Эрлкинг

Сегодня мои родственники, довольно дальние, попросили меня приехать к ним. Они редко с кем связываются и мало кого приглашают на праздники своего ответвления семьи, только если им что-нибудь от кого-нибудь нужно. Так оказалось и в моем случае. Они собирались уехать на неделю, и им нужен был человек, который последил бы за их домом в их отсутствие, что-то вроде управляющего. Нанять такого человека в короткие сроки и за умеренную плату сложно, поэтому они и пригласили меня. Зачем им нужен управляющий, если уезжают всего на неделю, мне было не очень понятно, но отказываться я не стал. Вероятно, там было то, за чем стоит последить.
Эта часть семьи является своего рода terra incognita. Покойный дед нынешнего хозяина дома был человеком зажиточным. Он преуспел на научном поприще, которое принесло ему громкое имя и немалый капитал. На старости лет построил дом, который, по скупым описаниям видевших его, был больше похож на замок. Позже, после его смерти, туда перебрались его сыновья со своими женами и детьми. Когда и они, в порядке очередности, покинули этот мир, никто, кроме единственного сына среднего их брата не заявил прав на дом. Сейчас ему за шестьдесят и именно он умоляющим голосом просил меня срочно приехать.
Я решил выехать к ним утром на следующий день, чтобы устроить все свои дела в столице. Я оформил недельный оплачиваемый отпуск в своей конторе, мотивировав, что в этом году этой привилегией мне еще не довелось воспользоваться. Нехотя, но все же печати были поставлены где надо, и подписи были в нужных количествах. Со спокойной совестью я поехал к себе домой, радуясь, что все прошло так быстро. На пути к дому я связался со своими знакомыми и родственниками, которые жили в городе, и предупредил, что уезжаю на неделю. Заехал также в магазин, прикупив там кое-каких столичных подарков для провинциальных родственников. Если я правильно понял, то в этом доме также живут и внуки хозяина. Так что сладости и игрушки будут не лишними, да и ехать с пустыми руками невежливо. Когда часовая стрелка стала приближаться к вечерним числам, я решил ускориться. Следовало навести порядок в квартире перед отъездом, чтобы не делать этого после возвращения, а также заказать билеты.
Ключ как всегда заедал, поэтому в квартиру я попал лишь с четвертого раза, ругаясь про себя, что надо вызвать рабочего, чтобы починил замок. Попав внутрь, я понял, что уборка не была столь необходима. После работы у меня обычно много времени, чтобы уделять поддержанию порядка в доме достаточное количество времени. Поэтому, когда яростный закат стал светить в мои западные окна, я уже готов был выдвигаться. Вещей было собрано по минимуму - рюкзак с пожитками, мешок с подарками и небольшая сумка, без которой я не выхожу даже выкидывать мусор.
Заказывая билеты, я взглянул в свои восточные окна, в которых отражался свет оранжевого солнца. С той стороны было гораздо темнее - алло, здравствуйте - эти окна выходили на наименее красивую часть моего района - да, я хотел бы заказать билеты до К завтра ближе к десяти утра - дымные фабрики со своей тупой правильностью форм и с такими же дымными столбами всегда нагоняли на меня тоску. В сумерках они выглядели еще более угнетающе - есть только на 7:34 и 11:03? А если с пересадками попробовать? - казалось, заводам не было конца. Уходя в горизонт, они невидимо пульсировали своими станками и конвеерами,  и этот пульс был слышен на всю округу. Порой к ним примешивался стук медленно идущего состава, перевозящий сырье от одного здания к другому. - Ага, т.е. в 9:41 есть до О., туда прибывает в 11:37, а оттуда в 12:02 уже до К.? - ровный ритм и ровные линии. Меня тошнит - все, спасибо большое. В какую цену это обойдется? - сверление, бурение, стучание, жужжание, пищание механизмов. Надо было заказывать на ближайший. - да, хорошо. До свидания.
Мне следовало отдохнуть перед столь далекой и внезапной поездкой. Сразу после того, как последний луч солнца перестал озарять мою квартиру, мною было принято решение выполнить вечерний туалет и лечь спать. После всех необходимых ритуалов я, уже лежа в постели, задумался о дисгармонии природы, столь прекрасной и приятной для глаза, нежели уродливая параллельность и перпендикулярность. Это и есть гармония, та самая, которой в городе лишь рифы, на которые случайно натыкаешься в глубине домов. Эти ветви, на которых миллионы семян ждут своего осеннего часа, это фактурность коры, это прожилки растительных соков на листьях, это корневые подземные фракталы, это взрывающие от середины к лепесткам бутоны цветов. Это - Первородность. И она не может существовать рядом с творениями человека.  У меня был кактус, но даже он высох в духоте смога и фонарей.
И это только растения.   Животные не так прекрасны. Они непостоянны, подвижны. Изменения их тел происходят быстрее, а значит они смертны, как и люди... Вечны лишь незыблемость и монументальность неправильно расставленных лесных столбов, которые имеют только крышу, но не стены. У парков есть ограды, лес же свободен. Он как бы без начала и конца, готов принять  себя все, что вне его.
Внезапная поездка за город есть мой спасительный круг. Я слишком долго не понимал, что именно это мне и нужно.

Я проснулся с утра, начисто забыв свой сон. Там было нечто прекрасное, возвышенное, возможно, я летал во сне. Это уже не очень важно, мне было не до этого. За окном было крайне пасмурно, даже промзона выглядела несколько обреченно. Я сделал утренний кофе, узнал, что произошло интересного в мире, пока я спал. Ничего. Следует или больше спать, или меньше читать, возможно, будет больше новостей.
8:12. Пора выходить, вокзал находится на приличном расстоянии от меня, а толкаться с невыспавшимися, людьми, которые, как и я, завтракают лишь чашкой кофе, желания нет. Грустно, что все эти пассажиры любого вида транспорта вынуждены так прозябать в усталости и голоде, потому что у них нет времени на еду и сон, а единственное желание – реализоваться. Не слишком ли дорогая цена? Так я размышлял, уже стоя среди всех этих реализаций, надежд, чувств. Химический бульон мозга сегодня застоится и скиснет у всех, судя по мороси на окне, в котором сменяли друг друга кадры реальности. Иногда все же стоить отдыхать, даже когда сгорают сроки или ты уперся во что-то и не можешь отпустить. Скажут -  я ленивый и ничего не добьюсь. А я вот добился, всем назло. Пусть и немногого.
Всем телом я почувствовал остановку: меня тряхнуло вперед. Вокзал. Я поправил рюкзак и сменил обстановку с тесной и темной на более просторную и светлую. Центральный, уже полузабытый узел всей столицы.  Не единственный, конечно. Осталось полчаса до отправления. Нужно разыскать кассы. Через пару минут поисков я подошел к нужному окошку и представился. Уточнили номер заказа. Стандартные процедуры, тот вид формальности, который скорее радует, чем раздражает. Взяв свои билеты, я подумал, что стоит на всякий случай проверить дорогу уже от конечной станции до дома своих родственников. Пока я изучал карту местности, смотрел расписание, ко мне пришло осознание, что я выспался. Редкий случай, ведь погода не располагает, что можно судить по кругам у глаз почти каждого второго, на ком задерживался мой взгляд дольше трех секунд. Рановато я приехал, конечно. Всегда так со мной, приезжаю на полчаса раньше и потом жду нужного времени.
Ритм. Бессвязный, хаотичный ритм шагов по грязному полу этого собора. Купол же его стеклянный, стерильный изнутри. Церковь транспорта. Столько людей, и ведь у всех есть конкретная цель. Наверняка кто-то уподобился мне и тоже едет подальше от этого пыльного шума, накрытого, как немытой миской, дождливым небом. И мы вынуждены, как тараканы, бегать под этим куполом. Вся эта городская обстановка начинает нагонять тоску. Пора идти на платформу, как раз скоро прибытие.
Долгожданный перестук колес под многотонным вагоном. Поезда более приближены к людям и полу, нежели к куполу. Своего рода механические ангелы-хранители, направляющие людей в нужные им точки. Да и внутри у них скорее земная эстетика. Я сел на свободное место, которых было много, ведь мало кто поедет в рабочий день за пределы города. Людей на весь вагон было не больше десяти. Кто-то сидел лицом ко мне, кто-то спиной. Один дремал, другой читал, третья рисовала. Жизнь кипит и тут, только масштаб меньше. Я положил свой рюкзак наверх и решил подремать, смотря на постепенное ускорение вида из окон. Вид был не особо интересный, поэтому скоро я бросил это занятие.
- …из самых недооцененных его произведений! Вы правда не читали Лесного Царя? - Я услышал обрывок разговора и оглянулся. Это были двое мужчин, один из которых был гораздо старше другого, судя по внешности. Молодой сидел ко мне спиной, брюнет, одежда была черная. Остального я не видел. Напротив него расположился седой, с редкими прорезями черных волос, в бежевом берете и такого же цвета твидовом костюме. Он сидел, положив одну ногу на другую и поглаживая свои усы. Этот старик был довольно широким, но нельзя сказать, что толстый. Смотрел он на молодого несколько хитро и снисходительно, а тот явно распалялся и не соглашался с его мнением. Я понял, что услышал обрывок фразы именно старика.
- Нет. А о чем там? – спросил брюнет.
- О, я рад, что ты спросил. Там описывается смерть ребенка, которому и явился этот самый Лесной царь. Он является хранителем сил природы и показан старцем, с бородой и в короне.
- Ну, подобные явления природных духов есть во многих произведениях. Ирландские монахи и барды, например, писали о подобном чаще и более полно.
- Согласен, но здесь интересная предыстория.  В древнегерманских поверьях, а также и датских, фигурирует Король Эльфов, именуемый Эрлкинг, что в переводе и означает «король эльфов». Он является умирающим, знаменуя тем самым конец их земной жизни, своего рода ловец душ. Также он похищает маленьких детей, делая из них свою свиту.
- Про забирание духами людей также довольно распространенный мотив. В той же Ирландии, опять таки – молодой начинал злиться. К слову сказать, я тоже не очень понимал, к чему тот ведет, но заинтересовался
- Гете в своей балладе он использует прием диалога, заставляя тебя размышлять – бредил ли ребенок, т.е. рациональное объяснение происходящего, или же ему правда привиделся Эрлкинг. Ты сам выбираешь концовку, исходя из своего воображения и мировоззрения. У ирландцев все однозначно – духи есть. К слову сказать, по преданиям Эрлкинг жил на болоте и был хранителем лесов…
Я перестал слушать. «Профессор» и правда говорил ерунду. Вид в окнах сменился,  появилось больше зелени, дождь перестал идти, оставив лишь светлую пасмурность дикой природы. Относительно дикой, конечно, кто-то же проложил здесь дорогу и поставил столбы. Да и мы были представителями цивилизации, принесенной сюда нашим механическим хранителем.
- Но ведь и духов и прочей нечисти и вправду не существует. Все творимое ими можно объяснить научно.
- Они существуют, но не в том смысле, который мы обычно вкладываем в процесс существования. Они как продукт самой материи и не более того. У них нет души и не может ее быть. – снова услышал я этот диалог – Нельзя также сказать, что Эрлкинг дьявол или бог. Он существует в своей плоскости, плоскости природы и не более. А у нее свои законы…
Хоть и предмет их разговора был странный, в нем не было конкретной цели, но слушать их было интересно. Пожалуй, прочитаю эту балладу, о которой говорил седой. Я решил теперь сконцентрироваться на ровном перестуке колес и пролетающих столбах деревьев. И именно в этом момент поезд остановился. В первый раз он остановился или нет? Я не следил за этим.
- До свидания, молодой человек. Редко встретишь столь умных людей в наше время – «профессор» пожал руку брюнету и стал выходить. Взяв свой чемоданчик, он двинулся в мою сторону. Пройдя мимо меня, старик посмотрел мне в глаза, но быстро отшатнулся, что-то прошептал, вроде «Господи...» и ускорил шаг, не оборачиваясь. Я осмотрел себя и свое место, но не обнаружил ничего необычного. Интересный старик, что еще сказать.
Поезд снова тронулся и я решил наконец-то подремать. Ехать мне оставалось еще около часа, так что я решил использовать время с пользой для себя. Благо, для этого маршрута нужная станция была конечной, так что проспать я ее не мог.

Меня разбудили. Конечная. Я вышел на станцию и перешел на другую платформу. Ждать пришлось недолго. В этот раз я не обратил внимания на людей в вагоне, так как все оно было поглощено природой. Я как будто въезжал в другой мир, иррациональный для человека, но прекрасный. Мне не было там места, а жаль. Этот отрезок пути был гораздо короче, я чуть не проехал свою станцию. Из всего состава я вышел один. Никто меня не встретил.
На платформе царило запустение, редко кто приезжал сюда. Скорбная глушь, все поросло сорными травами выше моего роста. Штукатурка облупилась, все железное давно покрылось ржавыми струпьями.  Я заметил тропинку и пошел по ней. Как только моя нога ступила на нее, мне показалось, будто я пересек некую границу... Странное ощущение. Надо чаще выбираться из душных стен столицы.
Идти мне пришлось не очень долго, и вскоре я вышел на свободную местность, где увидел нужное мне поселение. Складывалось впечатление, что оно тут единственное на многие километры. На фоне сгорбленных сараев и изъеденных временем изб выделялся белый двухэтажный коттедж с красной крышей. Видимо, это и был тот самый «замок». Он выглядел лучше своих более древних деревянных собратьев, похороненных в бурьяне.
Ближе он казался меньше. Удивительно, что меня никто не встретил, хотя мне было сказано, что меня проводят от платформы. Подойдя к крыльцу, я увидел на двери записку. Изучив ее содержание, мне стало понятно, что родственники уехали, не дождавшись меня. Они уезжали явно в спешке, даже ключ оставили в замке. Повозившись с дверью, я попал наконец-то внутрь и сбросил свои сумки с плеч. Мне показалось, что кто-то зашагал на втором этаже. Неужели кто-то меня все-таки встретит? Показалось, наверное. В таком запустении могут жить духи. Бред, конечно.
Внутри дом оказался богато обставленным, но было как-то неуютно, как если бы тут жили три недели в году. Первым делом я решил проверить кухню и нашел немало запасов. Хоть здесь они меня не разочаровали. Помимо кухни, она же столовая, на первом этаже были хозяйская спальня, туалет, кладовка, и огромная зала-гостиная. На втором же были спальни остальных членов семьи, вероятно, используемые также для гостей. На первом этаже также была библиотека, что меня крайне обрадовало. Я решил туда сходить, предварительно разложив свои вещи в хозяйской спальне.
Зайдя в библиотеку, я был крайне обрадован, когда обнаружил здесь большое кресло. Я тут же решил в нем разлечься и привести мысли в порядок. Почему же меня не встретили и не дождались? Должна же быть причина, притом веская. Пока я не мог понять их мотива. Не хотелось думать о родственниках плохо, разные бывают ситуации. Также у меня не выходил из головы этот диалог, случайно подслушанный в поезде.
Я задумался об Эрлкинге, том самом лесном царе. Старик описывал его как владыку чащ, с бородой и короной. Я попробовал представить себе этот образ - этакий хранитель леса, добрый к своему народцу и нетерпимый ко всем остальным. Вот он стоит посреди тропинки, осматривая лес своими недобрыми глазами. Яркий солнечный свет падает на него.
Вдруг этот образ начал претерпевать изменения. Теперь же он стоял в образе юноши, коварного и злого. Его тонкие и резкие черты лица окаймляли светлые волосы, из-за которых торчали длинные, почти прозрачные уши. Само же лицо было цвета холодного серебра. С ним контрастировали бездонные чёрные глаза, в которых еле тлело ледяное пламя невиданных звезд,  смотрящие с презрением и ненавистью на все, что не является им самим. Тем не менее, в них не было ни капли гнева или ярости, скорее даже некий интерес - "а что я с тобой могу сделать, как мне тебя осквернить и унизить?" Это взгляд существа, обладающего огромной властью садиста и он наслаждается ею и в полном праве использует ее так, как считает нужным. Уголки рта его изображают еле заметное злое веселье и такое же злое ожидание. Осанка и поза его выдаёт в нем великое и древнее происхождение от самих сил природы. На голове у него отнюдь не корона, но череп оленя с длинными и уже пообломавшимися в долгих походах рогами. Одеяние болотного цвета, сшитое из неизвестной ткани, было сплошь покрыто листьями, прутиками и ягодами. Руки Эрлкинга были тонкими, а предплечья его будто бы покрыты грязью, этими руками копали землю. В руке он держал посох из орехового, высотой с него самого, который обхватывали длинные когтистые пальцы. Посох сверху плавно переходил в петлю размером с голову. В центре этой петли был странный цветок который источал зловонное сияние скверны. В довершении этого, Эрлкинг явился босым. Он стал смотреть на меня со злостью, брови оказались сведенными и он начал говорить проклятия на своём языке, которые эхом отдавались в его тёмной и запутанной чаще леса... В этот момент у меня перехватило дыхание и я проснулся.
Что это было? Чем я разгневал его?  Неужели тем, что я человек или что я его представил иначе, чем остальные? И как он меня проклял и проклял ли вообще. Когда он изрыгал свои слова, сам мир сгущался и становился темнее. Его острые зубы стучали, задавая ритм его чёрным словам.  Своими острыми грязными когтями он творил знаки, от которых все зрелище становилось ещё ужаснее. Чего хотел этот злобный посланник сил природы? Может, он и был самой Природой? Это слишком красиво в своей мерзости и слишком богохульно в своей божественности. Что теперь будет со мной? Чертов старик в поезде напугал меня. Я слишком впечатлительный.
Внезапно, на самом краю своего сонного и испуганного слуха, услышал за спиной звук флейты.
Окно в библиотеку было кем-то открыто, и казалось, что сам ветер, перелистывая страницы лежащей передо мной книги и вдыхая жизнь в занавески, наигрывал эти простые и искренние несколько нот. Я попробовал расслабиться и стал прислушиваться к этой древней песне сквозь шелест листьев, криков птиц и вороха собственных кошмаров.
Это и вправду была флейта, возможно свирель. К ней стал примешиваться, порой невпопад, звук колокольчика, висевшего над входной дверью.  Воистину, странное явление. Не иначе, как местные духи решили сыграть свои мелодии для простых людей. а может, они и не рассчитывали, что люди их услышат. Возможно, у них сейчас некие неименуемые танцы, таинства или празднества. Хотя наврядли. Звук был лишь от одного инструмента и предназначался только играющему, кем бы он ни был, и окружающим его седой хвое, болотным топям и свету, пробивающегося сквозь листья. Это был явно кто-то из духов, воплотившийся в ветре и решивший сыграть хвалу всему, что есть в природе. Странно, что я ее услышал. Может, это был сам Эрлкинг? Нет, мелодия была светлая, ее хотелось слушать и надеяться, что она никогда не закончится.
Звук стал тише. Неужели мелодия прекратилась? Да нет, вот же она, звучит... Может, я выдумал эту мелодию и сейчас я уже сам невольно додумываю ее, представляю ее звук. Как утром, когда проснувшись, досматриваешь и представляешь прерванный сон уже наяву.
Пожалуй, мне следует отвлечься. Долгая дорога и усталость породили во мне безумные видения. Надо заняться делами, прибраться, проверить, все ли на месте, чтобы подобные вещи не тревожили моё сознание.

Проснувшись утром следующего дня, я решил изучить местность. Вряд ли все так запущено, как кажется на первый взгляд. Место здесь покрыто каким-то еле заметным туманом, в воздухе постоянно витает какое-то напряжение. Скорее всего, тут недалеко болото, потому что запах в округе странный. От этого запаха, видимо, и пошли мои вчерашние видения.
Вдохнув в себя все это затхлое место, я спустился с крыльца и вышел на тропинку. Небо полностью было покрыто серостью. Было безветренно и тихо. Природа обступала остатки человеческого присутствия и медленно их поглощала. Дома еще боролись, а вот люди, видимо, сдались и уехали. Вечером я обратил внимания, что лишь в одном из домов горел свет, как от свечей. Стоит сходить к ним и спросить, что здесь и как.
Несмотря на общее запустение, тут было по-своему красиво. Пусть все подгнившее и трухлявое, но мне нравится то, что время не властно над здешними местами. Все, что было здесь десять лет назад, до сих пор стоит, реальные изменения в природе происходят гораздо медленнее. В городе все меняется каждую минуту, и ты начинаешь сходить с ума.
Так я думал, идя по деревенской дороге, на которую были нанизаны сельские дома.  Невдалеке я заметил старуху, выходящую из леса. Одета она была в холщовую накидку неопределенного цвета. Сгорбленная под тяжестью прожитых лет, она тихонько ковыляла и вроде как даже заметила меня, смотря сквозь свои седые космы. Я направился к ней, чтобы начать разговор. Когда я с ней поравнялся, то увидел, что она несет полную корзину грибов.
- Здравствуйте! Что, много нынче гри…
Договорить я не успел. Она сильно схватила меня своей тонкой рукой, больше похожей на птичью лапку и подняла голову, смотря мне прямо в глаза. Я даже не успел ничего сказать, а через несколько секунд говорить стала она.
- Уезжай отсюда, сынок, ох, уезжай. Нечего тебе тут делать ты молодой еще, а тут черт на болотах ходит, всех прогнал. А кого не прогнал, тех сам забирает. Говаривали, что он три раза явиться, а после все, смерть тебе. Мне он один раз явился, мне уж и помирать скоро, да и куда я уеду.
- Простите, я вас не очень понима… - решил я сказать, когда выдалась пауза в ее тираде. Ее взгляд на мне вдруг переменился.
- Все... Забрал он душу твою. Нет души теперь у тебя, не человек ты, а как зверь стал... Все.
Я не мог больше это слушать и вырвался из ее цепкой руки. Я был  напуган и не знал, куда бреду, пока не обнаружил себя на  опушке леса, откуда только что вышла эта самая старуха. Я отдышался. Сначала профессор, потом видение, а теперь... Куда я попал?
Я оглянулся. Старухи не было. Куда она могла исчезнуть за столь короткое время? Была ли она вообще? Слишком много вопросов последнее время. Надо успокоиться, подышать свежим лесным воздухом. Тропинка была хорошо протоптанной, с нее сложно свернуть, чего я делать категорически не хотел. Гулять по незнакомому лесу мне хотелось, имея хоть какие-то ориентиры. Я всецело доверил себя тропинке и стал впускать в себя дыхание природы.
Солнце стало иногда выглядывать из-за своей серой постели. Шелест медленно качающихся крон то и дело менял мозаику тени на земле, которая дополнялась рыжими хвоинками и старой листвой. Толпа деревьев медленно раздвигалась передо мной, представляя моему слуху неповторимую симфонию зеленого шума. Кроме этой обволакивающей светомузыки, действие дополняли трели птиц и изредка мелькавшие на стволах хвосты белок. Изумрудный мох, россыпи грибов, прекрасная огранка полусгоревших пней – вот настоящее сокровище. Мне кажется, я стал воспринимать мир шире и полнее, приехав сюда. Чувства обострились и слились в единое чувство материи.
Тропинка закончилась, и я оказался прав - передо мной открылось болото. У меня сразу возникло ощущение, что оно находится в своей опиумной коме с образования мира. Даже время здесь стало будто замедляться. Трухлявые обломки оскалились на небо. На поверхности его то и дело лопались зловонные пузыри, создавая грязно-эфирную дымку Кончалось болото уже ближе к горизонту, где его ограничивала стена леса. Как бурлящий котел гнили, который никогда не выплеснет свое содержимое. Бородавками торчали ложные кочки, которые только ждали момента, чтобы поглотить тебя. Несколько больших островков было соединено большими бревнами, явно это было сделано умышленно.  Здесь могла бы жить лесная ведьма. Что если старуха и есть ведьма?
Я услышал хруст веток за спиной. Кто-то шел сквозь лес. Я оглянулся и посмотрел на тропинку. С этого ракурса она напоминала место из моего видения. Мне стало совсем не по себе. Как такое вообще возможно? Я тут в первый раз, я не могу раньше его видеть. Звук все приближавшихся тяжелых шагов звучал как набат. Мне стало совсем не по себе. Я увидел силуэт в чаще и вскоре он стал отчетливее.
Нечто, высотой метра три, вышло из леса, согнувшись примерно до моего роста. Корни оплетали его непомерно большую голову и широкие плечи, как древесный капюшон, продолжавшийся в плащ за спиной. Между корнями копошилась всякая живность, вроде саламандр и многоногожек. Среди узлов этих подземных канатов  были отверстия для глаз и огромного птичьего клюва, которые отливали угольной чернотой. Корни также образовывали отросты на голове, нечто вроде рогов. Из под них на плечи тиной падали волосы. Коричневого цвета туловище было покрыто рубцами и шрамами. Массивные руки заканчивались толстыми пальцами с когтями. В  руках держал колокольчик и копье с костяным наконечником. Ногами он твердо стоял на земле, как если бы они росли из почвы. Вокруг ног обвивались зеленго цвета ленты, образуя его скромное одеяние. Существо перегородило мне дорогу, тяжело дышало и не двигалось.
В материи, где он прошел, осталась еле заметная темная взвесь. Она окутывала его, и наиболее сильно сгущалась и стелилась у его ног. Я стал медленно пятиться, пока не вспомнил, что сзади болото и я не смогу убежать. Со скрипом старых ветвей он поднял руку и позвонил в свой ржавый колокольчик. Раздался гулкий звон,   отразившийся со всех сторон. Я чувствовал, как звук двигался волнообразно, его можно было даже увидеть, понять, где он сейчас блуждает. То и дело я оборачивался, стараясь уследить за ним. Вдоволь нагулявшись по лесу и уничтожив все остальные звуки, вибрации слились и стали звучать вокруг меня, обволакивая. Я упал, закрывая уши и не слыша собственного крика. В это же время меня стал окутывать темный туман, постепенно сгущаясь. Он стал управлять мной, моими движениями. Мое тело поднялось и расправило руки. Голову мне резко запрокинули, а я все неотрывно пытался смотреть на демона чащ. Казалось, он абсолютно не заинтересован в происходящем, хотя именно его аура подняла меня с земли под непрекращающиеся вибрации. Он стал медленно приближаться ко мне, тяжело шагая, используя копье как посох. Его одеяние из корней стало менять свой рисунок монотонно и циклически извиваясь, пытаясь гипнотизировать меня. Я стал сопротивляться гипнозу, благо сознание мое еще с трудом, но подчинялось мне. Я боялся, что он убьет меня.
Существо в замешательстве остановилось. Что-то пошло не так. Я продолжал сопротивляться. Оно издало дикий крик, похожее на крик орла, и занесло копье. Я зажмурился в ожидании конца и в этот же момент что-то вошло в мое тело, чуть ниже ребер. Боли не было. Как если бы мне присоединили нечто новое. Я открыл глаза. Из раны струился темными щупальцами туман, похожий на ту странную взвесь, только более насыщенный. Звон прекратился. Я поднял взгляд. Существо пристально смотрело мне в глаза своими пустотами глазниц, выпрямилось и расправило свой плащ, который все это время был его сложенными крыльями. Они представляли собой рваную кожу, натянутую между четырех спиц его костей. Он вынул из меня копье, взмахнул крыльями и резко воспарил ввысь, издавая свой птичий крик.
Я проводил его взглядом и внезапно обнаружил себя лежащим на земле. Мое тело снова было под контролем. Я посмотрел в место ранения. Ничего не было. Все звуки куда-то исчезли. Движение тоже пропало из леса. Даже цвета как-то потускнели. Я поднялся и побежал домой. Я бежал, не останавливаясь, спотыкаясь об коряги и получая удары от еловых лап. Я спешил домой, хотелось закрыться, мной руководила одна мысль – выжить. Когда я услышал звук захлопывающейся за мной двери, я наконец позволил себе отдышаться. Этот звук был единственным, который я наконец-то услышал, не считая своего тяжелого дыхания. Звуки вернулись ко мне.   свист ветра в щелях, скрип досок. Для меня это было лучшее произведение искусства в данную минуту – обычные звуки, которые стали складываться в законченные сюиты. Я сел в зале на диван и пытался просто ни о чем не думать, не осознавать.
Краем глаза я заметил на стене полотно. Эта картина всегда здесь висела? Вчера ее вроде не было. Я встал, подошел поближе, со смутным подозрением, что я знаю ее сюжет. Картина была покрыта пылью. Как я ее не заметил? Датирована она была началом прошлого столетия. Когда я увидел ее, у меня перехватило дыхание, и мир рационального окончательно рухнул. На ней было изображено то самое существо, которое я только что видел. Я посмотрел на подпись.
Эллекин.
Это точно был он. Художник написал его, несколько преувеличив красоту, добавив гармонии и некоторой поэтики в этот образ. Реальный же Эллекин не вызывал подобных чувств. Он был дисгармоничен, мне хотелось постоянно все переделать, потому в том образе, в котором его видел я, существовать он просто не мог. Я приподнял картину. Стена за ней образовывала чётко различимый прямоугольник, что свидительствовало о том, что картина висела здесь очень давно...
Что-то упало в библиотеке. Мне стало совсем не по себе. Я закрыл все окна, книги были за стеклом. Еле сдерживая волнение, я пошел туда. На полу лежал огромный фолиант. Подняв его и посмотрев на раскрытые страницы, я наугад прочитал «…копье имеет символ мужественности, как орудие охотника, но в тоже время оно означает символ жертвы, которую Иисус…». Я отбросил книгу, согнувшись от боли в месте удара Эллекином. Рана дала о себе знать Черная, она расползалась по телу медленной и неумолимой поступью. Согнувшись, я попытался доползти до кухни. Каждое напряжение мышц сопровождалось нестерпимой пульсацией. Я больше не мог бороться с этим оружием медленного действия, я распластался посреди залы, наблюдая постепенное помутнение и угасание. Собрав последние силы, я посмотрел на картину. Но она пропала, будто бы ее там и не было. Разум оставил меня, не выдержав боли, и упал в черноту.

Ночь. Сверчок. Железная луна светила в окно сквозь занавеси, будто в саване. В ее серебряном и мертвом свете я смотрел на свои обгрызанные ногти безумия. Мне уже не спастись. С трудом разомкнув свою удобную позу, в которой я скомканным одеялом лежал на краю кровати, я встал. Деревянные полы сразу почувствовались на моих усталых ступнях. Я чувствовал каждую фактуру всей поверхностью. Каждый шаг отдавался легким скрипом, тихо вливаясь в общую симфонию ночи этих стен. Писк комара, который наверняка не комар, а очередной мелкий пакостный дух. Уханье совы и хрустальные песни других птиц, которые зовут хищников себе на смерть. Шорохи духов в стенах, слуг Эллекина, которые задумали мне очередное испытание рассудка, вроде сегодняшней бессоницы или какого-нибудь гвоздя, на который я должен ненароком наступить. Я убираюсь каждый день, чтобы следить за изменениями положения предметов в пространстве. Я насыпал муки в библиотеке, чтобы знать, появляется ли там кто-нибудь в мое отсутствие. По всей видимости, они перебрались в остальные комнаты, чтобы не дать мне никакой информации, а лишь догадки, сводя меня с ума.
Зайдя в ванную, я включил светильник. В зеркале на меня смотрела тень. Тень, которая являлась мной самим. Я поднес себя ближе к отражению. Немытые клоки волос были покрыты пылью, в них торчали хвоинки. Лоб мой избороздили морщины, в остальных местах кожа натянулась, подчеркивая выдающиеся вперед скулы и кости челюсти. Впалые щеки смотрели на меня небритостью и долгим отсутствием сна и покоя. Глаза же помутнели, сосуды протянули свои тонкие руки к зрачку, пытаясь забрать его внутрь глазницы. Губы стали цвета лица - такого же серого и землистого -  и потрескались, как солевая пустыня. На шее моей были видны пульсирующие артерии, качающие кровь в уже ненужный мозг. Руки мои, дрожание которых я подавлял остатками силы воли, истончали и ослабели. Я проверил, на месте ли шрам. Он разросся черным осьминогом, раскинув себя на половину тела. Я посмотрел снова на свои ногти . Что со мной стало? Они все еще не отвечают на звонки. Они оставили меня здесь.
Я умылся. Я не обратил внимания на температуру воды, была ли она вообще? Чище лицо не стало, более того, желание помыться полностью только усилилось. Я опустил лицо в раковину и слушал льющуюся воду. Она наивно пыталась меня убаюкать, заставить слушать себя. Но я знал, что это все замысел самой окружающей меня природы. Я выключил воду, умылся. Симфония изменилась. к ней примешался тонкий вой скрипки. Сложно было разобрать мелодию, но мотив был странный, атональный. Демонический. Вой усиливался, к нему стали примешиваться другие инструменты  - трубы, тромбоны, ударные. Я поднял голову. В зеркале что-то мелькнуло. Я не хотел знать что это, мне страшно, что это?
Я посмотрел.
Вместо меня из зеркала смотрело корчащееся и кривляющееся острое лицо. Я отшатнулся, отражение тоже и тут же вернулось на место. Демон смотрел прямо на меня. Блестящие угольные глазницы, со спиральными проблесками. Вокруг них все было испрещено глубокими бороздами. Длинный знак вопроса – нос. Остальное было покрыто мутной мглой.
- Кто ты? – вскричал я в ужасе.
Демон наклонил голову набок и улыбнулся. Его рот был полон острых, тонких зубов. Улыбка будто насильно растянута невидимыми руками. За частоколом зубов виднелись движения его языка. Будет пир. Складки от улыбки собрались в кучу под глазами. Его образ стал более четким, мгла, которую он сотворил вокруг себя, начала рассеиваться, а музыка стала громче и напоминала цирковую.
Он был в костюме Арлекина. Черно-красные ромбы, татуировки, раскрас. В некоторых видимых частях тела. рисунок ломался, становился ассиметричным, ромбы меняли размер, переплывали от одной части тела к другой. Арлекин отошел подальше в своем пространстве и явил мне себя полностью.
Тело его было неправильно формы, казалось, все пропорции в нем нарушены. Оно было тонким, угловатым. Ноги же больше напоминали мягкие канаты, руки - как у фарфоровой куклы на шарнирах. В одной из них он держал марионетку самого себя, которая у его ног повторяла всего движения. Пальцы второй руки выгибались, как в судороге, царапая себя длинными ногтями. Наклонил голову по-птичьи, приведя в движения хвосты его шутовского двойного колпака.
- Чего ты хочешь? – спросил я его опять.
Арлекин запрокинул голову и залился безумным смехом, эхом отдававшемся с моей стороны зеркала. Смеясь, он начал танцевать свой макабрический танец, состоящий из зигзагов, вибраций, резких смен ритма. И тут я понял, что он сообразует движения с музыкой, которая все продолжала играть. Он как в цирке. Клоун, неотрывно смотрящий на меня. Я отвел взгляд от его лица и посмотрел на марионетку.
Теперь марионетка в точности повторяла мои черты лица. Я смотрел, как она дергается, невольно дергаясь сам в ритм ей. Я был как в бреду, я смотрел неотрывно на ее неправильные движения, попадающие в такт такой же неправильной музыке. Туман стал сгущаться вокруг меня.
Хруст.
Он раздавил куклу. Музыка тут же прекратилась, и лишь эхо от сломавшихся чурбачков отражалось во всех плоскостях и пространствах, какие были. Я поднял глаза опять. Он начал протягивать свою тонкую руку ко мне, улыбаясь еще шире, смеясь еще громче. Рука становилась объемной, она вылезала из зеркала. Он стал вытаскивать голову, все тело. Он высунулся наполовину. Я упал, закрыл глаза. Его дыхание чувствовалось на моем лице, его язык облизывался в предвкушении... чего?
Открыл.
Ничего не было. Привычная ночная симфония, металлический свет луны.
Только теперь я знал, что мне нужно сделать. Я взял бритву, вынул из нее лезвия. Замешкался. Нет, нельзя медлить, нужно сейчас же, они и хотят, чтобы я медлил. Приложил к сгибу локтя, к началу венозного дерева. Зажмурился. Нажал и медленно, наугад, взобрался по одной из ветвей, Боли не было. Я открыл глаза. Рана была, но крови не было. Я порезал себя еще раз. Ничего. Я не чувствовал боли. Я не мог себя убить. Я порезал себе шею, губу. В отчаянии я выскочил из уборной, взобрался по лестнице и вышел на балконе второго этажа. Меня обдало ночной прохладой, из музыки остались лишь тромбоны сов.
Я прыгнул в расчете на то, что разобью голову себе о камни, составляющие ландшафт участка. Приземление. Удар. Я до сих пор жив и ничего не почувствовал. Я встал и посмотрел на лес, скрывающий мерзкие болота. Раз я не могу убить себя, то я сожгу себя и этот лес вместе с собой, сольюсь с ним, уничтожив нас обоих. Раны есть, значит я могу себя разрубить. Но сжечь вернее. Я попытался разозлиться, в бешенстве закричать, побежать  туда. Но я не смог. У меня перестали существовать эмоции. Они вообще были у меня?
Вдруг все прояснилось. Да, это же так очевидно. У меня нет ничего человеческого, и не было никогда. Стерто, забыто. Ни у кого нет ничего человеческого. Мы лишь возвращаемся к природе, попутно строя ее жалкие, четко выверенные подобия, в которых живем. Но и мы, и природа, и все это – материя. У нас нет душ. И никогда не было. Чувствовать боль – это свойство души, несуществующая фикция. И наша единственная цель – слиться с материей. Именно это и говорил Эрлкинг на своем проклятом языке. Вот почему на меня охотился Эллекин тогда, в топях. И именно этого добивался от меня Арлекин сейчас. Он хотел забрать меня, но я отказался принять этот дар. Я лишь пытался отдалить свою неизбежную судьбу и в этом мое сумасшествие. Суть – в смерти, чтобы собой дать жизнь новому. И я дам ее.
Я сожгу себя и весь лес вокруг топей. Здесь нет жизни, потому что все застоялось и ждет обновления. Именно для этого я сюда попал. Никто из живущих здесь не был готов и они все уехали. Они хватались за свое существование, которого нет. Я возьму на себя роль феникса.
Я шел, продираясь сквозь уже привычные валежники и буераки. В темноте они выглядели роднее и мягче, нежели в свете солнца, острые еловые лапы смягчались, а кочки пропадали. Я нащупал в кармане спички своей свободной рукой, встряхнул бутылью спирта, проверяя, хватит ли мне облить себя. Хватит. И хватит на алтарь, который я сделаю.
О. это будет прекрасный алтарь. Без изысков и пафоса церквей, без золота и глубочайшего символизма, непонятно зачем нужного. Лишь ветки, деревья, шишки да травы. Огромное воскурение, каких не делали даже друиды в свои праздники, насилуя и сжигая девственниц.
Я дошел до назначенного места. Моими свидетелями станут лишь луна и небо, которые будут взирать на меня, как безразличная толпа. Топи. Булькающие, гнилые, будто бы изначально родившиеся мертвыми. В центре них есть островок, к которому ведет слабенькая гать, я заметил ее еще в прошлый раз. Там хватит места. Я начал собирать все сухие вещи в округе. Звезды на небе стали будто бы трепыхаться и вдруг снялись со своих мест. Они стали витать над испарениями, освещая путь моим усталым ногам. Я выбрал верное место – сами духи решили мне помочь совершить ритуал. Болотные огоньки вспыхивали и гасли то тут, то здесь. После того, как посветлело, они исчезли и я остался наедине со своей последней кельей.
Древесный шалаш, конусом своим упирающимся в эмбрион зари. Все просветы его заботливо были много забиты сухими еловыми ветвями. Внутри него сложены ветки, наподобие гнезда, из которого я начну свой полет по материи как прах. Сухие листья, дикие ягоды, орешники и множество других плодов украшают внутренности моей плахи.
Я облил свое последнее творение спиртом, снаружи, изнутри и на полу. Сел внутри, вдыхая эти пары и в последний раз смотря на оболочку всего. Скоро мы будем едины. Скоро все закончиться. Я готов. Открыл бутыль, смочил в жидкости одежду, умыл себя самого, как елеем достал спичку. Секундное сомнение. Легкое движение, искра и все вспыхнуло.
Я словно был самим огнем и созерцал в его первородной ярости, которая несет благодать и очищение. Боли не было, ее и не должно быть. Языки огня начали образовывать фигуры, силуэты, образ становился все четче. Я вглядывался в тьму сквозь раскаленный дребезжащий воздух. Передо мной стоял Эрлкинг. Он улыбался и смотрел на меня уже скорее снисходительно. Он посмотрел на вибрирующую луну, приподнял посох. А затем начал истошно хохотать, также, как до этого хохотал Арлекин. Внезапно он преобразился, стал сменять образы, как ненужные одежды. Эрлкинг-Эллекин-Арлекин. Разные проявления одного и того же. Триединая сущность. Пламя разгоралось, и передо мной снова возник образ Эрлкинга. И тут я почувствовал боль!
Пламя охватывает меня, ест мою плоть, вытягивает мои нервы, жрет мою кожу. И это все под дикий хохот посреди рдеющей топи. Я хочу выбежать, но меня сковали в невидимых тисках, оставляя мои легкие сгорать. Оставляя тлеть мои кости. Я чувствую боль. Из меня исторгается крик, пытаясь перекричать грохот сучьев, сыплющихся на мои волосы, но мне нечем больше кричать. Смотрю на обугленные свои части, на полусгоревшие части, на волдыри свои. Внутри меня что-то лопнуло, сжирая внутренности. Кровь льется на землю вокруг меня, вскипая. Кое-где начали показываться кости. Я уже не чувствую этих мест, они уже слились. Язык горит, мозг оголен, он начинает умирать. Все чувства вспыхнули и начинают теперь угасать.
Перед тем, как разорвало мои глаза жаром, я увидел свет, разливающийся извне, теплый и обволакивающий. Он стал поднимать нечто из меня вверх, сквозь мой алтарь. Боль стала отступать, а вместе с ней и жизнь. Эллекин показывает на меня пальцем и заливается диким смехом. Охота удалась.
Я ошибся.

Август 2015