Необратимость

Свое пятидесятилетие она отпраздновала с размахом: начала в дорогом ресторане, в зале, забронированном на пятьдесят человек, в окружении подруг, друзей, коллег и родственников, а закончила в ночном клубе, растеряв по пути между этими пунктами всех приглашенных. Где-то на половине своего путанного, длинного путешествия Таша подумала о том, что ее внутренний счетчик, наверное, оказался дефектным: год идет за годом, десятилетие сменяет десятилетие, а они не меняется. Так было и после двадцати, и после тридцати, и после сорока… Так будет и после пятидесяти: завтра (или, точнее, уже сегодня) будет воскресенье, она хорошенько выспится, потом влезет в любимые джинсы и отправится бродить по городу в поисках приключений и развлечений – вставки, презентации, ботанический сад… 
 
Проснуться дамой за пятьдесят оказалось сложно, но потом, после контрастного душа, крепкого кофе и двух сигарет, выкуренных одна за другой, стало … обычно.

Окончательно придя в себя, Таша привычно влезла в джинсы и серый свитер с плечами на локтях и вышла из дому.

- Доброе утро, - поздоровалась с ней уборщица, подметавшая площадку у подъезда. – Что вас так рано в выходной подняло? Важные дела?

Таша вытащила из кармана мобилку и с удивлением узнала, что утро едва перевалило за шесть – несусветная рань для нее. Она хотела пошутить – типа, новый возраст – новое расписание, но вместо этого почему-то сказала:

- Вы лучше за собой следите, уважаемая, за своей работой. Вот, листик пропустили, а вот бумажка валяется.

Сложно сказать, для кого это стало большей неожиданностью – для уборщицы, с которой Таша любила по утрам переброситься шуткой – другой, или для Таши, которая в жизни не обращала внимания на окружающую чистоту и никогда не считала себя вправе указывать другим людям, что и как делать.

Мучаясь от стыда за свое странное поведение, Таша не заметила, как пришла на троллейбусную остановку. Она никогда не любила общественный транспорт и пользовалась им только в самом крайнем случае – если опаздывала или если надо было далеко ехать, а если выпадала хоть малейшая возможность, старалась пройтись пешком.

Пока Таша удивлялась тому, что вдруг оказалась здесь, к остановке подъехал троллейбус. Таша даже не сумела сообразить, что происходит, когда ее тело вдруг зажило собственной, отдельной от сознания жизнью и само ринулось к ближайшей двери, бодро распихивая тех, кто попадался на пути. Ловко работая локтями, Ташина тушка попала в салон самая первая и даже успела занять отличное сидячее место.

«Охренеть просто», - подумала Таша, глядя на то, как за грязным окном медленно проплывает остановка. А сама почему-то сказала:

- Вот молодежь пошла! Хамье сплошное! Прутся, лезут, толкаются… Никто пожилого человека не пропустит, место не уступит…

- Да вы на себя посмотрите, - кто-то сказал робко, - сами лезете и толкаетесь…
«Молодец ведь, правильно говорит», - подумала Таша. А сама ответила – непривычно злым голосом:

- Ах ты ж гадина такая, еще молоко на губах не обсохло, а она уже рот на старших открывает!..

«Скотч, что ли, купить? Или кляп лучше? Наверное, это последствия стресса и вчерашней попойки», - огорченно подумала Таша. Она не любила спорить, не умела скандалить и вообще старалась от подобных риторических разборок держаться подальше.

И опять прозевала тот момент, когда ее тело встало и начало грубо проталкиваться к выходу с возмущенным криком:

- Эй, чего тут толпитесь! Расступитесь немедленно!! Мою остановку проезжаем!

Оказавшись на улице, Таша немного растерялась (еще чуть больше, чем уже была растеряна) и огляделась. Она не знала в этом районе ничего интересного или достойного посещений: несколько мелких магазинчиков, пара школ, аптека с плохой репутацией – коллега как-то рассказывала, что простояла здесь несколько часов, а соседка жаловалась, что ее там  жутко обхамили.

Таша уже не удивилась, когда ноги понесли прямиком в эту печально известную аптеку.

Людей в маленьком, душном помещении было много. Почти всем из них, как и Таше теперь, перевалило за 50.

- Кто крайний? – злым, громким голосом спросила Таша.

- Я, - отозвался кто-то из угла.

- Хорошо, - сказала Таша и встала куда-то в центр очереди.

- Эй, - робко сказал ей кто-то позади, - вы же здесь не стояли?

Больше всего в жизни Таша не любила лезть по головам. Но, видимо, это осталось в прошлой жизни.

- Я стояла, глаза протри, слепая дура, - ответила ей Таша.

- Влезла без очереди, еще и хамит, - кто-то отозвался справа.

- А ну-ка покажись, раз такая умная, - предложила Таша.

Ей не ответили.

- Ой, цены на все какие высокие! – сказала Таша после минутной заминки.

«Какие цены? На какое все? Что я  там покупаю…» - удивилась часть мозга Таши.

-Да, ужас, - согласился кто-то рядом. Судя по возрасту – из подходящей возрастной категории.

- А политическая ситуация в стране какая критическая! – но Таша не успела нажаловаться на происходящее: очередь вдруг ожила и  зашевелилась.

И Таша, словно в минутном озарении, увидела, что у одного из окошек произошла заминка – и тут же ринулась туда.

Честно говоря, Таша не знала, что будет делать, добежав до вожделенного места – постоянно никаких лекарств она не принимала, аптечка для резервных случаев была заполнена. Но для пробудившегося инстинкта это не составило проблем.
Умело вынырнув перед девушкой, которая должна была подходить к окну в порядке очереди, Таша затараторила:

- Аспирин, анальгин, корвалол, валерьянка…

- Помедленнее можно? – агрессивно поинтересовалась продавщица. – Я же запоминать это не успеваю!

- А ты ушами слушай и не тупи! – возмутилась Таша. – Понабирают дебилок безруких и безухих, инвалидов глухих, а бедные люди страдают! Быстро зови сюда менеджера!!

Через пятнадцать минут скандала и ругани с участием руководства аптеки Таша побрела домой. Новоприобретенные инстинкты молчали. Таша чувствовала, что не просто устала – казалось, небо упало ей на плечи.         

Она уже не сопротивлялась и ничему не удивлялась, решив просто смириться с происходящим.

По дороге домой Таша зачем-то зашла в три магазина. В одном купила колбасу (потому что тут – самые дешевые цены в городе), в другом набрала какой-то каши (потому что это еда, хотя раньше каши были для нее чем-то вроде пищевого наказания), в третьем купила хлеб (потому что это был самый вкусный хлеб в городе – что было странно, ибо государственный хлебзавод на весь город был одним).

У подъезда она приостановилась – и неожиданно для себя плюхнулась на скамейку, уронив рядом тяжеленные сумки.

«Наверное, это крайняя степень моего падения», - обреченно подумала она, -  «сидеть у подъезда на лавочке как… как… как какая-то старуха».

- Драсьте, - сказал ей парень, проходивший мимо.

Прежняя Таша помнила его смутно – кажется, он жил на пару этажей ниже и по вечерам выгуливал лабрадора. Новая же Таша знала о нем все.

И вместо простого «Привет» заявила:

- О, Коля, опять двойка по математике, да?

Он уставился на нее в немом изумлении – но ничего говорить не стал, просто прошел мимо.         

- Добрый день, - мимо прошел еще один парень. Таша вообще его не видела раньше – но уже знала о нем многое:

- Накурился с друзьями за гаражом – и веришь в добрый день?

- Откуда вы знаете? – удивился парень.

- Оттуда, - уверенно сказала Таша. – И про прогул знаю, и про журнал в тайнике под кроватью...

Парень посмотрел на нее с ужасом – и спешно скрылся в подъезде.

После мимо Таши прошли первокурсница Марина (которая крутила романы с двумя парнями), тридцатилетняя Кася (которая спала с женатым мужчиной, ее начальником) и Тоня (у которой не было никакого мужчины – хотя она всем хвасталась новыми идеальными отношениями).

Когда поток жителей дома временно иссяк, от ужаса, нервного напряжения и потрясения Тася расплакалась.

- Не реви, - сурово сказал кто-то сзади.

Тася оглянулась – и увидела бабу Клаву, саму старую жительницу их дома.

- Да что вы знаете, - всхлипнула Таша.

- Все я знаю, - многозначительно сказала баба Клава, - все мы через это прошли. И, как видишь, живы и здоровы. Добро пожаловать в клуб.

- И да, - добавила она, не дав Таше вставить ни слова, - сегодня отдохни, притрись к новому положению, а завтра ждем тебя в девять на скамейке. Не опаздывай.

Входная дверь за бабой Клавой хлопнула, словно крышка гроба. Таша зарыдала отчаяннее прежнего.