Ничего интересного

Ничего интересного

I.

  Люська считала, что все ее самые большие мечты обязательно сбываются. Тому были даже подтверждения. Например, в восьмом классе она была влюблена в мальчика из параллельного класса. Каждый день после уроков они, как ошалевшие коты, носились по пустым коридорам школы, таращились друг на друга круглыми от страха и желания глазами, но так и не решались заговорить, или прикоснуться. Тогда еще не было модным заниматься сексом в школе. Мальчик после восьмого класса исчез в каком-то ПТУ, и Люська забыла о своих страхах и желаниях и о том, что эта любовь была первой и последней, как ей тогда представлялось.
   И вот через 15 лет она услышала от своей одноклассницы, что он служил в Афганистане и даже получил там какую-то медаль. Люська была сентиментальна и патриотична. Она написала ему короткое, но остроумное, по ее мнению, письмо и стала ждать.
   Он появился через год. У него были крепкие руки и пушистые усы. Она его даже не узнала. Он ее, кажется, тоже. «Так ты и сеть Люся?» - спросил он. А она завела его в комнату, и они начали разговаривать обо всем так, словно были добрыми друзьями, много пережившими вместе и разделившими детство и юность, не теряя ни минуты на чужих людей и чужие дела.
   Оказалось, что они все эти годы слушали одну и ту же музыку и читали одни и те же книги. А потом они целовались на скрипучем диване, и она думала, что сойдет с ума от желания и дикой тоски. «А ведь я тебе совсем не нужен…» - тихо сказал он. Потом что-то добавил про лекарство от одиночества и долго гладил ее растрепанные волосы и пылающее лицо. Они уснули рядом. Притихшие и успокоенные. 
   Расставаться было легко и уютно, потому что они не перешли границ, которые, по мнению мужчин, к чему-то обязывают или что-то значат. Люська плавилась от нежности, подавая ему на пороге куртку. Оба понимали, что больше они не увидятся. Он боялся привязаться к ней, а ей больше ничего не было от него нужно. Так сбылась ее первая большая мечта.
   Вечером пришла подруга Анна.
- И что? Даже не переспали?
- Нет…
- Ну и дура!
   Люська засмеялась и стала долго и вдохновенно врать Анне о том, что духовная близость гораздо важнее и сильнее физической. Или что-то в этом роде. Анна не верила, но Люська так горячо ее в этом убеждала, что сама в это поверила и впала в эйфорию. После чего даже написала стихи и портрет какой-то старушки на скамеечке возле мокрого клена.
   Однажды, отдыхая в санатории, Люська обратила внимание на одного красавца в джинсовой рубашке. У него была необыкновенно красивая шея. Самой сексуальной частью тела мужчины Люська считала шею. А эта шея была именно такой, вызывающей странную дрожь в пальцах и желание потрогать, уткнуться носом и дышать, втягивать в себя чужой запах…
   Они танцевали под низкопробную музыку, изнывая от постоянных укусов комаров и желания убраться куда-нибудь в помещение и почесать от души невыносимо зудящие розовые пятнышки на коже.
   Когда все ритуальные пляски на танцплощадке вяло сникли, и, подтягивая животики, молодящиеся курортники, нервно хихикая, разбрелись по номерам, Люська на цыпочках зашла в свою комнату и, умирая от собственной храбрости и развратности, открыла балкон. Он легко подтянулся на перилах и зашел. И тут Люська поняла, что она просто не знает, что делать дальше. Она не умела флиртовать. Она не знала правил игры и боялась сделать что-то не так и показаться смешной и дикой. Она не знала, что в этой игре нет правил и что самое глупое – это желание выглядеть умной в подобной ситуации. Люська считала себя некрасивой, недостойной и совершенно не знала, куда девать руки и глаза, что говорить и как успокоить дыхание и сердце!
   Когда он прижал ее к себе, и она уткнулась лбом в его красивую шею, Люська поняла, что этого достаточно, что больше она просто не вынесет: или задохнется, или лопнет, или у нее заурчит в животе! Любой исход трагичен и непоправим!
   Она положила ладошки на его грудь и вдруг почувствовала, что он ужасно напоминает ей Илюшу. Илюша – Люськин муж. Настоящий, правда, чужой. Но и Люськин тоже. Потому что он приходит два раза в неделю, приносит сладости и пиво. Люська слушает его, кивает головой. И в этот момент ей кажется, что ее жизнь не так уж бессмысленна, что она значительна и почти духовна.
   Ее курортный избранник напоминал Илюшу, и Люська ощутила себя на последней ступени к грехопадению.
- Я не могу, - прошептала она.
- Почему? – удивился он.
- Я замужем.
- Ну и что? – он удивился еще больше.
- Я не умею. Понимаешь?
Он понял. Или сделал вид, что понял. Люська не знала.
   Позднее, через неделю, когда они встретились на вокзале, немного смущенные и загорелые, она сказала слегка дрогнувшим голосом:
- Спасибо тебе.
- За что?
- За все…
   Она зачем-то сунула ему в руку листочек со своим номером телефона. Он засмеялся, сверкнув необыкновенно белыми зубами, и вдруг сорвал с рябины, под которой они стояли, яркую оранжевую гроздь и положил ей на плечо. С тех пор она ненавидит рябину. Ее вкус и цвет напоминает ей о разлуке.
Он позвонил через пару часов, и она, понизив голос, сказала, что он ошибся номером. Зачем она это сделала? Ах, да! Ведь у нее был Илюша. Или откуда-то из глубины выполз знакомый до тошноты липкий страх перед тем, что что-то придется менять в ее размеренной, привычной, как старый шлепанец, растоптанный по ноге, жизни? Или просто у нее не было новых туфель? Но Люська поняла, что сбылась ее еще одна большая мечта о курортном романе. Она внушила себе, что она, не самом деле, невероятно счастливый человек. Заварив крепкий кофе, развалившись на кресле и красиво выпуская дым от длинной дамской сигареты, Люська даже нашла стройной свою ножку в светлом чулке и удовлетворенно улыбнулась.

II.
   Анна как-то сказала ей, что она, Люська, живет в каком-то придуманном мире, читает не те книги и встречается не с теми мужчинами.
- А с какими надо? – спросила Люська.
- А черт его знает! – честно ответила Анна. – Но не с такими! Твои мужики подминают тебя под себя, и ты начинаешь жить не своей, а их жизнью! Иногда мне сложно понять с кем я сижу рядом: с тобой или с твоим Ильей, покрытым комплексами!
- У него нет комплексов! – возмутилась Люська.
- Да, как же! Да все его философские рассуждения и жизни, его всезнание и всепонимание и есть комплексы! – кричала Анна.
- Но почему?
- Да потому, что он боится быть счастливым. Он – мазохист! Он получает свою порцию счастья в твоем доме и послушно шлепает к жене, чтобы нянчить свою «несчастливость», холить ее и нежить. Без этого он не может быть полноценным!
Люська слушала Анну, но не верила ей. Она знала, что Анна не права, что Илюша не такой. Он сильный, умный, добрый. Просто он не любит ее. Он любит свою жену. А с Люськой ему хорошо, забавно и легко. Она не гонит и не держит, и умеет слушать. А это – редкость. Иногда даже она может сказать что-то умное. Это тоже забавно. У Люськи была одна противная привычка. Она всегда винила себя, если что-то складывалось не так. Наорали в автобусе, значит, Люська где-то не там встала. Уходит Илюша, значит, она не достаточно хороша для него.
- Ты слишком много копаешься в себе. Это вредно и глупо. Жизнь слишком коротка, чтобы этим заниматься! – раздражалась Анна.
Люська все понимала, поддакивала и ничего не меняла. Нам не нужны советы друзей. Почему? А черт его знает!

III.
   Люська всегда с нетерпением ждала субботу. Это был ее любимый день недели. Она строила грандиозные планы, лелеяла светлые надежды, «чистила перышки» и ждала чуда или хотя бы чего-нибудь новенького. Субботы пролетали быстро, Люська удивлялась, что ничего не изменилось, и начинала ждать новую субботу. Так было очень долго, пока однажды ночью, проснувшись от какого-то беспричинного страха, она не поняла, что, живя от субботы до субботы, она торопит и без того короткую жизнь, и что ее ожидание чуда уже устарело и утратило запах весенних почек. Люська успокоилась. Попыталась запоем читать книжки, но вдруг почувствовала, что ей больше неинтересны чужие мысли. Ах, если бы она умела писать романы! Но литературным даром Люська не мучались и посему романы, которым суждено было бы стать гениальными, так и не появились. Анна объяснила Люське, что у нее начался кризис среднего возраста. Люська не согласилась. Откуда Анна может знать, что Люськин возраст – средний? Может это вообще конец ее жизни или только одна шестая часть!
- Почему именно шестая? – спросила Анна.
- Мне нравится число шесть.
- Понятно, - сказала Анна, накинула плащ и ушла.
   Оставшись на пустой, словно поперхнувшейся тишиной, кухне, Люська заплакала. И не просто, а с подвыванием и какими-то бабьими причитаниями. И ей это понравилось. Словно кто-то снимал ее на камеру, и это была ее звездная роль. Люська выла, стонала, заламывала руки и выкрикивала какие-то дикие слова.
   И в этот момент пришла она. Люська не сразу поняла, что звонят в дверь. И когда она, с распухшим носом и красными глазами, открыла, женщина отстранила ее и пошла на кухню. Она молча поставила на стол бутылку водки и вытряхнула их пакета ароматную горсть бананов. Их запах так удивил Люську, что запах отчаянья куда-то ушел. Люська раньше никогда не видела ее, но сразу узнала. Угадала как-то. Они молча налили в чашки водку, выпили и начали кашлять, судорожно хватая ртом воздух.
- Еще? – отдышавшись, спросила она.
- Конечно! – ответила Люська.
Потом они сидели в комнате, и им было очень хорошо.
- Я хочу с тобой дружить, - сказала женщина.
- Зачем?
- Чтобы сблизиться с тобой, ввести в свой дом. Тогда он больше узнает тебя, сравнит со мной и поймет, что я лучше, и бросит тебя.
- А если он больше узнает меня, сравнит с тобой и поймет, что лучше я? – спросила Люська.
- Нет! – удивилась женщина. – Во всех книгах сказано, что побеждает умная и все понимающая жена!
- Ты начиталась слишком много психологической литературы, - вздохнула Люська.
Женщина не смотрела на нее. Она погладила рукой подушку и спросила:
- Он часто бывает здесь?
- Два раза в неделю.
- И как?
- Что как?
- Ты довольна им? Тебе с ним хорошо? Ты считаешь, что лучше его понимаешь и узнаешь?
Люська промолчала.
- Я позвоню, - сказала женщина, - когда мы подружимся, ты поймешь, какая я хорошая, как сильно он меня любит, какая славная у нас семья и тебе станет стыдно.
- Не станет, – уверила Люська, закрывая за ней дверь.
 Сбылась еще одна ее большая мечта. В эту субботу случилось нечто новенькое.

IV.
   Анна сидела на стуле и наблюдала за тем, как Люська моет посуду.
- И что ты теперь будешь делать?
- Ничего, - сказала Люська и уронила на пол вилку. Чертыхнувшись, она подняла ее и бросила в раковину. Анна закурила.
- Я знаю, что делать, - медленно произнесла она, - одевайся, пойдем ко мне.
- Я не хочу, Ань. У меня куча дел, - заныла Люська.
- Как говорил товарищ Новосельцев из «Служебного романа»: «Подождет ваша куча!». Пошли!
   Люська нехотя натянула джинсы, небрежно прошлась расческой по волосам, и они вышли на улицу. Было очень много солнца. Люська щурилась от удовольствия и думала о том, что хорошо бы дождаться лета, поехать куда-нибудь к озеру и размазать свое «пузо» по горячему песку. Лежать и всеми порами впитывать в себя это тепло и ни о чем не думать, и ничего не хотеть! И в это мгновение Люська вдруг ощутила такую внутреннюю свободу, словно ее тело распахнуло множество маленьких форточек, и вынесло сквозняком все проблемы и сложные разговоры. Все оказалось где-то позади, там, за ее распрямленной спиной! А здесь, в том, что называлось Люськой, за края зацепились лишь приятные воспоминания детства, запах тающего снега и бесконечный прохладный ветерок!
- Ань! Ты только ничего сейчас не говори! Только молчи! – умоляюще проговорила Люська. Анна внимательно посмотрела на подругу и улыбнулась.
- Опять самоанализ?
- Нет. Просто давай помолчим.
   Люська боялась спугнуть эти новые ощущения, боялась, что даже если моргнет, то все вокруг утратит цвет и запах. И поэтому она старалась почти не моргать, от чего глаза начали слезиться, и улица стала проглядывать как сквозь мокрое стекло автомобиля. Но как было хорошо!
   Люська подумала об Илюше. Что связывает их? Долгие монологи и банка пива? Или просто постель? Нет, она не будет лукавить с собой, утверждая, что вполне может обойтись без секса. Она не может. Любовь мужчины имеет больше оттенков, чем любовь в ванной комнате с душем. Но неужели она, Люська, не может найти выход из положения? Неужели связь с женатым человеком, имеющая в своей основе лишь унижение, необходима ей как наркотик? Или она тоже мазохистка и для остроты ощущений должна жить в конфликте с собой? Понесло! Люська тряхнула головой, пытаясь вернуть ощущение свободы. И это почти удалось. Если бы не вкус пива во рту. Причем здесь пиво?

V.
   Анна распахнула шкаф.
- Выбирай!
Перед Люськой предстала кипа пестрого тряпья.
- Зачем?
- Мы идем на вечеринку. А твои «балахонистые» свитера в стиле «хиппи» давно вышли из моды и, если честно, навевают тоску.
   Анна стала бросать на кровать одно платье за другим. Потом за ними полетели юбки и костюмы. Люська растерялась. Она не представляла себя в этих лоскутках и блестках. Тяжело вздохнув, она вытащила из-под красной юбки мягкое черное платьице с вырезом на спине.
- Это мое любимое, - сказала Анна, - мне жаль его тебе давать. Ну, да ладно. Примерь.
   Люська налепила на себя платье и сразу перестала быть Люськой. Это была чужая тетка в чужом платье. У нее были чужие руки и ноги, и даже выражение лица.
- Что опять не так? – почти закричала Анна.
- Все хорошо, - попробовала оправдаться Люська.
- Да ты посмотри на свое лицо! У тебя такой вид, будто тебя мучает изжога! А ведь ты здорово смотришься!
   Люська попыталась что-то объяснить, но Анна уже запихивала обратно  в шкаф свои вещи и ругалась на чем свет стоит. Люська виновато сидела на краю кровати и искренне хотела порадовать подругу. Ну, не могла она носить на себе ЭТО! Не могла!
- Черт с тобой! – крикнула Анна. – Надевай свои лохмотья и пошли. Только не пытайся потом засунуть ноги в карманы. Место, куда мы идем, – приличное!

VI.
   «Музыка слишком бодрая. Люди слишком громкие. Краски слишком яркие. Не мое» - Люська вынесла вердикт. Но уходить не спешила. Анна стояла возле стойки бара и о чем-то разговаривала с крашеной блондинкой, очень высокой и худенькой. Люська лениво рассматривала всех, кто входил и выходил в дверь. Это было что-то вроде игры: если зайдет брюнет маленького роста – мне повысят зарплату. Зашел маленький лысый мужичок и шустро прошмыгнул в самую гущу танцующих. Люська хихикнула. Вопрос о зарплате остался открытым. Разве что попытаться выяснить у лысого, какого цвета были у него волосы в детстве. Подошла Анна.
- Извини, еле отвязалась. Меня всегда радуют женщины, часами рассказывающие мне о людях, с которыми я совершенно не знакома. Но, увы, прервать поток речей было невозможно. О! Пошли танцевать!
   Люська потащилась следом за Анной, не понимая, зачем ей это нужно. Она любила танцевать, но не здесь, не сейчас, когда остатки утреннего весеннего настроения еще трепыхались в ней постаревшими мотыльками.
   Какие танцы? Люське хотелось домой, на диван, в привычный круг от торшера! А эти скачки среди потных людей, изображающих бурное веселье. Стоп! А вдруг им действительно весело? Опять самоанализ, как сказала бы Анна.
   Люське хотелось быть причастной ко всему происходящему. Она очень старалась. Но ей все равно было скучно. Она представила себя со стороны. Что здесь делает эта начинающая седеть тетка с ранними морщинками под глазами? А как же Анна? Ведь они ровесницы. Но Анне весело, а Люське нет. Люська впервые посмотрела на подругу другими глазами. Да, она была красива, ухожена, но тоже уже не молода. Но Анна не понимала этого. Чем старше она становилась, тем короче делалась ее юбка. Может быть так и надо? С возрастом исчезают многие комплексы, и уже не стесняешься показывать то, что в юности показывать не решаешься. Но, с другой стороны, Люська считала, что как раз в юности это показать было бы и не грешно, а сейчас сие уже не имеет товарного вида и лишь подчеркивает наши собственные физические недостатки. Анна так глубоко не рыла.
- Тебе что, совсем плохо здесь? Ты же просто засыпаешь на ходу!
- Нет, Аннушка, просто я действительно хочу спать. У тебя здесь есть знакомые?
- Конечно!
- Ты не обидишься, если я уйду?
- Почему  меня это уже не удивляет? Пока!
   Люська облегченно вдохнула ночной воздух и тихо побрела домой. Нет, она не зря сходила сюда. Развлеклась, отдохнула. Правда?!
   Около подъезда стоял Илюша.
- Привет. Ты поздно.
- Давно стоишь?
- Давно. Пошли домой.

VII.
   … Илюша уснул. Люська осторожно выползла из-под его руки и на цыпочках, чтобы не разбудить его, пробралась на кухню. Она не стала включать свет. Тихо села на стул и посмотрела в окно. В нем замысловатой паутиной качалась тень от сплетенных веток березы. Люська подумала, что ее жизнь такая же запутанная тень, ненастоящая, неровная. Иногда ей казалось, что она живет уже не первый раз. Некоторые куски Люськиной жизни казались ей дубликатом. Она могла заранее угадать, что будет через пять, десять минут, через день, месяц… События и разговоры воспроизводились с необыкновенной точностью. Именно так, как она и предполагала! Раньше, в юности, это пугало ее. Ей казалось, что она обладает какими-то телепатическими способностями. Люське не нужны были эти способности. Она думала, что такие вещи делают людей несчастными, обнаженными. А Люська стеснялась любой наготы: и душевной, и телесной. И то, и другое ей виделось не слишком красивым. Во всяком случае, не для посторонних глаз. Анна пыталась внушить ей, что тело не нужно прятать, что оно такое же как миллионы других. Но именно это и вызывало у Люськи что-то вроде брезгливости. Она была эстетка. Демонстрировать нужно только то, что очень красиво или вообще не демонстрировать. Вряд ли Люська была права. Но переубедить ее было невозможно. Анна считала, что это комплексы. Но это были не комплексы. Люська не была ханжой, не была зажатой или неуверенной в себе. Нет! Она была не лучше и не хуже многих. А это ей нравилось меньше всего.
   Она поежилась и набросила на плечи халат. Было как-то слишком тихо, словно звуки исчезли совсем. Люське стало не по себе. Она прислушалась, но даже не услышала дыхания Илюши. Сердце заколотилось так, что стало больно за грудной клеткой. Люська подскочила и хотела уже бежать в комнату, но тут зазвонил телефон.
- Слушаю, - шепотом сказала Люська.
- Боишься его разбудить?
- Пусть спит.
- Позови его! – потребовала Илюшина жена.
   Люська положила трубку на стол и заглянула в комнату. Илюша спал, сложив под щекой ладошки, как требуют воспитатели в детском саду. Люська подумала, что он очень послушный мальчик. Только большой и усталый. Даже во сне между Илюшиными бровями не расправлялась складочка, а на шее пугливо вздрагивала тоненькая жилка. Люське очень хотелось прикоснуться к ней губами, подышать в Илюшино ухо, погладить складочку между бровей и маленькую родинку на шее. Она сделала к Илюше шаг, но вспомнила про телефон. Сразу стало очень холодно в животе. Холодными стали ладони. Люська вдруг вся стала очень холодная. Ей казалось, что она уже больше никогда не согреется.
- Илюша, - позвала Люська.
Он не хотел просыпаться. Отвернулся к стене и поджал колени.
- Илюша, - Люська дотронулась до плеча. Он вздрогнул.
- У тебя ледяные руки, - сказал он, открывая глаза.
- Я знаю, - сказал Люська, - тебя жена к телефону.
- Жена?! – Илюша приподнялся на подушке, и растерянная улыбка расползлась по лицу. Он нерешительно встал, вышел в коридор. Люська пошла за ним следом, словно он мог исчезнуть в ее коридоре навсегда. Но он не исчез. Он двумя пальцами, как будто это был обнаженный электрический провод, приподнял трубку и неуверенно сказал: «Да?»
   Люська вдруг очень испугалась. Она не хотела услышать, что скажет Илюша. Она убежала в комнату и захлопнула за собой дверь. 
   Люськин мир в круге торшера рухнул и разлетелся мелкими брызгами ледяной воды. Эти брызги заляпали ее лицо, грудь, руки! Они нахально пролезали сквозь кожу и становилось еще холодней, хотя казалось, что еще холодней просто невозможно.
   Люська хотела залезть под горячий душ. Но для этого нужно было бы пройти мимо Илюши. А это было выше ее сил. Она стояла в центре темной комнаты и слушала, как подползает к голове что-то колючее. Сжимает виски и остервенело колотит маленькими стеклянными молоточками, оставляя осколки прямо в Люськином несчастном черепе.
   Она не заметила, как он подошел, как обнял за плечи, уткнулся лбом в ее затылок. Она просто вдруг почувствовала, что боль уходит.
- Хочешь, я останусь с тобой? – донеслось издалека.
- Хочу, - сказала Люська и не узнала свой голос.
Илюша еще крепче обнял ее. Люська закрыла глаза, чтобы лучше запомнить запах его кожи, звук голоса… Она хотела впитать в себя его всего. Там, внутри Люськи, Илюшу не нужно будет ни с кем делить. Там, внутри Люськи, всегда будет вздрагивать на его шее тоненькая жилка. Она стояла в теплом кольце его рук, и ледяные капельки страха медленно сползали с нее, вздрагивали и растекались где-то под ногами в темной Люськиной комнате. Может быть, это и было счастье?

VIII.
   Первое, что увидела Люська, это свет. Он был так мучительно ярок, что она невольно зажмурилась. Люська хотела что-то сказать, но губы почему-то не слушались, словно это были не ее губы, а кукольные, резиновые, твердые…
   Свет продолжал терзать Люськины глаза. Она не знала, куда спрятаться от него. Она хотела закрыть глаза рукой, но руки оказались ватными и такими же непослушными, как и губы.
    И тут Люська начала различать какие-то звуки. Это были странные звуки. Словно где-то рядом грохотали куски железа, а на этом фоне смутными переливами звучали бабьи бодрые голоса. Люська плохо соображала. Ей казалось, что ее больше нет, что что-то, что когда-то было Люськой, выкручивается гибкой лентой в темно-красном душном лабиринте. Больше всего на свете Люське хотелось, чтобы ее тело приняло хоть какую-то форму и прекратило метаться в этом бесконечном коридоре. Грохот и бабьи голоса начали приобретать какую-то осмысленность.
- Сегодня будет овсянка! – раздалось очень близко.
Овсянка? Что-то такое она уже слышала. И опять где-то рядом прозвучало:
- Никак очнулась? Ну, слава Богу!
На Люську надвигалась что-то круглое с двумя дырками. Это что-то постепенно проявило четкие очертания. И Люська с удивление увидела перед собой розетку, обыкновенную электрическую розетку. Люська поняла, что она лежит на кровати носом к стене.
- Пить хочешь? – спросил кто-то хриплым голосом.
- Нет, - прошептала Люська и сообразила, что все время слушала грохот кастрюль, ложек и мисок, и крики санитарок. Эти незатейливые звуки наполнили Люську невообразимой радостью бытия! Овсянка, белые халаты, чей-то кашель и незлобная ругань. Господи! Она жива!

IX.
   Когда Илюша ушел, Люська еще долго сидела в темноте. Потом осторожно, словно по битому стеклу, подошла к окну и плотно задвинула шторы. Она еще немного постояла в нерешительности, зачем-то покружилась-то на месте. Достала свечи из шкафа, зажгла их и поставила прямо на ковер. Люська смотрела на огонь. Ей казалось, что так она не почувствует времени, остановит его до Илюшиного возвращения.
   Утром опять позвонила она. Сказала, что Илюша так и не приехал.
   Потом они вместе звонили в больницу, в милицию…
   Ночью был сильный дождь, а Илюша всегда любил быструю езду.

   На кладбище она все же пришла. Хотя все отговаривали ее, намекали на двусмысленность положения. Но Люська должна была еще раз увидеть его. Но она его не увидела. То, что лежало в гробу, вовсе не было Илюшей. Не билась тоненькая жилка на шее, не дрожали смешные какие-то детские ресницы. 
   Жена плакала тихо, беззвучно. Люську поразили ее слезы. Они словно лились сплошным потоком по окаменевшему лицу. Люська завидовала ей. Она почему-то совсем не могла плакать! Будто кто-то задвинул чугунную заслонку и не давал Люське расслабить лицо. В голове не было никаких мыслей. Только горячий тяжелый шар катался где-то в области груди, мешая дышать.
   Они долго не уходили с кладбища: его жена и Люська. Словно отстаивая свое право на горе друг перед другом. Люська ушла первой. У жены все-таки были законные основания для слез, а Люська даже близко подходить не имела права. Спасибо, что хоть никто ее не обвинял и не гнал прочь. Люська подумала, что Илюша нашел способ выйти из щекотливого положения. Он всегда умел это делать. Он не любил острых углов и конфликтов.
   Но так думала Люська. Было ли это на самом деле? Ведь она так мало его знала. Нет! Люська знала его лучше всех!
   Опять пошел дождь. Люська не замечала его. Жизнь без Илюши начиналась с этой минуты. В Люськиной голове бесконечными дублями мелькали кадры их с Илюшей коротких встреч. Люська почему-то никак не могла воспроизвести в памяти его лицо. Оно ускользало, расплывалось мутным пятном. Люське стало страшно. Она попробовала начать с Илюшиного подбородка медленно переводить взгляд к губам, глазам…. Наконец-то! Память помогла ей. И в этот момент Люська почувствовала резкую боль. Она ничего не успела понять.
   Люська не видела, как склонился над ней дрожащий от внутреннего озноба водитель «Волги». Не слышала, как кто-то громко закричал: «Скорую!».
    Люськины часы остановили ход и начали неистово крутиться дурацкой пестрой каруселью. Замелькали ветви деревьев, лица знакомых людей. Боже мой! Люська подумала, что ее сейчас стошнит, и исчезла…

X.
   Действительность неожиданно обрадовала Люську. Больничный запах, будничная суета… Люська комфортно чувствовала себя здесь, среди чужих людей, которым до нее не было никакого дела. Она радовалась, что хоть на время с нее сняты заботы о быте. Что не нужно готовить себе нехитрые обеды, которые не с кем было делить. Люська подумала, что она всегда хотела иметь ребенка. Не потому, что каждой нормальной женщине положено хотеть иметь детей. Нет! Она действительно этого хотела. Он ей даже снился. Вернее, она. Маленькая, мягкая, теплая… Ее макушка пахла молоком и на затылочке топорщились смешные волосики-перышки. Люська представляла себе, как она покажет ее Илюше и с гордостью скажет: «Это твоя дочка! Хорошо получилась?».
   Но не покажет и не скажет. А он не улыбнется, не возьмет осторожно на руки, не обнимет, не подбросит под потолок. Люська вспомнила, что она разучилась плакать. Она с удивлением услышала звериный вой, такой страшный, дикий… И только когда вокруг нее забегали люди, замелькали белые халаты, и когда кто-то загнул рукав ее рубашки, показав Люське ее почему-то почти прозрачную руку, она поняла, что это выла она, Люська.
   Потом опять стало темно и тихо. Люська уснула.

XI.
   Ничего нелепее она и представить себе не могла. Возле Люськиной кровати на стуле сидел милиционер. Такой румяный и пухлый, как резиновый пупс.
- Людмила Дмитриевна, вы будете подавать в суд на гражданина Иванова, совершившего на вас наезд на автомобиле «Волга» 14 сентября сего года?
   Люська засмеялась. Смеяться было очень больно. Нет, она не собирается «таскаться» по судам. Тем более что она сама виновата, вылезла на дорогу в неположенном месте.
   После короткой беседы милиционер удалился, оставив в палате шлейф из запахов дорогого одеколона и чеснока. Милиционер объяснил, что есть чеснок просто необходимо в целях профилактики. В городе эпидемия гриппа. Слушая его странные обороты речи, почему-то не похожие на простую человеческую речь, Люська откровенно веселилась.
   А вечером ее ждал сюрприз. Вечером явился гражданин Иванов. Он просунул в дверь лохматую голову с черной бородой и, страшно смущаясь, попросил разрешения войти. Люська разрешила. Гражданин Иванов оказался высоким, немного сутулым человеком неопределенного возраста. Люська увидела себя со стороны его глазами. Бинты, капельницы, круги под глазами. Она ощутила легкое раздражение.
- Я не собираюсь подавать на вас в суд! – резко сказала Люська.
- Я знаю. Мне в милиции сообщили.
- Тогда зачем вы пришли?
- Может быть, вам что-нибудь нужно? – тихо спросил Иванов.
- Да! Очень! – уже не скрывая раздражения, сказала Люська, - мне нужно, чтобы вы сменили фамилию!
- Фамилию? А почему? – удивился он.
- Чтобы хоть что-то в моей жизни было оригинальным! Моя жизнь слишком банальна и безвкусна. Понимаете? Даже человек, который чуть не придавил меня на машине, имеет банальную и не слишком редкую фамилию – Иванов!!! – Люська почти орала.
Иванов молча смотрел на нее. Его глаза были очень грустными.
- Я, наверное, не вовремя, - сказал он после достаточно длительной паузы, - я зайду завтра.
- И не забудьте принести апельсиновый сок! – крикнула она ему в спину, - а еще мясо и арбуз!
- А вам ничего нельзя пить и есть, кроме того, что позволят врачи, - спокойно объяснил он и вышел.
   Люська подумала, что неплохо было бы увидеть Анну и попросить привезти зеркало и зубную щетку.
 
XII.
   Солнечный луч ткнулся слепым рыльцем в Люськину щеку. Она почувствовала его и проснулась. Она  много думала в последнее время. Все бездельники много думают. Завтра ее выписывают. Наконец-то. Люська посмотрела на часы. Еще рано. Можно поваляться. До укола есть целых 20 минут.
   Иванов приходил каждый день. Приносил бульоны, салаты из овощей, фрукты и шоколад. Люська привыкла к его приходам и уже почти ждала. Анна смеялась и обещала Люське, что та опять «вляпается» в очередную историю и что она, Анна, больше не станет давать ей свои ценные советы. Ведь Люськина дырявая голова не задерживает в мозгах полезную информацию. Люська тоже смеялась и уверяла Анну, что Иванов просто чувствует свою вину и что он исчезнет в тот день, когда Люську выпишут из больницы. Но именно этого Люська почему-то и боялась. Завтра Иванов исчезнет. Нет, не сразу! Возможно, даже встретит ее с цветами и довезет до дома. И все.

XIII.
   Люська ошиблась. Он встретил ее не с цветами. Он протянул ей шерстяные рукавички с детским рисунком и пушистым мехом по краям.
- У вас всегда такие холодные руки, - объяснил он.
И замолчал. Он вообще все время молчал, этот Иванов. Молча сидел возле нее, когда она глотала принесенную им еду. Молча смотрел на нее, когда она часами рассказывала ему сама не знает о чем. Так, ни о чем, что на ум придет. Что крутилось в его голове? Люська не знала. Но ей было легко с ним. Его молчание не угнетало, не пугало. Оно грело, как пуховое одеяло. Впервые в жизни Люська не думала о том, что сказать, как сесть или встать, достаточно ли хорошо она выглядит. Это просто не имело значения. Люська догадалась, что она перестала жить для зрителей, как раньше. Раньше она делала то и говорила то, чего от нее ждали. Словно все окружающие внимательно следили за каждым ее шагом, и главная Люськина цель – сорвать их аплодисменты и одобрительные возгласы… Она их ждала от Илюши, от Анны, от коллег по работе. От Иванова она не ждала ничего. Она не нуждалась в его одобрении или неодобрении. Она размякла, расслабилась, как со случайным попутчиком в поезде, которого больше никогда не увидишь. И вспоминать о котором будешь всю оставшуюся жизнь.
   Люська полюбила Иванова…

- Спасибо, - сухо сказала она, натягивая рукавички.
- Пожалуйста, - ответил он.
   Люська почему-то не смогла посмотреть ему в глаза. Видимо уже поняла, что с ней случилась беда. Иванов не предложил подвезти ее до дома.
- Машина сломалась, - объяснил он, - извините.
И опять замолчал.
- Как вас зовут? – поинтересовалась Люська.
- Алексей, - сказал он, - увидимся.
И пошел.
 «Увидимся? Да я не знаю даже твоего телефона!» – подумала Люська, глядя в его удаляющуюся спину. Хотя зачем ей его телефон, в сущности. Она бы все равно ему не позвонила. Что бы она ему сказала? Попросила денег за причиненный моральный вред?! Или, может быть, еще немного куриного бульона? И тут Люська заплакала. Господи! Неужели вспомнила, как это делается? Может быть, это и есть счастье? Она не знала ответа на этот вопрос.