Скука

 Раскаленный шар солнца висел высоко над городом и который уже день кряду жарил Нью-Йорк и его жителей в своих беспощадных, испепеляющих лучах. Молодой клерк Джон Кромвель вынырнул из подземки и поплелся на службу. До здания, где находилась контора по торговле недвижимостью, в которой он уже с полгода зарабатывал себе на хлеб насущный, было добрых три квартала. Джон шел по дышащему жаром, как из плавильной печи, не успевшему остыть за ночь асфальту, оставляя на нем следы от своих разношенных туфель, и размышлял.
   "Шеф положил мне двадцать пять долларов в неделю, при этом сказав: "Это только для начала. Я надеюсь, вы себя проявите с самой лучшей стороны, и тогда можно будет поговорить о повышении". Но как-то, во время лaнча, толстый очкарик Чарли Мейси, его коллега, поведал ему, что шеф всем так говорит. Ему, Чарли, он прибавил лишь через полтора года, и теперь Чарли получает сорок долларов. А как жить на двадцать пять долларов в неделю? Он еле-еле сводит концы с концами. Живет впроголодь. В Гарлеме делит одну комнатушку на двоих с негром Джо, портовым рабочим. Завести подружку? Об этом даже не может быть и речи. Ну, скажите на милость, какая девчонка будет дружить с двадцатипятидолларовым парнем?"
   За этими грустными мыслями он не заметил как добрел до своей конторы. Пот струился у него по лицу, насквозь пропитал майку, и она мокрой кольчугой сковала его тело. Вошел в лифт, всердцах громко хлопнув за собой дверью. Лифтер, мальчишка-негретенок, нажал на кнопку, и лифт, натужно завывая, потащил его на пятнадцатый этаж. Джон открыл дверь своим ключом, и спертый конторский воздух обдал его с ног до головы. Он поспешил отворить окно; огнедышащий зной драконом ворвался в комнату. Джон опустил жалюзи, и комнату заполнила чернильная чернота, как при солнечном затмении, когда средь белого дня вдруг наваливается кромешная тьма. Он зажег свет и включил вентилятор. Вспуганная муха взлетела со стола и стала кружить по комнате, надоедливо жужжа: "Жа-рааа. Жа-рааа".
   В конторе никого, кроме него, не было. Стоял сезон летних отпусков, и все разъехались, кто куда: кто на Великие Озера, кто во Флориду, кто на Западное побережье. Телефон на столе молчал: клиенты тоже не давали о себе знать. Боже, какая скука! Единственный звук, который нарушал тишину, было надоедливое жужжание мухи. Она постепенно стала его "доставать". Джон вынул из кармана брюк купленную по дороге "Нью-Йорк Таймс", свернул ее в трубку и полез на стол. Муха, словно почуяв опасность, затихла и где-то притаилась. Он с истошным криком: "Вот я тебя!" застучал ногами по столу и отчаянно замахал над головой газетой. Ошалевшая от испуга муха заметалась под потолком. Изловчившись, Джон пушечным ударом прикончил врага на месте. Измученный борьбой, он спрыгнул со стола и плюхнулся в кресло шефа. Он считал, что заслужил такую награду. Покрутился в нем сначала слева направо, потом справа налево. "Чем бы еще заняться?" От нечего делать Джон раскрыл газету. "Ба-а-а, сегодня же 15 июля - день рождения его девятнадцатилетней сестры, Джулии". Она, ровесница века, была на год моложе брата. Рано выйдя замуж, с год тому назад Джулия с мужем уехала в Калифорнию. "Надо послать телеграмму", - решил Джон.
   Он погрузился в газету. На первой полосе сообщалось, что в России продолжает полыхать Гражданская война: белые воюют против красных, красные - против зеленых, зеленые еще с кем-то воюют. Черт их разберет. Но было ясно, что идет борьба не на жизнь, а на смерть.

                "Слышите ль? Слышите звонкий стук?
                Это грабли зари по пущам.
                Веслами отрубленных рук
                Вы гребетесь в страну грядущего."
                (С. Есенин. "Кобыльи корабли")

   "А я? Я воюю с мухами. Разве это жизнь?" - вздохнул Джон. На минуту он задумался. Вдруг лицо его просияло. Он вскочил с кресла. Резким движением выдвинул ящик из стола шефа и вытащил оттуда ключи. Руки у него нервно дрожали. Он открыл сейф и извлек из него все наличное - четыреста долларов. По телефону заказал билет на ближайший пароход, отплывающий в Россию. В конце недели, в субботу, он покинул Америку...
   Спустя полгода Джон умер в тифозном бараке, под Харьковым.