Я окончил НПИ в 1959 г

Большинство из нижеприведённых материалов впервые было напечатано в Новочеркасской газете «Частная лавочка», и я благодарен главному редактору этой газеты Елене Надтока.

В редакцию газеты
«Частная лавочка»
От выпускника НПИ 1959 г.
Куталёва Александра Сергеевича

На сайте университета нашёл ваш E-mail и решил поделиться с Вами моими воспоминаниями. Возможно, для редакции будут полезны некоторые сведения, которыми я располагаю.

Нашёл в И-нете сайт «Выпускник», но моего поколения на этом сайте нет. Нет даже факультета, на котором я учился.

Поступил я в НПИ в 1954 году. В то время в институте были, насколько я помню, следующие факультеты:
- Горный I – Разработка рудных и нерудных месторождений;
- Горный II – Инженерно-геологический;
- Горный III – Горная электромеханика и строительство горных предприятий;
- Механический факультет;
- Промышленное и гражданское строительство - ПГС (в т.ч. ВиК – водопровод и канализация);
- Химико-технологический;
- Энергетический;
- Электрические сети и системы;
- и ВИК – высшие инженерные курсы – готовившие инженеров из людей, окончивших техникум, за три учебных года.

После окончания школы я имел твёрдые средние знания, не мог рассчитывать только на отличные и хорошие оценки, а стипендию давали только студентам, сдавшим сессии на 4 и 5. Горнякам стипендию давали и с тройками. Кроме того, горняки получали стипендию на 25% выше остальных факультетов, и горняки по дешёвке могли приобрести в рассрочку всего за две стипендии красивую тёмно-синюю форму горняка с пуговицами и эполетами цвета золота. (Правда, с 1954 года, времени моего поступления в НПИ, эту форму отменили…).

Последние причины послужили для меня главным козырем для выбора моей будущей специальности, и я житель Ставропольских степей, никогда не видевший шахт, подал документы для поступления на факультет Горный III на специальность «горная электромеханика». По результатам вступительных экзаменов не добрал одного балла и был принят на специальность «строительство горных предприятий».

И набралось нас – шахтостроителей две группы, в основном – юноши и мужчины (были ребята участники ВОВ). В каждой группе было только по одной девушке, одна из них дошла до 5-го курса, другая – из нашей группы – отсеялась сразу после первого курса.

Я был из полной семьи, и рассчитывать на общежитие не мог, в общежития давали места студентам, отцы которых погибли во время войны. Дали мне в институте адреса и я пошёл разыскивать себе угол для жилья. Нашёл на ул. Красноармейской в доме № 142 (кажется) старушку, жену покойного главного агронома Войска Донского Луговского,  которая сдавала студентам две крохотные комнаты на четырёх человек. Одна комната имела окно, вторая – освещалась вторым светом из первой комнаты.

В одной комнате помещались две железных кровати и стол. Стул поставить было негде. Во второй комнате – две железных кровати и проход, поставить что-нибудь ещё было некуда.

Кроме студентов в доме жила сама старушка, в проходной комнате - кухне и её сын с женой и малолетней дочкой в большой комнате. Жена сына работала уборщицей в НПИ, остальные – нигде не работали – жили на нашу оплату проживания. Я платил за квартиру четверть стипендии, такую же сумму платили и остальные жильцы.

На первом курсе учёбы со мной жили два студента второго курса ВИК из Еревана и студент второго курса ХТФ – кубанский казак.

На втором курсе со мной жили два студента третьего курса с ПГС - специальность ВиК. Один из студентов Рождов Иосиф Наумович в настоящее время преподаватель ЮРГТУ. Сколько я не пытался с ним связаться, не получается. (Вчера, 14.02.2016 г. мы с ним поговорили по скайпу). А жили мы дружно, на последние рубли, оставшиеся до стипендии, покупали картошку, совместно её обрабатывали, жарили и вместе ели, рассказывая друг другу разные гадости, чтобы отбить аппетит (не помогало).

Я прожил на этой квартире все пять лет, а мои компаньоны менялись каждый год, однажды одну из комнат заняла даже молодая семья рабочих.
 
До 1957 года в НПИ училось много студентов из так называемых стран народной демократии: китайцы, корейцы, поляки, венгры, румыны, тогда ещё чехословаки и пр. Но в 1957 году случилось полное отсутствие мясных продуктов как в столовой НПИ, так и во всех столовых города. На первое был суп из кильки, на второе – котлеты из кильки, только компот был без кильки, и всех народных демократов быстренько вывезли из Новочеркасска.

Правда, примерно в это время ликвидировали кавалерию – как род войск, и кавалерийское подразделение, стоявшее в Новочеркасске, (полк, дивизия – не знаю) было пущено под нож. В магазинах появилась дешёвая и очень вкусная колбаса «казы» из конины. Вот где была радость для студентов, так как многие горожане брезговали кониной.

В 1957 году готовилось тожественное празднование 50-летия института. Говорили, что должны были вручить НПИ орден Ленина, однако, незадолго до юбилея в институтском «крытом дворе» был устроен концерт Эдди Рознера. Я не был фанатом этого музыканта, но множество стиляг из Ростова приехали на концерт, мест и билетов не хватило. Толпа снесла входные двери главного корпуса и битком набилась в «крытый двор», заполнила галереи второго и третьего этажей и даже через «бойницы» галереи четвёртого этажа публика вылезла на карнизы и сидела на карнизах, свесив ноги в зал.

Говорят, что только из-за этого НПИ был награждён только орденом Красного Знамени.

В наше время в НПИ работала полноценная военная кафедра, я окончил её и получил звание младшего лейтенанта – командира понтонного взвода.

За время учёбы я изъездил весь Донбасс с производственными практиками на шахтах. Работал откатчиком, газомерщиком, мастером по проходке шахтного ствола. Поработав на шахтах Донбасса, я понял, что шахты – это не для меня. Очень скучная работа: изо дня в день один и тот же забой, продвигающийся за сутки на 0,5 – 1,0 м и одна и та же работа. Это всё равно, что работать на конвейере: каждый день повторяется одна и та же операция, так можно сойти с ума. Для такой работы нужны люди с другим менталитетом.

Перед окончанием ВУЗ-а к нам приехали зазывалы для работы на стройках Министерства обороны, и я с удовольствием согласился работать на этих, более разнообразных работах. Со мной согласились ещё три человека, помню двух: Червяков Рафаил (по службе дошёл до должности заместителя командующего Приволжского военного округа) и Горуля Владимир, коренной новочеркасец, он быстро уволился из органов МО и вернулся в Новочеркасск, дальнейшая его судьба мне неизвестна.
(Примечание: как я позже узнал, третьим был Буцан, а сообщил мне об этом Володя Горуля, с которым мне удалось связаться).

В МО работа была очень полезной для меня и очень интересной, да и зарплата была гораздо выше, чем в народном хозяйстве, единственное, что не устраивало: приезжаешь на работу в чистый лес, вначале палатки, бараки, затем нормальное жильё с тёплым туалетом, горячей водой и газом, а через 6 лет снова палатки и т.д.

У меня хватило сил пройти две таких стройки, потом появились дети, а мотаться с ними по баракам – не очень удобно.

Решил уехать на родину, в Ставропольский край. Обещали квартиру в течение года, но обманули, и я вновь поменял работодателя, устроился в г. Обнинске на стройках Министерства Среднего машиностроения, где получил квартиру за 4 месяца и проработал до пенсии.
Кстати, в Обнинске работали со мной в одной строительной организации 7 выпускников НПИ разных выпусков, один – довоенного выпуска ещё Новочеркасского индустриального института.

Я очень доволен тем, как нам давались учебные материалы в НПИ, я горжусь тем, что я окончил НПИ, мне очень хотелось бы знать судьбу моих однокурсников, я ищу их в «одноклассниках», но не нахожу: «динозаврам» не по зубам компьютер и Интернет.
(Примечание:  позже я нашёл в Интернете, в основном, в «Одноклассниках» очень многих бывших студентов НПИ, как одновременно со мной учившихся в ин-ституте, так и других лет выпуска).

С большим приветом – бывший студент НПИ выпуска 1959 г. Куталёв Алек-сандр Сергеевич.

***

Уважаемая редакция, здравствуйте!
От одного из выпускников НПИ случайно узнал, (он нашёл в статье мой e-mail), что в Вашей газете напечатан мой материал "Я закончил НПИ в 59-м". Спасибо, что мои воспоминания Вас заинтересовали, если не возражаете, я пришлю Вам ещё некоторые материалы: простите старика, на склоне лет хочется поделиться о былом, какой-то зуд появляется, это я замечал у других стариков в то время, когда я ещё был сравнительно молодым.

На первом курсе в 1959 году деканат назначил старостой нашей группы золотого медалиста Кулакова Володю. Назначение было довольно неудачным, дисциплина в группе была слабая, посещаемость – низкая, в общем, власти в группе не чувствовалось.

На втором курсе власть в группе буквально захватил Борисов Владимир, на одном из собраний он раскритиковал действия бывшего старосты и предложил свою кандидатуру, что и было принято группой.

Большинство студентов нашей группы пришли в институт со школьной скамьи, но несколько человек, в том числе и новый староста уже отслужили в армии, успели создать семьи и завести детей. Один из студентов, Алексей Фурсов, был участником ВОВ, мы звали его «дедом», хотя при поступлении в институт ему исполнилось всего 33 года.

Новый староста взял нас в «ежовые рукавицы»: требовал объяснения по каждой пропущенной паре, а за полный прогул устраивал разнос на собрании группы. У нас были любители сходить в кино во время занятий, новый староста запретил это, но по общему согласию группы назначался какой-нибудь студент для просмотра нового кинофильма с докладом группе: стоит ли смотреть этот фильм.

Однажды послали на новый фильм Решетникова Евгения. Он пришёл с про-смотра фильма «Белая лошадь» киностудии им. Довженко и так расхвалил кинокартину, что группа решила устроить коллективный просмотр этого фильма. Гораздо позже я слышал рецензию на этот фильм, в которой фильм объявили шедевром, но мы ушли из кинотеатра после просмотра двух или трёх частей фильма, такого второго скучного фильма я не припомню. Конечно, Решетникова чуть не избили и больше не посылали на разведку.
Перед зимней сессией староста собрал нас и объявил: большинство из вас только что из школы, вы ещё что-то помните, а мы – старики уже многое позабыли, учёба даётся с трудом, поэтому, хотите или не хотите, но каждый из нас будет писать шпаргалки. Группа приняла диктат нового старосты, единственный студент, который отказался принимать участие в этом деле – бывший староста, но через полгода и он присоединился к нам.

Первая задача была разыскать билеты. Используя связи в деканате, староста при составлении расписания экзаменов для нашей группы делал расписание, при котором мы сдавали экзамен только после какой-либо другой группы. Он узнавал, когда, где и какая группа сдаёт экзамен по данному предмету и назначал дежурство студентов нашей группы у аудитории, в которой проходил экзамен. Дежурство назначалось по времени: каждый должен отдежурить по полчаса, обязанность дежурного – встретить сдавшего (или не сдавшего) экзамен студента и записать вопросы билета. Такая работа была не в тягость, время зря не терялось, в свободные минуты дежурный готовился к следующему экзамену.

Не все билеты удавалось записать, так как билетов обычно больше, чем студентов в группе, поэтому на консультации перед экзаменом при зачитке преподавателем экзаменационных билетов часть студентов получали задание записать по одному вопросу из билетов, которых у нас не было. Таким образом, мы имели до экзамена все билеты.

Вечером староста собирал всех, то ли на консультации перед экзаменом, а иногда и просто только для того чтобы раздать билеты студентам для написания шпаргалок. Дело каждого студента было принимать решение на экзамене: пользоваться шпаргалкой или нет. Кстати, староста никогда шпаргалками не пользовался!
 
Мне тоже не пришлось пользоваться шпаргалками, но однажды, на экзамене по строительной механике, когда я брал билет, то увидел на билете номер 4, видимо, номер писали на чём-то мягком, и номер продавился насквозь, а как раз на этот билет я писал шпаргалку. Я этот билет и взял. Я мог отвечать на билет без подготовки, даже знал результат решения задачи, но вынужден был сесть за стол, якобы для подготовки. Посидел положенное время, помог желающим, и потом первым пошёл отвечать, чтобы другим досталось больше времени.

Ещё староста постановил: на каждый экзамен первая пятёрка студентов была одна и та же. Другие студенты могли идти на экзамен когда угодно, но только не в первой пятёрке. Иногда бросали жребий на очередь с шестого и далее, но первой пятёрки это не касалось.
Каким-то образом староста узнавал особенности каждого преподавателя, например, он узнал, что преподаватель по буро-взрывным работам после прочтения билетов на консультации никогда не перемешивал билеты, и стоило на консультации записать порядок расположения билетов в стопке, чтобы на другой день идти на экзамен, зная какой билет тебе достанется. Первая пятёрка брала шпаргалки первых пяти и последних пяти билетов. Остальные уже знали, как на столе лежат билеты и или выбирали билет, который они знали, или готовились к экзамену по данному билету.

Другая особенность, староста узнал, что преподаватель по строительным материалам страстно обожает журналы «Крокодил» (сатирический журнал, издававшийся в те времена). Как житель Ростова, староста в областной библиотеке взял подшивку журналов «Крокодил» за первые годы его издания и пришёл с ней на экзамен. Увидев подшивку, преподаватель попросил старосту дать ему почитать журналы, на что староста ответил, что не может их дать, так как сразу после экзамена он должен их вернуть человеку, у которого он, якобы, их взял.

Тогда преподаватель попросил посмотреть журналы во время экзамена, на что староста согласился, и во время экзамена преподаватель больше рассматривал журналы, чем следил за аудиторией, что дало некоторую свободу студентам в подготовке к экзаменам.

Все студенты, взявшие билет обязаны были назвать номер билета так громко, чтобы этот номер был слышен в коридоре за закрытой дверью, где вёлся учёт использованных билетов.

В наше время в НПИ была военная кафедра. И вот перед экзаменом по тактике, фортификации и уставам староста приказал: на экзамен прийти в строгих костюмах, и это в июне месяце, когда тяжело было даже в рубашке с короткими рукавами, а тут - пиджаки. Но что поделаешь, приказ есть приказ, дисциплину надо соблюдать. Кроме того, было приказано купить пять трёхлитровых стеклянных банок и нарвать или купить сирени на все пять банок.

Этими банками с сиренью был заставлен весь стол преподавателя-подполковника, так что сидя он не видел аудиторию.

Перед экзаменом было построение с докладом старосты о готовности группы к экзамену. Подполковник был очень доволен строгостью наших нарядов, большим количеством сирени и похвалил всю группу и отдельно старосту.
Как было положено, первый студент (староста) зашёл в аудиторию и громко, почти ором доложил: «Студент такой-то прибыл для сдачи экзамена по тактике, фортификации и уставам! Билет номер ..дцать!». Услышав номер билета, идущий следующим студент получал и закреплял под полой пиджака держателем авторучки шпаргалку с ответами на указанный билет, застёгивал пиджак и заходил в аудиторию. Операция повторялась.

Также зашёл и я (я тоже был в первой пятёрке) и когда прочёл билет, то понял, что обойдусь без шпаргалки, и вошедшему следующим студенту дал знак, что шпаргалка мне не нужна. В противном случае следующий студент, проходя мимо меня, достал бы шпаргалку, которую можно было использовать, не переписывая её: она была аккуратно написана одним почерком, не помята и имела вполне товарный вид. Пользуясь тем, что подполковник был закрыт сиренью, передача шпаргалки не представляла большого труда.

На этом экзамене произошёл казус, о котором мне хочется рассказать отдельно. В нашей группе был студент Феликс Ф. Он был на построении, узнал, когда ему нужно прийти на экзамен по жребию и ушёл в общежитие готовиться к экзамену. Экзамен шёл своим чередом, оценки были только «отлично» и «хорошо», подполковник был очень доволен, пришло время идти Феликсу, а его нет. Пошёл на экзамен следующий по очереди, а за Феликсом побежали студенты, сдавшие экзамен, приволокли его чуть ли не силой. Стали его пытать, чего, мол, дурака валяешь, система работает, сдашь экзамен без труда. Отвечает – я не готов. Староста разгон ему устроил, а он ни в какую, не пойду и всё тут!

Вышел последний студент с экзамена, выбегает подполковник: «Ну где последний студент!». Феликс отвечает, что он не готов к сдаче экзамена. Преподаватель говорит, что группа сдала экзамен очень хорошо и давай я тебе поставлю тройку, единственную на всю группу (нам давали стипендию с тройками). Феликс отказался, тогда подполковник вспылил и поставил ему в ведомости «неуд».

Феликс пошёл в деканат и написал заявление: «Воспитание в Вашем институте не соответствует моим духовным потребностям, и на основании этого прошу уволить меня из института». Заявление было принято и удовлетворено.

Ещё об одном экзамене.
На экзамен по горной электротехнике преподаватель на консультации приказал всем прийти с учебниками. На наши недоумённые взгляды он дал следующее объяснение: «Допустим, вы выучили все материалы и запомнили формулы. Сдали экзамен, и пошли готовиться к следующему предмету. И вот при подготовке всё, что вы знали на предыдущем экзамене, вы просто забудете. Наша задача как преподавателей научить вас следующему: вы должны знать, что искать, знать, где найти и знать, как воспользоваться найденными данными». (Даже при таких условиях на экзамене были и тройки, и один «неуд»).

И я полностью согласен с этими высказываниями. Институт должен научить основам знаний по каждому предмету, научить пользоваться учебниками, справочниками, нормативными документами в областях народного хозяйства, для которых нас готовили. Мой собственный опыт показал, что с получением диплома обучение не заканчивается, а только начинается. Жизнь и работа заставляют постоянно обновлять свои знания, особенно в наше время, когда через пять лет очень многое из того, что было новинкой, становится архаикой и устаревает.
 
Судари и сударыни! Это не пособие студентам по пользованию шпаргалками, это и не информация для преподавателей, предупреждающая о хитростях студентов, это просто, на мой взгляд, довольно забавные и интересные факты из жизни студентов моего поколения.

Выпускник НПИ 1959 г., инженер-шахтостроитель Куталёв А.С.

***

На последний экзамен по физике Феликс Ф. пришёл на экзамен с двумя томами Фриша. Дело в том, что вопросы в билетах были по материалам, как первого, так и второго тома, поэтому он запасся сразу обоими томами. Дело было в зимнюю сессию и Феликс пришёл на экзамен в чёрной вельветке (куртке с пришитым снизу поясом на пуговице). Выше пояса куртка была довольно свободна, без застёжек, только небольшая молния на вороте, и два тома Фриша разместились под курткой почти незаметно. Хотя Феликс и не носил очков, но уже страдал небольшой близорукостью и вдаль видел не очень хорошо, ему приходилось прищуриваться, но всё равно это мало помогало.

Взял Феликс билет и сел готовиться. Просмотрел вопросы билета: - ничего не знает! Достал первый том общей физики, нашёл материал и сделал наброски для ответа. На второй вопрос он смог найти ответ только во втором томе, также подготовился к ответу, а на третий вопрос никак ответа найти не может! Он достал и разложил на коленях обе книги, листал обеими руками, время от времени щурясь и поглядывая на преподавателя, занимавшегося другим студентом, но ответ не находился. Я сидел и готовился к экзамену наискосок, позади Феликса, за столом на соседнем ряду. Я очень хорошо видел, как Феликс шебуршит книгами, видел также, что и преподаватель давно заметил, чем занимается Феликс, но, видимо, преподаватель был не очень злым человеком, и его смущало поведение студента, и он делал вид, что ничего не замечает.

А время – идёт! Наконец, Феликс не выдержал, написал записку с просьбой дать ответ на вопрос по неизвестному ему материалу, ещё раз прищурясь, посмотрел на преподавателя и, встав из-за стола, подал эту записку студенту, который шёл отчитываться следующим. Тот, дрожа, с трудом запихнул записку в карман и пошёл отвечать на свой билет. Ответил на свои вопросы верно, получил заслуженную оценку и вышел из аудитории. За дверью у него не выдержали нервы, он самыми последними словами поносил Феликса, ведь передавая записку, Феликс мог подвести под монастырь и его, но все гуртом быстро в лекциях нашли ответ на третий вопрос Феликса, оторвали из тетради кусочек листа, в котором был материал с ответом на последний вопрос билета Феликса, и следующий студент понёс его в аудиторию.

Этот кусочек лекции передали Феликсу и тот сразу пошёл отвечать на билет, так как пришло его время. Отвечая на первый вопрос билета Феликс механически поглаживал и постукивал по своему животу, на котором под вельветкой у него находились учебники. Тут уж преподаватель не выдержал и просто выбежал из аудитории. Зашёл на кафедру и попросил своего коллегу принять экзамен «у одного му..ка», который вывел его из себя.

Пришёл новый преподаватель и заставил Феликса отвечать на билет сначала. Ответил Феликс на первый вопрос, потом на второй, преподаватель похвалил его, а когда пришла очередь отвечать на третий вопрос, Феликс достал обрывок лекции и стал отвечать по нему. Тут уж преподаватель насторожился, отобрал у Феликса этот кусок лекции, написанный другим почерком и другими чернилами, спросил, что это такое, на что Феликс честно признался: «шпаргалка». Тогда этот новый преподаватель сказал Феликсу: «Давай твою «шпаргалку» выбросим, я поставлю тебе «хор», предыдущему преподавателю оставим только два листочка с ответами на первые два вопроса». Феликсу некуда было деваться: он согласился. После этого второй преподаватель вернулся на кафедру и сказал первому преподавателю, что экзамен он принял. Первый преподаватель вернулся в аудиторию и расписался в зачётке! Не даром говорят: нахальство – вторая натура!

***

Практические занятия по высшей математике вёл у нас молодой преподаватель. Не помню, как его звали, но, кажется – Василием Ивановичем. Пусть будет так. Он был инвалидом: одна нога была короче другой, кроме того, ступня правой ноги была повёрнута вокруг вертикальной оси так, что находилась к левой ступне под углом, примерно 90;, каблуком наружу.

Пальцы обеих рук у него были скрючены, кажется, некоторых пальцев не хватало, но писать на бумаге и на доске он мог, и довольно прилично и быстро, так, что мы свободно могли прочесть всё, написанное его рукой, почерк у него был нормальный.

Ну и в завершение ко всему этому у него глаза смотрели в разные стороны, поэтому разговаривать с ним было очень трудно, приходилось при разговоре с ним смотреть либо в пол, либо в сторону. Так как обычно разговаривать с ним, по нормальному, глядя глаза в глаза, было невозможно.

Всё бы ничего, мне в жизни приходилось встречаться и работать со многими инвалидами. При первой встрече, обычно, обращаешь на это внимание, а потом привыкаешь и забываешь, что твой сотрудник или знакомый не такой как ты.

Но в дополнение ко всему сказанному это был очень злой, вредный, нетерпи-мый и сварливый человек. Не знаю, может инвалидность его сделала таким, но нашего уважения он не заслужил, и за глаза его прозвали «кривая восьмого порядка».
Хочу рассказать одну историю, приключившуюся в отношениях между Василием Ивановичем и нашей группой.

Это сейчас купить любую книгу – не проблема, если не в магазине, то можно заказать её по Интернету, а тогда свободно можно было купить только произведения классиков марксизма-ленинизма или учебники и книги технического содержания. А книги известных писателей, особенно заграничных, таких как Дюма, Жюль Верн, Вальтер Скотт и днём с огнём не сыщешь! Если и продавали произведения этих авторов, то очень редко, и то если выстоишь огромную очередь.

Правда, когда я приступил к работе после института, ещё в советское время, а работал я вольнонаёмным инженером строителем в военно-строительной войсковой части, располагавшейся недалеко от провинциального белорусского городка Речица, Гомельской обл., там мы могли найти литературный дефицит. Жили мы в то время ещё в палатках, потом на квартирах в соседних деревнях, затем в деревянных бараках, пока не построили себе нормальные кирпичные дома со всеми удобствами.

Ну а на базар, в баню, а после бани и в ресторан по выходным выезжали в г. Речицу. Там на базаре была книжная лавка и продавец (кстати, тоже на одной ноге, ходил с костылями) приметил наш интерес к художественной литературе и предлагал нам интересные издания, причём по номинальной цене, обозначенной на последней странице обложки. Я у него купил четырёхтомник Сергея Есенина, пятитомник Стивенсона, шеститомник Фенимора Купера, и что очень ценное для меня двухтомник «Советский энциклопедический словарь», который был очень полезен мне, часто им пользовались и мои две дочери, так что он хотя и сохранился, но в настоящее время имеет довольно неприглядный вид.

А в соседних деревнях, в сельских магазинах, где торговали хлебом, мукой, конфетами, керосином и водкой можно было тоже купить редкие книги. Так, например, в трёх разных деревнях я купил полную историю А. Дюма в трёх томах о приключениях мушкетёров («Три мушкетёра», «Двадцать лет спустя» и «Десять лет спустя»).

Ну, это было отступление от основной темы истории, а продолжение следует.
Однажды, будучи ещё студентом, проходя по ул. Подтёлкова (сейчас это, ка-жется, Платовский проспект) на пересечении проспекта с ул. Московской на книжном лотке я увидел тонюсенькую книжицу ну в очень мягком переплёте: «Собака Баскервилей» Конан Дойля. Я её быстро «проглотил» и подумал: «сейчас отдам почитать, мягкая обложка моментально превратится в труху, и мало кому удастся её прочесть». Ну, я и решил сделать к этой книжице суперобложку из ватмана, а на заглавной странице чёрной тушью нарисовал страшную, бегущую на меня собаку с белыми глазами и с белой тряпкой в фосфоре в пасти.

Нарисовал я рисунок, высушил, а доделать до конца времени не было. Я положил рисунок в толстую, столистовую тетрадь с коленкоровым переплётом (тогда студенты все с такими тетрадями ходили, сейчас не знаю). А чтобы тетради не рассыпались у каждого уважающего себя студента был картонный чемоданчик, обклеенный клеёнкой и назывался он - «балетка».

Оказалось, что тетрадь, в которую я положил рисунок, была по математике, и с нею я пришёл на практические занятия. Во время перерыва, когда я был на перекуре, кто-то из студентов порылся в моей балетке, нашёл рисунок и кнопкой прикрепил его к классной доске. БЕЗ ВСЯКОГО УМЫСЛА!!! И никто на это не обратил внимания, кроме того, кто закрепил кнопкой рисунок.

Заходит в аудиторию Василий Иванович, увидел на доске рисунок и просто спросил: «Это я?». Это было так неожиданно, что вся группа буквально взорвалась от смеха! И остановиться было невозможно! Василий Иванович вспылил и быстро покинул аудиторию. Староста понял, что данный эпизод в дальнейшем мог иметь довольно неприятное продолжение, быстро остудил смех, нашёл студента, который прицепил мой рисунок к доске, устроил ему разнос, а на предложения некоторых студентов разбежаться по личным делам, строго приказал: «Чем хотите, занимайтесь, конспектируйте Ленина, играйте в морской бой, дремлите, но чтобы в аудитории была мёртвая тишина!!!»

Староста был строгий, все его уважали и приняли приказ беспрекословно. Тишина в аудитории была обеспечена, Все сидели на своих местах, перемещений студентов по аудитории – не было.

Дверь аудитории открывалась внутрь помещения, причём так, что приоткрыть дверь на малую щёлку было нельзя. Чтобы заглянуть в аудиторию и увидеть, чем мы занимаемся, нужно было в щель просунуть голову и заглянуть за приоткрытую дверь.

Минут через пятнадцать дверь скрипнула, и начала потихоньку приоткрываться. Мы все замерли и стали смотреть на дверь. Вначале показался чуб Василия Ивановича, затем лоб и глаза. Он увидел, что мы все сидим на местах. Потихоньку он закрыл дверь. Староста встал, приложил палец к губам, призывая продолжать сохранение тишины. Так мы тихо просидели до звонка, потом встали и пошли на другие занятия, в другую аудиторию. В коридоре никого не было. Мудро поступил староста! Если бы мы разбежались, Василий Иванович доложил бы на кафедре, что группа сорвала занятия, а так на следующее практическое занятие по математике Василий Иванович пришёл, как будто ничего не было, и всё прошло спокойно.

***

Тяжело было начинать учёбу на первом курсе. Большинство из нас пришли в институт непосредственно из школы, в школе знания контролировались ежедневно, а в институте – раз в полгода. Снимавший со мной квартиру студент второго курса сказал, что в первом семестре можно «плевать в потолок». Я не плевал, но относился к занятиям немного спустя рукава, и до сих пор помню, как волосы на голове становились дыбом, когда, ложась спать в конце зачётной сессии, я составлял себе программу на завтра.

На зачёт по марксизму-ленинизму я принёс конспект по одной из работ Ленина В.И. Преподаватель, фамилию не помню, по национальности армянин, прочитал мой конспект и сказал, что в конспекте нет ни одной мысли Ленина, я переписал в тетрадь, в основном, высказывания Каутского. Но, вздохнув, всё-таки поставил мне зачёт, просто за большую проделанную работу.

Тяжело давалась мне высшая математика, хотя в своей школе из 137 выпускников лучше меня школьную программу по математике не знал никто. На общешкольных контрольных работах я заканчивал работу первым, выходил в школьный коридор и минут 20 ждал появления девушки по фамилии Вильямс из параллельного класса (она всегда выходила второй после меня).

Но школьная программа по математике оперировала в то время только точными величинами, а в высшей математике приходилось изучать бесконечно малые величины, пределы, интегралы, дифференциалы, в общем, приходилось оперировать абстрактно-неопределёнными данными, а это было очень тяжело. Как я считаю, это зависит от качества преподавания, от способности преподавателя передать знания студенту.

Подобная картина наблюдалась и при изучении теоретической механики. Если статика и кинематика поддавалась освоению, то динамика была для нас почти китайской грамотой. Кафедру теоретической механики у нас называли «Али-баба и 40 разбойников» («Али-баба» - завкафедрой). Завкафедрой и вёл занятия в нашей группе. На экзамене по динамике положительные оценки получили только 6 студентов, остальным пришлось пересдавать.

Двое студентов из какой-то параллельной группы, занимавшиеся в секции бокса при институте, получив у «Али-бабы» «неуд», решили наказать его. Поздно вечером они дождались, когда он выйдет из института, проследили за ним до глухого переулка и начали его бить. Но они не знали, что «Али-баба» учился тоже в своё время в НПИ и тоже занимался в секции бокса. Он их быстро раскидал и убежал, потеряв свой портфель.

На другой день студенты принесли портфель на кафедру, завкафедрой взял у них зачётки и поставил обоим «удовлетворительно».
На наши жалобы о тягостях в учёбе студенты старших курсов говорили, что мол, это ещё семечки, вот когда начнёте изучать сопромат, тогда узнаете, почём фунт лиха.

Со второго курса у нас начался сопромат. Мы настроились на тяжёлую науку и ждали, что будет.
На первое занятие пришёл молодой преподаватель, если мне не изменяет мой склероз, звали его Мищенко Пётр Данилович. При знакомстве с группой (2-мя группами) он представился и сказал, что только что закончил аспирантуру и обучение нас науке сопротивления материалов (он не признавал слова «сопромат») для него первый опыт преподавания. Если мы хотим знать сопротивление материалов, он обещал нас научить этой науке, но для этого иной раз потребуется задержаться на занятиях больше времени, чем отведено расписанием. И мы дали на это согласие.

И мы, и преподаватель относились к занятиям очень серьёзно. Когда мы изучали работу балок на изгиб, Пётр Данилович брал в качестве примера самую невероятную балку и нагружал её всеми возможными нагрузками. И рассказывал, как это решается, как это проверяется и т.д.

И вот, используя методы решения сложной балки, мы могли решить любую задачу. Кстати, домашние задания по составлению эпюр изгибающих моментов и перерезывающих сил для балок он давал нам с простыми числами: пролёт 3, 4 или 5 метров, сосредоточенные нагрузки тоже целыми числами (1, 2, 3 и т.д. тн), также и равномерно-распределённая нагрузка и изгибающие моменты.

Я до сих пор хорошо знаю сопромат, многие заочники обращались ко мне за помощью, я помогал им выполнять задания, а самым тупым делал задания за них. Так вот, над заочниками просто издеваются, пролёты балок дают с двумя знаками после запятой, тоже с нагрузками, и бедный заочник вместо сопромата занимается арифметикой на калькуляторе.

Мне очень нравился сопромат. В то время мне часто приходилось ездить пригородным поездом (с паровозом!) в Ростов, поезд до Ростова шёл 2 часа, и, чтобы не было скучно, я рисовал балку, нагружал её разными нагрузками и строил необходимые эпюры.

Пришло время сдавать экзамен по сопромату за первый семестр (мы изучали его два семестра).
Когда я сел к столу преподавателя отвечать на билет, на экзамен пришёл проверяющий с кафедры. Я отлично ответил на все вопросы билета, правильно решил задачу, всё нормально, и вдруг преподаватель начинает задавать мне дополнительные вопросы. Как сказано выше, я хорошо знал материал и отвечал на заданные вопросы, практически не задумываясь. Наконец, преподаватель сказал, что я сдал экзамен, но у него есть ещё один вопрос, ответ на который не повлияет на оценку экзамена. Делать нечего, приготовился я отвечать и на этот вопрос. Хорошо помню тот вопрос: как будет деформироваться резиновый куб, если верхнюю плоскость куба поворачивать относительно нижней плоскости. Ответил я и на этот вопрос: при такой нагрузке вертикальные рёбра будут вытягиваться, у куба появится «талия», а на верхней и нижней поверхностях образуются «горбы».

Преподаватель был удовлетворён моим ответом, взял зачётку и поставил в ней «хорошо». После чего контролёр с кафедры встал и ушёл из аудитории. Я не претендовал на красный диплом и не стал спорить с преподавателем за оценку. Но во втором семестре он извинился передо мной, сказав, что ответил я на твёрдое «отлично», но он, как новичок – преподаватель, испугался проверяющего и поставил мне «хорошо».

Во втором семестре освоение материала по сопромату происходило также хорошо, как и в первом семестре.
Пришло время экзаменов. Сдаём экзамены, и всё идёт прекрасно, неудовлетворительных оценок нет, в какой-то степени каждый знал сопромат удовлетворительно. Тут староста собирает всех, сдавших экзамен и предлагает: давайте купим подарок преподавателю за то, что он научил нас науке, называемой сопротивление материалов. Быстро организовались, направили послов, которые купили настольные часы в чугунном литье, сделали памятную надпись, и к концу экзамена подарок был доставлен на место.

После выхода из аудитории последнего студента староста от имени группы поблагодарил преподавателя сопромата за то, что он научил нас разбираться в этой науке и преподнёс указанный подарок. Пётр Данилович был смущён, но принял подарок: он вполне заслужил его. Это не была взятка, взятка даётся до свершения действия, а это была благодарность от чистого сердца за проделанную работу!

Вывод: очень многое в образовании зависит от компетенции и знаний преподавателя, умения его настроить студентов на изучение данной дисциплины, тогда обучение происходит без проблем.
Куталёв А.С.

***

В советское время весь наш народ по осени принимал участие в уборке урожая. Для этого снимались с занятий школьники и студенты, сокращалось время работы рабочих, сотрудников различных учреждений, научных работников и пр.

Будучи школьником, в Ставропольском крае мне пришлось принимать участие в уборке клещевины – в то время ценное сырьё для производства смазочных масел, в уборке хлопка (проводились опыты по выращиванию хлопка в степях Северного Кавказа), арбузов, а чаще всего убирали кукурузу.

Во время учёбы в НПИ нашу группу редко привлекали на сельхозработы, видимо, это было связано с большим объёмом практики: после первого курса - геодезичесая, после второго – пятого курсов – производственные практики на шахтах Донбасса, кроме того, военные лагеря после четвёртого и пятого курсов, но пару выездов на сельскохозяйственные работы я помню: один раз нас на один день вывезли в Грушевку для уборки лука, а второй раз нас собрали первого сентября в институте, приказали взять с собой байковые одеяла, полотенца, предметы личной гигиены (мыло, бритвенные принадлежности, зубные пасты и щётки) и отправили на месяц в колхоз им. Коминтерна на уборку кукурузы.

Вначале это решение было принято нами с восторгом: на целый месяц продлеваются каникулы! Но всё оказалось не так красиво, как мы себе это представляли.
Посадили нас на автобус и привезли, только не на центральную усадьбу колхоза, а в какую-то удалённую бригаду - хутор, в котором было штук 15 домов и так называемый «клуб»: большой саманный сарай, без окон, с большими воротами, с камышовой крышей без потолка, с земляным полом. В «клубе» стояло несколько деревянных скамеек, больше ничего не было. Ни пруда, ни речки на хуторе не было, так что помыться было негде.

Завезли нам в «клуб» машину пшеничной соломы, мы вдоль стен сделали себе постели, одно байковое одеяло использовали на двоих студентов как простыню, другим одеялом укрывались. Благо, что наша группа была чисто мужская, единственную девушку, поступившую в нашу группу, мы потеряли уже после первого курса.

Никаких признаков цивилизации: электроосвещение, радио, газеты, магазин – ничего этого не было. Удобства – за углом сарая в кукурузном поле, вода для питья и умывания – в молочном бидоне, который ежедневно меняли. О телевидении и говорить нечего, его тогда нигде не было. Особенно страдали курящие, папирос или сигарет купить было негде. С трудом через бригадира удалось закупить запас курева.

Наша работа заключалась в обламывании кукурузных початков и бросании их в кучи. Вечером приезжала машина, и мы эти кучи початков грузили в машину.

После загрузки кукурузы мы шли на ужин, а потом в свой сарай. Девушек на этом хуторе тоже не было, так что заняться после ужина было нечем. Хорошо, что взяли с собой волейбольный мяч. После ужина, немного отдохнув, начинали гонять мяч по улице перед «клубом». На одной из игр в футбол один наш студент – Володя Логинов вывихнул ногу в голеностопном суставе, и работать в поле больше не мог. Мы его оставляли в сарае с заданием, чтобы вспоминал и записывал в тетрадь анекдоты, а вечером, перед сном нам их рассказывал. Всё какое-то развлечение. За эту травму Володя получил кличку «Калич» (калека), с которой он так и дошёл до диплома.

Однажды утром к нам пришёл бригадир и попросил человека для работы на копнителе за комбайном. Рабочий, который должен был работать на копнителе, заболел или запил, а убирать подсолнечник необходимо было срочно, так как он начал уже осыпаться.

Я вызвался заменить этого рабочего. Для несведущих: копнитель – это такая прицепленная к комбайну тележка на колёсах, с высокими (метра 3) решётчатыми стенками, в которую сбрасываются подсолнечные палки после обмолота.

Забрался я в этот копнитель, и началась уборка урожая. На меня сверху посыпались колючие подсолнечные палки с обмолоченными шляпками. Имеющимися у меня вилами я отбивался от этих палок, разбрасывая их в углы и к стенкам копнителя, но от всех палок мне увернуться не удавалось, и через несколько минут, несмотря на плотную рубаху и кепку, моя кожа представляла одну большую царапину, обильно присыпанную чернозёмной пылью. Моя попытка покинуть копнитель на ходу – не увенчалась успехом, и мне пришлось бороться с подсолнечными палками до тех пор, пока что-то не поломалось в комбайне.

Хорошо, что это произошло через каких-то полтора часа от начала работы, в противном случае меня расцарапало бы до костей. На остановке я вылез из копнителя, вдребезги разругался с комбайнёром и ушёл в свой сарай.

Итак, в целом ничего хорошего в этом продолжении каникул, которому мы так первоначально обрадовались – не было, за исключением:

Кормили нас великолепно!!
Обеденные столы, изготовленные из досок, были установлены во дворе одной из колхозниц, которая готовила нам еду. У столов стояли деревянные скамьи.
Рядом со столом располагались постоянно и ежедневно: молочные бидоны с молоком, с простоквашей, большая кастрюля с компотом и горка арбузов и дынь, выбирай по желанию!
На завтрак подавали хороший кусок отварного или обжаренного мяса с гарниром из макарон, каши или картошки. На обед – обязательно суп на мясном бульоне (борщ, суп-харчо, лапша и пр.) и опять кусок мяса или мясное рагу, азу и пр. с гарниром. Ужин повторял завтрак. Питание было организовано великолепно!

Но, несмотря на очень вкусное и качественное питание, больше двух недель мы выдержать не смогли. Потребовали от бригадира отправить нас назад в Новочеркасск. Бригадир отказался: вас прислали на месяц – вот и работайте до конца месяца.
Тогда наш староста принял решение самовольно оставить работы в колхозе и отправиться в город пешком. Из хутора был хорошо виден собор, он нам и послужил ориентиром в направлении движения. Шли мы до трамвая в посёлке электровозостроительного завода часа три, примерно 15-16 км и, добравшись до города, сразу направились в баню.

На другой день наш староста пошёл в партком института (только там могли приниматься какие-то решения по сельхозработам), объяснил сложившуюся обстановку и причины, по которым мы покинули колхоз. Как ни странно, но обстоятельства самовольного ухода из колхоза в парткоме были приняты обоснованными, и нам разрешили со следующего дня приступить к занятиям.

Куталёв А.С.

***

На военной кафедре из нас готовили командиров понтонного взвода. Теорию, конечно, мы изучали камерально, на кафедре, а практическое освоение понтонов, сборка из них паромов и мостов, а параллельно: возведение низководных мостов на деревянных сваях, минно-взрывное дело и стрельбы из автомата АК-47 и пистолета Макарова – мы осваивали в летнем военном лагере под г. Каменск-Шахтинсий, на берегу Северского Донца.

Вывезли нас в лес на берег реки, мы сами из досок сбили ящики для палаток, дали нам пустые матрацы и наволочки, отвезли на соседнее колхозное поле и мы набили наволочки и матрацы пшеничной соломой, создав постели, поставили брезентовые палатки, на деревянных козлах сделали настил из досок, получился обеденный стол, организовали отхожее место. Для приготовления пищи нам пригнали полевую кухню с поваром и запасом питьевой воды. Вот и всё: наш лагерь был обустроен.

Всё было прекрасно, но деревья в лесу были заражены каким-то вредителем и вокруг нас летали мириады мелких бабочек, похожих на бельевую моль. Из-за этих бабочек нам приходилось питаться первым, вторым и третьим наполовину с бабочками. Ну что ж, где-то едят и сушёную саранчу, а мы чем хуже? Не сидеть же голодными! Никто из нас не отравился!

Должен сказать, что служба в этом лагере проходила довольно интересно, недовольных – не было. Темнело рано, а отбой в 22-00, времени до сна было много и чтобы как-то занять это время стали разучивать хоровые, туристские, маршевые песни.

К примеру:
«В пещере каменной нашли чекушку водки,
Сухарик маленький валялся рядом с ней.
МАЛО!!!!
В пещере каменной нашли пол-литра водки,
Цыплёнок жареный валялся рядом с ней.
МАЛО!!!!.........»

Ну и т.д., а заканчивалась песня словами:

«В пещере каменной нашли источник водки,
И мамонт жареный валялся рядом с ним.
МАЛО!!!!»

Была и строевая песня:

«Мы в Новочеркасск вернёмся,
И с тобой, моя родная,
По Московской прошвырнёмся,
Эти сборы проклиная!
Для тебя, моя родная:
Эта песенка простая!
Я люблю, и ты, быть может,
Потеряла сердце «тожеть!»………..

Но особенно любимой и нами, и нашими командирами была маршевая походная песня про кружку. Когда мы ходили в город в баню, командиры заставляли нас петь эту песню. Приведу её целиком:

Прошла со мною ты до лагерного сбора,
Судьба свела нас за обеденным столом,
И вот уже почти неделя будет скоро,
Как неразлучные товарищи жив-ё-ё-ё-м!

Припев:
Эх! Подружка, моя большая кружка!
Полулитрооовая моя!
ПоИшь меня, поИшь меня горячим чаем!
За что тебя, за что тебя я уважаю!
Эх! Подружка, моя большая кружка!
Полулитрооовая моя!

Иду на завтрак на обед или на ужин.
Всегда со мной ты на брезентовом ремне.
Как альпинисту ледоруб в походе нужен:
Так и в столовой ты необ-хо-ди-ма мне-е-е!!!

Припев:

Настанет время, мы расстанемся с тобою.
Из лагерей мы возвратимся по домам.
Я подниму тебя окрепшею (дрожащею) рукою,
Налив в тебя свои прощальные сто грамм.!!!

Припев.

Когда мы шли по Каменску с этой песней – народ останавливался и слушал нас. На самом деле, получалось очень хорошо! Я вот сейчас слушаю иной раз поющих идущих строем солдат – ни в какое сравнение не идёт их исполнение: они не поют, а «гакают»! Что бы они не пели. А мы хорошо спелись!

В общем, всё было прекрасно, расскажу о некоторых форс-мажорных случаях.

Выполняли мы упражнение – стрельба из автомата Калашникова шестью па-тронами с двойным поражением мишени. Дали нам по 6 патронов, зарядили мы магазины и приготовились выполнять упражнение. А стреляли то в первый раз в жизни! Как их разбить эти 6 патронов на две очереди? Да и ещё в мишень два раза попасть… Опыта то нет! А от первого выстрела отдачей ствол задирается вверх!

Ладно, лёг я на боевую позицию, легонько нажал на курок: вроде бы три вы-стрела было…. Также нажимаю и второй раз, ощущение то же самое. А сомнения мучают! Прицелился я в мишень третий раз и нажал курок, и вдруг автомат дал третью очередь, продолжительностью такой же, как и первые две. Тогда я догадался, что вместо двух очередей по три выстрела я сделал три очереди по два патрона, и никто, в т.ч. и офицер, проводивший стрельбы, не заметил этого, так как стреляла вся группа! Упражнение я выполнил на «отлично»: у меня было три попадания (после каждого первого выстрела)! Остальные пули уходили выше мишени в «молоко».

Такое же положение случилось и с моим соседом, Николаем Малиненко. Но он дав две очереди, не стал проверять, остались ли у него патроны, встал с позиции и доложил, что «курсант Малиненко упражнение выполнил» и вдруг: случайно нажимает спусковой крючок автомата и у него получилось два дополнительных выстрела. Хорошо ещё, что автомат был направлен перед курсантом вниз, в землю, а то могли быть и жертвы! Досталось Малиненко – здорово, трудно описать что ему пришлось выслушать от офицера, проводившего занятие по стрельбе.

Аналогичный случай произошёл и при выполнении упражнения по стрельбе из пистолета Макарова.

Офицер, руководивший стрельбами построил нас в шеренгу и монотонным голосом стал объяснять, как надо стрелять:
«Станьте к мишени правым боком, руку с пистолетом согните в локте под прямым углом, таким образом, чтобы плечо было в горизонтальном положении и направленным в сторону мишени, а ствол пистолета смотрел в небо. Поверните голову в сторону пистолета и постепенно разгибая руку и, следя глазами за пистолетом, наводите пистолет на цель, прицеливайтесь и нажимайте плавно спусковой крючок». Вроде бы всё понятно.

Но один наш студент, Изя Зильберберг, был левша. Ему бы надо было стать левым боком к мишени, а он послушался командира, стал к мишени правым боком, но пистолет взял всё таки в левую руку, согнул под углом девяносто градусов и медленно стал перед собой опускать руку с пистолетом до горизонтального положения, прицеливаясь левым глазом в мишень.

У нашего офицера глаза на лоб вылезли! Он прозевал начало Изей упражнения и заметил глупость, когда левая рука Изи с пистолетом уже находилась в горизонтальном положении.

Надо отметить, что офицер, руководящий стрельбами, при выполнении курсантами упражнений должен находиться метрах в двух строго за спиной курсанта. Заметив как готовится к стрельбе наш Изя, командир разразился таким матом, что на небесах, наверное все уши позакрывали! Услышав ругань, Изя не опуская пистолета повернулся от мишени на 90; вокруг вертикальной оси, так, что пистолет оказался направленным в грудь офицера и спросил: «А как надо? Я же действовал по Вашим указаниям?» У офицера, наверное, фуражка поднялась от вздыбившихся волос: он ласковым голосом стал уговаривать Изю опустить пистолет стволом вниз, и когда тот выполнил указание, на цыпочках подошёл к курсанту и потихоньку отнял пистолет, после чего опять разразился таким матом, что Изя чуть под землю не провалился!

В обоих случаях виноваты офицеры, проводившие стрельбы. Они должны были предупредить, что сделав первую очередь из автомата, надо было при второй очереди нажать на спусковой крючок и держать его в нажатом положении до тех пор, пока стрельба не закончится. Об этом не было сказано. Во втором случае, офицер должен был поинтересоваться, есть ли в группе левши и провести с ними стрельбы отдельно. Тогда бы не было случаев, о которых я написал в данном опусе.

***

«ещё одно, последнее сказанье…...» А.С Пушкин
Куталёв А.С. « Я окончил НПИ в 1959 г.»
Последний рассказ о моём обучении в Новочеркасском политехническом ин-ституте.

Придя на занятия в первый день заключительного, как нам казалось, учебного 1958-1959 года нас внезапно неприятно удивили.
Оказывается, что ведущееся в то время в стране усиленное строительство угольных шахт (в этот период было построено больше количество, так называемых комсомольских шахт (Черкасская комсомольская, Подольская комсомольская в Донбассе и множество других подобных шахт по всему СССР) оказались ненужными, и строительство новых комсомольских шахт было принято на самом высоком уровне – сократить. Таким образом из двух групп инженеров-шахтостроителей, заканчивающих обучение в 1958-1959 г.г. решили оставить одну.

Вначале было предложено другую группу переквалифицировать в химиков-технологов. Считая, что инженеры строители всё-таки ближе к шахтостроителям, - решили, что вторая группа будет продолжать обучение по специальности – инженер-строитель.
Надо сказать, что выполнено разделение этих двух групп инженеров шахто-строителей было очень цивилизованно:
- Первоначально было предложено добровольно принять решение, на какой специальности будет продолжаться дальнейшее обучение отделившейся группы студентов. Надо сказать, что это довольно трудное решение: Все мы проходили практику на шахтах Донбасса. А там рабочие пласты угля едва превышали мощ-ность 55 – 60 см. То есть условия работы (большинству окончивших обучение по нашей специальности именно в таких адских условиях приходилось начинать свою трудовую деятельность), а на дневной поверхности в качестве инженера строителя работа – всю жизнь на свежем, открытом воздухе! Вроде бы, перейдя на другую специальность мы могли выиграть по условиям труда в дальнейшей нашей жизни.

Кроме того, перешедшим в инженеры строители обещали сохранить повышенную стипендию (на 25% больше, чем получали студенты на ПГС (специальность – промышленное и гражданское строительство). Также обещали сохранить условия получения стипендии: студенты шахтостроители (специальность СГП - строительство горных предприятий) получали стипендию даже если они сдавали экзамены с тройками, а на специальности ПГС стипендию получали студенты, сдавшие экзамены только на 4 и 5.

У нас даже ходила такая шутка: ПГС – «подай господь стипендию….» и СГП – «стипендию господь подал!».
Вроде бы заманчивые предложения, НО!!

1. Шахтостроителям оставалось учиться в аудиториях всего полгода, да и то по таким предметам, о которых они уже частично знали из предыдущих лет обучения и практики. Одна сессия, затем – преддипломная практика на шахте Донбасса, далее - работа над дипломом и его защита. Потом – учебные военные лагеря – и мы свободны как птицы!! Получай диплом с направлением на конкретное строительство конкретной шахты и действуй!

2. Другое дело – инженеры-строители: им необходимо было освоить те предметы, которые они не изучали на специальности СГП. Обучение продолжалось на полгода больше, им нужно было ускоренно изучить некоторые учебные предметы и сдавать две экзаменационные сессии, а далее всё также: преддипломная практика, работа над дипломом, военные лагеря, получение диплома и направления на стройки народного хозяйства.

Вот мои личные переживания от перемены специальности:
Недостатки: инженер - шахтостроитель – специальность тяжёлая, опасная. Узкий, изо дня в день не меняющийся, однообразный объём работ (это любая горная выработка, увеличивающаяся по длине на 0,5 – 1,0 м в сутки), работа почти без естественного света, необходимость постоянного ношения с собой самоспасателя и лампы. Почти всегда, особенно при проходке стволов, работа в условиях довольно сильного дождя или сильно увлажнённых условиях, обед - в шахте, принесёнными с собой продуктами.

Достоинства: более высокая зарплата, более короткий рабочий день, более ранний выход на пенсию, обязательное обеспечение очень качественной спецодеждой (инженеры строители на дневной поверхности в то время почти все работали в своей одежде). Ну а у строителей недостатки и достоинства менялись местами.

В общем, необходимость выбора требовала принятия очень серьёзных реше-ний.
Собрали нас две группы и вызвали добровольцев: тех, кто принял добровольное решение остаться шахтостроителем или желающих перейти в строители. Почти по 40% сразу определились с выбором, остальных 20% с помощью деканата и старост разделили принудительно и надо сказать, что споров и возмущений особых не было. В двух наших группах училась только одна девушка, к этому времени она уже стала женой одного из наших студентов. Так вот эта пара приняла решение получить две специальности:
Один (или одна) ходил на лекции с шахтостроителями, другая (или другой) – на лекции со строителями. Я остался в группе шахтостроителей и знаю, что эта пара получила справки в том, что они прошли полный курс теоретического обучения по специальности горный инженер-шахтостроитель. Дальнейшая судьба этой пары мне неизвестна.

До раздела у нас было две группы: ГМ-5-8 и ГМ-5-9 ( я занимался в 9-й группе). Мы долго ломали головы, почему у нас 8-й и 9-й номер, потом узнали, что номера начинались всё-таки со строительного факультета: там были 1 – 7-я группы, в том числе две группы ВиК (водопровод и канализация), а наши группы по номерам продолжали этот ряд.

После раздела в группе шахтостроителей остались:
Вассель А.П., Иванов Ф.М., Решетенко В., Никонов С.П., Матющенко В.Д., Буцан П.П., Манчур Э.Я., , Ткаченко А.С., Сокольский В., Сагида Е.(из группы ГМ-5-8), Фурсов А.Д., Малиненко Н.М., Решетников Е., Борисов В.С., Горуля В.С., Червяков Р.Н., Куталёв А.С., Гуров М.С., Соломенцев Ю.Я., Фефер В.А. Логинов В.Т., (из группы ГМ-5-9).
Начались занятия. Надо сказать, что к этому времени мы уже научились учиться, и наука давалась легко, так что последний семестр и последняя сессия прошли для нас практически незаметно. Пришло время производственной преддипломной практики. Большую часть практик (а их было 4) мы, шахтостроители проходили в Донбассе. За всё время учёбы только один раз наших ребят направили на практику в Москву на строительство метро.

А что за погода в феврале в Донбассе? Да и в том же Новочеркасске? До сих пор помню: то дождь, то снег, солнца не видно совсем, к тому же постоянно дуют ветра. Мороза большого нет, но очень холодно, сыро и слякотно. И вот в такую погоду нас направили на практику на шахту Краснолиманскую в Донецкой области Украины. На этой шахте незадолго до нашего приезда произошёл взрыв газа. Да и после нашего отъезда с шахты, года через два там опять произошёл взрыв, но мы уже были далеко.

Устроили нас в общежитие, очень холодное, продуваемое всеми ветрами. В комнате нас было трое: двое студентов из НПИ – я и Червяков Рафаил Николаевич, третий был студент преддипломник из Ленинградского Горного института, болгарин по национальности – Георгий Стойков. Ложились спать, поверх одеяла накидывали на себя матрацы с соседних пустых кроватей и свою верхнюю одежду. В таких условиях не было никакого желания устраиваться на шахту на рабочие места, побыстрее бы собрать материалы для дипломной работы!

Вскоре приехал наш преподаватель, куратор, проверить, как мы устроились, как идёт сбор материалов, какое отношение к нам на шахте и пр. Сходил он на шахту, переночевал с нами в общежитии, а наутро сказал: «Ребята, собирайте скорее материалы для диплома, подписывайте командировочные удостоверения передним числом и быстрее уезжайте из этой дыры!». Что мы и сделали. Как проверяющий поступил с болгарином, мы не знаем, но, наверное, тоже пожалел и отпустил его с практики раньше времени.

А наш проверяющий поехал проверять, как проходит практика у других студентов. Перед тем как заехать к нам, он заехал на шахту в г. Шахты, где проходил преддипломную практику другой наш студент, Сокольский Володя. Когда преподаватель пришёл на шахту, ему сказали, что Сокольский в шахте, и повидаться с ним не удастся. Заезжал он к Сокольскому ещё раз и опять не мог застать. И вот когда наш преподаватель объехал всех студентов по всему Донбассу, напоследок он опять решил навестить Сокольского, и как обычно, не смог застать его на месте: «….в шахте!» ……Ну, город Шахты от Новочеркасска недалеко, и наш проверяющий преподаватель поехал в Новочеркасск автобусом. Выходит он из автобуса, брюки и пальто по колено в жидкой грязи, а Сокольский, в начищенных туфлях, с белым воротничком и с белым же шарфом проходит по улице г. Новочеркасска прямо перед вышедшим из автобуса преподавателем, даже не заметив его!

Оказалось: этот Сокольский был местным жителем, папа его работал большим начальником в г. Новочеркасске и папа договорился, что все производственные практики его сын проходил на одной и той же шахте в г. Шахты, там же ему готовили все необходимые документы для отчётов по практикам, отмечали, когда надо, командировочные удостоверения, а в шахте он ни разу не был!

Это довело нашего преподавателя до белого каления и на защите практики преподаватель устроил Сокольскому такой допрос, какой, возможно, проводили только в гестапо! «Что такое рабочие рукавицы (Сокольский сказал –перчатки), какого цвета цемент (ответ – чёрный) и т. д.». В общем практику Сокольскому не зачли и отправили на новую практику на другую шахту, где его никто не знал, да ещё письмо написали о его проделках!

После защиты практики началась работа над дипломом. Надо сказать, что эта работа большинству из наших студентов давалась довольно легко. В основной своей части наши ребята знали материал, чего не знали, то знали, где найти, и как этим воспользоваться. Большую помощь оказывали прикреплённые преподаватели, подсказывали, где найти недостающие, неизвестные нам материалы. Работа над дипломом у меня походила довольно легко: я вставал в 7-00, шёл в недалёкий магазин, брал 700-граммовую банку натурального лосося в собственном соку или колбасы «казы», булку хлеба, пачку папирос и садился за работу. Работал до 18-00 - 19-00, потом шёл в кино или гулять и на завтра всё повторялось. Иногда ходил в институт за необходимыми учебниками и справочниками.

Всё шло прекрасно, но тут вмешался всё тот же Сокольский! Приехал на три дня с практики и пробежался по всем студентам с просьбой сделать ему дипломную работу. И уговорил!!! Кого бутылкой, кого деньгами, но заставил делать ему дипломную работу кусками. Я, например, сделал ему шахтный подъём, другие что-то другое, так и сделали то, что он просил, но он никак не мог понять, что каждый раздел, вытекает из предыдущего, что, не сделав первого раздела, не сделаешь второй, а тем более третий! Я пытался ему объяснить, - «не твоё дело!». Ну и сделали мы ему куски диплома, отдали, видимо, он надеялся на своего папу. После этого мы его потеряли, Что он делал, сделал ли он, в конце концов, диплом, сдал ли материалы преддипломной практики, защитил ли он диплом – я не знаю! Дело в том, что конец года прошёл у нас кувырком, о чём позже.

С дипломной работой я справился быстро. В конце апреля все материалы диплома были на проверке у моего куратора-преподавателя. Он их просмотрел, дал добро и послал меня с этими материалами к закреплённому инженеру практику, на шахту, чтобы тот, просмотрев мои материалы, рекомендовал мне оценку за диплом и рекомендовал меня к защите диплома.

Я отвёз свои материалы диплома закреплённому инженеру в г. Шахты, тот взял их у меня и сказал, приходи через две недели. Это было в начале мая, а защита диплома у нас намечалась на середину июня. Так что у меня появилась уйма свободного времени, и я решил потратить это время на поездку домой, в станицу (сейчас город Новоалександровск) Ставропольского края. Родители были ещё живы, а друзей в станице – не было! Кто учился, кто служил в армии, кто работал, кто-то уже завёл семьи, и им было не до меня.

Мои родители жили в то время в старом доме, бывшем жилище зажиточного казака, в центре станицы. Вместе с семьёй моих родителей в этом же доме жила семья военкома из трёх человек и молодожёны: секретарь райкома комсомола с молодой красавицей женой. (Он взял в жёны самую красивую девушку Раю (фамилию забыл) из нашей школы №1, в которой я в своё время учился). Секретарь райкома комсомола – Болдырев Иван, был моим ровесником и, видя, что я мучаюсь от безделья, предложил мне поработать на благо отечества.

В то время по всему Союзу выращивали кукурузу, а наших краях она вообще не переводилась и не переводится! Какой-то учёный выдумал выращивать кукурузу квадратно-гнездовым способом, придумали спец-сеялки, и кукуруза росла как по клеткам: росток от ростка ; 40 см. Так вот, по этому кукурузному полю ходят грачи и галки и, дёрнув за проросший листок зерна кукурузы, выдёргивали из рыхлой земли почти целое кукурузное зерно, которое тут же съедали! Удобно и красиво!

Так этот Иван Болдырев, взял в райкоме комсомола мотоцикл и малокалиберную винтовку, взял меня с отцовской двустволкой и поехали мы уничтожать этих вредителей сельского хозяйства. В один день мы убивали до 50 шт. ворон, галок и грачей. Но главное, мы больше их распугивали! Но всё равно толку было мало.

Иван Болдырев был большим другом Горбачёва М.С. и когда Горбачёва М.С. забрали на работу в Москву, в Ставрополе его сменил через какое-то время Иван Болдырев в должности первого секретаря крайкома КПСС.

Закончились мои вынужденные каникулы, поехал я в г. Шахты забрать свои материалы и заключение по материалам моего диплома, получил за свои материалы четвёрку, и уже знал, что защита диплома у меня пройдёт только на 4.

Так и произошло, диплом свой я защитил за два дня до того, как мне исполнилось 22 года, а запись о выдаче диплома совпала с днём моего рождения.
А ещё, когда мы работали над дипломом в марте или начале апреля, к нам приехали вербовщики из Министерства Обороны СССР, которые предложили нам вместо узких и грязных шахт Донбасса (в которые нас обычно направляли) устроится на подземных работах, не связанных с добычей угля. Испытав на производственных практиках, что такое тонкие угольные пласты Донбасса, четыре студента, в т.ч. и я, решили пойти на работу в МО СССР.

Защита диплома прошла у нас нормально, как обычно, договорились сделать групповую фотографию выпуска, собрали деньги, сфотографировались, а дальше – военные лагеря.

Военные лагеря для нас прошли тоже очень интересно, если не считать смерти нашего товарища, уже защитившего диплом и через три дня собиравшегося ехать к своим родителям в Крым.

До института, я дальше Ставрополя не ездил. Во время обучения в НПИ я проехал почти весь Донбасс. А военные лагеря мы должны были проходить в Белоруссии, там готовились учения в виде учебного боя сил Белорусского и Прибалтийского ВО (военных округов). Так что, чтобы добраться до места прохождения лагерей пришлось пересечь почти всю европейскую часть СССР с юга на север. Причём мы ехали ночами, а днём у нас были пересадки, так что мы имели почти полные дни на осмотр Харькова, Гомеля, Минска! А базой нашей дислокации стал город Гродно, город с западной архитектурой, с узкими улочками, древними костёлами, хорошими действующими каменными мостовыми, а это тоже было очень красиво и интересно!

Вначале нас разместили в г. Гродно, в казармах зимних квартир гвардейского Слуцко-Варшавского понтонного полка, которые были расположены рядом с Гродненской табачной фабрикой. Территория фабрики была огорожена очень высоким забором, но всё равно, работники фабрики каждый день перебрасывали через забор пачки нерезаных сигарет угощая нас, хотя нам по норме довольствия полагалась махорка в пачках.

Весь личный состав полка находился в летних лагерях, нас переодели в солдатскую одежду, выдали курсантские погоны и повезли в летний лагерь. Место расположения лагеря было очень красивое: лагерь стоял на берегу реки Неман (Нёман, как говорят местные). Вдоль берега стояла смешанная хвойно-лиственная роща с кустами малины, с ягодниками земляники. В полукилометрах от берега начиналось колхозное (или совхозное) поле, на окраине которого стояли брезентовые палатки в деревянных ящиках. А перед палатками была линейка для построения, обсаженная ровным строем вековых лип.

Говорили нам, что этот лагерь с этим липами был возведён ещё во времена Суворова, но точно я не знаю. Местные старожилы рассказывали, что 22.06.1941 г. в летних лагерях были также наши солдаты, а от границы с Польшей, занятой в то время немцами, до лагеря было всего километра 4. Так вот, большинство солдат и офицеров, находящихся в то время в летнем лагере, были убиты штыками, так как у наших бойцов оружия не было. Спаслась часть семей, мы ещё разговаривали с очевидцами тех времён и действий. (1959 год – 18 лет с начала ВОВ!).

Жизнь в лагере запомнилась очень приятными воспоминаниями. Ночью спали в палатках, днём нас - студентов курсантов уводили в лес и проводили занятия по боевой и политической подготовке. Занятия с нами проводили сержанты, не имеющие даже среднего образования, иногда офицеры, находящиеся на гораздо более низком интеллектуальном уровне, чем наши студенты, и мы в основном уговаривали наших преподавателей полежать где – нибудь на полянке на берегу Немана, послушать свежие анекдоты, полюбоваться красивыми полуобнажёнными девушками, проплывающими мимо нашего берега на лодках, пособирать, ягоды, да и просто подремать.

А личный состав полка проводил работы по подготовке подразделения к военным учениям. Во время этой подготовки произошёл забавный случай. В штате понтонного полка находились несколько буксирно-моторных катеров, с помощью которых собранные у берегов реки понтонные паромы доставлялись в линию понтонного моста. Проводился ремонт катеров. В одном из катеров обнаружили дырку – течь. Была дана команда заварить отверстие, а на дне катера скопилась лужа горючего. Начали варить электросваркой, катер вспыхнул и за несколько минут – сгорел. Пробовали тушить имеющимися огнетушителями – ничего не получилось.

Наутро произвели построение всего полка в виде прямоугольника, в центре собралось всё руководство и командир полка произнёс речь, суть которой заключалась в том что солдаты полка не умеют пользоваться огнетушителями, что привело к потере боевой техники и как раз перед учениями! Далее он сказал: «сейчас начальник пожарного подразделения лейтенант (имя-рек) покажет, как надо пользоваться огнетушителями». А надо сказать, что в то время на вооружении находились допотопные кислотные огнетушители, в которых надо было предварительно прочистить проволочкой выходное отверстие, затем перевернуть баллон огнетушителя вниз головкой и с силой ударить головкой о что-нибудь твёрдое. В этом случае разбивается колба с кислотой, в баллоне начинается реакция и под воздействием газов от реакции, какая-то жидкая субстанция коричневого цвета с силой выбрасывается через прочищенное отверстие в баллоне огнетушителя и направляется в сторону пламени.

Наш лейтенант всё это нам всем рассказал и решил на примере продемонстрировать, как производится тушение пламени. Стоя впереди всего штаба полка, он прочистил проволокой отверстие, перевернул баллон огнетушителя вниз головкой и с силой ударил его об асфальт. Надо сказать, что на дне баллона огнетушителя находилась ручка, за которую огнетушитель держится вниз головкой.

Ударил – и никакого эффекта! Стоит наш лейтенант и задумчиво смотрит на висящий у него в руке головкой вниз недействующий огнетушитель. Вдруг, при-мерно через 0,5 минуты у огнетушителя срывает резьбу крышки, в которой находилось отверстия для выхода жидкости для тушения, вся гадость из баллона давлением газа выбрасывается наружу, а под действием реактивной силы струи, рука лейтенанта с баллоном поворачивается вокруг горизонтальной оси до положения, когда огнетушитель занимает самое верхнее положение над лейтенантом, по пути выбрасывая из баллона всю жидкую гадость своего содержимого, обрызгивая ею весь, собравшийся вокруг офицерский состав полка.

Конечно, офицеры проявили хорошую реакцию, и как крысы с корабля, бросились из середины плаца в разные стороны! Весь личный состав построенного на плацу полка хохотал до изнеможения, согнувшись вполовину! И, главное, смеяться то неудобно, а как раз в это время остановить смех было ну просто невозможно!

Нам неизвестно, что стало с тем пожарным лейтенантом, но можно предположить реакцию командования полка.
И вот наступило время выхода нашего полка на место учений. Надо сказать, что понтонный полк в походе – на марше занимал по длине 10 км дороги. Чтобы не мешать работе народного хозяйства, передислокация полка происходила только в ночное время, а днём полк располагался в лесу на днёвках. До обеда мы спали, так как спать ночью в грузовых автомашинах поперёк кузова во время движения было невозможно.

После обеда бродили по чудесным белорусским и литовским лесам, с небольшими речками, с маленькими озёрами, зарослями черники, голубики, земляники, малины. Росли грибы, но мы, в основном жители степей, их не знали и не умели их готовить. Красота здешних мест повлияла на мой последующий выбор места работы. А однажды, ближе к вечеру, мы услышали в лесу музыку. Сразу же бросились туда, откуда она была слышна, и увидели следующую картину: на лесной чистенькой поляне сидели три девушки в национальных литовских одеждах с аккордеоном, саксофоном и скрипкой. Полянка была символически огорожена матерчатой сигнальной лентой и получилась своего рода танцевальная площадка.

На звуки музыки с ближайших хуторов стала собираться молодёжь, платили оркестру деньги, заходили за ограду и танцевали! Пытались и мы зайти на своеобразную танцплощадку, но без денег нас не пускали, а денег мы с собой на учение не взяли. Пытались уговорить, что, мол, солдаты везде и всегда ходят бесплатно – не помогло! Потанцевав пару часов, жители собрались, свернули ленточное ограждение и разошлись по своим хуторам в разные стороны.

Что ещё понравилось: каждая лесная дорога имела булыжное покрытие, хотя кругом был песок и грязи там по сути быть и не должно.
Наступил последний день нашего пути к месту проведения учения. Поехали утром, проехали мимо Алитуса, Каунаса, Капсукаса,и подъехали к г. Советск, в районе которого должны были проходить учения. Как я уже сказал, ехали мы утром, проезжали через местные хутора и деревни, и встречали нас довольно странно: мальчишки пытались угостить нас зелёными яблоками, но кидали яблоки не в след нашему движению, а в лоб. Приходилось уклоняться от летящих как снаряды яблок.

К несчастью для руководства нашего полка наша техника вышла на исходные рубежи раньше, чем это требовалось по плану учений, за что командир полка получил разнос от членов комиссии, следящих за учениями. Наш полк рассовали вдоль берега реки Неман (отводить его назад было невозможно, мы перекрыли бы все подъезды к реке) с приказом «ни шагу на землю, сидеть и не двигаться!». Получилось так, как будто мы находились на трибунах, и перед нами проходил весь начальный период боевых действий учений! Нам очень повезло! Мы как на ладони видели весь процесс учений с самого начала до момента начала наводки нашего понтонного моста.

В те времена всё это было секретно, но сейчас, по прошествии стольких лет, вся техника сильно устарела и имеется во всех военных музеях почти всех стран мира.
Началось с имитации ядерного удара по противоположному берегу реки Неман. Там взорвали несколько бочек с бензином или керосином, вследствие чего образовался огромный «гриб», только не белого, а чёрного цвета. И сразу же реку начали форсировать самоходные плавающие транспортные средства: плавающие лёгкие танки, большие плавающие автомобили (БАВ), велась разведка фарватера на малых плавающих автомобилях (МАВ) для определения места наведения понтонного моста.

На берег выводилась малая артиллерия: пушки калибра 57 мм прицепленные к тягачам, изготовленным из автомобилей ГАЗ 69, только вместо задних колёс у них были гусеницы. Боевые расчёты пушек сидели в кузове под брезентом, с открытым задним тентом. Была жара, светило солнце, солдатам нечем было дышать под брезентовым пологом и они старались высунуть лица в открытое заднее пространство кузова, а оттуда на их лица гусеницы тягача бросали пыль и песок, так что нам казалось, что расчёты наших пушек состояли из афроамериканцев! Лица были чёрные от грязи!!!!

Бегали связисты с катушками телефонных проводов, на берегу была установлена батарея зенитных орудий из пяти шт. с машиной управления: над нами пролетали самолёты и все стволы пяти орудий синхронно провожали «взглядом» пролёт этих самолётов.

В конце концов, нам объявили, что плацдарм на противоположном берегу уже захвачен и пришла наша очередь: надо наводить понтонный мост.
Начали работу мы: сбрасывали понтоны в воду, собирали из шести понтонов паром, буксирномоторный катер (БМК) захватывал паром и тащил его в линию моста. Дело пошло быстро, всё шло как по маслу, можно было рассчитывать на рекорд постройки моста длиной 148 м и руководство решило, снять санитарно-спасательный катер с красным крестом и легководолазом на борту и поставить его для подтаскивания паромов.

Мы, студенты, работали на сборке паромов и моста наравне со штатными солдатами полка. И вот тут произошёл несчастный случай.
Когда паром заводится катером в линию моста (сверху по течению реки) на корме парома стоят два солдата с приготовленным якорем массой 125 кг и бухтой каната, толщиной в руку. В нужном месте подаётся команда «Бросай!» и якорь сбрасывается с парома, а потом с помощью каната солдаты точно выставляют паром в линию моста. Там его ловят другие бойцы и соединяют паромы между собой, устанавливают лееры, настилы, и паром готов к работе в конструкции моста.

На сбросе якоря одним из бойцов стоял наш студент Женька Сагида. И когда поступила команда бросать якорь, он его сбросил, но нога Женьки попала в петлю каната, и якорь потащил его с парома в воду. Там было неглубоко, якорь уже лежал на дне, нога Женьки была зажата в петле каната, а голова ещё торчала над поверхностью воды.
Что нужно было сделать? 1. Прислать спасательный катер и Женьку бы спасли, но катер работал в постройке моста. 2. Вытаскивать якорь назад, Женьке бы поломало ногу, но он остался бы жив. Но всё было сделано не так.

Как я написал ранее, у нас были курсантские погоны, а для рядовых солдат – это всё-таки начальник! Течением реки Женьке ломало ногу, ему было очень больно, и он дал команду стоявшим на корме солдатам сбросить в реку всю бухту каната, что они и выполнили, а бухта прижала его ко дну, и распутаться он сам не смог.

Быстрее всего сработал местный литовец – рыбак, ловивший рыбу у берега реки. Он быстро на лодке подплыл к месту несчастного случая, своим якорем, в виде трёхзубцовой «кошки» быстро зацепил и стал вытягивать канат. Канат вытянули весь, но Женьки на нём уже не было…

Рекорд скорости возведения моста – не получился. Послали на работы спаса-тельный катер, на который посадили легководолаза, загоравшего на берегу, всех студентов выгнали с моста и заставили сидеть на берегу. Вот так неприятно закончились наши учения. А Женьку через три дня нашли в устье реки Неман. От нахождения в воде его сильно раздуло, он стал тяжёлым, появился неприятный запах, так чтобы перебить запах его поливали известным в то время мужским одеколоном «Шипр». Я участвовал в команде, которая несла гроб с телом Женьки по узким тропкам древнего гродненского кладбища, эмблема понтонёра с погона винтом мне врезалась в плечо, так что осталась долгая незаживающая рана. А запах «Шипра» я не переношу до сих пор.

Вернулись мы из лагерей, получили дипломы, пошли в фотоателье за выпускными фотографиями, а они оказались не готовы: очень многие студенты хотели оставить память о студенческой поре, и фирма не справилась в срок с заданием. Ну не ждать же всем, когда будут готовы фотографии. Договорились с одним местным товарищем, собрали ему деньги, дали свои адреса, чтобы он выкупил и разослал нам фотографии, но так результатов не дождались.

Однако, мне лично повезло! Одна из бывших студенток НПИ Анастасия Фёдорова откликнулась на мою просьбу поискать в Новочеркасске моих однокурсников, и представьте себе, нашла одного моего товарища - новочеркасца! Это Горуля Владимир Семёнович, который и прислал мне копию фотографии нашей выпускной группы! Но на фото не все, некоторые не пошли фотографироваться.

Вот так и закончилось моё обучение в родном нашем Новочеркасском политехническом институте! Когда я там учился, было всего около 4500 студентов, а теперь 22000 (ог-го!!!).

С уважением, выпускник НПИ 1959 года Куталёв Александр Сергеевич

***

В старости почему-то тянет в те места, где прошло твоё детство, где учился в школе, институте. Вот так и у меня: летом 1959 года я покинул стены тогда ещё Новочеркасского политехнического института им. С. Орджоникидзе, очень хотелось ещё раз попасть туда хоть на денёк, но всё как-то не получалось: когда были деньги и возможности – не хватало времени, сейчас, когда времени навалом ни средства, ни здоровье уже не позволяют осуществить эту мою мечту.

Недавно один из выпускников НПИ Владислав Омельченко, геолог, окончивший институт одновременно со мной, участвовавший года два назад во встрече выпускников, посвящённой какой-то очередной памятной дате, прислал мне по e-mail фотоальбом с видами всех корпусов НПИ, фотографиями минералогического музея и со множеством снимков с современных улиц города Новочеркасска. С щемящим чувством рассматривал я эти фото. Многое уже не узнаю… Не понравился мне вид стеклянного подвесного потолка «крытого двора» - он в это время находился в стадии ремонта.

Однако, я с удовольствием мысленно по фотографиям прошёлся по территории института, начиная от главного входа (ворот) на территорию в районе главного корпуса и по периметру вокруг стадиона: главный корпус, затем здание, где в наше время располагалось студенческое общежитие с лабораториями горных машин на первом этаже, химико-технологический корпус, горный корпус, энергетический корпус и, наконец – столовая! На этом здании постройки института заканчивались. Через дорогу ул. Просвещения находилось здание военной кафедры, но оно как бы было оторвано от комплекса зданий института. Пытался по Интернету найти план современной территории института, даже заплатил запрошенные с меня деньги, но так и не получил этот план. Неужели уж такой большой секрет - план территории института?

Гуляя мысленно по территории института вокруг стадиона мне вспомнилась история сдачи мною зачёта по физкультуре. Зачёт сдавался в весеннюю зачётную сессию после первого курса. Дело в том, что у меня периодически, с разной степе-нью интенсивности болели суставы ног. Обратился я за помощью к институтской медицинской сестре, располагавшейся в то время в помещении военной кафедры. Сестра наорала на меня: «что вы ходите ко мне, не дам я вам освобождения от физкультуры!». Для меня она была самым большим начальником по медицинской части, поэтому больше я никуда не пошёл, да я и не знал, куда мне нужно было идти.

Только после окончания института, работая в строительной войсковой части, фельдшер, в звании капитана, направил меня на анализ крови, и оказалось, что реакция оседания эритроцитов (РОЭ) по норме должна быть 6 – 8 мм/час, а у меня доходила до 42 мм/час, т.е. у меня происходил значительный воспалительный процесс! И только в 1967 г., через 8 лет после окончания института мне поставили правильный диагноз: анкилизирующий спондилартрит, болезнь, которой болел пролетарский писатель Николай Островский, описавший свои мучения от этой болезни в своём романе «Как закалялась сталь».

Так вот, мучаясь от этой болезни, я с трудом сдал все требуемые для зачёта по физкультуре дисциплины, за исключением: я никак не укладывался в норму на 100-метровке. И я решил взять преподавателя физкультуры измором. В любое появившееся «окно» я разыскивал преподавателя и просил его принять у меня зачёт. Он шёл со мной на стадион, давал мне старт, засекал по секундомеру время, говорил «Готовься» и уходил.

Однажды в одно из таких «окон» со мной пришли четыре девушки. Поставил нас физрук на старт и пошёл к финишу. Дал команду, и мы побежали. Три девушки сразу отстали, а четвёртая со старта вырвалась вперёд и пошла впереди меня. Мне было очень стыдно, что меня, молодого парня обгоняет девушка!!! Я от злости вложил все силы в попытке догнать эту студентку, но так и не догнал…. На финише она пришла впереди меня. Но физрук сказал, давай зачётку, ты получил зачёт по физкультуре. Оказалось, как я потом узнал, обогнала меня чемпионка института, и намного обогнала, но, соревнуясь с ней, пытаясь догнать её – я уложился в норму, которая была необходима для зачёта. Не знаю, случайно, или специально эта чемпионка попала в наш забег, но я ей бесконечно благодарен в помощи получения мной зачёта по физкультуре.

От столовой направо в сторону главного входа на территорию института находился сквер, в котором располагались волейбольные и баскетбольные площадки. За площадками находился забор НИМИ (Новочеркасского инженерно-мелиоративного института). А вот на присланных мне фотографиях этого места нет. Я не знаю что там сейчас.

О столовой. В наше время в столовой кормили нормально. Но, отсидев на лекциях три или четыре пары, стоять в очереди на раздаче – от голода не хватало терпения! Поэтому я питался в основном в буфете. В буфете были постоянно варёные в масле пирожки с ливером (иногда и с повидлом) и кефир. Я брал пять пирожков и бутылку кефира, и за всё это я платил 2 рубля! И это при моей стипендии 375 руб. на первом курсе и 475 руб. на пятом курсе. Надо отметить, пирожки были очень вкусные, а по размеру стипендии – очень дешёвые!

Запомнился один интересный случай из нашей столовой. С нами учился один парень, инвалид: у него один глаз (правый) был стеклянный. И вот когда он сидел за столом, у него стеклянный глаз повернулся в глазном гнезде вправо. Так вот: здоровым левым глазом он смотрел в свою тарелку, а стеклянный глаз был направлен в тарелку девушки – студентки, которая сидела рядом за квадратным столом на 4 места. Девушка не знала, что у парня стеклянный глаз. Ей очень не понравилось, что в её тарелку заглядывают. И она, не доев свой обед, выбежала из столовой, чем удивила соседа инвалида. И только, когда сидевшие на других местах студенты подсказали ему, что у него глаз заглядывал в тарелку девушки, он понял причину бегства девушки.

Обычно выйдя из буфета столовой, я заходил в сквер со спортивными площадками, чтобы спокойно, не на бегу, сидя на лавочках для зрителей выкурить папиросу. Однажды вот так, выкуривая свою очередную папиросу, обратил внимание на очень красивую стройную блондинку, игравшую в командный волейбол. У неё были средней длины светлые волосы, светлая кожа и, что очень редко бывало в те времена, сплошное чёрное трико с длинными рукавами. В этом трико она выглядела очень привлекательно! У других девушек была обычная спортивная одежда: трусики или спортивные брюки, маечки или футболки с длинными или короткими рукавами. А вот такое чёрное трико на всей площадке было только одно! А играли, по- моему, четыре команды девушек. И играла эта девушка прекрасно, подвижно, с задором. В общем, я залюбовался этой девушкой, а по окончании игры подошёл к стенду, на котором висело расписание игр, и когда в таблице заполняли счёт игры, определил, что эта девушка была из волейбольной команды «Строитель-2».

С тех пор я стал следить за расписанием волейбольных игр девушек, и когда играла команда «Строитель-2», старался не пропускать эту игру, чтобы лишний раз полюбоваться понравившейся мне волейболисткой.

Не знаю, как сейчас, а в те времена расписание лекций составлялось так, что приходилось на каждую пару бежать из одного корпуса в другой. Допустим, первая пара была в актовом зале главного корпуса, вторая пара в большой аудитории (амфитеатром) в химико-технологическом корпусе, а на третьей паре нам читали лекции в какой-то узкой, с очень высокими потолками аудитории горного корпуса, в которой с трудом размещались две наши группы шахтостроителей.

И вот во время перерыва между парами лекций почти все студенты перебегали из корпуса в корпус, потоки людей, то скрещивались, пересекались, смешивались, спеша навстречу друг другу, то сливались в параллельные течения, то разветвлялись как ручейки, то сливались в бурные потоки по коридорам корпусов и по тротуарам институтского двора.

И вот однажды, во время одной из таких перебежек на встречных курсах я лицом к лицу столкнулся с описанной выше волейболисткой. От неожиданности я даже остановился и поэтому хорошо успел рассмотреть её с близкого расстояния. И сразу всё очарование пропало…. Мне на встречу шла девушка с тем же лицом, с той же причёской, но: рост – ниже среднего, плечи у неё были широки, как у нормального боцмана, таз очень узкий и, благодаря такой фигуре курточка и платье висели на ней как на вешалке! После этой встречи я перестал ходить на институтские соревнования по волейболу.

***

«Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…..»
А.С. Пушкин, «Евгений Онегин».

И всё-таки, мне кажется, что во времена Александра Сергеевича вот эти: «чему-нибудь и как-нибудь», не идут ни в какие сравнения в части воспитания по сравнению с нашим временем. Конечно, слова автора относятся к определённому кругу людей, представляющих не очень большую часть нашего народа, но из произведений классиков 19-го века у меня лично сложилось впечатление о довольно высокой степени воспитания и основной массы народа, купцов, крестьян и рабочих, чего почти не наблюдается в настоящее время.

Для людей круга А.С. Пушкина большую роль в воспитании играли специальные учебные заведения, гувернёры и гувернантки. Для них было обязательное знание иностранного языка, а иногда и не одного. Большую роль в воспитании играли посещения театров, а в театрах показывали не обнажённых артистов, да и лексика актёров не позволяла применения на сцене в речи нецензурных выражений, как сейчас в наших театрах.

А в воспитании основной части нашего народа большую роль сыграла религия и уклад жизни народа, сложившийся к тому времени.

В общем, я считаю, что в 19-м веке дело с воспитанием народа было поставлено гораздо лучше, чем в наше, современное время.

И это при наличии сейчас у нас Министерства культуры РФ, всеобщего среднего образования, огромной массы высших учебных заведений, и в то же время при наличии большого контингента истинных интеллигентов, людей высокой культуры.

Когда я был студентом в 50-е годы 20-го века ходила такая байка - шутка: «Раньше, до революции, студенты знали всё от Баха до Фейербаха, а сейчас знают от Эдиты Пьехи, до иди ты на хрен!» А среди современных студентов немного найдётся людей, знающих и Эдиту Пьеху.

Недавно в Интернете я нашёл сайт, созданный выпускником моего родного Новочеркасского политехнического института (в теперешнее время ЮРГТУ). Сайт очень полезный со всех точек зрения, но я хочу остановиться на одном разделе сайта: «Истории».

Там больше ста историй написанных выпускниками ЮРГТУ. Много времени прошло с 1959 г., когда я окончил институт, и я с большим интересом прочёл все эти истории и общее впечатление у меня двоякое: много очень хороших историй, но часть историй написано не очень культурными, не воспитанными людьми. Люди, окончившие институт, не должны позволять себе описывать со смаком пьяные дебоши, в которых они участвовали, не должны в своих историях допускать хамские выражения по отношению к девушкам студенткам.

Я не призываю к введению цензуры, но сами авторы должны понимать, что выпускникам такого института (простите, университета, сейчас все бывшие институты превратились почему-то в университеты) не к лицу показывать н; люди своё невежество, отсутствие уважения к культуре и воспитанию.

Во времена моего обучения в НПИ существовала собственная опера. Один из студентов нашей группы Саша Никольский пел в опере. Лично я ни разу не был в опере, да просто потому же: недостаточное собственное воспитание! Чтобы ходить в оперу, надо её понимать, а это воспитывается с детства, которое было у меня и голодным, и холодным. Не до того было, да и негде было учиться пониманию оперы…

После войны наше единственное учреждение культуры: районный кинотеатр представлял собой холодный деревянный сарай с обшивкой в одну доску, с земляным полом, с деревянными скамьями. Я помню, как мы смотрели зимой кино в этом, так называемом «кинотеатре»: садились на пол перед сценой с экраном и подкладывали друг под друга свои ноги, чтобы не замёрзли.

В наше время в институте действовал очень хороший студенческий театр эст-радных миниатюр (СТЭМ), но попасть на его представления было практически невозможно. За всё время моего нахождения в стенах НПИ мне удалось всего один раз посмотреть спектакль. Я хорошо помню этот день: с утра нас собрали в актовом зале и сказали, что если вам сейчас не сделают укол от тифа, паратифа и дизентерии, то вас лишат стипендии.

Пришлось становиться в очередь и получать под лопатку очень болезненные 3 кубика лекарства. Укол сильно болел, и я не знал, куда себя деть, чтобы чем-то утихомирить боль, отвлечься от неё. И вдруг увидел очередь за билетами на СТЭМ, я быстро занял очередь. За мной сразу встало много народа, началась давка, и в давке мне, по моему, выдавили весь свежесделанный укол, потому что примерно через час боль успокоилась.

Я прохохотал всё представление, это было так замечательно!! Расскажу одну из миниатюр. На сцене стол, за столом сидит преподаватель, принимает от студентов чертежи по машиностроению. Вокруг толпятся студенты с рулонами ватмана, один студент развернул свой чертёж на столе. Преподаватель проверяет работу: «Так, это хорошо, это правильно, это сойдёт, а это что????? Почему не проставил ГОСТ на болт? Работу не принимаю! Вот когда доделаешь, придёшь второй раз!».

Студент свернул свой ватман и, почёсывая «потылицу», отошёл к обрезу сцены, достаёт пачку папирос «Прибой». Только хотел закурить и вдруг увидел на папиросной пачке выражение «ГОСТ ………», подбежал к другому столу и быстренько вписал этот ГОСТ в свой чертёж, и сразу к преподавателю. Тот посмотрел и говорит: «Вот это другое дело! Всё время вас подталкивать надо! А ведь знали?» Так вот среди историй, прочтённых мной на указанном сайте, есть только упоминания о СТЭМе, а ведь об этом можно и нужно написать целую повесть. И это было бы очень интересно и моему, и более ранним и поздним поколениям.

Среди историй мне понравились произведения автора Натальи Малиновской, мы даже заочно познакомились. И Наталья подсказала мне, что в Интернете существует сайт «proza.ru», на котором любой автор может поместить своё произведение, изложить свои мысли на любую тему. Я воспользовался этой подсказкой и написал три коротких рассказа на интересные для меня темы. Хотелось поделиться с читающими людьми своими впечатлениями о жизни, об истории, о личных переживаниях.

Да, люди прочли мои рассказы и написали замечания к моим рассказам, которые я хочу привести в подлиннике (Кроме нормальных комментариев!).
На рассказ «Мои воспоминания о Сталине» (Орфография и пунктуация автора комментария):

««Антиресно, как энто селянка так крикнула (??) ежели за безвинные анехдоты сажали в страшный архипелак? ))))
И почему кричать за родину или за сталина чем то отличается от мама, ура?? Если главное по словам таких рассказчиков просто кричать?
Так может главное не в этом, а действительно в том - ЧТО кричали люди, зная, что в любую секунду могут погибнуть? И крик "ЗА РОДИНУ" ЗА СТАЛИНА" будет намного святее и честнее пресловутого - "покосился в мою сторону"? Какая разница?))))Скорее это людей как трусов характеризует - именно они и слышали только себя и распостраняли подспудно на других. Первое простительно, а вот выдавать субъективное мнение их пересказчиками - непростительно.....
"Немерянно пересажали" - это сколько "в граммах"? 50 "домов", 100 человек, "полсела"? И за какой срок - "пересажали"? ))))»»

Ну что? Разве можно сказать, что это писали культурные, воспитанные, гра-мотные люди? А ведь они учились в наших школах, а может быть и в университе-тах? Они даже спорить не умеют, кичатся своей безграмотностью, рубят топором своё мнение, применяют оскорбительные выражения.

А. П. Чехов писал: хорошее воспитание не в том, что ты не прольёшь соуса на скатерть, а в том, что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой («Дом с мезонином»). Жаль, что этого не знают авторы приведённой выше цитаты из комментария.

Выпускник НПИ 1959 г. Александр Куталёв.

***

В 1955 году я был студентом НПИ (Новочеркасского политехнического института). Тогда ещё мы не знали телевидения, и репортажи о футболе слушали по радио. Не скажу, что я был заядлый болельщик, но старался следить за футболом и фамилии футболистов: Татушин, Паршин, Ильин, Маслёнкин – мне хорошо были знакомы, а фамилия нашего знаменитого вратаря – Льва Яшина ещё долго звучала и по радио, а потом уже и по телевидению. В 1959 году я в Москве наблюдал игру Льва Яшина в товарищеском матче сборных команд СССР и Великобритании. Со сватом Яшина мы работали в одной конторе здесь, в Обнинске. Так что указанные фамилии футболистов для меня не пустой звук.

Помню я, как сразу после войны, на улицах нашей станицы (Ново-Александровской – сейчас г. Новоалександровск) по грунтовым, утоптанным после дождя как асфальт, тротуарам, разъезжали безногие инвалиды войны на прямоугольных досках, к углам которых были приделаны колёсики из тракторных или автомобильных подшипников. Эти доски катились с большим грохотом. Поперёк доски был ремень, под который инвалиды запихивали остатки ног (для устойчивости на доске). Ехали они, отталкиваясь от земли руками, в которых держали специальные палки с поперечными досками, типа коротких лыжных палок. Потом эти инвалиды как-то внезапно исчезли с улиц. Может быть, и вправду их сослали умирать на Валаам?

А всех немцев тогда все называли «фрицами».

Это предисловие. А чем оно вызвано – далее…. Однажды, уже в наше время, сидя перед телевизором, я слушал выступление Е. Евтушенко. И одно стихотворение поцарапало мне душу! Я нашёл в интернете этот стих, сохранил его у себя, а сейчас посылаю Вам на суд, понравится ли оно Вам так, как задело оно меня?

Я долго искал в интернете личный сайт Е.А. Евтушенко, чтобы испросить у него разрешение на размещение его произведения в своей «истории», нашёл подходящий сайт, написал туда свою просьбу, но ответа не получил.

Разыскивая другие подходящие документы, я нашёл сайт: http://poem.com.ua/category/classik/evtushenko,
в котором есть такая фраза, цитирую:

«Стихи, размещённые на сайте, принадлежат их авторам. При использовании стихов обязательно указывайте автора. Будем очень признательны, если расскажите о сайте "Стихи о любви" своим друзьям и знакомым, а также, если разместите ссылку на www.poem.com.ua у себя в блоге или на сайте. Спасибо за то, что читаете стихи о любви здесь:)»

Правда, предлагаемое мною Вашему вниманию произведение Е.А. Евтушенко не подходит под рубрику «Стихи о любви», но это стихи о любви к Родине…. И я считаю, Евгений Александрович не обидится на меня, за то, что я дал возможность прочесть его стихи, студентам и выпускникам ЮРГТУ.

Матч по футболу СССР-ФРГ, 1955 год.
Из книги Евгения Евтушенко «Футболиада»
(репортаж из прошлого века).

«Как зритель, перестрадавший этот матч, и как бывший солдат, скажу, что для нас он был один такой в двадцатом веке».
Лев Филатов — знаменитый футбольный обозреватель тех лет.
«Хочу поздравить Россию с такой командой».
Зепп Гербергер — тренер сборной ФРГ, чемпиона мира, после этого матча.


Вдруг вспомнились трупы по снежным полям,
бомбёжки и взорванные кариатиды.
Матч с немцами. Кассы ломают. Бедлам.
Простившие Родине все их обиды,
катили болеть за неё инвалиды, —
войною разрезанные пополам,
ещё не сосланные на Валаам,
историей выброшенные в хлам —
и мрачно цедили: «У, фрицы! У, гниды!
За нами Москва! Проиграть — это срам!» Хрущёв, ожидавший в Москву Аденауэра,
в тоске озирался по сторонам;
«Такое нам не распихать по углам…
Эх, мне бы сейчас фронтовые сто грамм!» Незримые струпья от ран отдирая,
катили с медалями и орденами
обрубки войны к стадиону «Динамо» —
в единственный действующий храм,
тогда заменявший религию нам.
Катили и прямо, и наискосок, как бюсты героев,
кому не пристало
на досках подшипниковых пьедесталов прихлёбывать, скажем, берёзовый сок
из фронтовых алюминьевых фляжек,
а тянет хлебнуть поскорей, без оттяжек
лишь то, без чего и футбол был бы тяжек: напиток барачный, по цвету табач-ный, отнюдь не бутылочный, по вкусу обмылочный, и, может, опилочный
из табуретов
страны Советов, непобедимейший самогон,
который можно,
его отведав, подзакусить рукавом, сапогом.
И, может, египетские пирамиды,
чуть вздрогнув, услышали где-то в песках, как с грохотом катят в Москве инвалиды
с татуировками на руках.
Увидела даже статуя Либерти,
за фронт припоздавший второй со стыдом, как грозно движутся инвалиды те — виденьем отмщения
на стадион.
Билетов не смели спросить контролёрши, глаза от непрошенных слёз не про-тёрши, быть может, со вдовьей печалью своей.
И парни-солдатики,
выказав навыки, всех инвалидов
подняли на руки,
их усадив попрямей,
побравей
самого первого ряда первей.
А инвалиды,
как на поверке, —
все наготове держали фанерки
с надписью прыгающей «Бей фрицев!»,
снова в траншеи готовые врыться,
будто на линии фронта лежат,
каждый друг к другу предсмертно прижат.
У них словно нет половины души — их жены разбомблены и малыши.
И что же им с ненавистью поделать, если у них — полдуши,
и полтела?
Ещё все трибуны были негромки,
но Боря Татушин,
пробившись по кромке,
пас Паршину дал.
Тот от радости вмиг
мяч вбухнул в ворота,
сам бухнулся в них.
Так счёт был открыт,
и в неистовом гвалте
прошло озаренье по тысячам лиц, когда Колю Паршина поднял Фриц Вальтер,
реабилитировав имя «Фриц». Фриц дружбой —
не злостью за гол отплатил ему!
он руку пожал с уваженьем ему,
и —
инвалиды зааплодировали
бывшему пленному своему!
Но все мы вдруг сгорбились, постарели,
когда вездесущий тот самый Фриц,
носящий фамилию пистолета,
нам гол запулил, завершая свой «блиц».
Когда нам и гол второй засадили,
наш тренер почувствовал холод Сибири,
и аплодисментов не слышались звуки,
как будто нам всем отсекли даже руки.
И вдруг самый смелый из инвалидов,
вздохнул,
восхищение горькое выдав:
«Я, братцы, скажу вам по праву танкиста —
ведь здорово немцы играют,
и чисто…»
и хлопнул разок,
всех других огорошив,
в свои обожжённые в танке ладоши,
и кореш в тельняшке подхлопывать стал,
качая поскрипывающий пьедестал.
И смылись все мстительные мыслёнки
(все с вами мы чище от чистой игры),
и, чувствуя это,
Ильин и Маслёнкин
вчистую забили красавцы-голы.
Теперь в инвалидах была перемена –
они бы фанерки свои о колена
сломали,
да не было этих колен,
но все-таки призрак войны околел.
Нет стран, чья история — лишь безвиновье,
но будет когда-нибудь и безвойновье,
и я этот матч вам на память дарю.
Кто треплется там, что надеждам всем крышка?
Я тот же, всё помнящий русский мальчишка,
и я, как свидетель, всем вам говорю,
что брезжило братство всех наций в зачатке —
когда, молодой ещё, Яшин, перчатки
отдал, как просто вратарь-вратарю.
Фриц Вальтер, вы где?
Что ж мы пиво пьём розно?
Я с этого матча усвоил серьёзно –
дать руку кому-то не может быть поздно.
А счёт стал 3:2.
В нашу все-таки пользу.
Но выигрыш общий неразделим.
Вы знаете, немцы, кто лучшие гиды?
Кто соединил две Германии вам?
Вернитесь в тот матч, и увидите там.
Кончаются войны не жестом Фемиды,
а только, когда забывая обиды,
войну убивают в себе инвалиды, войною разрезанные пополам.

Март 2009.

***

«На камнях, потемневших дочерна,
в наслоённой годами пыли
кто-то вывел размашистым почерком:
"Я люблю тебя, НПИ!"».

Гимн НПИ (ЮГРТУ, ЮГРПУ)
Слова выпускника НПИ Шварца В.А.

Что-то не помню я потемневших дочерна камней на территории комплекса зданий университета.  Все здания оштукатурены и окрашены светло-жёлтый цвет. Но, будучи студентом, иногда, когда у меня было какое то окно в занятиях, или, из-за своей постоянной боязни куда-то опоздать, я приходил на занятия раньше, чем этого требовало расписание и тогда, чтобы чем то занять время или подготовиться к предстоящим занятиям, я уходил в правое крыло главного корпуса, там была нерабочая лестница (запасного выхода).
Можно было бы посидеть в «крытом», но там всегда было шумно, не особенно уютно, а на лестнице незаметно можно было и папиросу выкурить. Вот там, на лестнице действительно ступени были тёмно-серые, почти чёрные, покрытые пылью. Вот там можно было бы написать «Я люблю тебя, НПИ!».
Когда я приходил на эту лестницу, вырванным листом из тетради вытирал пыль, устраивал сиденье из тетради и садился на ступеньку, чтобы заняться каким либо делом. Сидя на этой лестнице, я обратил внимание на то, что стойки металлического ограждения лестницы заделаны в отверстия на ступенях с помощью расплавленной серы. Я даже провёл эксперимент: отколол кусочек серы и поджёг спичкой: почуял знакомый мне со школьных уроков по химии запах серного ангидрида.
И вот теперь, прослушивая институтский гимн, я всегда вспоминаю эту лестницу запасного выхода. Спасибо Владимиру Абрамовичу Шварцу!