Книга 1 истоки глава 5 юность ираиды часть 22 лето

 На фотографии --  БОРИС  КОЖУХОВСКИЙ.

КНИГА 1

ГЛАВА 5  ЮНОСТЬ  ИРАИДЫ

ЧАСТЬ 22  ЛЕТО 1957 года 

                ОТЕЦ   

После того, как отцу изменили срок отбывания в заключении с 10 лет на 2 года, его перевели отбывать эти 2 года – в Капотню. Капотня находилась на окраине Москвы. Его определили там на должность библиотекаря. Как всегда, он занялся там организацией художественной самодеятельности, организовав ансамбль. Пригодилось его умение играть на аккордеоне и пианино.   В общем, он не скучал. Вероятно, там ему не хватало – женщин,    к которым он всегда испытывал слабость. Но два года пролетят быстро. И он упущенное, наверняка наверстает…

А вот нам – мне, Борьке и бабусе было не так весело, как – отцу. Я из своей зарплаты отдавала долги, которые у нас появились после оплаты адвокатов.
То, что оставалось из моих денег, я приносила домой и опускала в ящик комода. Бабуся туда же добавляла свою пенсию, а Борис – стипендию.

Я не помню, чтобы мы планировали расходы. Также не помню – кто и когда покупал продукты для дома. Если нужны были кому-то деньги на расходы, их просто брали  из общей «кассы».

Бабуся готовила еду дома, "растягивая" оставшиеся в комоде деньги... И они с Борисом обедали вместе. Исходя из малых сумм, выделяемых на продукты, обеды эти были бедными и не калорийными. А я чаще всего – обедала в столовой для работников ГРЭСС. Хотя мое рабочее время никто не контролировал, и я могла бы тоже приходить на обед домой. Пользуясь предоставленной мне свободой, вероятно я выбирала варианты – где было вкуснее и интересней…

                БОРИС  КОЖУХОВСКИЙ

Ну, а в свободное от работы время - у меня   развивался новый «роман» -  с Борисом Кожуховским.   Этот роман был бурным, но быстротечным. Мы вместе ходили в драм кружок. А  летними вечерами – на танцверанду. Она находилась на берегу озера. После танцев, мы брали лодку, и катались, уплывая в тихие, тёплые ночи.

Я не была влюблена. Мне просто рядом с ним было спокойно. Он был не на много старше меня. По специальности – геолог, он периодически уезжал «в поле». Его рассказы дышали романтикой. Он вспоминал, как однажды в тайге, на тропе, он нос к носу встретился с медведицей. Кто из них испугался больше, не известно. Он убегал с такой скоростью, с какой только мог. Убежал. И, когда оглянулся, понял, что и медведица убегала тоже, только в противоположную сторону.

В те недели и месяца, когда он приезжал в Шатуру, и жил дома до следующего отъезда с какой-нибудь партией геологов, он работал на лодочной станции. На пирсе стоял деревянный домик, в котором было всё необходимое для жизни, и топчан, покрытый медвежьей шкурой, и стол, и скамейки, и примус, и посуда. Он коротал там время, когда не было желающих взять лодку на прокат.

Я помню, как ребята ловили раков. Мы их ночью варили на костре в котелке. Если была удачная рыбалка, варили уху. В общем, я приобщалась с ним к романтике.

Ну, и, конечно, надо признаться, что в моей жизни он был первым моим мужчиной. Я не помню сейчас - где и как это случилось в первый раз. Мне это не было нужно. Просто у него хватило такта, терпения и нежности, чтобы помочь мне перейти тот рубеж, который я так боялась переступить. Где-то я думала – и чего всех тянет на эти, так называемые близкие отношения? Я не чувствовала ничего. Как в том избитом анекдоте – «Лежать – то я ещё могу»…

Но, несмотря на мою фригидность (так, кажется, это называется – отсутствие чувственности?), мне нравилось всё остальное, окружающее нас. Он ласкал меня в своём домике на лодочной станции, когда мы лежали на медвежьей шкуре. Или мы вечером катались на лодке, разгоняли её, и, подобрав вёсла, с шуршанием врезались в камыши, и целовались там. А ночью где-нибудь причаливали лодку к пустынному дальнему берегу, где рядом была только ночь. Мы купались в тёплой воде, а потом лежали раздетыми на берегу, глядя в звёздное небо. А иногда мы занимались любовью у него дома, на полузакрытом балконе, на кушетке. Причём, на другой стороне улицы была пожарная охрана. И на высокой башне, которая возвышалась над ней, всегда находился дежурный с биноклем. Мы почти -  что были уверены, что иногда он видит нас, и смеялись – пусть завидует.

Мы продолжали ходить вместе в драмкружок, к Вьюшкову Константину Васильевичу. Вместе, со всеми драмкружковцами, ездили со спектаклями по Шатурскому району. Срывали аплодисменты. Но, я всё равно не могла раскрываться на сцене до конца. Видимо, путь в артистки мне был «заказан»…

Мама Бориса догадывалась о наших отношениях. Она очень хорошо ко мне относилась, и даже мечтала, чтобы мы поженились.

Но у Бориса наступила ностальгическая пора. Его потянула опять уехать куда-нибудь «за запахом тайги». И он уехал, взяв с меня слово, что, как только он устроится, я приеду к нему.


2.08.56г.      Г. СТАЛИНСК.

                ЗДРАВСТВУЙ,   КИСКА!!!

С приветом к тебе – твой Бориска.

Ира, вот я и приехал туда, куда не думал попасть. Город сам хорош, думаю, тебе понравится.
Ира, буду объяснять коротко.

Для тебя работы здесь по самое горло. Всюду идут стройки.

Ира, извини, что коротко. У нас свой автобус и возят по городу вроде экскурсии. И вдруг я убежал и написал вам письма.

Ира, в следующем письме всё опишу подробно. Ира, пиши, как ты себя чувствуешь? (Кто провожает?). Как дела?

Ира, дай адрес маме. «Г. СТАЛИНСК, Кемеровской области, Г/П до востребования – Кожуховскому Борису.

Ира, пиши. Я думаю, ты будешь со мной в Сталинске.

Привет Борьке, бабушке и моей маме. Жду ответа.

КРЕПКО   ЦЕЛУЮ   -   ТВОЙ   БАРСИК.

   

Я не ответила ему, так как  уже встречалась с другим Борисом, в которого, я, кажется, даже влюбилась, причём, впервые в жизни.
Не получая от меня писем, Борис Кожуховский написал знакомым ребятам, чтобы узнать, в чём дело. Поскольку, Шатура – большая деревня, моё новое увлечение не осталось секретом для других. Борису написали о моей «измене». Он ответил тем же ребятам, наградив меня каким-то понятным эпитетом. Ребята постарались мне об этом письме рассказать. Но меня это уже не волновало…