Человек, которому нравилось быть грустным 20 конец

Они не обсуждали этот инцидент ни через час, ни на следующий день. Каждый сохранил от встречи гнетущее чувство, отравляющее всё тепло от маленьких радостей жизни. Соприкоснуться с чем-то подобным для натур вроде них – неизгладимое впечатление. И если бы книжник всё же стал обсуждать со своими сожителями сумасшедшую бабку, наверняка бы увидел отвращение на лице собеседников.
Сама Нина Ивановна – вообще кто? Умалишённая? Продукт суровой российской действительности, или просто персонаж, оказавшийся не на своём месте, и оттого сильно страдающий? Валентин как ни пытался, но не мог понять эту утомлённую жизнью женщину, и оттого ему трудно было решить, как же к ней относиться. Садист сын, презрение соседей, неспособность контролировать свои эмоции – что конкретно стало причиной асоциального сознания забравшейся в гроб старухи? Или это своеобразная мудрость, покорность судьбе и течению жизни?
Она проживает не ту жизнь, что хочет, крутилось у мужчины в голове. Как я некоторое время ранее. И в моём случае всё решилось сменой места жительства, всего то! Порвать со всем осточертевшим, надоевшим, приевшимся. А старухе некуда бежать, кроме как в гроб. У неё нет ни сил, ни энергии для перемен, она просто болезненно доживает оставшиеся дни.
И это грустно, но не так нестерпимо, когда ты любишь умиротворённое состояние грусти. Из него даже смерть может казаться бесконечной минорной музыкой в темноте, и не важно, где ты, в склепе, под землёй, кремированный и развеянный среди тысячи ветров, во все концы земли, и не важно даже, живой ты или мёртвый.  Старуха же этим тяготилась, её печаль была горестной, её слезы обжигающими. И потому она была так зла.
Книжник был подавлен не от жути увиденного. Его испугало, сколь осмысленны и сильны были речи пенсионерки, и когда она говорила, страстно, упоённо, её слова звучали очень убедительно. И задевали. Наверное, такая правда тоже правда. Ни прибавить, ни отнять.
Мужчина переживал, на следующее утро, не смотря на почти пустой холодильник, решил не идти в магазин. Никуда не собирались и его постояльцы. Им тоже не хотелось столкнуться лицом к лицу со старой женщиной.
- Надо искать новое жильё – сам себе пробубнил под нос Валентин, сидя в своём пустом кабинете, медленно массируя правый висок.
- А где? – послышался из коридора девичий возглас, и тотчас мягкий топот принёс сюда Люсю. – В какой стране?
- Ох, ты меня немного напугала… В нашей, разумеется. Тут городов много.
- А в какой город ты хочешь? У меня есть атлас, там все написаны, прямо на карте.
- Хм, заранее выбрать неинтересно. Знаешь, почему я сюда приехал? Потому что на вокзале в Москве этот город горел на табло в третьей строчке. Вот прям отсчитал сверху вниз три строчки, и так выбрал, куда ехать.
Девочка почему-то с восхищением посмотрела на мужчину, а он ощутил искреннюю гордость от такой лестной оценки.
- А я бы стала смотреть город с шестой строчки снизу. Так же можно?
- Шестая строчка снизу может получиться как раз третьей сверху, табло не везде уж очень большое.
Люся пришла в полный восторг, и так же быстро, как появилась в комнате, исчезла из неё, оставив после себя на секунду слабо различимый запах детского шампуня. Настроение книжника от этого всё же немного улучшилось, но мысли о переезде одолевали всё сильней.
У него появилось нехорошее предчувствие, пугающе стойкое. Отвлечься от такого – целая наука, неведомая полюбившему печаль мужчине. Он бы, может, и хотел, но только гораздо проще жить в мире, где всё против тебя и обязательно плохо, чем искать крохи радости в обыденности. Их достаточно много, но печаль… Она поэтична и дурманит. И можно до бесконечности жалеть самого себя, какая непростая судьба выпала на долю. Оправдать любую ошибку и неудачу.
Книжник включил компьютер и стал проматывать сайт с объявлениями о съёме жилья. Цены, фотографии, старательно составленные описания объявлений, в надежде, что они заинтересуют порядочных съёмщиков, телефоны. Ничего не цепляло взгляд, глаз замылился, мозг не обрабатывал информацию. Но по инерции рука крутило колёсико мыши, и объявления проскакивали вниз.
В коридоре дважды хлопнула дверь, с большим промежутком. Кто-то ушёл и уже успел вернуться, но хозяин квартиры не замечал никаких перемен вокруг себя. Он словно весь, как был, погрузился в электронное мерцание ноутбука, отделившись стеной ото всех живых.
Странно, почему-то именно в этот момент к нему вернулась давно украденная грусть…
Ему вновь стало одиноко. Будто и не было рядом людей. Будто и не было самой жизни, а только бесконечный поиск тёплого и светлого, который всегда приводил к одному результату. Кто-то ходил по квартире, хлопал дверью, жил своими заботами и проблемами. У него так не получалось. Для того, чтобы чувствовать себя укоренённым в этот мире, ему требовались чужие трудности, чужое горе, чужая грусть.
Они в один миг перестали быть значимыми в его глазах, потому что победили свои страхи в споре со старухой, и уже не нуждались в чьей-то духовной опеке. Книжник увидел в них самостоятельность, душу, принципы. Личность. Они не такие же несчастные люди, как он. Они не слабые смертные, не способные противостоять соблазнам. Они сильнее его. Потому что внутри себя Валентин с самого начала уже ответил на вопрос – а будь я на их месте, взял бы этот конверт с деньгами? Взял бы. По инерции, потому что отказать сложнее.
Книжник вспотел, сидя на кресле. Его душевный мир проходил через очередную перестройку, всегда болезненную. Он будто бы в один миг смог оглядеть свою жизнь, с детства и до сего дня, и увидеть некую целостность: всё было бессмысленно. Любой поступок приводил к цепочке негативных или нейтральных событий, люди, с которыми он проводил время, больше не были с ним, оставшись за тысячи километров позади. Воспоминания утрачивали свою чёткость, меркли.
Зачем он сбежал от жены и прежней жизни? Потому что хотел вырваться из бесконечного круга серости и безжизненности, мелочности, шкурности. Потому что для жизни нужен простор, а не замкнутое и предсказуемо убогое течение событий, где нет места высоким отношениям, а только склоки, злость, неудовлетворённость, и оттого ненависть, изливаемая на тех, кто рядом. Потому что душа не может долго держать внутри боль, она разрывается и обжигает всех вокруг горечью.
Он просто никогда не видел в своей жизни по-настоящему счастливых людей. До того момента, как встретил их. А сейчас он видел всю свою ничтожность на их фоне, без прикрас, так, как она есть.
Кто сможет быть настолько кротким, чтобы простить человека, сделавшего зло? Кто в состоянии так поверить совершенно незнакомому человеку? Как можно жить в мире с изъянами, между людей, к этим изъянам нетерпимым, и всё равно любить человечество?
А он не мог простить жене сцену за ужином. Завидовал своим коллегам, злился на своих детей, которые его не любили.
Ему нравилось сама мысль, что все люди твари, и жить среди них нельзя, а приходится. И деться некуда. Как оказалось, всё не так.
Да, он откровенно презирал людей, не понимал их, и оттого всегда стремился впасть в меланхолию, потому что только там мужчине было комфортно.
Ему нравилось быть грустным, нравилась саможалость, потому что он просто не чувствовал биения жизни. И многие, наверное, не способны к этому.
… Он очнулся оттого, что уже в третий раз открылась входная дверь, но как-то тихо, неуверенно. Обычно Люся влетала стремительно, вихрем, а Лиза просто расторопно растворяла и затворяла. Но сейчас было очевидно, что вошёл не кто-то из них, а посторонний человек. Вернулась жена? Пришла старуха? В тот момент мужчина ещё не мог восстановить свои мыслительные процессы, его всё ещё лихорадило, потому он только зафиксировал сей факт в мозгу, и тут же переключился на другие мысли.
Нужно переезжать – сказал он себе. Почему-то бывшая столь уютной комната резко стала раздражающей, отсутствие мебели угнетало. Мужчина больше не хотел жить так, как жил раньше, с теми же бессмысленными причудами, со спартанским бытом. Ему, больше на уровне эмоций и интуиции казалось, что он наконец нащупал то пугливое, но желанное тепло, которое многие называют желанием жить.
Книжник заметил, что на подоконнике скопился небольшой слой пыли. Обычно, обнаружив такое, уборка затевалась сама собой, сразу же, благо свободного времени было в избытке. Теперь же хозяин квартиры просто равнодушно отвернулся, не ощущая себя прежним поборником чистоты. Как Валентина раздражала неаккуратность супруги, грязь и беспорядок, которые вносили в жизнь дети, но теперь… Он будто стал другим человеком, который уверен в том, чего хочет от жизни.
Мужчина направился на кухню, но застыл в дверях, не выйдя из комнаты – к нему спиной стоял посторонний мужчина, рядом с тем местом, куда он в последнее время клал конверт со всеми своими сбережениями. Мама с дочкой совершенно свободно могли брать из него любую сумму на свои нужды, но за всё время взяли оттуда максимум купюры две. Так что должно там быть что-то около миллиона рублей.
В ту же секунду, как Валентин заметил незваного гостя, незнакомец резко обернулся. Фрол. Сверкнули его злобные оловянные глаза, а рука поспешно извлекла из кармана штанов металлический предмет, неразличимый в коридорной полутьме.
- Она у тебя, крысёныш, деньги прятала мои. – очень тихо, чуть ли не шепча процедил он. – То-то ты с ней спелся. А она так и не сказала, куда дела.
В его руках был большой кухонный нож, лезвие подрагивало. У незваного гостя явно дрожали руки.
- Забирай конверт и уходи – ответил ему книжник, пока не осознавший всей опасности ситуации.
- Ты здесь один?
- Один. Но скоро сюда придут люди. 
- Ага, те две. Моя мать с ума совсем сошла, сказала, что я отец маленькой.
- Так и есть.
- Помнить бы ещё от кого…
Фрол расслабился, стал жестикулировать в разговоре, и нож в его руке жестикулировал вместе с ним, каждым взмахом будто вонзаясь в натянутые нервы книжника. Да, он чувствовал себя полным хозяином положения, и откровенно наслаждался ситуацией.
- Мне по барабану, кого я там трахнул и откуда взялась эта девка. Но вот ты скрысил мои деньги, и так просто я это не оставлю.
- В конверте явно больше, чем было у тебя, забирай всё. Уходи.
Пришелец внезапно стал приближаться, уверенно ступая. Валентин отступил вглубь комнаты, и в этот момент Фрол подбежал. Стремительно, что есть силы книжник решил попытаться ударить нападавшего в лицо, свалить, а потом и обезвредить. И это получилось, удар пришёлся точно в челюсть, Фрол осел на пол. Но в эту же секунду в груди у мужчины резко заболело. Он дотронулся до этого места, и, не ожидая того, упёрся в тёплую рукоять ножа. И почувствовал страшную слабость во всём теле, опустился на пол, обильно поливая кровью старый протёртый паркет.
Прошло несколько секунд, и за это время Фрол успел прийти в себя. Он яростно накинулся на ослабевшего Валентина, вытащил из раны нож и снова, снова и снова обрушивал его на почти безжизненное тело. Стоны становились всё глуше, а ярость нападающего всё сильнее. Пол, стены и книги, которые хозяин квартиры возил отдавать задаром, покрылись каплями крови.
Фрол был весь в крови, тяжело дышал. Обезображенное ранами тело равнодушно смотрело в потолок, лишённое всех жизненных тягот. Какое по счёту злодеяние совершил этот человек? Второе? Десятое? Сам же убийца думал только о том, как бы кто не вернулся в ближайшее время, иначе придётся убивать снова.
Долго копаться в вещах он не стал, взяв только ноутбук и конверт с деньгами. А потом долго прислушивался у входной двери, есть ли кто в подъезде. Убедившись, что там пусто, рывком, буквально за несколько длинных шагов он перешёл лестничную клетку и оказался в квартире своей матери. Дверь захлопнулась со щелчком.
… примерно через час дверь открылась, и раздались два пронзительных крика. А после ещё один, женский. Жена. Она всё-таки вернулась после того как пропала, и увидела своего мужа бледным и обескровленным. Его моложавое лицо больше никогда не будет грустным.
Всю свою грусть он подарил им.
Человек, которому нравилось быть грустным.
Конец
21.05.2016