Автопортрет под развалинами

Трудное решение.

Утром Виктор деловито взял собранный с вечера свёрток со сложенной в нём небольшой туристической палаткой, которую он взял напрокат у друга-рыбака, и вышел из дома. На душе было тяжело, но он всё же не стал отказываться от решения, приятого накануне вечером.

Отважился на проведение протестной акции, так как иного способа привлечь внимание общественности к этому варварскому акту уничтожения он не видел. Вчера, обеспокоенный происходящим, мужчина снова заходил на шахту, где ему сказали, что демонтаж здания бывшего дворца культуры – дело решённое, и никаких вариантов уже быть не может. Аукцион состоялся, здание, числившееся в налоговом залоге, выкупил новый владелец и сегодня должна начаться его разборка.

Виктор понимал, что от его бунта одиночки проку, что от козла молока -  и всё же решился на него: «Нельзя это так оставлять. Ведь этак весь город разберут по кирпичику – и будем сидеть на пепелище. Надо этим … зловредным рестуктуризаторам показать, где раки зимуют». И потому в местной администрации предупредил, что, как только начнётся снос здания, сядет прямо перед ним и заявит о своём протесте.

Это не было таким уж простым решением: всё же выставлять себя напоказ в такой роли не каждый отважится. Его хорошо знали горожане, особенно проживающие в районе шахты «В...ской». Поймут ли? Поддержат? Не осудят? Не подумают ли, что на почве сноса дворца совсем голову потерял? Почему-то верилось, что будут на его стороне.

А насчёт самой формы протеста Виктор не сомневался, что она не вызовет у земляков недопонимание: в шахтёрском городке в последние годы не раз уже проводились разные акции: и голодовки, и забастовки, и массовые, и одиночные. Но он решил, что каждое утро будет приходить сюда, разбивать палатку и сидеть до вечера, и так  -  до полного сноса здания. 

Долго поломать голову ему пришлось над тем, что же написать на плакате, который он решил прикрепить к палатке, чтобы объяснить свои намерения. С этим он ещё не сталкивался никогда. Первое, что пришло на ум, и казалось наиболее отражающим его настрой, было: «Ломать – не строить. Я – не согласен». Других вариантов не было. Он взял валявшуюся уже много лет в доме карту СССР и на обратной её стороне чёрным фломастером написал это своё послание.

Одиночный пикет у стройплощадки.

За тягостными мыслями Виктор и не заметил, как подошёл к избранному им месту. Было раннее утро. В первых лучах солнца стены дворца культуры, декорированные когда-то по предложению доморощенных архитекторов мелкими камешками и крошкой из битого стекла, сияли чистотой и величием. И если у зданий есть душа, как у человека, то подозревала ли она о готовящейся казни?

Возле здания дворца уже стояла техника. Приехал автокран, погрузчик и две грузовые машины. 
Нужно сказать, что дворец находился рядом с больничным комплексом. По сути, их разделял небольшой по площади старый больничный парк. Переставший быть местом культурного отдыха, он давно уже никем не убирался: бумаг, старых веток и прошлогодней листвы здесь было достаточно. Виктор выбрал место для разбивки палатки в этом одичавшем парке, прямо за ограждением временной стройплощадки. Оно оказалось со склоном. Мужчина расчистил его от камешков и веток. Деловито достал из чехла тент, дуги каркаса и колышки. Аккуратно расстелил внутреннюю часть на подготовленной площадке, повернув вход в направлении стройплощадки. Собрал конструкции, соединив все части. Прикрепил их к палатке,  закрепив по углам. Накинул тент, хорошенько натянув его, и закрепил его колышками.

Вскоре подъехал маленький ПАЗик. Из него бодрым шагом, гомоня о чём-то своём, вышла бригада рабочих, подрядившихся, по-видимому, для ручной разборки здания. Проходя мимо Виктора, они, вначале поздоровавшись, прочитали его «декларацию». Один из рабочих, наверное, старший из них по положению, да и по возрасту, заметил: «Ты, брат, извини, но работа у нас такая – ломать. А что и как - не мы решаем. Да и ломать, прямо тебе скажу, тоже не так и легко. Пойдёмте, ребята!».

По сути дела расправа над этим объектом началась ещё несколько месяцев назад, когда вышел министерский приказ о ликвидации шахты. Налоговиками было описано всё её имущество, так как предприятие имело долги - и начались процессы по его определению.

В своё время дворец славился своим благосостоянием: предприятие ничего не жалело ради культурного досуга своих трудящихся. Приобреталось всё, что нужно для полноценного существования учреждения такого профиля. Поэтому, когда на дворце был «поставлен крест», было что оттуда выносить. Шахтные вытаскивали из здания мебель,  сценические костюмы, звукоусилительную и осветительную аппаратуру, тренажёры и спортинвентарь, телевизоры и магнитофоны, радиомикрофоны и пульты, комплект духовых инструментов, на которых шахтный оркестр играл, сиденья из зрительного зала, кинопроекторы и многое другое.

А вскоре у здания появился новый хозяин, выкупивший его: бойкая и предприимчивая бизнесвумен, которая лишь однажды появилась здесь. В разных конторах проворно зашуршали бумаги, необходимые для разборки здания: получены все разрешения, строительная площадка была ограждена, заказана нужная техника.

Мятежная душа Виктора.

Виктор был человеком, достаточно хорошо известным в городе. Всю жизнь он проработал художником на шахте «В…ской». В компартийные времена к каждому советскому празднику ему приходилось писать пламенные призывы и лозунги, изготавливать транспаранты, которые несли рабочие предприятия на демонстрациях, вывешивались на агитационных растяжках.

Они гласили о том, что КПСС – именно та сила, которая способна мобилизовать энергию народа на общее дело коммунистического созидания, призывали выполнять ленинскую программу партии. Многие лозунги были посвящены труду, успехи и достижения в котором, как правило, посвящались очередному партийному съезду. Эта работа не давала мастеру большого простора для творчества и полёта фантазии. Разве что для плакатов о мире художник иногда выбирал рукописный свободный шрифт, создававший видимость строк, как бы написанных неумелой детской рукой. Или что-то в этом духе.

Иногда, живописуя подобные образцы философской мудрости, мужчина задумывался об их смысле, пытаясь постичь суть агиток. Но, чем сильнее задумывался, тем больше замечал в них бессмыслия, чего-то искусственно надуманного. Например, абсолютно непонятным для него было утверждение «Партия – бессмертие нашего дела»?!

К слову сказать, вероятно, Виктор был не одиноким в своих крамольных суждениях, так как лозунги, старательно написанные им к праздникам, частенько оказывались брошенными после демонстраций в первых же переулках, примыкающих к центральной площади.
Но малевальщика это не особо расстраивало. Считал, что такая у него работа! Даже в оформлении плакатов и лозунгов он находил дух творчества. Недостаток настоящего искусства он возмещал живописанием вне работы икон и картин, а также сочинительством виршей и небольших рассказов.

Когда партия перестала быть руководящей и направляющей, и партком на шахте был расформирован, что значительно поубавило оформительских работ на шахте, мужчина перешёл работать на один из её поверхностных участков.

Помимо своего таланта мастера кисти, среди земляков Виктор был известен  ещё своим мятежным характером. Обладая обострённым чувством социальной справедливости, он был местным общественным деятелем, то и дело, оказываясь в эпицентре разных резонансных событий: входил в забастовочный комитет на шахтёрских забастовках, писал яростные статьи, разоблачающие неблаговидные поступки и политику местной власти, которые печатались в местной газете.

Дворец появился как по волшебству.

Не могла остаться равнодушной мятежная душа Виктора и к вопросу о сносе шахтного дворца культуры. Помимо общественной позиции к этому примешивалась  и личная обида. Дело в том, что к созданию  этого храма культуры он имел самое прямое отношение. Ведь строился он в 60-е годы прошлого века, как и многие объекты в этом небольшом шахтёрском городке, методом народной стройки.

Происходило это так. Рабочие шахты, во всём опекаемые заботой парткома, вдруг обнаружили, что нет у них своего культурного центра, где можно было бы досуг свой провести, таланты недюжинные применить, чествовать передовиков производства. А потому выступили с инициативой построить свой шахтный дворец культуры.

Инициатива, как водится, была одобрена парткомом шахты, затем горкомом. Оперативно и в обстановке гласности был выбран участок для строительства – через дорогу от шахтного двора, вблизи больничного городка. Проектирование тогда было делом, быстро решаемым. Шахта могла всё. Здесь были кадры и средства. И не беда, что они выделялись на развитие угольного производства – практически вся социальная сфера города была построена за счёт угольного объединения.

Шахта «В..кая» всячески старалась изыскивать средства на неплановое строительство, привлекая бесплатный труд энтузиастов.  И вот уже молодые шахтёры в свободное от работы время, комсомольцы, приступили к рытью котлована под фундамент, прокладке траншей под коммуникации. Виктор был среди тех, кто, одухотворённый красивой мечтой, перекидал лопатой изрядное количество земли. Наверное, поэтому обида по поводу сноса здания им была воспринята как личная: «Почему, решая судьбу здания, не спросили согласие на это у тех, кто его строил?».

В угольном объединении были свои строители. Они уложили коммуникации, возвели стены. Дворец появился как по волшебству, вырос рядом с городской поликлиникой, закрыв собой неухоженный старый больничный парк.

Он получился на удивление красивым и придал этому промышленному району красоты и современности. Удалась и задумка декорировать это здание таким образом, чтобы оно походило на сверкающий уголёк: утопленные в штукатурку стен мелкие осколки камня и цветного стекла создавали впечатляющий цветовой рисунок. Особенно поразительный эффект игры света получался, когда здание освещалось солнечными лучами. Название, такой дворец мог получить, конечно же, только «Шахтёрский».

Вся шахта его считала своим приобретением, гордилась им. Да и было чем. В учреждении был оборудован спортивный зал (до этого шахтёрам приходилось на правах просителей заниматься в клубе другой шахты), концертный зал, служивший одновременно и для кинопроката, мог вмещать до восьмисот человек. Оборудование и аппаратура для нового учреждения культуры приобреталось самое современное. Во дворце было много просторных комнат для занятий там разными искусствами.

Фойе было оформлено в стиле «модерн», с удобными диванами и уютными холлами. Пожалуй, гордостью нового здания была «артистическая», соответствующая самым капризным требованиям (известные артисты, приезжавшие впоследствии в город с концертами, это подтверждали), и зал для дискотек. Последний был оборудован мощной акустикой и зеркалами во всю стену. О том, какие здесь потом были дискотеки с живой музыкой, исполняемой талантливыми рокенрольщиками, кое кто из которых продолжил свой полёт за рубежом, помнят и поныне их постаревшие участники!

Дворец быстро приобрёл, что называется, свою душу, оброс людьми, которые надолго стали его обитателями. Откуда-то появилась милая женщина, надолго ставшая заведующей этого заведения. Она постоянно суетилась, что-то устраивала, благодаря чему дворец становился всё краше и уютнее. Здесь появились ставшие популярными кружки вязания, кройки и шитья, вокального мастерства, драмкружок.
Долгие годы это культурное учреждение пользовалось заслуженным авторитетом. Здесь проводились все главные праздничные мероприятия шахты, а иногда и города. Работал оркестр и еще с десяток различных кружков. Многие горожане занимались в нем. Среди них было немало талантливых людей. Дворец создал коллективы, получившие почетные звание народного и образцового. «Выпускники» дворца становились победителями и лауреатами различных фестивалей и конкурсов республиканского и союзного знасчения. Была и своя картинная галерея.
Шахтный Леонардо.

Но настоящей гордостью дворца был потолок в зрительном зале, в росписи которого вместе с художниками других предприятий города принимал участие и Виктор. Это был настоящий триумф самодеятельного творчества! На дворе царила социалистическая эпоха. Поэтому на ярусе прямо в центре перед сценой был изображён герб бывшего тогда государства, окруженный красными знаменами. На рисунке - всеми узнаваемый горняцкий пейзаж городка (терриконы, шахтный копер), впереди шахтерская лампочка.

Каждый сектор потолка украшали девушки в национальных костюмах всех 15 республик бывшего Советского Союза. Когда их рисовали, шахта установила для художников высокие леса, устроившись на которых они живописали эту красоту. Виктор очень гордился тем, что он участвовал в этом творении. Девушки ему представлялись прекрасными Музами, радостно порхающими над головами зрителей.

А ещё он оформлял помещения библиотеки и литературной гостиной. Причём ему в этом предоставили полную свободу творчества. Как-то заведующая, посмотрев на их стены, скучно выкрашенные  в бледно-салатный цвет, сказала: «Виктор, а не размалевать ли их как-нибудь живенько, более современно? Ну-ка, давай, я же знаю, ты сумеешь».

И уже через несколько дней искусник  вовсю рисовал. Он придумал написать как бы ряд картин, расположив их вдоль стены. Здесь были изображения юноши и девушки в современной модной одежде, и молодой мамы, поднявшей на руках своё дитя, и солнце, и пионер с горном, и ветеран, и цветочный орнамент.  Когда после этого на стене всё же осталось одно свободное место, и Виктор не знал, что ещё изобразить, он нарисовал себя. Да, со стены на мастера смотрел сильно похожее на него обличие: с мольбертом и кистью в руках. Никогда ещё он не работал с таким вдохновением, как во время росписи этих стен! Ведь это были не лозунги. Он чувствовал себя живописцем эпохи Возрождения – Леонардо да Винчи, Микеланджело, Тицианом или Дюрером, испытавшими муки творчества, работая над своими автопортретами.

Виктор чувствовал себя частичкой всего этого великолепия. После работы он бегал на репетиции горняцкого ансамбля, успевал и на драмкружок. А ещё была отдушина - литературная гостиная, встречи в которой проводил местная знаменитость – писатель, выходец этой шахты. Проводились они в помещении, которые как раз разрисовал Виктор. Здесь собирались творческие личности, с упоением читали свои произведения, оценивали свои успехи, иногда спорили, делились впечатлениями о прочитанном. Уходил с этих встреч Виктор всегда в приподнятом настроении и с желанием творить, творить, творить!

Харон – перевозчик душ умерших.

Не успел Виктор вбить последний колышек, чтобы закрепить палатку, как возле него оказались два молодых человека: один – в милицейской форме, сержант, а другой – в гражданской. Милиционер представился, попросив то же сделать и  «туриста». Тот назвал своё имя.
- А что это Вы здесь устроили, Виктор Иванович? Видите, здесь работы ведутся, а Вы мешаете!
- Чем это я мешаю? Дорожному движению не препятствую, работе строителей, а точнее будет сказать, разрушителей, - тоже. Я отдыхаю себе в парке. Имею право.
- А что это за плакат у Вас?
- «Ломать – не строить». Крылатое изречение. Не слышали?
- А не согласны с чем?
- С первой его частью. Ломать – это нехорошо. Созидать - лучше.
- Вы это, товарищ Виктор, шли бы домой лучше, и там отдыхали, людей не будоражили, - сказал мятежнику второй представитель.
- Спасибо, возможно, я воспользуюсь Вашим советом.

Успокоенный патруль с чувством исполненного долга удалился. Виктор только устроился, сев возле палатки, как к нему снова заявились гости. На этот раз на своём скутере примчался репортёр местной газеты, вездесущий Валерий. Они с ним были хорошо знакомы. Осмотрев палатку, представитель прессы, улыбнувшись на все 32, заметил:
- Бастуешь, турист?
- Что-то типа того.
- А зачем тебе это надо, Виктор? Ведь уже ничего не изменишь. Ты же знаешь всю эту историю. Всем жалко. Такой дворец! А ничего не поделаешь!

- Знаешь, Валера, я это всё знаю и понимаю. Но ничего с собой поделать не могу. Я это здание строил, оформлял. Понимаешь? Для меня этот дворец – часть жизни. Причём, лучшая. А кто-то, не спросив моего мнения, - бац! И решил его снести. Помешал он, понимаешь ли, кому-то! Я знаю, что ничего своим сидением здесь не изменю. Но это… Как тебе объяснить? Проводы что ли чего-то дорогого перед погребением. Ведь должен же кто-то его проводить, наш «Шахтёрский»,  в это самое небытие?
- Так ты, получается, что-то типа Харона - перевозчика душ умерших? – засмеялся газетчик.
- Нет, Валерий, я что-то типа человека, у которого в груди есть сердце, и есть душа, чувства. И которому очень жаль, что творение рук человеческих, которому ещё бы служить и служить людям, так варварски уничтожается! Так и напиши в своём репортаже, ты же это умеешь. Журналист тоже умчался, оставив бунтаря наедине со своими невесёлыми мыслями.

Весь этот день на площадке работал автокран: разбирали кровлю. О том, что рабочие приступили к демонтажу перекрытия, Виктор понял по доносившемуся до него иногда звуку обваливающихся плит: «У-у-ух…». Разрушаемый дворец, словно побеждённый людьми Великан, издавал гулкие стоны. Виктор подумал, что, вероятно, уже разбился на мелкие кусочки и потолок зрительного зала с росписью его «девушек-Муз». Слёзы накатились на его уставшие глаза.

Борьба за «Шахтёрский».

У Виктора теперь было много свободного времени. Сидя возле своего наблюдательного пункта, он вспоминал всё, что было связано с этим зданием. Да, что там говорить! Даже регистрация его брака с женой здесь происходила. На старых фото, где они с Иришкой счастливые целуются, виден дворцовый декор, покрашенный «под берёзку». Да, было дело!

Когда же закончилось это благоденствие, и начался упадок? Ведь даже лихие 90-е дворец благополучно пережил. Но вначале 2000-х, когда шахты, лишенные господдержки,  начали освобождаться от социальной сферы, стало ясно, что денег на содержание этого здания, больше нет. Началась эпоха забвения, которая закончилась актом его… уничтожения.
 
Борьба за «Шахтёрский» была не на жизнь, а на смерть. Казалось, весь маленький городок включился в этот неравный поединок с этим Монстром – угольным ведомством. В городской газете одна за другой выходили обличительные публикации, призывающие отстоять дворец. Главный аргумент состоял в том, что строилось это здание методом народной стройки, а, значит, оно должно быть передано городской громаде. В городском парламенте образовалась целая группа депутатов, которая отстаивала эту позицию. Да плюс ещё общественность, к которой относился и Виктор.

Только что избранный мэр также считал делом своей чести добиться сохранения этого здания для нужд города. «Несколько поколений наших горожан работали на шахте «В…ской». Именно они строили социальную инфраструктуру города, с их и наших налогов это содержалось и развивалось. Уже в этом достаточно того, чтобы дети и внуки тех, кто это строил, могли пользоваться этими достижениями. Сейчас наш город итак после закрытия шахт в подчинённых нам посёлках и уничтожения там поселковых клубов не выполняет норму по количеству клубных учреждений», - вещал он. Убеждал, что защита важного для города культурного учреждения - это историческое решение.

То есть, вроде бы все были «за» передачу дворца городу. Но для этого были нужны соответствующие документы. Однако как раз с этим и были трудности. Не раз уже созданная для этих целей комиссия требовала от шахты предоставления необходимой документации по дворцу, но руководство постоянно избегало встреч, отписывалось, ссылаясь на свою юридическую несамостоятельность. Каждый раз, когда представители комиссии приходили на предприятие, руководство срочно куда-то вызывалось – и аудиенция откладывалась. Наконец, когда это дело вызвало в городе огромный общественный резонанс, а также после обращения депутатов в прокуратуру, шахтное начальство, наконец, назначило встречу дотошным народным избранникам.

Сидя возле своей палатки, Виктор вспоминал, как вместе с членами комиссии он вошёл в кабинет главного бухгалтера шахты. Она, недовольно поздоровавшись, встала и принесла целый ворох каких-то бумаг:
- Ну, вот, товарищи депутаты, изучайте.
- Ты, Алевтина, не мудри, а рассказывай нам, как оно есть, - попробовал он тогда, как истинный народный дипломат, начать конструктивный диалог.
- Ну, если как есть, то зря вы затеяли всю эту шумиху. Нет никакого «Шахтёрского» по документам. И передавать вам нечего.
- Как это? - ахнули делегаты.
- Да, так. Вы же все наши, местные. За плечами – жизни. Знаете, наверное, как наш город строился? Всё – за счёт шахт. Построят городскую дорогу – оформят как промышленную, плавательный бассейн – как шахтную коммуникацию, техникум – горное училище. Ну, а дворец оформлен как рабочее общежитие. И оно находится в налоговой описи, так как шахта идёт на закрытие, а долг шахтёрам нужно платить. Так что всё по закону.
- Ясно, - сказал ошеломлённый услышанным Виктор. – А почему бегали-то от нас?
- Да потому, что мы тоже живём в этом городе. Искали какие-то варианты. Хотели помочь. Но ничего не получилось. Здание уже выкуплено и подлежит разборке.

Автопортрет под развалинами.

Каждый день Виктора начинался теперь с того, что утром со свёрнутой палаткой он шёл к «Шахтёрскому» и заканчивался её сворачиванием. Рабочие приступили уже к разборке стен  здания. Целый день, как заведенный, крутился на площадке экскаватор. С помощью захвата он вгрызался наконечником зуба в стену и мощным усилием подтягивал разламывающий механизм к себе, обрушивая стену отдельными частями.

Пыль на участке стояла неимоверная, хотя обвалы и поливались водой из брандспойта. Обрушенные части стены рабочие разбирали, стройматериалы грузились в автотранспорт и куда-то отвозились, периодически погрузчиком подбирались отходы и также убирались. Разборка здания производилась стремительно. Торец за торцом здание оседало. Как будто оползала насыпь сверкающего чёрным блеском насыпь отгружаемого угля.

Вечером одного из дней, когда работы уже закончились, Виктор решил походить по развалинам. Он знал, что сегодня обрушивали как раз ту часть здания, где находилась библиотека и литературная гостиная. Часть отходов погрузчик не успел отвезти - и они остались на площадке. Виктор осторожно пробрался и осмотрелся вокруг. Глыбы кирпичной кладки лежали неровной горой, словно развалины старого города.

И вдруг он увидел одну из своих «картин». Удивительно, но линия разлома ровно вырезала её по контурам, не повредив изнутри. Это был его «Автопортрет». «Художник с кистью и мольбертом» лежал среди развалин созданного им мира и отрешённым взглядом смотрел в сереющее предвечернее небо. Сердце Виктора сжалось от боли. Ему стало невообразимо жаль и своего двойника, и свой труд, творчество, и всего «Шахтёрского» - этого сказочного Великана, возведённого людьми.

Слон и Моська.

В один из этих своих забастовочных дней Виктор светлым погожим вечером возвращался домой. Он немного задержался на своей «точке», так как к нему подошли люди, свои, местные, среди которых была и молодёжь. Завязался разговор о сносе дворца, городе, этой нелепой государственной политике по закрытию шахт в регионе. Виктор видел, что земляки поддерживают его, и их мысли созвучны тому, о чём думает он.
- Держитесь, Виктор Иванович! Мы с Вами! – сказали напоследок сочувствующие собеседники, отпуская его из своего окружения.

Домой пикетчик решил пойти короткой дорогой, по переулкам. Он шёл быстрым шагом, прокручивая в уме  вечерний разговор, думая: «Всё же люди понимают весь этот абсурд, который происходит, это их волнует. Конечно, не все готовы на какие-то открытые формы выявления своего недовольства, но всё же. Оказывается, я – не одинок». И на душе от этого становилось радостно.

Быстро вечерело. Вдруг из глухой улицы неожиданно выскочила какая-то физиономия, показавшаяся Виктору знакомой.
- Привет, бунтарь-одиночка. – Ехидно хихикнул встречный.
- А тебе-то что? Что ты здесь делаешь, на ночь глядя? – в прохожем он узнал мужичка, работавшего на шахте, бывалого, с не очень чистой репутацией. Он работал где-то на поверхности, но часто начальство использовало его по своим «поручениям».

- Да, я здесь был у своячка в гостях. Слушай! Хорошо, что я тебя встретил. Говорят, ты там забастовку что ли устроил возле дворца. Ты – мужик умный, авторитетный. Не лез бы ты в это дело. Все газеты пестрят заметками об этом, руководство шахты в них выставляется хуже итальянской мафии. Директор переживает, его на каждой планёрке «генерал» чихвостит.  А ведь он – неплохой мужик, о шахтёриках радеет.
- А чего это ты о нём так распинаешься? – всё более распаляясь, спросил Виктор. – Знаю я их радетелей народных. Как они на закрытии шахт наживаются.
- Да, ты знаешь, блин, какие люди во всём этом задействованы?  Тебе и не снилось. Ты перед ними – комаха. Могут и прихлопнуть. Короче, Виха, ты – умный мужик. Сам смекай, что к чему. Пока.

Виктор махнул раздосадовано рукой, и уже было пошёл. Но потом остановился и крикнул вслед задиристому мужику:
- И вообще: не нужен мне твой директор! Мне просто жалко, что дворец наш ломают.
Но тот уже повернул за угол и ничего не слушал.

Весь вечер этот разговор не выходил из головы мужчины. Он даже жене рассказал и о том, как люди к нему подходили, обещали поддержку, и о том, как этот «порученец» из-за угла выскочил, как будто специально поджидая, как уговаривал его прекратить свой пикет. Жена, слушая это, только качала головой и затем, горестно вздохнув, произнесла:
- Витя, может, и правда, кончай ты это дело? Да, неужто ты их одолеешь или что-то докажешь? Но ведь, ей Богу, как Слон и Моська!

«Шахтёрский» растаял, словно дым.

Ещё несколько дней Виктор приходил на своё место, как прежде, разбивал палатку, целый день сидел, глотая пыль и наблюдая за работой. И вот наступил последний день, когда рабочие, завершив разборку и убрав с площадки всю технику и оборудование, всякие подсобки и строительный мусор, удалились, выполнив свою разрушительную миссию. Виктор, привычными уже движениями свернув палатку и вынув из земли последний колышек, также направился домой.

«Ну, вот, «Шахтёрский», я тебя и проводил», - подумал шахтный живописец и остановился как раз напротив места, бывшего когда-то фасадом снесенного здания, окинув взглядом то пространство, которое некогда занимал дворец. Пустошь. Его взгляду снова открылся старый запущенный больничный парк с дикими зарослями акации и ясеня, где иногда в тёплую пору года собирались мужички-шахтёры, чтобы выпить бутылочку крепкого и разбежаться каждый по своим делам. «Шахтёрский» растаял словно дым. А и был ли он?