Цикл

“Уважаемые пассажиры. Убедительная просьба, не перевозить легковоспламеняющиеся предметы и жидкости, горючее”.
Остановка между шестым и седьмым этажом.
Сердце забилось в бешенном темпе, заиграли кнопки на панели.
Раз
Два
Три
- Диспетчерская?
Тишина.
Все ближе и ближе подходили стены. Давили, выталкивали, выдавливали, как из тюбика зубную пасту на щетку.
- Диспетчерская?
Тишина.
-Сегодня именно тот день, когда действительно стоило бы задуматься, как Мы назовем первенца.
- Майя. – послышалось из соседней комнаты.
- Может быть, Яна?
- Арина?
Он подошел ко мне и забинтованными руками обнял меня, подвел к окну, за которым лили непривычные майские ливни, и замолчал.
Молчание, которое можно расценивать за тысячи слов, возражений и возгласов.
Молчание, которое звучало как фон для клавиш фортепиано, на которые падая жали капли.
Молчание, разошедшееся по всем венам тела.
Тел.

“В детстве я всегда мечтал стать дворником.
Забавно. Когда в маленьких детских головах все видели себя космонавтами и летчиками, учителями и врачами, я видел себя дворником, который встает рано утром, чтобы замерзшими в протёртых рукавицах руками водить метлу из стороны в сторону.
Во всякой простоте скрывается великая тайна, которую найти – намного сложнее, чем разгадать самый сложный пазл. В необъяснимо тяжелых, сложных вещах тайна всегда проста. Она лежит на поверхности загадки пылью с подоконника и ждет, пока ее сметут сухой тряпкой.
В моем дневнике я писал все, что со мной происходило с самого моего детства: от первого случайного поцелуя до последнего, от первой любви до вечной, от чувств разочарования до великого восхищения.”

- Диспетчерская?
Тишина.
На табло лифта, где всегда были и будут вести неустанный хоровод цифры, не было ничего.
Остановка между шестым и седьмым этажом.
Раз
Два
Три
Пустое табло.
Как падение в пропасть, как полет с моста, когда под тобой – пустота, над тобой – пустота, и ты нежишься в ласках границ между пустотами, пока одна из них не заберет тебя с собой в туман.
Раз
Два
Три
Заиграли кнопки на панели
- Диспетчерская?
Тишина.
Замигала лампа на потолке,  оседал дым на стенах, на ногах, на руках, на шее.
Вдох – Выдох.
- Валерия? – спросила я тогда его у окна.
Но я знала ответ.
В бесконечном фестивале имен нельзя найти то одно, которое подойдет к фамилии, тем более, к отчеству.
Почему-то все ищут некого идеала, золотой середины между возможным и подходящим. Разве не сердце должно нам говорить, как все должно быть на самом деле?
Мне почему-то захотелось услышать его прямо сейчас.
Мне хотелось разбить тишину, рапсодию туч, шелест и грохот, шуршание и шепот.
- Надежда?
“…Мой милый друг.
Я стою сейчас там, где сливаются в одно небо и бескрайнее море, где волны бьется немыслимо о тяжелые великие скалы, где далекие облака горят в огнях уходящего заката.  Далеко за повисшим туманом виднеются белые пики гор,  заледенелые хребты и ущелья.
Мой милый друг.
Мне кажется сейчас, что ты сейчас стоишь рядом со мной, что ты держишь мою холодную руку в своей руке, что положил свою голову на мое плечо, что держишь меня перед этой великой пропастью во тьму.
Мой милый друг.
Вечные туманы клубятся позади меня, бесконечность  света манит за собой, но я не иду. Я стою здесь и пишу тебе.
Мой милый друг.
Мой милый брат.
Знаешь, вчера впервые я заметил луч, проглядывающий из нашей комнаты наверху, который отразился в разбитом стекле и просочился через дыру на полу.
А ты помнишь,  как нас укладывали спать?
Пусть и кровать была на два этажа, но в детстве мы помещались вдвоем, засыпали вместе под сладкие колыбели. На потолке зелеными огнями светили разные звезды и планеты, летящие, мчащиеся через весь космос астероиды и метеоры.
На далекой полке со старыми пыльными книгами в глуби стоял огромный стеклянный шар, заполненный водой и различными блестками. На другой полке – динозавры и солдатики из твоей коллекции.
Вчера в тяжелых развалинах я нашел наш альбом. Тот самый: в черном кожаном переплете, с тяжелыми страницами и с фотографиями на скрепках.
Мой милый брат.
Фотографии сейчас горят у меня в руке, но я не чувствую боли от этого. Пусть и языки пламени обжигают мою пальцы и мою ладонь, но страха нет в моем сердце, но страха нет в моей голове. Уже ничего нет.
Мой милый брат.
В моей голове постоянный гул. Все затихло тогда: когда разлетались стены, когда взрывались стекла, когда падали крыши. Я, стоявший тогда посреди хаоса, не слышал ничего. Только затяжной крик, только затяжной, нескончаемый крик  был тогда. И остается со мной сейчас.
С того самого дня я не могу избавиться от мысли, что я виноват в том, что я не смог тебе помочь. Что не смог услышать тебя, вытянуть тебя, спасти тебя. Если бы я не рождался, ты был бы не со мной сейчас.  Ты был бы тут,  держал не мою руку. Здесь,  на краю, где небо встречается с великим, нескончаемым морем.
Если бы все было так нескончаемо.
Мой милый брат.
Ты свободен сейчас. Как солнце, как птицы, как ветер и воздух. Ты свободен как сам мир.
И я не могу простить себя за твою свободу.
Не могу простить себя, что не слышал, как пелись колыбельные, как ты сопел тогда.
Не могу простить себя, что не слышал, как ты  играл на скрипке.
Не могу простить себя, что не слышал, что ты мне говорил что-то особенно важное, забывая, что не могу тебя понять.
Не могу простить себя, что не слышал, что потерял слишком много.

Мой милый брат.
Я знаю, ты сейчас стоишь рядом со мной.
Смотришь на то, как покрывается волдырями моя рука, как ветер разносит пепел над морем.

Мой милый друг.
Я не могу знать, говорю ли я сейчас на самом деле, я не слышал своего голоса никогда.
Но я верю сейчас, что где-то там, за закатами, ты услышишь меня потом, что поднимешь руку над своей головой, помашешь мне вслед.
Что простишь меня, хоть я никогда и не смогу простить самого себя.
Может быть, я смогу поставить стены нашего дома обратно.
Может быть, я лишусь руки от ожога.

Это  неважно сейчас.
Важно лишь то, что я стою на краю.
Что наши фотографии горят у меня в руке.
И что ты свободен сейчас.
Мой милый друг.
Мой милый брат.
Во мне  надежда не гаснет”.
По комнате разошелся сладкий запах чая.
За окном штормило, но мы вышли тогда на веранду, сели на самых ступеньках под пледом и снова молчали.
Мои волосы несло из стороны сторону, ворсинки пледа танцевали под каждый порыв.
Вдох-Выдох
- Вера?
Раз
Два
Три
- Диспетчерская?
Тишина.
Шестой и Седьмой
Лампочка уже погасла, перестали гореть кнопки. Все замолчало.
По щекам текли капли.
По телу бежала дрожь. От ног к голове. От головы к ногам.
“Запрещается распитие спиртных напитков и курение табачных изделий в кабине.
О возможности перегруза вам сообщит красная кнопка.
Просим вас не…”
Оседал дым на стенах, на ногах, на руках, на шее.
Вдох-Выдох
- Диспетчерская!
Раз
Два
Три

К берегам, у которых стоял наш бумажный дом, выбегали синие волны, склонялись, возвращались обратно.
Может ли чувствовать там много в один момент?
Восхищение, радость, печаль, причастность к Великому и Прекрасному, удивление, тепло, удары сердец, счастье, тишину, постоянный звон, гул, шелест, игру..
- Любовь?