новая звезда

Пасмурно. Где-то на другом конце города ты, возможно, поправляешь волосы, заводя их за ухо, и смотришь на небо.  Кажется, еще немного и дождь с грохотом ударится об асфальт. Подарит миру капли пресной воды. Подарит ненависть и суматоху. А кто-то улыбнется так же, как и ты, ловя ресницами капли. На ком-то они превратятся в мокрые дорожки на щеках. Я пойму: на ком-то они будут до боли тошнотворны. Кем-то будешь уже не ты. Может, ты уже не видишь дождь и не пытаешься собрать воды в ладони. Возможно, твои волосы никогда не будут больше мокрыми . Стоило воде коснуться их, они начинали виться, то ли от радости, то ли от злости.  Но сейчас остается стиснуть зубы и идти дальше.  Путь дальше длится уже больше второго десятка лет. Когда ты бредешь наобум по настоящему, будущее явно не хочет улыбаться тебе. Прошлое же останется в прошлом – это его единственная привилегия. Потерять тебя  - безумие. Отделаться от чувства вины, которое пронизывает , заставляя даже вздрагивать во сне, просыпаясь, невозможно даже спустя много лет – безумие. Просыпаться от кошмарного сна не так страшно, нет.  Страшно проснуться и не обнаружить тебя рядом. Не обнаружить твоих волос на подушке. Не почувствовать запах, тепло, которое осталось ,если бы  ты  только лежала здесь. Лежала рядом.  Не смей думать, что я понял это только сейчас. Нет. Это с самого начала стало незыблемым девизом и каждое утро проносилось в моей голове с тех пор, как я в первый раз взял тебя за руку.  Кажется, чувства тогда  перекрыли все живое или неживое вокруг. Существующее и выдуманное. Эмоции взяли верх над разумом. Я чувствовал каждый кусочек мира. Каждую линию. Каждую точку. Будто бы внутри отражалось все, словно реки выходили из своих берегов и несли воду по всему свету прямиком к тебе. К твоему сердцу. Разве кто-то мог подумать, маленькая свечка растопила многолетние льды. Растопила и сумела стать огромным огнем, что поддерживают сердца двух. Двух, бьющихся как одно. Я всегда знал : ты чувствуешь это . Порой мы сходили с ума. Ненавидели. Любили. Ругались . Ты царапала меня так сильно, что капли крови превращались в длинную полосу. Кричала. Уходила. Возвращалась и целовала следы от ногтей, укусов. Возвращалась и ложилась на колени, словно котенок, который понимает все, в чем не прав, но ничего поделать не может. Мы жили эмоциями и это было невыносимо порой. Мы горели и сжигали вокруг все. Ты вспыхивала, стоило только добавить масла в огонь. Я горел, стоило загореться тебе. Неконтролируемое представление. Perfо;rmance. Эмоции, именно  те предательски сильные эмоции, что играли внутри в тот момент, когда по приходу домой я не нашел тебя дома, разрезали все ранее существующее и выдуманное. Тогда  шкафу стало не хватать моего любимого свитера, в котором ты ходила, кажется, намного чаще меня.  Тогда, кажется, солнце стало не просто греть, а обжигать , оставляя раны на коже, выедая ее, словно ржа железо. На столе осталась записка. Невнятности вращались внутри меня, невнятности вращались вокруг меня , раскидывая все воспоминания, отрывки, моменты. Тогда казалось все сном. Внутри произошел взрыв непонимания, ведь уходя утром, я все также целовал тебя в нос и просил ангелов, чтобы они подарили тебе сладкий сон до обеда. Ночью мы также не спали, серьезно заявляя, что ночь не для сна. Я не понимал, что же случилось, что же случилось, черт подери, что успело случиться за десять часов? Я всегда знал : люди должны уходить резко и бесповоротно, с каждым взглядом назад их решимость потихоньку умирает. Ты так и сделала. Причины и поводы где-то медленно тонут. Говорят, что время все вылечит. Приведет в норму. Заставит забыть. Но люди, так или иначе, отдаются в глубине тебя, будто кто-то насильно решил набить татуировку, зашивая под твою кожу воспоминания. Нет краски. Останутся только шрамы. Но когда этим исчезнувшим стала ты, я попросту не знал, что делать. Все, что горело, превратилось в пепел. Потеряло смысл. Ощущения стали незначительными. Вмиг. Снова режущими.  Я метался по комнате. Ненавидел тебя. Любил. Презирал. Хотел вернуть.  Брезгал. Пытался переступить через себя. Через тебя. Злился. Не понимал. Не понимал , как ты смогла уйти, просто уйти, оставив в след только клочок бумаги. Этот листок стал единственным хозяином дома, где когда-то я наконец почувствовал себя не бездомным.  Он стал проводником. Проводником из того, что так чертовски было дорого и грело в самые, самые холодные зимы. Того, что непременно защищало от ветра. От времени. От зыбкости времени. В то, за чем  не следует ничего.
Сейчас, когда нас разделяют твои слезы и мои разбитые колени, а руки тянутся к комоду, письма читать проще.  Их было, кажется, около двадцати. Какие-то совсем старые, какие-то почти новые. Мне хотелось выделить самое главное и пару писем я забрал с собой, выбегая, словно из огня, когда огонь и так уже превратил все в пепел.  Возвращение.« Письма читать проще» - черт подери, это звучит настолько лживо, что даже сердце, протестуя этому, бьется совсем не по правилам. Таким же взъерошенным становился пульс,  когда твои губы скромно, неуверенно , но с нечеловеческой нежностью прикасались к моим губам. Нечеловеческой, будь то нежность цветка, что касается кожи младенца, заставляя его делать свои первые улыбки. Нечеловеческой, будь то дыхание ветра, так нужное в зной. Нечеловеческой, будь то объятья солнца на восходе и прощания на закате.  Знаешь, это неизменно. Неизменно и долгожданно так же, как и то время, которое нужно затратить моим ладоням, чтобы коснуться листка бумаги.  Оно, кажется, будет тянуться вечно. А время, которое пройдет, пока глаза плывут по волнам строк, сократится до секунды. Мне всегда представлялось, как оно становится настолько крошечным, что даже ветер, который создают взмахи ресниц, сможет унести его далеко-далеко на юг. Унести и ни за что не вернуть обратно.  Читать их после стольких лет стало  невыносимой роскошью для брошенного неразумца, как я. Вернуться домой еще большей роскошью . Говорят, за все в жизни нужно платить. Моя плата – правда. Читать то , что собирал и хранил этот дом-одиночка все те годы, пока мои ноги жалко волоклись по дорогам, а глаза хотели одного – закрыться, читать это стало непозволительной роскошью. Мне пришлось учиться читать их. Учиться видеть то, что ты хотела показать именно мне. Сначала они частенько казались бредом сумасшедшего, который настойчиво отказывается  принимать лекарства. Но знаешь, наверное, все на поверхности. Твои мысли, твои чувства. Стоит только смотреть в тебя. Смотреть и ощущать, что происходит внутри. Иногда не обязательно видеть, чтобы понимать. Чтобы чувствовать.  Иронично. Стоит только достать из комода пачку писем, весь дом становится наполненным маленькими шариками твоего парфюма, чуть заметными глазу, что витают в воздухе и будто бы по кусочкам собираются в образ. Может, он все эти годы ждал этого? Дом, который обрел дом.
Сейчас понимаю, тогда я не зря взял именно эти письма. Перечитав именно их, хочется подвести итог. А первые строки все также ранят, словно холодный кинжал в сердце. Вдох.
« Здравствуй. Здравствуй. Здравствуй. Странно не знать ничего больше, кроме твоего адреса. Я не помню твоего имени.  Я не помню твоего имени. Я не помню твоего имени. Не помню фамилии и даты рождения. Знать? Откуда в памяти все еще жив твой адрес, этот десяток букв, который впился каждой холодной завитушкой в голову и, словно венок из терновых веток, сдавливает ее, этого никто не может знать. Даже мой друг, что навещает меня каждый день, создавая ощущение  заботы. Наивный. Будто распознать ложь тому, кто врал сам, будет совершенно невозможно. Он говорит мне, что зима совсем не скоро, но снегири уже стучат  в окно. Я часто думаю о твоем имени. Может, оно было похоже на звучание колокольчика или на шепот розы, которым она умоляла не срезать свой стебель, не срывать своих листьев. Слышал ли ты, как шепчет она , пытаясь передать что-то важное ушам беспощадно смотрящих на нее душегубов? Видел ли, как пытается защититься ножами – шипами, манёвр которых,  по обыкновению, терпит фиаско. Падает. Падает в лапы, что нещадно сожмут ее , потреплют волосы-лепестки, похожие на небесный розарий в отражении озер. Потреплют, чтобы той розой мог кто-то задобрить разозлившуюся жену, улучившую супруга в измене. Болезненно глупо, но я счастлива, что не знаю этого. Не знать что-то – стало моим самым главным достоинством. Что-то, кроме твоего адреса. Адреса. Адреса. А знаешь, за окном , может быть ,солнце и зеленеет трава. Вчера. Или же сегодня зеленела? По ящику передают погоду, но воспринимать на слух тяжелее. Иногда людям нужны цифры. Вот что я поняла здесь. Десять дней до окончания семестра. Пятнадцать минут до обеда. Десять минут до сна. Минус двадцать пять градусов за окном, плюс восемнадцать в моей комнате.  Иногда людям нужны цифры. Я не помню твоего имени, будто бы по правде больна. Знаешь, скольких людей здесь пугает пустота , когда их глаза закрываются? Знаешь, скольких людей здесь пугает тишина ночью, когда не слышно даже храпа и покашливания соседей по комнате. Мне повезло больше всех : я закрываю глаза и вижу тебя. Черты лица постепенно стираются из памяти, все больше образ превращается лишь в пятно определенной формы. Пара десятков подобных пятен уже никогда не покажутся передо мной. Тридцать пятый день я не слышала своего имени. Своего имени, произнесенным твоим голосом. Услышу ли его? Ответ : Плюс бесконечность. Цифры. Цифры. Цифры. Около получаса до принятия таблеток, а затем – сон по плану. Мне хочется сказать тебе, что за окном звезды, но я не имею права. Что если я ошибусь и совру, а ты ошибешься и поверишь? Здравствуй. Здравствуй. Здравствуй. Я не помню твоего имени»
Иногда она повторяла это самое «здравствуй» три раза. Когда-то могла написать до десяти раз. Когда-то его не было вовсе. Только загогулинка в начале листа и все. Наверное, она думала, мне хватит и этого.  И она была права. Всегда права. Ее слова были путаны - мысль, как беспокойный , неусидчивый ребенок, постоянно скакала по листку, не желая остановиться на чем-то одном. Когда главный инструмент – слух, ты в разы сильнее акцентируешь внимание на всем, что вокруг тебя. Внутри тебя. Когда вокруг ураган, что сбивает с ног и не дает даже спокойно лежать, все крутит и крутит, унося куда-то за собой, мысли мечутся и не находят, где остановиться. Мысли без определенного места жительства. Мысли – бродяги. Мысли – странники в ее голове. Я не сразу заметил это. Помню, когда мы только познакомились, она долго – долго вглядывалась в меня. Рассматривала шрамы на лице с приветом из детства. Рассматривала глаза. Она всегда находила их до безумия красивыми, говорила : «они у тебя цвета дождя». К слову, ее глаза были цвета моря. И они поглотили все частички меня безвозвратно.
«Я не помню твоего имени, но ты каждую ночь снишься мне. Твои глаза как в нашу первую встречу. Ты то отводишь взгляд, то пристально смотришь на меня. Стесняешься, будто девчонка на первом свидании. Мило. В твоих глазах триста пятнадцать капель дождя и пара тучек. Точки на левой радужке будто бы улыбались мне, пока точки на правой улыбались им. Я не знала твоего имени, но необходимость запомнить все черты сейчас  была настолько высока, отчего не было ни страха, ни волнения, когда смотрела на тебя и даже не отводила взгляд. Волосы иногда падают на лоб.  Это похоже на волны, которые выбрасывает море на берег, а ты все возвращаешь их, возвращаешь их обратно, не желая принять. На руках появляются мурашки в момент, когда мой язык проходится по губам и отправляется обратно за зубы, оставляя только задорную улыбку. Помнишь, мы стояли так около получаса? Я все пыталась рассмотреть черты твоего лица, а ты судорожно держал мои руки. В первый раз. Помню .Я не знала твоего имени, но была уверена : нас свели звезды. Вечер. Полночь. Может, раннее утро и птицы кричат так громко, потому что встречают мир. Каждый раз встречают мир заново. Может, это чертовы звуки, которые отражаются в моей голове, нацелены, нацелены на то, чтобы раздражать меня, раздражать меня, раздражать. Тише. Заря. Я все также не помню твоего имени, но уверена, что оно – самое нужное, что мне необходимо узнать. Необходимо запомнить. Если бы это только было возможно. Я устала. Тяжело писать. Птицы кричат слишком громко, невыносимо громко, будто хотят выпотрошить все внутренности из меня своим криком. Выдержал бы ты? Меня.   Нет, не хочу. Не хочу думать об этом. Мысли убавляют решимость. Сдавливают ее, словно звуки мою голову. Ты будешь счастлив, ты, чьего имени я не помню. Ты обязательно будешь счастлив. Со мной или без меня.  Я бы хотела огородить тебя от  этого, огородить от чувства вины, но видимо, это то, что даровано нам. Звездами. Небеса баловали тебя. Баловали меня. Чтобы усилить боль. Садисты. Порой странные образы мешают спать. Ты говоришь мне « вернись» и тянешь руку. Это ранит. Делает меня слишком мягкой. Слишком. Непозволительно мягкой.  Мягкость убавляет решимость. Осталось недолго.
Каждый день смотри на небо. Скоро там появится новая звезда»

С каждым письмом  все отчетливее устанавливался страх до пересыхания  в  горле . Даже сейчас, перечитывая только некоторые письма, он все также намертво сохранен. Помни  -  медлительность убивает решимость. Если ты бредешь в темноте без факела,  темнота рано или поздно поглотит тебя. Как быть, когда он потух, но дымится до сих пор? Как быть, когда задыхаешься этим дымом, но он лучше всякого кислорода? Как быть , когда с радостью бы обменял воздух на дым? Жалость во мне. Жалость ко мне. Ты сделала меня слабым, сказав, что в слабости сила. Ушла, разрушив все иллюзии, рамки, ограничения, оставив только скупые приступы паники. Сейчас  ты – затертые листки бумаги и неразборчивый почерк. Сейчас ты – недоступная луна на небе. Сейчас ты – горы, которые летят, словно птицы по небу, все щебечут и щебечут, понимая, что когда-то ударятся о скалы. Ты не вечность. Ты – временно.
Его хочется растянуть на более длительный  срок. Изучать каждую букву. Знак. Черт подери, смешная ситуация. Если бы кто-то знал, настолько это абсурдно, он бы просто порвал живот со смеху. Кажется, заключение всегда дается тяжело. Знать, что после чего-то идет конец – больно само по себе. Отрезают надежду. Убитая надежда – путь в крайности.
День за днем в голове складывалась цельная картинка. Ответы на все вопросы «почему» и «зачем». Остался только один . Между тем, читать письма превратилось в процесс познания книги, когда шаг за шагом прослеживаешь судьбу героев. Героев, коими являешься и ты в том числе. Желание найти в сотнях слов те самые теплые не прекращалось, оно с каждой строкой усиливалось и доходило, кажется до предела. Однажды, я встретился с ними лицом к лицу. Это было ее последнее письмо.

«Я не могу больше. Сегодня десять птиц сменяли друг друга и щебетали, будто бы старые бабушки на рынке. Я хотела кинуть в них свой ночной горшок, но что-то мне помешало. Или окно. Или невозможность поднять правую руку. Приходится писать левой, правда, думаю, это не похоже на "писать". Скорее, карябать . Когда тебя кусает котенок, ты чувствуешь боль, но хочешь смеяться. Когда стоматолог вырывает зуб, ты злостно материшь его в голове, но с улыбкой говоришь в кассу : «до скорого». Когда жалкий санитаришка с отсутствием диплома ставит тебе уколы, остается только выть от боли.  Мне страшно. Мне страшно. Мне страшно. Я не вижу свои руки. Я не вижу птиц за окном. Я не вижу ничего вокруг. Мои глаза похожи на лужу с мазутом, жалко пытающуюся хоть что-то показать миру. Жалко. Жалко. Жалко. Жалость – то чувство, которое вызываю я. Парализованная на одну руку, слепая, почти что глухая старуха. Каждую ночь я жду звездопада, чтобы он забрал меня, но каждую ночь, твою мать, со мной горшок и боль. Оба бессмысленны. Горшок – не способен пригодиться. Боль – ни к чему не приведет. Смешная ситуация. Вспомнить всех чертей по имени, но снова упереться в стену. Я не помню твоего имени. Я не помню твоего имени. Я не помню. Не знаю даже, происходит это сейчас. Происходит это в моем воображении. Я устала. Устала. Устала. Невозможность привыкнуть боли – слабость. Невозможность – слабость .Все, что возможно делать сейчас – кричать или срываться на шепот словами, которые ни к чему не приведут. Ничего не приведет.  Я пытаюсь проверить, на что способны мои ноги и пошевелить . Кажется, мои надежды не оправданы. Я не чувствую ног. Что есть ноги? Конечности, приспособленные для передвижения. Что есть мои ноги? Бессмысленные отростки ниже таза, не реагирующие ни на мат, ни на уколы. Что есть я? Отсутствие всего. Потерянность. Встретив тебя, я обрела надежду, но приобретение этой привилегии ни к чему не привело. Время не обратить вспять. То, что должно быть, будет. Болезнь не господь бог, чтобы смилостивиться и простить за все тяжкие  грехи.
Ты, чьего имени я не помню. Порой мне кажется, я тебя…».
 Не дописано.  С трудом возможно разобрать почерк. Нет желания понимать. Нет желания. Нет желания. Нет. Нет. Нет, черт подери. Я не хочу это знать, я  не хочу понимать это. Не хочу. Не хочу. Не хочу.

Спустя время, подвести итог оказалось легче, чем я думал. Легче, чем я надеялся. Ты все также сводишь меня с ума даже на расстоянии. Я скучаю, бог с тобой, я скучаю. Необходимость тебя на пике , и это разрезает.  Видели бы ангелы, черты, горгульи и остальные твари, как ярко горел огонь моих воспоминаний. Твоих? Не думаю. Твои воспоминания закончились , когда ты ушла, моя дорогая. Перешагнув порог, память начала шаг за шагом в светлое будущее зачеркивать то самое, наше прошлое. Подвести итог. Мои скитания привели меня обратно. Дом, который  так хотел стать домом, снова пустует. Воспоминания, отдельно от него, тлеют где-то далеко в поле. Посмотри на нас. Кем мы были ? Кем мы стали? Твое исчезновение не привело тебя никуда.  Твое исчезновение не привело никуда меня. Знаешь, тогда, убегая из дома, словно ошпаренный, я думал о том, как бы скорее найти , найти твой шлейф парфюма, увидеть знакомые локоны, что так торопливо скрываются за домом.  Бежал . Бежал . Бежал. Смешно, напрасно. Стоило посмотреть на небо – там появилась новая звезда.
« Меня ожидают» - пронеслось мимо чьих-то ушей. Послышался глухой звук. « Смотри, смотри, звезда загорелась. Ты видел? Видел, черт, придурок, посмотри на нее» - визжал чей-то тоненький голосок.
Ангелы скажут им:"Каждый день смотрите на небо. Скоро там появится новая звезда".