Книга 1 истоки глава 5 юность ираиды часть 31 восс

На фотографии – моя мама – на крылечке дома Моти в деревне Гремячево.  1959 год.
После долгих лет разлуки со мной, Борисом, отцом и бабусей, Милочка и она вернулись в нашу семью.               

КНИГА 1  ИСТОКИ

ГЛАВА 5  ЮНОСТЬ ИРАИДЫ

ЧАСТЬ 31 ВОССОЕДИНЕНИЕ


                ВОССОЕДИНЕНИЕ


ВСПОМИНАЕТ ИРАИДА

Наше знакомство с Виктором Дудко, и развивающиеся отношения, напоминают две разные дорожки, или тропинки, которые иногда сближались, подходя очень близко друг к другу (еще в нашем детстве), и потом -  опять разбегаясь далеко в стороны. Потом они бежали всё ближе друг к другу, ближе, соединились на Новый 1959 год, потом опять разбежались, потом опять сходились, и разбегались, пока, наконец, 20 ноября 1959 года не слились в единую широкую дорогу, по которой мы уже шагаем вместе больше 57 лет.

Я упомянула – в этой истории есть что-то мистическое. В 1944 году, после освобождения Киева от немцев, моя семья переехала туда жить. В это же время Витина мама с детьми – Виктором и Мартой проезжали через Киев в Каменец-Подольский. В этот же город переехали жить мои дедушка с бабушкой и две  сестры моей мамы. С одной из них - Маргаритой Николаевной познакомилась и подружилась Витина мама. Голодной весной 44-го года Виктор с Володей (сын М.Н. и мой двоюродный брат) ходили на поля в поисках мороженой картошки, из которой пекли лепёшки. Получается, что ещё в детстве, судьба свела вместе Виктора с моими родными. А я с Виктором познакомилась только спустя 15 лет, и не на Украине, а в Дзержинке…

Но в январе того далёкого Нового года, у нас была ещё у каждого своя самостоятельная жизнь, свои друзья, свои интересы.


Трудное положение сложилось  у бабуси с Боричкой.

Папа недавно вышел из тюрьмы. Материально помогать бабушке (своей маме) и Борьке, в достаточной мере, он ещё не мог. Когда он освободился, он, естественно, сразу же поехал в Шатуру. Но там оставаться ему не было никакого желания, да и возможности. Я устроила его (всё через того же начальника отдела кадров) на работу, на строительство ТЭЦ-22, добилась для него лимита, а соответственно, проживания в общежитии.

По выходным я уезжала вместе с ним в Шатуру, и мы, собравшись вместе, мечтали опять зажить одной семьёй, взяв к себе Милочку и маму.

Видно бабуся что-нибудь не поняла, или я опять что-нибудь нафантазировала, выдав желаемое за возможное, но только у бабуси сложилось впечатление, что я могу добиться семейной комнаты в общежитии. Такого у нас не практиковалось. Правда, папа жил в комнате, в общежитии, один, так как Долгов уже получил, как директор школы, квартиру при школе, но общежитие ещё не освободил.

Может быть, я имела в виду, что бабуся с Боричкой могут приехать пожить временно в этой комнате с папой? Но, как - бы то ни было, ещё в конце 1958 года бабуся прислала письмо, в котором она настаивала, чтобы всё возможное было сделано по поводу воссоединения семьи. Она ссылалась на то, что я три раза уже «спасала» семью, вытаскивая её из трудных положений. Я так прикинула – что она имела ввиду?

1. Ещё будучи девочкой, я   добилась помилования для отца, когда он сидел в первый раз. И он, вместо 12 лет, просидел в Иркутске всего 4 года.

2.  Я добилась пересмотра дела, когда его судили во второй раз, в результате чего, вместо 10 лет, ему дали всего 2 года.

З.  А вот что она имела в виду ещё? Возможно то, что я после того, как он вернулся, устроила его на работу и в общежитие?

И, вообще, я думаю, что ставить всё это мне в заслугу не следует. Я просто делала и добивалась чего-то, потому что в те моменты это было очень важно и для всей семьи и для меня.

 Ну, остальная критика в мой адрес в этом письме, возможно, правильная. Мои мечты часто рисовали мне радужные картинки моего будущего. Загоревшись, я уже видела себя и студенткой института, и т.д. и т.п. Но потом, когда нужно было переходить от слов к делу, вылезала на первое место лень. Хорошие помыслы отползали на второй план, и опять я продолжала плыть по течению и ехать  «по накатанной колее». Бабуся, наверное, хорошо знала мой характер с детства, так как именно она меня воспитывала до определённой поры, пока я не вырвалась из-под её опеки, и начала «воспитываться» сама. И всё-таки, во многом, она, наверное, было права.

Немного отвлеклась. Вот оно, бабусино «обличающее» меня письмо.


Адрес в Шатуре: - «Московская область. Г. Шатура, Советская ул. 3, кв. 2. Степановой М.А.».

15.09.58 г.                МИЛАЯ   ИДА!


Собралась написать тебе несколько строк относительно нашего будущего, которое всецело зависит от тебя.

Я была уверена (когда ты сама выдвигала такой проект, что вы – мама, папа и ты, объединитесь опять в одну семью и будете жить в одной комнате, в общежитии). Если ты читала письмо тёти Фани, ты могла убедиться в том, что я и ей писала об этом. Возможно, и я согласилась бы, хотя на зимнее время присоединиться к вам. Но вот приехал папа, и говорит, что ты не согласна на этот когда-то и тобой выдвигаемый проект совместной жизни.

Ведь, только плюсы говорят в этом вопросе. Жить сейчас на три дома чрезвычайно трудно, и, конечно, говорить о том, что будут все одеты, не приходится и думать. От тебя не будет требоваться никакой помощи, будешь избавлена от всякой заботы о хозяйственных нуждах. В твою личную жизнь едва ли кто позволит вторгаться. Живи, трудись на пользу родины и оденься так, как прилично твоему «сану».

Если ты будешь учиться, как мне сказал папа, то совсем не будешь жить дома, а только приходить на ночёвку, так что лицезреть членов семьи едва ли тебе даже придётся (или очень мало, урывками).

Мне кажется, что отказ твой жить вместе совсем кроется не в том, не здесь «собака зарыта». Видимо, у тебя снова чувствуется непрочность твоего служебного положения, и снова тебе хочется спасаться – «лететь», хотя бы к чёрту на кулички! Сколько уже прецедентов было в твоём таком ещё небольшом служебном стаже!

Милая Ида! Эта неудовлетворительность (согласна ты со мной?) кроется в тебе самой и никто в этом не виноват. Ведь, до сих пор ты обвиняла всяких Романовых, Петровых и т.д., которые заедали тебя. Обвиняла «среду», как ты доказывала мне, что в Люберцах будет совсем другое, и это только я виновата в том, (вспомни свой разговор со мной в больнице) что ты должна жить в этом Шатурском болоте. И вот, ради тебя, я согласилась остаться с Борей. Как я боялась: ведь я каждый момент могла оказаться беспомощной из-за своей болезни.

Эта уступка с моей стороны оказалась бесполезной: ты снова мечешься, снова чего-то ищешь. Ты умеешь добиваться своего желания, когда захочешь. Возможно, и сейчас добьёшься: поступишь на курсы, но я сильно сомневаюсь, что это желание серьёзно, и ты будешь, как следует учиться. Ведь, у тебя совершенно расшатана воля, ты не можешь управлять собой. Тобой руководит, лишь мимолётный каприз и только: достижения того, что хотелось, и баста!

Неужели тебе не захочется взять себя в руки? Не жить мещанскими интересами? Неужели не захочется искоренить в себе вновь прибавившиеся в твоём характере  ещё две «милые» черты (помнишь, ты говорила?).

Помнишь, я тебе когда-то говорила, что будучи ещё когда-то 16-летней девушкой, поставила эпиграфом в своём дневнике такой афоризм (у Лескова): - «Если хочешь, чтобы тебя уважали, сам в себе человека уважай».

Вот этот принцип, который я едва ли хорошо тогда понимала, руководил мною всю жизнь. Можешь ли и ты про себя то же сказать?

Уважаешь ли ты себя, когда оглянешься на себя, прибегнешь к самоанализу, и вот, признаешься не только себе (а мне сказала), что у тебя появилось что-то новое, вот на то, что я только что указала.

А люди тебя не раскусят? Будут ли уважать? Ведь, и ты сама за них себя не уважаешь. Логично? А ты просто бравируешь этими чертами. Как- то кривляешься, кичишься, когда говоришь, что никого не любишь. Видимо, даже ненавистны  (всё твоё поведение относительно хотя бы меня) все те, которые тебя любят, которые, давая тебе советы, искренне, желают тебе только добра. Неужели, действительно, тебя уважают  всякие Кошлевы и разные дипломированные таланты, уважают тебя ради тебя, а не ради того, что ты для них сделала? Ох, как много ты для них сделала! Как не превозносить тебя! Но сделай ты что-нибудь неугодное им, хотя бы ты была тысячу раз права, тайно повернут колесо влево.

Мне кажется, что даже у тебя какая-то опустошенность, несмотря на такие, ещё почти юные годы!

Иногда мне кажется, что ты права, когда говоришь, что ты не любишь никого из родных, но мне думается, что вообще ты никого не любила и уже не можешь полюбить – в этом я вижу твою «опустошенность» души. То, что ты принимала за любовь (я говорю про мужчин), просто являлось потребностью любви, простой чувствительностью и только. Ида, жутко это! Искалечила ты свою душу!

Но ты ещё так молода, так не глупа, что можешь осознать себя. Укрепить волю, и направить себя по правильному пути.

Я часто Боре привожу следующий афоризм индийской мудрости: - «Не давай советы глупцу, добрый совет только разозлит его».

Но я повторяю, что не считаю тебя ограниченной, и, возможно, наши общие, такие единые советы будут приняты с тем добродушием,  которое было свойственно тебе когда-то…

Много, много ещё хотелось бы сказать, но для чего? Послушай радио, кино, книги, - всё не идёт в разрез с тем, о чём я только что беседовала с тобой: такая развалина, и с такой цветущей, многообещающей юностью!

Может быть, я не увижу «другой» тебя, но я глубоко верю, что всё наносное, всё мещанское соскользнёт с тебя, и ты, как бабочка из куколки, вылетишь  «новой».

Целую тебя.
                БАБУСЯ.


Письмо на ТЭЦ – 22, в общежитие Степановой И.В. из Шатуры от Степановой Мариамны Алониевны.

Хочется думать, что ты устроишь и на этот раз общую судьбу нашей семьи, уже в 4-ый раз.

Разорви это письмо. Не досадуй на меня: больше писать не буду…




Наконец, папа решил, что пора бабусю и Бориса забирать в Дзержинку, где уже, хоть и в общежитии, но уже обосновались – он сам и я.

Посёлок Дзержинского в то время был маленьким городком, на краю которого, в сторону леса, располагалась очень старая деревня – Гремячево.

Деревня располагалась на горе. Её улочки протянулись – одна к лесу, вверх, а вторая – вдоль  основной дороги. По ней ходили автобусы, тоже до леса, только правее. Там «наверху», был пятачок, на котором автобус разворачивался и ехал обратно. Летом, в лес, на знаменитые песчаные карьеры, люди приезжали даже из Москвы. Они доезжали до этой конечной остановки, и потом пешком шли через  лес к воде и песку.

Папа снял комнатку у хозяйки маленького домика в деревне – Гремячево, у Фени. Фенин дом стоял именно на той улице, которая стояла на краю горы, и протянулась параллельно дороге, пробегавшей внизу, под горой У неё был совсем маленький домик с палисадником  и небольшим двориком. В глубине двора стояли сарайчики и погреб. За домом был небольшой огород, обрывающийся на краю крутой горы. В этом месте, спустившись вниз, можно было попасть сразу же к знаменитому ключевому источнику. Прямо из горы вытекала вода, заключённая в большую выводную трубу. Вода текла беспрерывно, падая в бревенчатый сруб. В ночь под крещенье каждый год там происходили церемонии «купанья» и «крещенья».

Я не помню, куда перебралась сама Феня со своими ребятишками, а воспитывала одна двух мальчишек, но нам она сдала свою единственную комнату.

Когда у Фени со временем собралась вся наша семья, мы перебрались в другой дом – к тёте Моте.

Так до сих пор, когда мы с Милочкой (моя сестрёнка) вспоминаем те времена, у нас бытует выражение: - «Когда мы жили у Фени», или – «Когда мы жили у Моти»…

Также, как у меня, у Виктора семья разбросана по разным городам и республикам. Мама с сестрёнкой Ритой на Украине, а отец (чаще называют его все БАТЕЙ)   со сводным братишкой  Женей – в Белоруссии.

Но, в отличие от моей семьи, Витиной маме и Бате, помириться было не суждено. Они, расставшись во время войны, ни разу больше не встречались.

Моя бабуся, несмотря на то, что именно она ратовала за объединение семьи, в этот момент засомневалась. Ей было жалко бросать Шатурскую квартиру, в которой именно сейчас сделали капитальный ремонт. Помощников у бабуси не было, и вся строительная грязь легла на её плечи.

Кроме того, Борис защищал в это время диплом – он  оканчивал энергетический техникум.

Папа   продолжал работать на стройках.

Когда он вернулся из заключения, начальник отдела кадров, по моей просьбе, устроил его на вакантную должность исполняющего обязанности начальника ОТК на Дзержинский комбинат по производству бетонных изделий, с тем, чтобы он в дальнейшем сам подыскал себе место работы.

Через пол года он перешел на должность прораба СМУ-3 в Тресте ОСОБСТРОЙ № 2.
               
Но время бежит быстро. Борис диплом защитил.

Причин оставаться в Шатуре больше не было, и папа перевёз из Шатуры бабусю с Борисом в Гремячево к Фене.

А чуть позже, туда же переехали из Вельяминово и мама с Милой. Если за вещами, в Шатуру, папа ездил на машине, то мама с Милой привезли с собой по узелку со своими пожитками – это всё, что у них было…

Папа долго колебался и морально «сопротивлялся» воссоединению с мамой. Хотя он не раз после освобождения ездил к ним. Как всегда, у него была любовница. На этот раз ею стала боевая жена Долгова, с которым он сдружился в общежитии. Работая на стройке, папа в свободное время навещал Долговых чуть ли не каждый день. Сам Долгов вёл уроки истории в школе, а Валентина Ивановна и Владимир Васильевич в это время «пили чай».

Когда приехала мама, встречи с Долговыми стали реже, в основном, по праздникам. Папа увлёкся молодой маляршей, которая работала у него на участке. А маме всё это время он «вешал лапшу на уши», что ещё, будучи в заключении в Иркутске, он чем-то переболел, и превратился в полного импотента.  В своё время бытовал анекдот про красивого сибирского кота, который каждой кошке объяснял, что в Сибири отморозил х… Нет, они ложились в одну постель, но… Тем более, что у Фени в одной комнате (на ночь ставили раскладушки) спали и Мила и бабуся, и Боря, хоть и редко, но приезжала и я.

Вот так и получилось, что в этот памятный 1959 год воссоединилась наша семья Степановых, которую столько лет мотало и болтало по дорогам судьбы. Мила в этот год окончила 10 классов. Боря защитил диплом, окончив энергетический техникум. В ноябре состоялась наша с Виктором Дудко свадьба.

Но рассказ о ней ещё впереди.  А до неё ещё нужно вернуться к нашим с Виктором отношениям.