андрюша… одни глаза, прозрачный весь…
- Как инопланетянин?
- Как эмбрион… ты что, опять голодаешь, постишься?..
- Да нет, ем всё подряд… и вес прежний…
- А ну-ка, я посмотрю, как ты тут ешь…

          Она прошла в кухню, открыла холодильник.
- Ну, конечно, так я и думала – даже и не притронулся… кому я всё это наготовила?..
- Да ел я, ел… лучше смотри…
- Да какой там ел – отведывал, приклёвывал, дегустировал… разве так едят здоровые мужики…
- Да, что мы всё обо мне да обо мне, расскажи, как ты там, на грядках?.. всё посадила?.. пчёлы соседские не донимают?.. комаров, небось, прорва…
- Пчёлы ещё не злы, а вот комаров – да… всё посадила, всё прёт… ой, а сливы как нынче цветут, и терник – белым-бело… а запах какой-м-м-м – не передать…
- Скворцы прилетели?
- Да, наблюдаю за ними: она, видать, на яичках сидит, а он, кормилец, хлопочет, хлопочет… и что интересно: несёт в клюве какую-нибудь козявку ей, но в дом не прямо залетает, а с загибом, сперва на громоотвод сядет, оглядится, и только потом в скворечник…
- Да-а-а, каждая тварь свою премудрость имеет…
- А на прошлой неделе случай был: Света Лаптева, ну, у которой мы молоко берём, творог, сметану… прибегает ко мне – лица на ней нет, кричит: Люба, дай скорее нож, тёлка на выпасе задыхается, боюсь до дома добежать не успею – резать надо!..
- Что, так вот прямо сама и зарезала?
- И зарезала! А что ей было, ждать пока Витька протрезвеет?..
- Есть женщины в русских селеньях…

          Пришла мысль: в раю Ева не являлась Адаму ни супругой, ни матерью, ни сестрой, но помощницей, изготовленной из его ребра.

- В раю Ева не являлась Адаму ни супругой, ни матерью, ни сестрой, но помощницей, изготовленной из его ребра.
- К чему это ты?
- К рассмотрению…
- Извини, у меня другие дела…

          Она переоделась в домашнее, надела фартук.
- Ну, говори, чего вкусненького тебе приготовить, чем хочешь порадоваться с голодухи?..
- Нет у меня фантазий, что приготовишь, то и съем… только не много… а пока ты будешь готовить я попробую рассказать тебе, о моём сегодняшнем приключении… и стишок на эту тему прочту*… буквально перед твоим приходом сочинил… ещё, картинку покажу: мы тут с девочками на великах катались – так хорошо – приехал домой, дай, думаю, на дудке сыграю впечатление… не получилось – видать, растренировался, форму потерял… а взял кисти, краски – пожалуйста, не хуже Моне…
- Вот почему ты ничего не ешь – нутро у тебя горит… вдохновения, творческие порывы… эх, Андрюша, доведёшь себя…
- Так будешь слушать или нет?
- Разумеется… или у меня есть выбор?..

          Она стала чистить картошку, лук, а он рассказывать.
- Представляешь, иду с работы… здесь уже от метро… вдруг, чувствую и ясно вижу, сознание как бы вывернулось из меня и развернулось – бесконечно, по всем координатам… то есть я распространился во всех измерениях сразу…
- Трудно представить…
- Трудно выразить… при этом нормально вижу окружающую среду ближнего мира: дома, деревья, людей… и реакция нормальная – дождь пошёл, я зонт раскрыл…  но главное не в этом – силу влияние на все процессы в себе ощутил, причём, на всём протяжении бесконечности пространства и времени…
- Понятно – Богом себя возомнил…
- Да не возомнил, а словно Господь дал мне побыть Собой…
- Для чего?
- Не знаю… но ощущение невероятной близости и родства – как будто, это обычное твоё состояние, но забытое по какой-то причине…
- Ну, и что ты успел сделать в этой должности?..
- Ничего не успел… подхожу к дому, а тут Сашка из первого подъезда… ты знаешь его, опухший такой, синий весь… как заорёт: здорово, Андрюха, выручи, друг, трубы горят, одиннадцать рублей не хватает!..
- Выручил?
- Выручил… но состояние потерял… 

          Когда блюдо было готово и поставлено на стол, она прервала его странную, непонятную речь.
- Ну, всё, поговорили и будет, садись… может выпьешь, для аппетиту?..
- Нет – пьяница не может ясно видеть перспективы и взаимосвязи, а обжора не способен к терпению… 






*стихотворение, которое сочинил Талмазов перед приходом жены, но, за ненадобностью, не озвучил:


Иногда случается такое:
Внешнее сжимается вовнутрь
И нутро становится большое –
Ни объять его, ни обогнуть –
Ощущаешься немыслимо свободным –
Ты одновременно всё и вся –
Словно стал небесно-земно-водным,
Управления гармонию неся –
Видимость всего и понимание,
Знание, как лучше повлиять,
В том или ином переживании,
Как искусство новое создать…
А потом, вдруг, оп – и всё как было:
Море, сад на краешке земли,
Дом, семья, родителей могила,
И мерцанье странное вдали,
И наружный купол небосвода
Чёрной бездной нависает над тобой,
И мелькнувшая, как молния, свобода
Брезжится несбыточной мечтой…




17.05.16
11:20