Дай нам толику цареградской славы

Автор имеет свое мнение обо всем, в том числе о ваших увлечениях, религиозных и политических взглядах, ваших друзьях и, возможно, вас лично. Потому прочтение данного творчества может оскорбить ваши чувства. Если вы предполагаете, что произведение может что-то оскорбить или разжечь - лучше не читайте.


 
Птицы щебечут - как ручейки лесные в сосновые ветви скочили. Кукушка печальная с эхом переклик ведет. Мхи да хвоя человечьи шаги скрадывают, а ветка сухая, что дозорный - нет-нет, а выдаст пришельца громким хрустом.
 
Средь сестер младших царевна выросла. Летом баюкал ее леший, а зимой - пурга колыбельные пела. Вскинула царевна ветвистые руки - небо достала. Золотят лучи закатного солнца ей маковку - кладут на голову драгоценный девичий венчик. Туманы утренние сосне ствол обвивали - белую рубаху дарили. Ветер, играясь, в полете царевну за руки хватал. Дивились люди на сосну:
 
- Прямо княжна цареградская! Быть тебе девица за князем!
 
Обручили царевну. Вещему князю в жены отдали. Звенели по лесу топоры да тесла, курились костры щепяные да смола кипящая. Люди ладьи ладили. На сосну молились:
 
- Дай нам толику цареградской славы!
 
Стала сосна в головной ладье мачтою. Вещему князю надеждою. Надеждою, да опорою.
 
- Ты, мой сокол-князь, куда кинешь взгляд, я тебе крылья распахну, да к мечте помчу. Коль в ветра попадешь, ты мой сокол-князь, я не выдам тебя, я сдержу беду.
 
Княжьи думы в Цареграде далеком. О Цареграде меж собой люди судачат. мнится славянам, будто рай на земле Цареградом зовется. Будто люди там все в алый шелк разодеты. Будто пьют да едят только сладкое с золотой лишь посудины. самоцветами там, слышь, дороги повыстланы. Войско тамошнее лишь победами вскормлено. Да сам дивный бог там на облаце сидит. С облаца да образков чудных на людей взирает.
 
Князь с ладьями к Цареграду идет.
 
- Дай нам толику цареградской славы!
 
Воротился князь. Оделяет мир цареградским богатством. И смеются люди:
 
- Что за рай на земле цареградской?! Не шелка у них - рвана паволока. Самоцветы - через раз стекло! Позолота да жесть вместо злата-серебра! Что за божок пучеглазый, рукастый да тощий, на нас дохлой рыбой с икон уставился?! Уж благодарствуем, князь, хоть за то, что есть! На тебя не в обиде! Был Цареград Руси как желанный зять, да видать теперь - нечего с ромейского зятя и взять! Вся и слава нам, что нищету эту поколотом приветили!
 
Уходил-умирал Вещий князь. Не ладьей в мир почивших отплыл - на коне уехал. Овдовела ладья. И несла по волнам теперь его сродника. И просил новый князь ее, походами дяди грезя:
 
- Дай нам толику цареградской славы!
 
Привезли... На горелых боках да рваных парусах. Огрызнулся Цареград, отказал в славе новому князю. И меняли люди уголь в бортах нановые доски, югу кулаком грозили. Обещали новый поход. Да сгинул князь, так своего щита на царьградских вратах и не свидевши.
 
- Дай нам толику цареградской славы!
 
Новый княжич на старой ладье шел проторенной морской дорожкою. Много добра взял с полонной цареградской груди, нагрузил ладью, да вперед себя отправил. В Киеве светлом догнать обещался. Не дождались его... Переняли печенеги князя у днепровых порогов. В третий раз овдовела лодья.
 
- Дай нам толику цареградской славы!
 
Молодый ладьи - будто кони неезженные: грудью ломят, пеной речной исходят. Везут князю византийский подарок: царевну бросовую, сосуды в ложной позолотое,  попов кривословных, да веру непрошенную. И бежит старая лодья лесными тайными протоками на север. Несет горькую весть. Хочет сам новый град о защите просить.
 
- Сбереги! Не отдай богов в поругание! Защити нас от непрошенной цареградской славы!
 
Потекла слава цареградская по Руси волнами алыми - где огнем, а где огнем да с кровью. Зачем тебе, новый князь, чужая слава? Ужели русская слава тебе не по горлу стала?
 
Озверели люди, оскотинились. Сильные люд волками грызут, сладкий кус вырывают, да кровью запивают. А простой народ - будто овцы в овчарне: на разбой только блеют жалобно. Нашлись волхвы, подняли люд. Отбирали люди свое, богатеями сграбленное, а за насилие - виру кровавую брали. Да не сдюжили супротив ратей князя-изменника.
 
- Чем, кнчже, волхвов-бунтарей языческих казнить прикажешь?
 
- Сломите на доски старю ладью, да живьем жгите, чтобы божью милость спознали.
 
Дым смолистый глаза да горло выел - не взглянуть на свет, да от боли не вскрикнуть. Искры златыми пчелами в бороде жалят. Спешит сгореть старая ладья, видавшая и позор и славу, торопится в светлый рай отвезти праведников от мучений. Ветер-друг, что играл с руками сосновых веток, что тянул паруса на ладейной мачте, вздувает высоко алое пламя, подхватывает людской легкий пепел, да уносит в небо. Жили правдой, правдой и умерли.
 
- Дай нам толику цареградской славы!