Сократ

Я бы отдал все свое состояние за
встречу с Сократом...
Стив Джобс


Случилось это жарким летом. Во время обхода административного участка я случайно познакомился с одним, как оказалось, очень необычным человеком. Тогда, конечно, я не мог даже предположить, что это знакомство серьезнейшим образом отразится на всей моей дальнейшей карьере.

Худощавый мужчина небольшого роста, небрежно одетый, в расстегнутой ситцевой рубашке, усердно ремонтировал палисад возле дома. Несмотря на возраст, мужчина проворно орудовал инструментами. Был полдень, солнце нещадно палило, и народу на
улице было мало. Увидев приближающегося стража порядка, он отложил в сторону молоток, деловито застегнул рубашку и направился в мою сторону.
– Я Владимир Васильевич! Можно просто Володя, ваш покорный слуга! – на одном дыхании выпалил он, подавая мне руку.

В его голосе чувствовались командирские нотки. Не по годам живой и бодрый, он лукаво смотрел на меня своим единственным правым глазом. Вместо левого глаза был глубокий рубец. Несмотря на неказистую внешность, высокий лоб говорил об интеллекте, а в щуплой фигуре просматривалась какая-то затаенная сила. Он стоял, словно оловянный солдатик, и не сводил с меня пристального, изучающего взгляда. И хотя устав требует здороваться, приложив руку к головному убору, не подать ему руки я не смог. Пожав
протянутую руку, я представился:
– Степан, то есть Степан Семенович, ваш участковый.
Расплывшись в улыбке, Владимир энергично потряс мне руку. Не помню, о чем он тогда говорил, однако время для меня пролетело незаметно. К двум часам мне нужно было успеть на оперативное совещание. Когда же я спохватился, было уже пять минут третьего. Не церемонясь, я прервал Владимира и пулей помчался в отдел. На совещание я, конечно же, опоздал, за что и получил заслуженный нагоняй. «И дернул же меня черт с этим чудаком разговориться», – упрекал себя я, выслушивая нравоучение от начальника. И это только подлило масло в огонь той неудовлетворенности и того разочарования, которые с каждым днем все больше и больше угнетали меня.

Должен признаться, что в последнее время я часто задумывался над тем, правильно ли я выбрал профессию. И хотя за пять лет в органах я многое узнал, но вопросов все же оставалось больше, чем ответов. От романтики милицейской службы не осталось и следа,
а большая загруженность, психологические нагрузки, ненормированный рабочий день вынуждали меня искать другую работу. В общем, ситуация усугублялась с каждым днем; не так сказанное слово, косой взгляд, непонятный жест, любая мелочь на службе воспринимались как придирки. И тут еще этот разнос в связи с опозданием. Одним словом, я решил уйти из милиции. Как ни странно, но проблема разрешилась совершенно неожиданным образом.

Было воскресное утро. По графику у меня был выходной день. Я наивно надеялся отдохнуть, вдоволь поспать и уделить хоть немного времени семье, как рано утром позвонили. Нехотя встав, я направился к телефону.
– Алло! Слушаю!
– Срочно приезжай. У тебя двадцать минут.
«Просьба» начальника разрушила все мои планы... В мрачном расположении духа я направился в отдел. Служба есть служба, и свои обязанности надо исполнять вне зависимости от настроения. Однако, как выяснилось, острой необходимости в моем присутствии не было. А разговор с руководством по поводу жалобы на несвоевременный ответ какому-то заявителю полностью вывел меня из равновесия. «Всё! Решено! Ухожу, и баста! Найду себе другую работу, – успокаивал я себя. – Ведь живут же люди, и не работая в милиции?! Проживу и я...»

Однако прежде чем уйти, следовало исполнить все находившиеся у меня на руках заявления. Итак, совершенно подавленный, я понуро побрел в опорный пункт милиции, чтобы заодно написать и рапорт об увольнении.

Несмотря на солнечную погоду, все вокруг казалось серым и каким-то неживым. Я и не заметил, как подошел к панельной девятиэтажке, на первом этаже которой и находился мой рабочий кабинет. Зашел в подъезд и, прижав дверь плечом, дважды повернул
ключ в замке. Тяжелая металлическая дверь как бы нехотя поддалась. Попытка включить в коридоре свет не увенчалась успехом: лампочка возмущенно зашипела, замигала и погасла. Я открыл вторую дверь, ведущую непосредственно в мой кабинет. Большой стол,
кресло, несколько стульев, металлический шкаф – вот и вся обстановка.

Войдя в комнату, я, обессиленный, повалился в старое, обитое дерматином кресло. Работать ужасно не хотелось... Но надо было закончить все дела. Пришлось встать и подойти к столу. Не спеша я вывалил все бумаги из портфеля. Воцарился ужасный беспорядок, под стать моему настроению. Бумаги, бумаги, всюду одни бумаги, только на краю стола – графин с водой.

Я машинально налил воду в стакан, пролив при этом немного на стол. «Тьфу ты!» – чертыхнулся я, поставил графин на место и полез в карман за платком. Вытереть образовавшуюся так некстати лужицу я не успел: на глаза попалось заявление гражданки Ру... «Что за почерк! Даже фамилии не разберешь. То ли Рудина, то ли Румина, то ли черт знает кто! – в сердцах воскликнул я и отложил исписанный корявым почерком лист. – И не живется ведь людям спокойно! Больше не могу...» Мысль оборвалась на полпути,когда я увидел уже другое заявление. «Ба, да это же вечно недовольный всем и вся К...! Снова он! Ну, кто бы сомневался... Нет, с меня довольно... Давайте-ка, друзья, как-нибудь без меня... Бог вам и судья, и заступник, а я – пас! Увольте!»

И уже с твердым намерением написать рапорт я взял чистый лист бумаги и начал: «Начальнику… Прошу Вас уволить меня...» Огромная муха остервенело билась о стекло, не замечая открытой форточки. Я невольно отвлекся, глядя на мечущееся насекомое. «И не больно ей? Так и разбиться недолго. Вот дуреха, выхода-то и не видит!» – подумал я и вновь принялся за рапорт. Однако громкий стук в дверь снова отвлек меня.
– Заходите: открыто.
– Это Володя! – послышался мужской голос.
– Какой еще Володя? – удивился я.

В дверях, словно откуда-то из небытия, из мрака коридора показалась тщедушная фигура. «Только тебя здесь не хватало», – подумал я, узнавая в посетителе того самого одноглазого, из-за которого опоздал на совещание.
– В чем дело? Кто вас обидел? – безразлично спросил я, теребя ручку.
– Да нет, никто. У меня, слава богу, все хорошо. Я просто зашел пообщаться со своим участковым. Я не очень вас отвлекаю? – он бодро подошел к столу.
«У него все хорошо! Надо же!» – промелькнуло у меня в голове.
– Очень... Очень отвлекаете. Даже не представляете, насколько... Я занят! Сами что не видите? – раздраженно ответил я и тут же осекся. – Простите!

Мне стало неловко, ведь человек был лишен одного глаза, и моя неуместная реплика могла задеть его. Мужчина, однако, совсем не обиделся на мою бестактность:
– Все нормально, я привык... Вам, вероятно, интересно, что со мной стряслось? – произнес он, видя, что я не свожу глаз с белесоватого рубца на его лице, в самом центре левой глазницы. И не дожидаясь моего ответа, продолжил: – На самом деле, пустяки... Кого-
то слишком глубоко задела горькая правда о себе, и, не желая ударить лицом в грязь, он решил ударить в лицо меня... – мужчина улыбнулся. – В споре прохиндей не сумел найти аргумента весомей, нежели увесистый булыжник... Да, обличительство пороков занятие хоть и благородное, но весьма небезопасное. Помнится, что когда-то «призовым кубком» правдолюба стала чаша... с цикутой.

Тут он взглянул на бумагу, лежащую передо мной, потом перевел взгляд на муху, исступленно бьющуюся о стекло, и, переменившись в лице, спросил.
– По собственному или попросили?
– Попросили чего? Ах, да... – дошло до меня.
Я перевернул начатый рапорт, вспомнив, как капитан Жеглов отчитывал Шарапова за оставленное на столе уголовное дело.
– Нет, конечно, это меня не касается, – виновато сказал Володя, видя мое замешательство.
– Вот именно, не касается!
– Ну что же, молодой человек, в таком случае мне вас искренне жаль, вы меня разочаровали... До свиданья.
Уже на выходе Владимир, обернувшись, как бы невзначай сказал:
– Может, оно и к лучшему... Лучше никакого закона, чем малодушный...
– Что вы там сказали? Малодушный? Да как вы смеете! – замечание мужчины окончательно вывело меня из себя.

Володя, видимо, только и искал повод, чтобы остаться. Он по-армейски повернулся, строевым шагом подошел к столу и бодро отрапортовал:
– Докладываю, товарищ старший лейтенант. Вы трусливо помышляете об увольнении. Так? Так! Более того, вы наивно полагаете, что ваше увольнение в состоянии хоть как-то решить ваши проблемы. Так? Так! Вы недовольны маленькой зарплатой, большой
нагрузкой, отсутствием выходных и многим другим. Так? Так! Вас «одолели» просители и заявители, вы не хотите никого видеть... Вы только и думаете что о себе... Это печально, но неудивительно, ведь все мы думаем в первую очередь о себе. Но вы – не все! Вы меня понимаете? Не все...
– Это почему же? – оторопело спросил я.
Однако мужчина, словно не слышал моего вопроса.
– Вы власть! Люди верят вам, надеются на вас...

Я смотрел на него, вытаращив глаза, и соображал… Разговор наш напомнил мне сцену из «Мастера и Маргариты»: «Вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных? …Бывал, бывал и не раз! – вскричал он, смеясь, но, не сводя несмеющегося глаза с поэта, – где я только не бывал! Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения...»
– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, – сказал Володя.
– Ну, и о чем же? – недоверчиво спросил я.
– О том, что я психически не совсем здоров...
Он словно прочитал мои мысли.
– Старлей, скажи мне, – Володя внезапно перешел на «ты».
Голос его изменился и теперь громовыми раскатами отдавался в комнате.
– Где ты еще сможешь работать божком?
– Что? Кем работать?.. – я даже привстал от неожиданности. – Что вы такое говорите?

Сомнений в том, что мужчина псих, у меня не осталось. «И впрямь болен! До кучи еще и богохульник», – подумал я и, мысленно перекрестившись, осторожно потянулся к телефонной трубке…
– Успокойтесь, гражданин, – как можно спокойнее произнес я, стараясь не раздражать визитера.
– Что, удивлен?! А я ведь дело говорю! И вообще тебе не стыдно?
– Стыдно? За что?
– А то заявление на краю стола?..
И тут мне, действительно, стало не по себе: одно из заявлений случайно оказалось в лужице. Бумага моментально впитала влагу, чернила расплылись и поехали...
– Ах, да, – я оставил трубку в покое и смущенно убрал заявление со стола.

– Известно ли тебе, что человек может иногда неделями готовиться к тому, чтобы обратиться в милицию? К тебе, то есть... Часами заявление писать будет. Напишет, порвет, потом снова напишет и снова порвет. И так сто раз! А потом еще долго решать будет, стоит ли отнести тебе эту бумажку. И чего только не передумает! А если не помогут? А если засмеют? А если прогонят? И уже после он долго будет ждать помощи... Тебя удивили мои слова о Боге? А что есть Бог, как не идея вечного чистого, бескорыстного и неподкупного суда? Суда, основанного на законах милосердия, сострадания, терпимости и доброты – всего того, чего так недостает людям... Ведь не случайно же в основе всех религий лежат важнейшие правовые категории: суд Божий и закон Божий. Люди в Боге ищут закон, Бог – это и есть закон! Или ты наивно полагаешь, что быть законом просто? Быть законом так же сложно, как и быть Богом!..

Я сидел и, раскрыв рот, слушал диковинное нравоучение. «А может, он и не болен вовсе?.. В его словах просматривается здравый смысл! – подумал я, глядя на одноглазого старца. – Кого-то он мне определенно напоминает... Только вот кого?»
Владимир продолжал:
– Даже средневековые монархи, и те порой лично решали споры своих подданных, выступая гарантами беспристрастности и справедливости. Или ты считаешь себя выше Ричарда Львиное сердце или Ивана Грозного?
– Да причем здесь Иван Грозный!
– И заруби себе на носу, – он проигнорировал мое замечание, – люди нуждаются в тебе, и я нуждаюсь... И наши проблемы, которые вовремя не решит участковый, то есть ты, не решит никто! Ты еще не понимаешь, что значит для людей опорный пункт...
Вспомнив о рапорте, я не удержался от искушения бросить ему в ответ колкость:
– Думаю, ничего хорошего...
– И опять ты ошибаешься! Кто-то очень метко назвал его местом встречи с государством!
– Надо же!

– А ты как думал? Без власти никуда... Хаос быстро прибирает все к рукам. Так уж устроен мир и человек. Многие стороны нашей натуры скрыты даже от нас самих, и большую часть времени они как бы и не существуют вовсе. Тем не менее, это объективная реальность, порой только и ждущая удобного случая, чтобы зацвести буйным цветом. Мы сродни лампе, в которой сидит злой джин... Он нам практически неподвластен, а его власть над нами – просто безгранична. Все, что нужно, так это лишь немного потереть лампу, и джин уже на свободе, а ты вне себя от гнева и готов рвать и метать... Римляне говорили, что человек человеку – волк! Видимо, не зря... Для нас же опорный – это надежда, опора, а для тебя – школа жизни! Он научит тебя величию человека и его низости…

«Уже от одних этих слов за версту веет философией», – думал я.

– Как монахи из Шаолиня посвящали десятки лет совершенствованию своего Пути, так и ты должен пожертвовать развлечениями, удовольствиями и даже отдыхом, чтобы дойти до высшего уровня своего совершенства, того рубежа, где «пешка становится ферзем»!

«А это, видимо, уже элементы даосизма», – стучало у меня в голове.

– Участковый – это единственное должностное лицо в системе МВД, который имеет дело не только с преступниками и их жертвами, но и с той средой, где они рождаются, взращиваются и сталкиваются друг с другом. Ведь не зря же на протяжении веков могущественные короли и всевластные монархи, переодевшись в бродяг и нищих, лично «шли в народ», чтобы узнать настроения людей, узнать правду... А участковый всегда в гуще народа, он знает не только, кто хороший, а кто плохой, но и то, как и где эти самые добро и зло пересекаются, а порой и трансформируются друг в друга...

Тут способность говорить вернулась ко мне, и я, воспользовавшись секундной паузой, вставил:
– Ну, палку-то перегибать не надо! Тоже мне вселенского судью нашли!.. А как же вышестоящее начальство? Субординация, армейская дисциплина, рамки закона? Да и, вообще, наше дело – маленькое...
– Маленькое?! Это наши-то судьбы?.. – резко перебил меня Володя.
– Вы меня не правильно поняли...

– Над настоящим участковым – лишь только закон! Он ему и Бог, и царь! А начальство... Ха, – Володя усмехнулся: – Работай по десять часов в день – выбьешься в начальство... и будешь там работать по четырнадцать! И главное знай, что счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть то, что делаешь, – задумчиво произнес он и тут же добавил: – А если идти по жизни с принципом «где бы ни работать – лишь бы не работать!» – с таким подходом к делу далеко не уедешь. А за тебя, мой юный друг, никто «пахать» не станет, можешь быть уверен... За промашку накажут, не сомневаюсь. Но проблема-то как была, так и останется... А про увольнение я вообще молчу... Ну, уволился, а дальше-то что? Где нам взять лучшего? Участковые на деревьях не растут! К тому же, новому надо время на ознакомление с участком, с жителями, да и… Годы уйдут, одним словом!..

– Незаменимых людей нет...
Владимир задумался. Через мгновение он вновь оживился:
– Лично я переживаю замену своего участкового острее, чем смену правительства...  Только участковый решает, какую жалобу рассмотреть в первую очередь, а какую – в последнюю... Так уж повелось... Так было со времен царя, так оно и сейчас. Основная фигура милицейской структуры не кто иной, как участковый...
– Участковый?
– Да, да, обыкновенный участковый!
– Вы-то откуда знаете?!
– Жизнь прожить – не поле перейти... Знаю, о чем говорю! Даже матерые опера, профессионалы высшего класса, и те частые гости в этих стенах...
– В ваших словах есть доля правды...

– Я думаю, что доли этой – четыре пятых, не меньше... И вообще давай закругляться, слов в мире много, а дел вот мало. Работать никто не хочет, зато все хотят заявить о своих правах! Как сказал один шутник, учреждения работали бы превосходно, если бы не посетители... Что скажешь? – Володя хитро улыбнулся.
Увидев добродушную улыбку на его лице, я осмелел.
– Да, это все, конечно, так, но вы даже не представляете, сколько у меня работы.
– Ах, вот оно что! – иронически произнес Володя.
– Представляю, еще как представляю! Я, к твоему сведению, не с луны свалился, а живу среди людей. А работа? Она, мой друг, избавляет нас от трех великих зол: скуки, порока, нужды! Подписываюсь под каждым словом! Но, даже несмотря на очевидные выгоды,
многие... слишком многие работать не хотят...

– От работы кони дохнут! – попытался я пошутить.
– А без работы – люди! – парировал Володя. – Ты пойми, что тяжесть работы – это тяжесть щита, а не ярма! Ты уж прости меня, старика, за правду-матку, но
подгонять нужно тех, у кого нет внутренних регуляторов... Совести, к примеру!
С упоминанием о совести я вспомнил слова своего наставника, который любил повторять, что лучший контролер – это совесть! А Володя и не думал останавливаться:
– Совестливому человеку, в принципе, не нужны ни начальники, ни законы. Он может совсем не знать законов и при этом, я уверяю тебя, ни одного из них не нарушит. Он может не иметь ни единого начальника над собой и, несмотря на это, выполнит свой долг
как нельзя лучше. А мошенник и плут, зная все законы от «А» до «Я», с успехом этим пользуются. Он может иметь десятки начальников и, словно уж, скользить между ними...

Телефонный звонок отвлек меня. Когда я положил трубку, то обнаружил, что Владимира нет. Он куда-то делся, словно растворился в темноте коридора так же неожиданно, как и появился. «Куда же он подевался?» Я заглянул в другие кабинеты. Ни души! «Что это
было? А может, привиделось?» – подумал я, находясь под впечатлением разговора. «Может, кто-то сыграл злую шутку?..»

Вернувшись к себе, я поднес стакан с водой к носу...«Вроде вода...» Попробовал. «Да, точно, вода». Я был совершенно трезв, но не мог понять, что же это было...Надо же такому случиться! Меня не оставляло странное ощущение – Владимир определенно кого-то мне напоминал! Назидательная, нравоучительная речь, высокий лоб?? И тут меня осенило! Как же я сразу не догадался! «Чаша с цикутой!» Да это Сократ! Никак душа философа побывала здесь?..

Словно просветление снизошло тогда на меня, и я научился не только смотреть, но и видеть. Моя работа перестала казаться мне такой неблагодарной и бесперспективной, а опорный пункт полностью соответствовал своему предназначению: быть не помещением для VIP-персон, а самой что ни на есть настоящей цитаделью закона, опорным пунктом правопорядка. Даже старый стол, от которого я уже давно хотел избавиться, показался мне добротным и как нельзя лучше подходящим для работы.
Снова стук в дверь...
– Сократ! – я рванулся было к двери.
– Простите... Вы позволите? – молодая женщина приоткрыла дверь. Грудь ее тяжело вздымалась, голос дрожал, а на лице «красовался» синяк. Глаза женщины выражали испуг и бесконечную надежду на помощь! Ту самую надежду, которая таится глубоко в
наших душах и о которой говорил Владимир...
– Конечно, гражданка, проходите.

Я спокойно вернулся на свое место, незаметно смял начатый рапорт и без раздумий бросил его в мусорное ведро. Во мне проявилась внезапно вернувшаяся уверенность в собственных силах, вера в свое предназначение. Разве сделать в жизни правильный
выбор, найти истинное призвание не есть самое важное? Что может быть важнее? Тем более, когда твой выбор – это служение людям и своему Отечеству... Краем глаза я заметил, что муха, так яростно бившаяся о стекло, наконец-то обнаружила выход и куда-то улетела...