Генеральный конструктор

               
 Андроник густо намылил Мамукины щеки, заросшие трехдневной щетиной.
                -Ну как, Мамука, рассказал твой гость о космосе?

                -Да что ты! Как заведешь разговор о работе, сразу как ножом отрезает. Нельзя мне, говорит, я подписку давал.

                - Сразу видно ученого человека, вступил в разговор Георгий, ждавший своей очереди к парикмахеру. – Как идет по набережной, никого не замечает, всё о государственном  думает. Вчера ел у меня чанахи, так три раза перец добавлял, а потом пожаловался, что я переперчил. Ум другим занят.

                -Я ему говорю, - с южной горячностью продолжал Мамука, - давай вечером посидим поговорим, друг другу уважение сделаем. У меня не вино в этом году, а мед! Отказался. Я вас уважаю, Мамука Александрович, но от вина я с мысли сбиваюсь. Я хоть и в отпуске, а над государственными проблемами не могу перестать думать. В моём, говорит, деле – каждый час на вес золота.
 Георгий закивал головой:

                - Вот и у меня, что не берет на обед, а вина ни-ни!

                Постоялец, о ком рассуждали в парикмахерской города Гагры, постучался в дом Мамуки с неделю назад. Курортный сезон 1976 года уже закончился, шел конец октября, и хозяин был рад постояльцу. Отвел большую комнату, цену не заламывал. Взял за месяц всего 20 рублей. Постоялец не торговался, вынул из плотного бумажника два новеньких червонца и заплатил вперед.  Только попросил ключ от комнаты и осмотрел ставни на окнах.
 
                - Я хоть и в отпуске, но буду кое над чем работать. В комнату прошу без меня не входить. Когда понадобится уборка, я скажу.

                Постоялец вставал рано, завтракал хачапури с мацони, и в любую погоду часа полтора гулял вдоль моря. Иногда заглядывал в кофейню к Илье. Потом запирался в комнате. На обед и ужин ходил в «Шашлычную» к Георгию или «Хинкальную» тоже в двух кварталах от дома. Пару раз его видели на почте, да еще с прогулки он приносил свежие газеты из киоска Тамары. С людьми в разговоры не вступал, если с ним здоровались, вежливо приподнимал шляпу. Было ему лет пятьдесят с хорошим хвостиком. Одевался он, хоть и на курорте, в костюм с галстуком и, по погоде, в длинный плащ и шляпу. Был высок, сухощав, лыс. Говорил не спеша, грамотно и убедительно.

                Мамука несколько раз пытался разговорить постояльца, но узнал мало. Зовут его Валентин Павлович. Что два года как овдовел, что работает в секретном институте и не  имеет права говорить, где и что. Комнатой доволен, спасибо, мацони и хачапури его устраивают.

                Характер у Мамуки, живой и беспокойный не давал ему жить спокойно, как все.  Жажда нового и неведомого бурлила в нем, не находя выхода. Всё, вроде бы, в жизни устроил. Хороший дом, работящая жена. Двух сыновей вырастил, дал дорогу в жизнь. Живут отдельно, один бригадиром в колхозе мандарины выращивает, другой еще выше – в Сухуми прорабом в строительном тресте. Сам Мамука заведует продовольственной базой Горторога. Живи и радуйся! Но хотелось чего – то нового, такого, чтобы все охнули. Сказали – ну, Мамука! Этот черту рога обломает.

                Вот сейчас с братом отправили с племянником в Ростов  8 тонн мандарин. Часть своих из сада. Часть сын с колхоза добавил. Так это только первая ходка. Попозже можно и в Москву фуру снарядить. Там хоть по дороге расходов больше, зато и цена выше.

                А у него постоялец из головы не идет. Вот человек! Даже в отпуске о науке думает! Соседка  вон какие наряды из сундука достала, каждое утро вроде бы невзначай попадается ему на дороге после прогулки, да глазами так и стреляет. Женщина в самом соку, три года без мужа и еще четыре его ждать из колонии. А гость даже ухом не ведет.

                Еще неделя прошла. Мамука нет – нет  да и подойдет к запертой двери, ухом прижмется. Тихо. Иногда только как будто  клацнет что – то, как ключ в замке. Да иногда радио постоялец послушает. К телевизору в залу, как его Мамука не звал, так и не вышел.

                Наконец, в дом к Мамуке съехались гости. У жены Гиули был день рождения. Приехали сыновья с семьями, пришла родня ближняя и дальняя, некоторые уважаемые в городе люди.  Мамука послал принаряженную жену пригласить Валентина Павловича. Она очень просила его разделить с ними радость. Сказала, что это грех когда кто – то в доме не сидит с гостями. Ученому некуда было деваться. Посадили его на почетное место. Он просидел за мужским столом (по обычаю женщины только подавали, а угощались отдельно) почти весь вечер. Внимательно слушал тамаду, но с тостами отпивал только по маленькому глотку. Из уважения его не просили пить до дна и «уважать» тостуемых.
 
                Но тостов было много. Сидели долго. Пели песни, говорили о местных новостях, не забывали и большую политику. Валентин Павлович больше молчал. Под конец, видимо, и маленькие глотки вина достигли цели. Он заметно подобрел лицом и, попросив тамаду и хозяев его извинить, отправился спать.

                Часа через два, проводив последнего гостя, Мамука, возвращаясь в дом по садовой дорожке, увидел в окне постояльца узкую полоску света. Впервые тот не закрыл один ставень до конца.

                - Не спит, пробормотал Мамука, -  а ну глянем, что ему мешает? Опять о науке думает?

                То, что он увидел через узкую щель,  не дало заснуть до утра уже ему. На  столе в комнате стоял блестящий металлический аппарат или прибор величиной с небольшой чемоданчик. На передней скошенной панели мигала маленькая зеленая лампочка. Ученый сидел спиной к окну и закрывал половину аппарата. Правой рукой он медленно вращал ручку, как у патефона. А из узкой щели, под лампочкой медленно выползали красные десятирублевые денежные знаки! Валентин Павлович бережно подравнивал их в небольшую пачку на столе.

                Мамука еле – еле дождался утра. То его бросало в жар, то его мучила жажда. Горели огнем ступни и почему – то уши. Как будто он всю ночь бегал по камням босой, а его ловили и больно трепали за уши. В шесть часов он уже встал, умылся холодной колодезной водой и делал вид, что возится в саду. Сам поджидал постояльца. Тот, как обычно, появился в семь. Рассеяно кивнул хозяину намереваясь пройти на прогулку. Мамука загородил дорожку к калитке.

                - Нам, уважаемый Валентин Павлович, надо кое о чем поговорить. Сядем. Он показал на садовую скамейку,  - Здесь тихо и никого нет.

                - А что за секреты? – удивился ученый.
 
                -Я вчера ночью ВСЁ, Мамука на этом слове сделал сильный нажим, видел. Вы ставень плохо прикрыли.

                Постоялец изменился в лице, вскочил:

                - Я сегодня же уеду. Скажите, сколько я должен, ну понимаете о чем я? Конфиденциальность. Мы же взрослые люди. Договоримся. В голосе его слышалась сильнейшая досада и нервный страх.

                Мамука взял его за рукав, посадил на лавочку.

                -  Не беспокойся, дорогой. Теперь я знаю твой «научный секрет». Но я никому не скажу. Мамой клянусь. У меня другое предложение. Ты себе еще такой аппарат сделаешь. А этот продай! Большие деньги дам. Доволен будешь.

                Валентин Павлович вскочил на ноги. Нервно забегал взад – вперед, бормоча под нос:

                - Идиот! Три года работы коту под хвост! Так подставился. Говорил же себе – вина ни-ни. Сделаешь – гуляй! А пока…

                Мамука его перебил.

                -Да что ты так нервничаешь! Я тебе столько заплачу, внукам хватит!

                Валентин Павлович с размаху не сел, а рухнул на скамейку. Обхватил голову руками, раскачивался и не то всхлипывал, не то поскуливал.

                А Мамука напирал. Он уже понял, что противник на грани капитуляции.

                -Давай цену. Хорошо заплачу, на поезд провожу, как дорогого гостя. Хочешь, приезжай, вон соседка по тебе сохнет. А летом у нас,  ах как хорошо!

                Валентин Павлович перестал качаться. Плечи его обвисли, руки упали, глаза невидящим взором смотрели в пустоту. Наконец он со всхлипом, глухо сказал:

                - Ладно. Твоя взяла! Как же это я сплоховал!? Только дешево не отдам. Сейчас прикину, сколько я на эту машинку сил и денег угрохал. Стал, что – то проборматывать, загибая пальцы, и поминутно с досады чертыхаясь.

                -Ну и сколько? – не выдержал Мамука, у которого в груди уже разгоралось адское пламя наслаждения от ТАКОЙ сделки.

                -В общем, не меньше ста двадцати тысяч выходит,- подвел итог «ученый». Да и то, потому, что ты меня за горло взял.

                -Зачем так говоришь, уважаемый, - за горло? Я помочь хочу, чтобы всё между нами. Только цену сбавь! А то так много поставил.

                -Много! – взвился постоялец! – да ты за неделю больше накрутишь! А мне полгода новую мастерить! Я к тебе не навязывался! Сейчас за билетом смотаюсь и ту-ту!

                -Ну остынь, не обижайся. Я очень хочу купить машинку. Ни у кого в городе такой нет. Только придется к прокурору идти.

                -Что! –осевшим до хрипоты голосом воскликнул Валентин Павлович! Ты что посадить меня задумал, или цену сбить?
 
                -Да нет. Ты не понял. Это сват мой. Старший сын на его дочке женат. Тот, что в Сухуми.  Я с ним пополам куплю. У меня одного нету столько. Только ты и нас уважь. Сбрось немного.

                После обеда пришел прокурор. Не на служебной машине. Пешком. Для конспирации. Попросил самому крутануть ручку. Валентин Павлович тщательно запер дверь, закрыл ставни. Только тогда прокурора допустил до машинки. Ручка вращалась тяжеловато, чувствовалось, что процесс «рождения» купюр идет не  легко. Прокурор попросил парочку с собой и вечером сообщил, что деньги проверил его шурин зав. Отделением Сберегательных касс. Можно покупать.
 
                Последний раз поторговались. Сошлись на 110 000 рублей. Договорились рассчитаться утром, так как Валентин Павлович в 7 -30 садился на московский поезд. Билет до Москвы он уже взял. В 6 утра подъехал прокурор, привез свою половину суммы. Гость пересчитал пачки, переложил деньги в свой потрепанный чемодан. Прокурор еще раз проверил работу аппарата. Тот исправно с небольшим сопротивлением выдавал червонцы. Мамука налил всем по стакану своего лучшего вина. Трое мужчин, как положено, обмыли сделку. Мамука остался дома, а прокурор подвез «ученого» к поезду и устроил в купе.

                Помахал вслед поезду и поехал не на работу,  а к свату. Не терпелось насладиться покупкой. Опять запершись в комнате и проверив ставни, они по очереди стали «делать деньги». Пачка червонцев исправно росла. Уже первые сто штук отсчитали и перехватили резинкой. Родственники хлопали друг друга по плечам, улыбались. Прокурор отпустил шофера и наказал сказать на службе, что до обеда у него важные дела в городе. Потом позвонит, скажет куда приехать. Сваты решили немного отпраздновать начало такого удачного дня. Пошли в шашлычную к Георгию.

                После обеда опять зашли к Мамуке. Покрутили машинку. Она исправно выдала им еще 53 купюры. И всё. Как ни крутили ручку, деньги больше не появлялись.

                Чувство огромного счастья у родственников постепенно стало сменяться удивлением, тревогой, обидой. Мамука принес топор и с размаху саданул обухом по крышке аппарата. Вскрыть его другим способом было невозможно, всё было запаяно. Ударил он удачно. Швы лопнули. Внутри были какие - то шестеренки и резиновые валики. Ни денег, ни даже бумаги не было.

                Первым «прозрел» прокурор. Он бросился к машине. Мамука с ним. В прокуратуре хозяин кабинета проверил расписание московского скорого. Поезд через полчаса должен был проходить Туапсе. Мгновенно была направлена шифрограмма в отдел милиции на транспорте о задержании особо опасного преступника, следующего в вагоне таком – то в купе таком – то. Приметы… После задержания со всеми вещами этапировать в прокуратуру  г. Гагры. Через час пришла шифровка, что пассажир со схожими приметами в 10 часов 15 минут сошел на станции Сочи и дальше поездку не продолжал.

                -Так вот он почему ставню – то не до конца закрыл,- простонал прозревший Мамука. Знал же гад, что и деньги у меня есть. И жадности хватает. Еще бы ума!

    Сват - прокурор устало потер переносицу, вздохнул и севшим до хрипоты, но твердым голосом сказал родственнику:

                -Ты Мамука,  горюй молча. Не дай Бог кто узнает, засмеют, света белого увидеть не сможешь. А с «генерального конструктора» пример бери. Вот как 110 кусков с нас снял! Сколько мне их теперь «собирать», а тебе мандарин продавать! Учись! Да не с нашими талантами такие аферы делать. Мы люди маленькие.