Проникающий в сны. X. Этьен. Разделяй и властвуй

К обеду Анри не проснулся. Он лежал бледный и неподвижный, в той же позе, что я оставил его накануне — словно даже не шевельнулся с тех пор.
— Анри! — я потряс его за плечи. Никакой реакции. Я хлопнул его по щеке, и ещё раз, и ещё. Его тело было тёплым и мягким, но абсолютно безвольным. Я пощупал пульс — сердце билось ровно, но как-то очень уж тихо.
— АНРИ! ПРОСНИСЬ! Я приказываю тебе! — я смотрел на его закрытые глаза и сомкнутые губы. Он казался мне безмерно далеким — не докричаться.
— Прошу тебя… пожалуйста.
Я уже не допускал мысли, что он притворяется. Слишком уж натурально. Но это легко проверить. Я принёс иголку и уколол его палец. Он даже не вздрогнул. Нет, физические реакции тела не возможно настолько контролировать. О, чёрт… Анри…
Что же делать?! Вызвать скорую? Что они понимают в этом?! Как я объясню им, что случилось? Я и сам не представлял, что именно. Если бы я мог знать, что происходит сейчас с Анри…
Стоп. Эта девушка, Жасмин. Она может заглянуть в его чувства. Она даже может войти в него, в его психополе.
Я вскочил и, приказав Кэссиди присматривать за Анри, отправился к Жасмин. Даже если её нет дома, там ведь живёт и её мать, не так ли?

Через полчаса я уже звонил в дверь квартиры, и мне почти сразу открыли. Вдова Артура Гримвуда стояла в дверях, рассеянно глядя на меня. Я не дал ей времени поразмыслить:
— Добрый день, мадам, — сказал я самым мягким голосом, непринуждённо улыбаясь, — Я друг Вашей дочери, Жасмин. Она дома?
Женщина покачала головой.
— Тогда я войду и подожду её, — деликатно отстранив её, я прошёл внутрь.
Она механически закрыла за мной дверь.
— Вы знаете, где она?
Мадам Гримвуд покачала головой.
— Когда она вернётся?
Тот же ответ. Да, это не очень удачно. Но мне кажется, что Жасмин — не из тех девочек, что надолго пропадают из дома, и что я могу подождать. Я взглянул на её мать: она стояла, глядя куда-то в сторону и безвольно опустив руки. Как же её зовут? Маргарет. Да, кажется, так. Маргарет. Я вгляделся в её лицо. Когда-то, должно быть, она была вполне красива. Она и сейчас пыталась держать себя в форме. Но изменившиеся черты лица выдавали в ней человека, злоупотребляющего алкоголем. Не опустившегося, но потерянного.
— Маргарет. Расслабьтесь. Всё хорошо. Я друг Вашей дочери, и Вам нечего опасаться. Я просто подожду её здесь. А Вы можете заниматься своими делами. И Вы легко обойдётесь без спиртного. Да, если Жасмин позвонит, скажите ей, чтобы заглянула домой, хоть ненадолго.
Она кивнула.
— Идите. Не смею Вас отвлекать. Не обращайте на меня внимания.
Она снова кивнула и отправилась куда-то на кухню. А я прошёл в комнату, похожую на гостиную, и сел на диван. Чёрт, Жасмин, для всех будет лучше, если ты вернёшься домой как можно скорее.
Я вынужден был ждать, понимая, что Анри, возможно, требуется экстренная помощь. Что, если он умирает?! А я сижу тут… Но ведь я жду того, кто поможет. А если нет?! Если ты убил его, Этьен? Убил единственного человека, который… тебе ближе всех. Кто дорог тебе. И, возможно, единственный, кому хоть как-то нужен ты сам.
Давай, Жасмин, сделай доброе дело — иди домой. Мама по тебе соскучилась. Ты же хорошая девочка.

И она пришла. Я услышал, как в замке повернулся ключ, входная дверь открылась и закрылась вновь. Из прихожей послышался шорох снимаемой верхней одежды и обуви.
Я поднялся с дивана и как раз вовремя, чтобы оказаться лицом к лицу с вошедшей Жасмин. Вернее, лицо её оказалось где-то на уровне моей груди. Она подняла голову и тихо охнула.
— Не бойся. Я не собираюсь причинять вреда ни тебе, ни твоей матери. Мне нужна твоя помощь.
Жасмин ошарашено смотрела на меня.
— Вернее… помощь нужна Анри. Если ты пойдёшь со мной — обещаю, что я никого не трону и ты сможешь вернуться домой.
Конечно, она не верила мне:
— Что с Анри?
— Он без сознания. Я не знаю — может быть, кома. Прошу тебя, пойдём со мной.
Жасмин явно колебалась. Но кто-кто, а уж она должна знать, что я говорю правду.
— Чем я могу помочь?
— Ты скажешь мне, что с ним. И тогда я решу, как быть дальше. Пожалуйста, Жасмин. Я не угрожаю, не требую — я прошу. Даже если у тебя не получится спасти его — ты поможешь мне сделать это.
Глядя в мои глаза, она кивнула:
— Только предупрежу маму.
Я хотел было ей сказать, чтобы не болтала лишнего; но она и сама понимала:
— Привет, — Жасмин обняла мать, — Извини, мне снова нужно бежать. Так получилось. Постараюсь вернуться поскорее. Нужно помочь… одному другу. Не грусти тут без меня, — она поцеловала её в щёку и шагнула ко мне, — Идём.
Когда она села в машину, я замешкался:
— Извини, но… мне придётся завязать тебе глаза. И связать руки.
Она возмущённо посмотрела на меня:
— Мне казалось, я еду добровольно, не как пленница.
— Всё так. Но мне не хотелось бы, чтобы ты ехала как разведчик. И ещё я не хочу… чтобы ты натворила что-то, пока я буду вести машину, — вот так вот, не очень-то храбро с моей стороны.
— Почему ты даже не пробовал подчинить себе мою волю? — она смотрела на меня, пытаясь понять, что у меня на уме. От этого зависела жизнь Анри, так что я выложил карты на стол:
— Я не уверен, что смогу управлять твоим даром сам. И я не знаю, как это скажется на твоих способностях — если я погружу тебя в транс.
Несколько мгновений мы так и стояли, глядя в глаза друг друга.
Потом Жасмин произнесла:
— Давай, делай, что считаешь нужным.
Я попросил её завести руки за спину и связал их — крепко, но не туго. И надел тёмный полотняный мешок ей на голову:
— Лучше будет, если ты ляжешь на сиденье — осложнения в виде полиции нам ведь не нужны?
Она подчинилась.
— Я уже говорил, но повторю ещё раз: тебе нечего боятся меня, сейчас. Я обещал вернуть тебя домой — и я это сделаю. Если ты захочешь вернуться.

Доехали мы без проблем. Всё ещё связанную и с мешком на голове, я ввёл Жасмин в подъезд и затем в лифт. Удачно, что мы и тут никого не встретили. Но я ведь не случайно выбрал малозаселенную новостройку для своего пристанища. Поднявшись на свой этаж и выйдя из лифта, я развязал Жасмин руки и снял мешок:
— Прости, это было необходимо. Сама понимаешь.
Я открыл ключом дверь и сделал приглашающий жест. Она вошла, и я за ней. Проведя её в комнату Анри, я спросил у Кэссиди:
— Он не приходил в себя?
Джон покачал головой. Я указал ему на дверь.
Жасмин с состраданием смотрела на Анри. Затем коснулась ладонью его щеки. Даже в такой момент я почувствовал укол ревности:
— Ну и? Что с ним?
Она задумчиво покачала головой, всё ещё не отрывая глаз от лица Анри:
— Он где-то очень далеко. Он нашёл доступный для себя способ побега, — она с таким укором взглянула на меня, что я смутился и отвёл взгляд:
— Ты… можешь вернуть его?
— Как?
— Войди в его душу. Найди его там, в тех глубинах, где он скрылся, и приведи обратно.
— А если он не захочет возвращаться? — я чувствовал её горечь, даже не глядя на неё.
— О, Боже, Жасмин… Тогда он умрёт! Я не думаю, что ты хочешь этого. Равно как и его брат.
— А чего хочешь ты?
Я на мгновение взглянул на неё:
— Хочу, чтобы он жил! — и вышел из комнаты. Чёрт, чёрт, чёрт! Я не позволю, чтобы она «потрошила» мои чувства. Чтобы кто-либо лез в них. Я…

Я сполз по стене и уселся на полу. Впервые я чувствовал себя таким беспомощным и уязвимым. Нет, не впервые. Кому ты врёшь, Этьен. Так было, и не раз. Когда Кэссиди похитил тебя. Когда все эти уроды смеялись над тобой. До тех пор, пока я не открыл свой дар и не научился им пользоваться. Тогда пришёл мой черёд смеяться. Но сейчас… дело было не во мне. Никто не угрожал мне, не причинял боль. Но тогда почему так больно?! Потому что Анри может умереть. Потому что эта девчонка видит меня насквозь.
Казалось, что мир сжался вокруг меня, окружив стеной отчаяния и отчуждения. И лишь сердце моё билось где-то в соседней комнате — там, где был Анри.

Я почувствовал прикосновение. Кто-то коснулся моих волос, провёл ладонью по голове. Словно ребёнка. Никто и никогда не делал так. Даже моя мать. Ничего не разбирая, я привстал на колени и уткнулся лицом в чей-то живот, прижался и обхватил руками. Мне не хотелось знать, кто это — хотелось лишь чувствовать это тепло и дальше. Боль отпустила. Я приходил в себя. И, конечно, понял, к кому я прижимаюсь, и чьи руки касались моих волос. То была Жасмин. Я отстранился и взглянул на неё снизу вверх:
— Анри…?
— Он пришёл в себя. Но ему нужен отдых, — она смотрела на меня спокойно и серьёзно.
Я облегченно вздохнул и кивнул. И, помолчав спросил:
— Ты не могла бы остаться, совсем ненадолго — присмотреть за ним?
Она кивнула. В её взгляде не было ни отвращения, ни высокомерия — лишь сострадание. И немного слёз. Как и в моих. Я взял её ладонь и прижал к губам. Впервые я целовал женщину с таким благоговением. Но нет, в тот момент она была для меня почти божеством. Я поднялся с колен и теперь уже смотрел на неё сверху вниз:
— Если тебе что-то нужно…
— Я бы выпила чаю.
Лишь теперь я разглядел бледность и усталость на её лице. Должно быть, она затратила много сил, возвращая к жизни Анри, да и меня…
— Сейчас. Присядь, — я усадил её на диван, а сам пошёл на кухню, поставил чайник и вернулся к ней:
— Как насчёт того, чтобы поесть?
Она кивнула.
— Я.. могу зайти к Анри? — на секунду мне подумалось: а вдруг она обманула меня, и он не пришёл в себя. Внутри всё неприятно сжалось.
— Только не тревожь его, пожалуйста. Я и так еле уговорила его вернуться.
Я сглотнул:
— Да, хорошо.

Анри лежал на кровати, но уже с открытыми глазами. Когда я вошёл, взгляд его обратился ко мне.
— Я… я просто зашёл убедиться, что ты в порядке. Есть хочешь?
Он с трудом разомкнул губы:
— Воды, если можно.
Я кивнул, сходил на кухню и принёс воды в кружке. Помог ему сесть. И смотрел, как он пьёт.
Он вернул мне кружку.
— Что-то ещё?
Анри покачал головой и снова улёгся.
— Пожалуйста, не пугай меня так больше.
Он взглянул на меня, а потом отвернулся:
— Я не собираюсь умирать. Уже нет.
Я облегчённо вздохнул:
— Рад это слышать. Не буду тебя мучить разговорами. И вообще… — мой голос дрогнул, — Если тебе что-то понадобится — скажи.
Анри, не глядя на меня, кивнул.

Я вернулся к Жасмин. Принёс ей чаю. Затем сходил на кухню и разогрел три порции готовой еды: ей, себе и Анри. Не знаю, захочет ли он есть; но хоть будет, что. Я отнёс ему тарелку — пластиковую, и с пластмассовыми же приборами. В прочем, нам с Жасмин тоже — меньше мыть посуды.
Она ела молча, стараясь особо не смотреть на меня. Или же просто о чём-то думала. Я мог предположить, о чём. Но не мешал ей. И лишь когда мы поели, сказал:
— Я благодарен тебе за помощь. Ты, наверное, теперь и сама поняла, что твои возможности гораздо шире, чем просто принимать в себя чувства других.
Жасмин взглянула на меня, но по-прежнему молчала.
— Ты можешь передавать людям свои эмоции, заставляя их чувствовать то, что хочешь ты. Можешь проникать внутрь человеческой души. И уж конечно, научиться ставить блок и не впускать в себя нежеланные эмоции окружающих. Я могу научить тебя.
Она сжала губы и всё так же молча смотрела на меня.
— Думай обо мне всё, что угодно. Но ты не станешь отрицать, что я могу это. Научить тебя.
Наконец она заговорила:
— Да. Наверное.
— И не говори, что не хочешь этого, — в моём голосе было больше воодушевления, чем в её.
— Хочу, — в её ответе читалось явное «но».
— Тогда подумай, что я даю тебе оружие для борьбы со мной, — я несколько натянуто улыбнулся.
Жасмин кивнула:
— Но зачем тебе всё это?
— Считай, что мне интересно. Я удовлетворяю собственное любопытство, — и это было правдой. Хотя и не всей.
— Я должна подумать. Я останусь… на несколько часов — чтобы присмотреть за Анри. С ним не должно ничего случиться. Но всё же. И хочу сказать тебе, что я делаю это не ради тебя — а ради него самого, и ради Виктора.
— Да куда уж мне — чтобы кто-то что-нибудь сделал ради меня, — произнёс я саркастично, но с изрядной долей горечи. Которая, конечно, не укрылась от Жасмин. Она встала, подошла ко мне и, глядя на меня сверху вниз, сказала:
— А ты не пробовал сделать что-то хорошее авансом? Вместо того, чтобы жалеть себя.
Я взглянул на неё зло и обиженно:
— Никто и никогда не делал ничего подобного для меня, — и, помолчав, добавил, — Я мог бы избавить твою мать от привязанности к алкоголю.
— Она пьет из-за тебя. Ты убил моего отца, — она гневно смотрела на меня. Если бы словом и взглядом можно было убить — я бы уже был мертв. Если бы в ее руках было оружие, я бы опасался за свою жизнь. Но её гнев вызвал странный эффект… Во мне поднималось что-то вроде… желания. Жасмин была прекрасна в этой своей ипостаси фурии, разгневанной богини. Уже дважды за короткий срок я испытывал чувство, которое никогда прежде не испытывал к женщинам — тягу, влечение. Я не назвал бы его сексуальным, но всё же. Мне хотелось познать её. Её душу, прежде всего.

Жасмин несколько испуганно отшатнулась:
— Ты, и правда, садо-мазо.
Я вскочил:
— Нет! Неправда!!! — и вылетел на кухню, яростно хлопнув дверью. Прислонился спиной к стене. Это удар ниже пояса. Нет, нет, нет! Меня нисколько не возбуждают чьи-то мучения. И уж тем более мои собственные! Разве я виноват, что… другая любовь мне не доступна? Я почувствовал, что злые слёзы текут по моему лицу. Что делает со мной эта девчонка?! Я не только второй раз за день испытал влечение к женщине, но и второй раз плачу. А я не плакал… уже сколько лет. Со мной вообще это не часто случалось.
Дверь на кухню тихонько приоткрылась. Потом открылась шире, и вошла Жасмин. Это было смело с её стороны. Я мог и нарушить свое обещание не причинять ей вреда.
— Прости. Это было жестоко с моей стороны. Я… я просто испугалась.

Я взглянул на неё:
— А сейчас ты не боишься?
Она покачала головой.
Я чуть отвернулся и вздохнул:
— Ты очень странная девушка.
Боль, злость и напряжение отпустили меня. Осталась лишь усталость:
— Я не причиню тебе вреда. Я не прикоснулся бы к тебе против твоей воли. И никогда не делал этого с Анри. Никогда.
— Я верю тебе.
Я кивнул. А потом добавил:
— Нет нужды верить, когда знаешь.
— Всё знать невозможно.
Я взглянул на неё:
— А ты хочешь всё знать?
Она покачала головой.
— Но ты узнала достаточно про меня, ведь так? Тогда, когда… — я снова отвёл взгляд, вспоминая, как она гладила меня по голове, а я прижимался к ней… мне стало неловко. И за свои прикосновения, и за то, что она знает, что я чувствовал.

— Теперь у тебя будет повод меня ненавидеть, — она произнесла это ровным голосом, но я чувствовал её горечь. Когда люди боятся или ненавидят тебя за твои способности… нет, за то, кто ты есть… это бывает больно. Но я привык. Я жаждал этой ненависти — ведь она порождалась страхом. А вот Жасмин, похоже, нет. Ей был в тягость её дар. Но ведь это глупо. Нужно просто уметь им пользоваться. Мне хотелось отблагодарить её за то, что она вернула Анри. Как она этого не понимает? Я хотел… любви. Чувствовал это, как никогда. Я жаждал, чтобы меня любили. Или хотя бы понимали и сочувствовали. Но ведь она как раз это и делает, разве нет?

Я развернулся к ней, и она оказалась зажатой между мной и стеной. Я просто пожирал её взглядом, но не смел даже коснуться. Нет, не потому, что робел и трусил. Вовсе нет. Но потому, что она не дала своего позволения. Я никогда ничего не брал силой. Никого, по крайней мере. Я был достаточно привлекателен, чтобы меня хотели. Анри был исключением. И вот теперь — она.
Жасмин смотрела на меня без страха, но и без злости. Ведь она чувствовала мои эмоции.
— Обычно людям льстит, когда их желают, — произнёс я самым низким тембром, на который был способен, — Даже Анри это льстит, я знаю. Ты могла хотя бы немного подыграть мне, — я улыбнулся и чуть отодвинулся от неё:
— Не знаю, кого как, а меня зачаровывает то, что ты знаешь мои чувства, проникаешь в меня. Это почти как секс — но без касаний.
Впервые она чуть смутилась и покраснела.
А я испытывал невыразимое удовольствие от того, что мне удалось хоть как-то пробить её броню. И решил продолжить:
— Подумай, может быть, я могу дать тебе больше, чем он, — сказал я тихо, почти ей на ухо, — Я ведь тоже способен любить.

Дверь на кухню открылась, и вошел Анри, держа в руках пластиковую тарелку, в которой я принёс ему обед. Увидев нас, он застыл, глядя на меня.
— Раз уж ты тут… выкинь, пожалуйста, — сказал он почти ровным голосом и протянул мне тарелку; но взгляд его говорил всё, что он думает о моей «измене». Анри резко развернулся и вышел.
Я фыркнул и взглянул на Жасмин: она смотрела на меня очень сердито.
— Да что такого? — я чуть пожал плечами.
— Ты эгоистичный засранец.
— Сочту за комплимент, — сказал я, улыбнувшись.
— Вот поэтому тебя никто и не любит.
— Да идите вы все к чёрту! — я вышел из кухни, хлопнув дверью. Кому нужна эта любовь?! Какого хрена преподносить себя кому-то на тарелочке — свои чувства, свою страсть — чтобы об тебя вытирали ноги?! И всячески показывали, что ты недостоин?!
И что я с вами нянчусь? Не хотите по-хорошему — будет по-плохому. Раз от меня именно этого и ждут. Не буду разочаровывать.

Жасмин вышла из кухни и наткнулась на мой взгляд.
— Слушай меня, девочка. Слушай и засыпай.
Она смотрела на меня, замерев.
— Твоё тело становится мягким и расслабленным. Твоё сознание — спокойным. Ты слушаешь меня и делаешь то, что я скажу. Кивни, если понимаешь меня.
Жасмин кивнула.
— Вот и чудно, — я смотрел на неё как на новую игрушку. М-м, надо бы ей купить платье — что-нибудь красивое и сексуальное, в отличие от того, что на ней сейчас — невзрачные брюки и блузка. Интересно, сейчас она воспринимает мои эмоции?
— Жасмин, скажи, что ты чувствуешь?
— Пустоту.
И голос такой же пустой.
— А что чувствую я?
— Я не знаю.
Как так? Вот чёрт.
— Проникни в меня, прочти мои чувства. Что я чувствую?
— Озабоченность. Раздражение. Усталость.

Ясно. Просто придётся «дёргать её за верёвочки», как Анри или Джона. Как марионетку. И, что было уже закономерно, моё влечение к ней прошло — стоило мне погрузить её в транс. Куклы меня не привлекали. Что за интерес, когда в глазах нет чувств и эмоций, и тело ни на что не реагирует. Почти ни на что — простейшие физиологические реакции остаются. Но я стал бы противен сам себе, если бы воспользовался этим. Эту чёрту я не хотел переходить.
— Джон, иди сюда.
Кэссиди появился из своей комнаты, как молчаливый призрак.
— У нас новая подопечная. Присматривай за ней. Отвечаешь за неё головой, как и за Анри.
Он несколько мгновений смотрел на меня, а потом кивнул. Я указал ему на дверь, и он вышел.
Жасмин так и стояла на месте. Ничего, пусть постоит. Прилив нежности во мне сменился жестокостью: как всегда, когда меня отталкивали. Зачем быть нежным с тем, кто жесток с тобой?

Анри сидел на кровати и настороженно взглянул на меня, когда я вошёл.
— Нас теперь трое, — я улыбнулся, — вернее, четверо — если считать Джона.
— Я думал… мы вернёмся домой. Ты ещё не наигрался? — его взгляд был печален и тяжёл. Но я и не такое выдерживал:
— Я только начинаю. И у меня теперь есть новая игрушка. Может быть, с ней будет веселее? Замечательная девушка, не правда ли?
— Ты сказал, что дашь мне отдых. Что больше не будешь мучить меня.
— Да, возможно, — я пожал плечами, — Ведь скоро у меня будет твой брат. Думаю, он заменит тебя. И, кто знает, вдруг он окажется сговорчивее? И талантливее тебя?
Я улыбнулся, замечая растущую злость в глазах Анри.
— С чего ты взял, что получишь его?
— О-о, он придёт за ней. Обязательно. За тобой не пришёл. А за ней — придёт. Она дорога ему. А вот ты, мой милый Анри, похоже, никому не нужен. Возможно, даже мне, — я улыбался самой очаровательной улыбкой, какой только мог.
Анри было не до улыбок. Несколько мгновений он молчал. А потом произнёс:
— Может быть, тогда ты освободишь меня? Раз я тебе не нужен.
— Я подумаю.
Он сверлил меня взглядом:
— Всё ты врёшь. Я нужен тебе, Этьен. Я это знаю.
— Пока — да. Но надолго ли?
Помолчав, я решил сменить тактику и, вздохнув, сказал как можно мягче:
— Ты же знаешь… в твоих силах это изменить. Меньше капризов и больше нежности.
— Иди ты к чёрту! — он рассерженно отвернулся.
Я хмыкнул про себя: как всё просто — разделяй и властвуй. Пожалуй, я могу немного отдохнуть. Пока мой падший ангел Анри злится на то, что я лишил его возможности изображать капризного принца.