Пещера страха

Сражающемуся с чудовищами следует позаботиться о том, чтобы самому не                превратиться в чудовище.

 Фридрих Ницше

Мы медленно передвигались по маленьким улочкам, немецкого города, осматриваясь по сторонам. С привычной твердостью духа вслушиваясь в громкую канонаду фронта на окраинах населенного пункта – в мелодию, которая за несколько лет войны стала для нас такой же повседневной, как и музыка уличных музыкантов в родном Дрездене. По небу плыли огромные серые тучи, которые всем своим видом говорили про скорое начало дождя. Дыхание боя чувствовалось повсюду, напоминая нам про стойких камрадов, которых уже не было с нами.

Знали ли мы, что ждет нас впереди в дни, когда каждый из нас ощутит глубокую пустоту в душе, которая до этого была заполнена мечтой о мировом господстве? Но будущее еще не хотело приоткрыть нам свою занавесу. Жестокая реальность войны, отрезвляла хмельные умы, как будто напоминая, что сейчас в наши задачи входит миновать очередной поворот, чтобы выйти на центральную улицу. Унтерштурмфюрер всячески подгонял наш отряд, заставляя сквозь боль тащить на себе амуницию, которая давила на тело, как свинец. Шульц был прекрасным командиром. Он постоянно отказывался от предложений занять место в ставке фюрера и возвращался на фронт. Ганс не брал пленных. Однажды его раненного брата расстреляли у его на глазах. Смерть брата оставила глубокий шрам на его сердце, который постоянно кровоточил, напоминая про горечь утраты и трагическую симфонию театра военных действий.

Тем временем мы миновали поворот и ощутили первые капли дождя, которые медленно растекались по нашим грязным лицам, пытаясь смыть грязь, перемешанную с потом и кровью. Движение по центральной улице представляло собой для привыкшего к траншеям солдатского глаза чуждую картину. Лишь изредка взору попадались мирные жители в оборванной одежде, сражавшиеся за последнее место в грузовике, который с минуты на минуту должен был уехать в Дрезден. Повсюду ходили солдаты в потрепанных, грязных мундирах в большинстве случаев с жесткой щетиной на лице. Иногда нашему взору открывались небольшие группы, сидевшее у костра, которые с надеждой смотрели на две белые молнии, что красовались на наших правых петлицах. Где-то в стороне стояла полевая кухня, словно магнит, притягивавшая обессиленных солдат, потерявших смысл, ради которого они сражались. Молодые юнцы таскали тяжелые ящики с боеприпасами демонстрируя живучесть идеи, что еще жила в моем сердце и сердце моих товарищей. Про верность родины напоминали висевшие на столбах дезертиры, возле городской ратуши, на грудях которых болтались таблички, где красными буквами было написано напоминание про наш долг: ‘’Они струсили защищать свою родину.‘’

Перед тем, как покинуть центральную площадь, я еще раз окинул взглядом солдат Вермахта, которые оставались оборонять город. С горечью в сердце мы покидали очередной населенный пункт. Война приближалась все ближе к нашим родителям, братьям и возлюбленным. Любовь к вождям медленно растворялась в безграничной любви к родине и близким.

Неожиданно мои размышления прервал свист снарядов над нашими головами, что ознаменовал очередной артиллерийский обстрел. Командир отдал приказ ускорить темп, и мы с надеждой побежали в сторону укрытия. Всего за пару метров до укрытия, рядом со мной разорвался снаряд. Почувствовав невыносимую боль сразу в нескольких местах, я свалился на мокрый асфальт, и в попытке преодолеть контузию, начал судорожно бить левой рукой по голове. Рядом со мной задыхался от крови мой товарищ, прижавшись спиной к стене. Его перебитая рука странно болталась в воздухе придавая жуткости не без того паршивой ситуации. Я попытался подняться, чтобы помочь ему, но чувство невыносимой боли окончательно свалило меня на землю. Силы медленно покидали меня, а зрения отказывалось видеть. Перед тем, как потерять сознание я еще слышал крики моих товарищей, которые пытались меня оттащить до укрытия.

Удивительно, но находясь в бессознательном состоянии я продолжал отлично чувствовать влияние окружающей среды, которая очень изменилась. Запах сырости сменился неприятным запахом чьих-та помоев. Вдруг я ощутил, что на мою голову капает холодная родниковая вода. Чувство замкнутого пространства не покидало мое воображение. Приоткрыв глаза, я увидел, что нахожусь в пещере. В холодном Богом забытом месте, которое сконструировало мое сознание. Ощущение страха и неизвестности начало будоражить мой ум. Чтобы успокоиться я решил попытаться заснуть. Попытка оказалась удачной и через несколько минут мне суждено было вновь оказаться в реальности.

Мой товарищ, заметив мое возвращение радостно воскликнул и начал оживленно рассказывать, как меня чудом доставили до местного госпиталя. Закончив рассказ, он сообщил, что командир просил меня зайти в ратушу, когда оклемаюсь и удалился. Реабилитация продлилась несколько дней. Все это время меня не покидало чувство раздвоения реальности, но я успокаивал себя, что пещера плод моих фантазий. На 5 день мне разрешили покинуть госпиталь. Пошатываясь я вышел на улицу и увидел несколько грузовиков. Санитары один за другим носили трупы солдат в вперемешку с раненными. Мой взгляд упал на корчившегося от боли юношу, который держал в руках залитую кровью фотографию матери, хрипло повторявшего простое «Помогите!», как будто пытаясь ослабить твердую хватку смерти. Прокручивая в голове увиденную картину, я не заметил, как вышел на центральную улицу. Под рассказы мирных жителей про очередные неудачи на фронте прошел оставшийся отрезок моего пути.
В ратуше меня встретил обрадовавшийся командир и сообщил что мне пора приступить к важному поручению. Задачей моей группы была ликвидация подпольной ячейки, что действовала внутри города. Дождавшись темноты, мы выдвинулись на выполнение задания. Расставив новобранцев у входа я со своими бойцами начал подниматься по скрипящей лестнице старого дома. Притормозив у входной двери я легким движением руки отдал приказ зачистить квартиру. Трое бойцов выломав двери ворвались внутрь. Через несколько секунд все еще контуженное ухо услышало пару выстрелов и крик одного из камрадов. Войдя внутрь я подошел к бойцу и увидел молодую девушку, умоляющую о пощаде.

- Можете идти. Я закончу дело. Передайте унтерштурмфюреру, что задание выполнено.
Когда солдаты удалились я достал свой пистолет и принялся рассматривать девушку. Удивительно, как такое милое создание могло быть участником подполья. Ее маленькое милое личико, небольшой острый носик, немножко полненькие щечки на пару с прекрасными темными не очень длинными волосами, как будто говорили, что война не ее удел. Засунув пистолет в кобуру, я подошел к перепуганной девушке и протянул ей руку. Она удивленно посмотрела в мою сторону и немного успокоившись протянула в ответ свою дрожащую руку. Я помог ей подняться и вдруг ощутил, как ее руки коснулись мой спины. Все еще дрожа она приблизилась ко мне и поцеловала. Жаркий вкус ее губ плодил океан фантазий в моем уже опьяневшем сознании. Я уже не ощущал течение времени и совсем не заметил, как мы оказались на мягкой кровати в обнажённом виде.

Казалось, что это длилось вечность. Можно было лишь догадываться, что двигало этим милым созданием страх смерти или истинные чувство. Прекрасное чувство любви, которое бросало вызов всему происходящему: смерти, отчаянью, фанатизму и страху. Наблюдая за ее силуэтом, который постепенно удалялся я невольно раздумывал над пережитым. Чувство угнетения, царившее после 1918 года и светлая надежда, которую принесла новая идея – идея заразившая наши умы и давшая силы пройти половину Европы, чтобы вернуться в родные края, и бороться за право вновь не быть угнетенными. Будучи солдатами, мы верили своим лидерам, которые не навязывали нам новую картину мира, а заставляли нас самих создавать такую реальность. С чувством полнейшего бессмыслия я покидал пыльную квартиру, чтобы доложить командиру о выполненном задании. Не замечая, что происходит вокруг я преодолел свой путь до ратуши и поднявшись на второй этаж остановился у входа в кабинет услышав странные звуки. Медленно повернув ручку, я приоткрыл двери и увидел вновь сидящую на коленях мою незнакомку.

- В чем дело, штурмшарфюрер? Мне доложили, что задание выполнено, а сегодня эта шлюха попыталась лишить меня жизни, - спросил Ганс направляя пистолет на девушку.
Я с недоумением посмотрел на унтерштурмфюрера и не задумываясь достал Вальтер. Удивленный Шульц попытался, что-то сказать, но оглушительные выстрелы прервали его речь, и офицер пошатнувшись упал на деревянный стол проломив его своим весом. Не дожидаясь прибытия охраны, я подбежал к девушке и обнял ее пытаясь успокоить. Она снова поцеловала меня, как будто давая надежду, но вдруг я ощутил холодное прикосновение метала за которым последовал выстрел. Легкий холодок пробежал по моему напряжённому телу. Почувствовав слабость, я пошатнулся и упал на колени ухватившись за край ее платья, но девушка, оттолкнула меня ногой и побежала к выходу. Упав на бок, моему взору открылась маленькая фотография, которая лежала в пару сантиметрах от меня. Преодолевая боль я дрожащей рукой поднял фотографию и принялся ее рассматривать. На ней был изображён отряд советских военных, среди которых можно было разглядеть таинственную незнакомку, а на задней стороне карандашом было написано: ‘’10-ый отдел Смерш. Сталинград. Июль 1942. ‘’ Обронив фотографию я перевернулся на спину и взглянул в сторону дверного проема ожидая, что увижу там охрану, но вместо этого мое контуженое ухо услышало шквал выстрелов, доносившихся с первого этажа.

 Безразличие царило в моем сердце, которое с каждой секундой билось все медленнее, как будто напоминая про дыхание смерти, что становилось все ощутимей. Я так и не узнал ее имя – имя чудесной незнакомки, которая пришла со своей идеей, чтобы отнять мою жизнь. Рана ужасно кровоточила, нарушая порядок моих мыслей. Вдруг я начал ощущать холодный воздух моей одинокой пещеры и на миг показалось, что это всего на всего сон, но реальность казалась, как никогда реальной лишь усиливая раздвоение действительности. Я не знал какая из этих реальностей есть фальшивой конструкцией моего сознания, а может они обе являются иллюзией. Мне было безразлично умру я или попаду в одинокую пещеру, я был твердо уверен, что ухожу в место, где не будет дела до смертей, войны и жестокости, где не надо различать правду от иллюзии. Утратившие смысл умы подобно моему станут надгробием павших кумиров и будут несколько десятков лет напоминать про сотни молодых жизней, ощутивших на себе всю жестокость мировой драмы в которой не будет правых и виноватых.

Рана кровоточила все сильнее и я, испуская последние вздохи чувствовал свежее дуновение ветра внутри пещеры. В тоже время я покидал этот мир стирая все плоды своего воображения. Через пару секунд раздвоению придет конец, а пока я заканчивал дописывать надпись на полу своей кровью, оставляя ее здесь не понятно кому, не понятно зачем: ‘’ Начинаешь с того, что отучиваешься любить других, и кончаешь тем, что не находишь больше в себе ничего достойного любви. ‘’