Книга 1 истоки глава 5 юность ираиды часть 27 трев
КНИГА 1 ИСТОКИ
ГЛАВА 5 ЮНОСТЬ ИРАИДЫ
ЧАСТЬ 27 ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
Я уже упоминала, что на одном из занятий литкружка, я прочитала свой первый, и, кажется, единственный рассказ – «ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ».
Он не большой, поэтому я здесь приведу его полностью.
И. В. Степанова
Т Р Е В О Ж Н А Я Н О Ч Ь
Валентина Ивановна уже два дня не выходила на работу. Пришла беда – открывай ворота. Сразу два несчастья свалились на голову Валентины Ивановны: от неё ушел муж, а потом заболела маленькая дочь – Надя.
Три года тому назад Валентина Ивановна окончила медицинский институт, Сергей – строительный. Познакомились они перед дипломом. После упорных занятий, долгими осенними вечерами, бродили они по улицам столицы, подолгу стояли на набережной Москва - реки или Яузы, любуясь отражением вечерних огней, змейками убегающих к противоположному берегу.
Сергей брал Валины руки, и, низко наклонившись к ней, заглядывая в её с голубыми искорками глаза, говорил, что впервые встретил такую красивую девушку, и, что любить её, сильнее, чем он – никто не сумеет. Тёплый ветер ласково путал Валины пепельные кудряшки с рассыпчатыми тёмными кудрями Сергея.
Вале нравился Сергей. По твёрдой, немного жесткой походке она узнавала его всегда издалека. Высокий, широкоплечий. Всегда аккуратный и подтянутый, он производил впечатление человека сильного и энергичного.
Он не отличался особенной красотой, но от лица его веяло всё той же силой и энергией, которые, казалось, исходя от него, притягивали к себе, подчиняя обаянию молодости и мужества.
После защиты диплома, Валя и Сергей расписались и уехали работать в Придонские степи: он – строить, она – лечить.
Валя работала в небольшой клинике, обслуживающей четыре села Мартыновского района, Ростовской области.
Придонские степи раскинулись на многие километры: едешь – едешь, а кругом золотые поля, словно море солнца. Сёла, расположенные на 20 – 30 км. друг от друга, словно маленькие островки затерялись в безбрежном степном пространстве. На нетронутой плугом степи рано весной цветут тюльпаны и маки. Летом душистая полынь обманно манила к себе, а подойдёшь – горчит в горле. Остальные травы все выгорают и степь становится изжелта – чёрной.
За три года Валентина Ивановна привыкла здесь. Нравились ей люди – простые, дружные. В селе они все знали друг друга, и жили, казалось, одной большой семьёй. Вместе с Валентиной Ивановной работал Лев Маркович Эгорёв. Ему было уже пятьдесят с гаком лет. Семья его погибла во время войны. Он очень привязался к Валентине Ивановне, ласково называл её Валюшей, часто рассказывал её случаи из своей жизни. А знал он много.
Знал он и то, что Сергей давно начал ухаживать за молоденькой учительницей – Люсей, но Валюше никогда не говорил об этом. Иногда, когда Сергей почему – то долго задерживался на строительстве, Лев Маркович заходил к Вале на чашку чая, обязательно принося маленькой Наде гостинцы. Когда он узнал, что Надюша заболела, он сам отослал Валентину Ивановну домой.
- Ничего, голубушка, я справлюсь. Вы не беспокойтесь. Если надо будет, я за Вами пошлю.
И вот, вторые сутки Валентина Ивановна не отходит от больной дочки, прикладывая к её горячей головке компрессы. В комнате сразу запахло лекарствами. Ставни были полузакрыты даже днём, чтобы предохранить комнату от знойных лучей палящего солнца. Поправляя подушку, Валентина Ивановна прижималась губами к разметавшимся ручонкам, и, не замечая усталости, долго, пытливым взглядом всматривалась в пылающее жаром лицо девочки. Она сознавала только страх за жизнь этой двухлетней малютки.
А Сергей, может быть, даже не знает, что у него больна дочь. Может быть, в эту минуту, когда она целует детские ручонки, он целует руки чужой женщины. Совсем недавно Сергей не пришел ночевать домой, прислав записку, чтоб его не ждали. А на следующий день он ушел совсем, сказав ей, что они ошиблись друг в друге. Он говорил –они, хотя даже не спросил её об этом. Голос его звучал спокойно:
- Валя, я понял, что мы ошиблись. Но ошибки исправляются временем и людьми… Прости, но я люблю другую…
Валя молчала, только светлые ресницы её дрогнули и опустились.
- Я буду помогать тебе, Валя! …
Не дождавшись ответа, он вышел. Валя сделала шаг за ним, и потом, вдруг остановилась, как вкопанная, с протянутой вслед ему рукой. Губы раскрылись, но ничего не сказали. В мозгу судорожно билась одна и та же мысль: - «Как, почему? За что?». Валя метнулась к окну, заломив в отчаянии руки и смотрела на удалявшуюся широкую спину Сергея и его такие родные, разлохмаченные ветром, кудри. Сердце сжалось, глаза уже ничего не видели, затуманенные горькими, обживающими щёки, шею и руки, слезами.
Валя вдруг, почувствовала себя маленькой, беспомощной, и никому не нужной.
А потом заболела Надя. Мелкая сыпь, высокая температура – яркие признаки скарлатины. Время тянулось медленно. Наде лучше не становилось.
В двенадцатом часу ночи в дверь постучали. Валя вздрогнула – он! Она узнала его осторожный стук в дверь. Пристально посмотрев на спящую Надю, Валя вышла на крыльцо, притворив за собой дверь.
- Валя, здравствуй! Почему ты мне не сообщила о том, что больна Надя? Чужие люди мне говорят об этом.
Но, ведь, я для тебя тоже чужая теперь.
- Что с ней? Сергей сделал шаг к двери, но Валя загородила её.
- К ней нельзя.
- Но, ведь, ты не имеешь права не пустить меня к ней, ведь я – отец.
- А я прежде всего сейчас – врач. Ей нужен покой, она спит.
И Валя вернулась в комнату. Через полчаса в дверь опять постучали. На крыльце стояла женщина.
- Простите, пожалуйста, Вы – доктор?
Валя кивнула головой.
- Извините, что ночью. У меня тяжело больна дочь Это в соседнем селе. Я на лошади. Знаете, днём она бегала и играла, а к вечеру ей, вдруг стало плохо. Может быть, Вы не откажетесь сейчас поехать?
Валя молчала. Чей-то чужой голос говорил внутри: - «Какое тебе дело до того, что где-то, кто-то тяжело болен, если у тебя больна дочь». Валя молчала. Её уставшее , измученное лицо сразу постарело.
- Доктор, я очень прошу Вас, ей плохо!
- А завтра нельзя?
Женщина умоляюще смотрела на Валю и ждала. Видя, что Валя будто бы не понимает, что от неё хочет эта женщина, она протянула к ней руки и с болью проговорила:
- Если у Вас есть дети, ради их здоровья, спасите мою девочку!
Валя вздрогнула. – «Если у Вас есть дети»…» Её, вдруг охватил неописуемый ужас. «Ради их здоровья»… Ей показалось, что она уже давно оставила Надю одну. А что, если с ней что-нибудь уже случилось? А что, если… Валя как-то странно взглянула на женщину, и бросилась в комнату.
Надюша лежала побледневшая. Ручонка свисала бессильно с кровати. Валя в ужасе бросилась перед кроватью на колени, схватила руку девочки – она была холодной. Валя вскрикнула, лихорадочно схватила девочку на руки, и прижала к себе, к своей груди… И тогда она почувствовала, как бьется Надино сердце. Не веря, она постояла ещё мгновенье. Колени дрожали, пальцы судорожно сжимали дорогую девочку.
У Нади жар спал, ей стало лучше. Валя не видела, как незнакомая женщина вошла в комнату, как, постояв мгновенье, она вышла. Валей в эту минуту владела только одна мысль – её девочка, её Надюша – жива.
Опомнившись, она осторожно опустила Надю на постель, и только тогда почувствовала, как она устала. Из ночной темноты, через полураскрытую дверь до Вали долетели чьи-то всхлипывания. Только теперь Валя вспомнила про приехавшую женщину, только теперь по настоящему поняла, что от неё хотели. Женщина сидела на крыльце и, уткнувшись в колени, плакала, всхлипывая,обхватив руками ноги, и слегка покачиваясь. Только теперь Валя представила по-настоящему картину больного ребёнка этой женщины так ярко, что у неё сжалось сердце. Она поняла, что сейчас переживала эта женщина. Поняла, потому что только что сама пережила жуткий страх за жизнь своего ребёнка, поняла потому что сама была – мать.
Валя тронула женщину за плечо и сказала:
- Через 10 минут мы поедем.
Женщина недоверчиво подняла заплаканное лицо к Вале. Её глаза опухли, губы дрожали, голос срывался.
- Но, ведь у…Вас у самой…
Ничего, ей, кажется, стало лучше.
Валя перебежала дорогу, и, миновав три домика, постучала в окно. Потом постучала ещё раз, дверь открылась. Лев Маркович стоял в пижаме, с взлохмаченными волосами.
- Валюша, Вы? Что – ни будь случилось? С Надей?
- Нет. Вы извините, пожалуйста, я уезжаю к больной, будьте так добры, посидите с Надей.
- Ничего, Валюша, ничего. Я сейчас, сейчас. И. Действительно, через пять минут он был уже готов, и Валя уехала.
Лошадь бежала рысцой, телега поскрипывала несмазанным колесом.
В степи было тихо. Пахло горькой полынью, жженой травой, мятой и ночной свежестью. Валя сидела на охапке кукурузной соломы, припав головой к плечу незнакомой женщины. Она чувствовала себя усталой. Тревожные мысли сменились спокойным раздумьем. Ей уже не казалось, что она беспомощная, и никому не нужная. Она была нужна людям.
А какое это большое счастье – быть полезной людям.
Обычно, перед чтением своего произведения, автор вручал кружковцам копии своей рукописи. А по окончании чтения все выступающие с критикой передавали автору свои накрапанные на листочках замечания.
На мой рассказ мне вручили тоже несколько записок с критическими замечаниями. Но у меня сохранилось только три.
Причём одна оказалась на каком-то не русском языке – то ли грузинском, то ли – ещё каком-то. Я теперь уже не помню всех участников литобъединения.
Но помню только, что на следующем же задании попросила перевести записку на русский язык. Получилось следующее:
«……………хорошо передаёт психологию женщины, и совершенно убедительно - изменения, происходящие в духовном мире героини.
Это главное в рассказе, и это главное – удалось.
Вообще, автор не лишена способности глубоко мыслить…»
23 | v - 58 г.
И в следующей записке:
«Далеко от журналистики. Но что-то есть. И это что-то отражает твоё будущее в труде, в настойчивом труде.
В детстве мы делаем первый шаг - над нами взрослые смеются. Почему? Потому что первый шаг в жизни – есть начало не оконченной гениальности.
В середине повести – нет определённости, но есть мнение, что она должна измениться под влиянием общественного течения той или другой стороны.
Или это будет ИДЕАЛИЗМ, или – РЕАЛИЗМ.
Таково моё мнение… (Подпись не разборчива).
И, наконец, записочка, написанная Алисой Акимовной, руководителем нашего литкружка.
ЗАМЕЧАНИЯ:
1) Больного скарлатиной обязательно положили бы в больницу в любом колхозе.
2) От больного скарлатиной врач не имеет права ехать к ребёнку.
3) Чем просить врача сидеть у её ребёнка, лучше послать его к приехавшей женщине.
СОВЕТУЮ:
1) Девочка болеет воспалением лёгких. (пенициллин уже введён, наступает облегчение).
2) Старый врач заболел, ехать не может.
3) Валя бежит за Серёжей. Он остаётся на ночь у дочери, в его душе – перелом.
Валя возвращается от больной. Он ухаживает за ней, и они мирятся.
Моё мнение:
Вероятно, не стоило его выставлять здесь на показ, но я всё-таки привела его, для того, чтобы было понятно, почему я приняла решение – не заниматься этим «ремеслом» дальше.
Я действительно, ездила в детстве в Мартыновку, и прекрасно помню и степи, и жару, и запах полыни. Но об остальном я не имела никакого представления.
Рассказ был придуманным, а поэтому – шаблонным. Я поняла, как много надо знать, чтобы уверенно, понимающе и достоверно о чём-то рассказывать или судить…
Не даром кто-то сказал: писать нужно тогда, когда не можешь не писать. Рассказывать нужно о том, что знаешь. А не выдумываешь…
И справедливо сказано, что лишь немногие знают, как много надо знать, для того, чтобы знать, как мало мы знаем…
Но вот я узнала о творческом конкурсе, который проводился Литературным институтом имени Горького. Скорее по инерции, чем по необходимости, я собрала какие-то свои «произведения», и отослала на этот конкурс.
В общем-то я и не удивилась, когда получила следующий ответ:
Литературный институт имени А. М. Горького при Союзе Писателей СССР
21 июля 1959 г. № 491
Уважаемый товарищ СТЕПАНОВА
Ваши произведения, поступившие на творческий конкурс Литературного института имени А. М. Горького, были рассмотрены Приёмной (Конкурсной) комиссией (протокол № 6 от «30» июня 1959 г.) и не получили одобрения.
В соответствии с условиями творческого конкурса возвращаем Ваши произведения (рецензии и отзывы не высылаются).
Ответственный секретарь
Приёмной (Конкурсной) комиссии___________________________________
(подпись)
Может быть, отчасти, под влиянием в том числе и этого заключения, я приняла решения никогда больше не заниматься бумагомарательством…
Но, как видите – не удержалась, вернувшись к прозе на 80-м году жизни, и вспомнив слова - ПИСАТЬ НУЖНО ТОГДА, КОГДА - НЕ МОЖЕШЬ НЕ ПИСАТЬ...
Свидетельство о публикации №216051800123