Жизнь замечательных людей

                или Талант важнее национальности и религии            
    ... дело было так. Шел мужик по улице. Идет такой, курит, по сторонам смотрит. Слева - женская баня, справа - трубопрокатный завод. Снизу - почва, сверху - небо. Вроде, все как обычно. Но потом мужик понимает : ни х...я. Людей нет. Так, пробежит вдалеке кто-то смутный, то ли школьник за вином, то ли старичок за хлебом, пробегут и снова нет никого. Встал мужик и думает : хорошо этот или нет. С одной стороны за...сь, нету людишек и воздух чище, а с другой непривычно как-то, по рылу никому не заедешь, с бабцом каким жирным не раскусаешься, гниде какой коммунистической не объяснишь за пагубность курса на изоляцию, старушке ногу не отдавишь, придешь домой, включишь телевизор, в рожу толстую подонка Толстого харкнешь, а вспомнить и нечего. Зря день прошел. Подумал мужик и решил : непорядок. Надо делать революцию. Попер он на Кремль, а Кремль, Машенька, он в Москве. Приходит в Москву мужик, а Кремля и нету. Кончился. Зашатался тут мужик, майку найковскую разорвал на груди и кричит :
    - Продали Россию ! Даже Кремль сп...дили сволочуги коррупционные !
    Орет он, значится, и тут к нему второй мужик подваливает. Мужик как мужик, рожа гнусная, в лаптях, мозга нет. Русский, короче. Трогает за руку и спрашивает :
    - Мил человек, грит, не скажешь, грит, где тута Третьяковская галерея. Слышал, грит, баяли у нас фабрике, что в Третьяковке посетителям селедку бесплатно дают.
    Первый мужик в полных непонятках орет на второго :
    - Какая, бля, Третьяковка ? Зый : Кьемль сп...ли.
    Второй насупился, лаптем грунт ковырнул и говорит вполголоса :
    - Ах ты, сука. Ну-ка, скажи : на горе Арарат растет красный виноград. Не могешь ? Ага ! Из-за таких, как ты, начальство Кремль от греха и вывезло во Флориду или Лондон, надо гнусного Петра Толстого спросить, он знает точно. Только не скажет.
    А первый ржет и говорит чисто волжским говором, на о :
    - Это я тобэ проверял, кинто, выяснял кто ты есть : дрек мит пфеффер или патриот. Теперь вижу, что подходишь ты для дела святого. Айда в " Комитет двадцать пять".
    Взялись они за руки и побежали. А путь в " Комитет" лежал через Лубянку. Прибегают они на Лубянку и видят : продали Россию. Нету Железного Феликса. Стоит у постамента одинокий Проханов, дрочит. Подходят мужики к Проханову и спрашивают :
    - Ты кто такой есть, падло мордатое ? Отчего, паскуда, дрочишь на месте святом ? Что, гад, замышляешь ? И где, бля, в конце концов, Чичваркин ?
    Проханов запахнул плащ, прозвенел строго орденами и медалями и отвечает, не торопясь и по порядку :
    - Есть я мудак земли русской, Проханов. Или Кошкильды, что одно и то же. Дрочу от того, что встал с колен, стоя на коленях дрочить неудобно. Да вы, грит, сами попробуйте.
    Упали мужики на колени, попробовали. В - натуре, стремно.
    А Проханов продолжает :
    - Замышляю я возрождение и ренессанс. Сто три года уже замышляю, скоро, грит, замыслю окончательно. А Чичваркин, грит, на х...й никому не упал, алкаш хренов.
    И тут еще двое нарисовываются, из дверей Лубянки вышли под ручку. Один да еще один, русские патриоты, хохол Несмиян и еврей Гиркин. Подходят и говорят :
    - Хайль Гитлер, дорогие товарищи. Айда с нами.
    - Это куда ? - Вопрошает Проханов.
    - Размышлять.
    Не понравилось слово это Проханову, на Перемышль похоже, камыши, мышей, а уж в конце-то явно нецензурное. Свистнул он и на свист прибежал еще один богатырь, махонький, с козлиной бородкой, в очках и говне. Засучил рукава, того и гляди, в мемуарах обосрет. И тут - х...як ! - государь на работу идет. Мелкий такой, лыбится, знает, как надо. Довольный. А чё, Крым сп...дил, в Сирии порядок навел. За шестнадцать годов-то, если подумать, то немало, даже много : Крым и Сирия. Просто до х...я и больше. Подходит он к мужикам и говорит :
    - Вы чего тут ?
    А они переглянулись и отвечают :
    - Предатель ты, батюшка, враг народа, ненаглядный ты наш касатик. Хотели мы, но передумали. Дай Бог тебе здоровья.
    Засмеялся он ласково, а сам рожу тоскливо поднимает к небу синему и воет :
    - Отчего народ такая сволочь ?
    А тут мимо я пролетал. Сел ему на башку и шепчу :
    - Плюнь.
    И дальше полетел...
    Длинноногая блондинка протянула мне здоровенную чашку кофе, прикурила сигарету, села рядом.
    - И чо дальше было ?
    Я затянулся, отпивая мелкими глотками кофе. Поцеловал ненаглядную в щеку. Эх, жениться что ль ? Блин, Дита не поймет. Хотя, Диту удочерить можно. А Витухновскую ? Я закрыл глаза и представил : идем мы с Машей по Парижу, за ручки дочек ведем, Дита с мороженым, Алина с книжкой, я с топором, Маша со мной. Идеальная семья. А навстречу Бритни Спирс. Пьяная.
    - Она завязала, - столкнула меня блондинка со скользкой дорожки фантазий, - не бухает. Так, чисто жир копит.
    - Это правильно.
    - А то, - поддакнула она.
    - Слушай, - вспомнил я, - я ж тебе еще в том году намекал, что на хер спорт не нужен. После Рима надо было на хрен посылать весь этот кал. Хуже спорта только война. Это, кстати, и было дальше. И до и после. И сейчас. Все шестнадцать лет.