Пауза

  Ошибочно полагать, что Ваши дети являются продолжением Вашей жизни. Это далеко не так! Просто примите к сведению тот факт, что Ваш ребенок появился на свет, чтобы прожить Свою жизнь…
               
Ворочался  на диванчике с боку на бок Петрович, вздыхал, мысленно прокручивал разговор с внучкой и ругал себя за резкость. Ну что, казалось бы, она ему такое сказала? Так нет же! Не вытерпел, оборвал, закричал, ногой топнул:
- Как ты можешь такое о наших людях говорить, ты, соплячка столичная?

- А разве неправда? Носитесь со своим Путиным как с писаной торбой! Ты, дед, наверно, и на уроках истории его политику проводишь? Давно пора на пенсии сидеть, а ты все в школу ходишь… Зачем?  У вас с бабулей пенсии нормальные! Да что я спрашиваю, и так все понятно:  о патриотизме говоришь, о подвиге  советских людей, о братстве, о единстве… Да я и сама помню, как ты нас на уроках дрессировал… Эх, дед, ничего ты не понял в жизни: надо сваливать из страны, пока не поздно!

- Да как ты смеешь, ты, потомок участников Великой Отечественной, сложивших головы на Украинском, Белорусском фронтах?

- Ты еще вспомни, что в Чеченскую твои ученики погибли или, выжившие, спились после нее, а то, как Алешка, красавчик, спортсмен – все девчонки  класса были влюблены в него – пришел покалеченный. Мать через год умерла, а отец спился от горя. Где теперь твой Алешка? У дальних родственников на правах приживалы, да?

- Не смей так говорить об Алешке! Он Родину защищал!
- Ха, Родину! И что теперь ему от той Родины?

- Ты же любила его! Вы же встречались… так почему отвернулась от него, когда раненый вернулся с той войны? Вы же собирались пожениться! Он же тебе стихи писал. Какой талантливый! Кстати, он уже третий сборник стихов издал.

 - Я его на войну не посылала! Сразу сказала, что больше он мне не нужен. Я в няньки не записывалась.
- И не живет Алешка у дальних родственников. Сразу - то его двоюродная сестра забрала. Квартиру здесь продала, деньги промотала… Но потом к нему приехала твоя одноклассница Маринка. Она хирург по специальности. Ты же знаешь, отец у нее бизнесмен. Так вот она сама его оперировала и  поехала с ним в Германию на реабилитацию.  Ногами он не ходит, а так почти здоров. Работает. А недавно Маринка дочку родила.

- Что? Маринка, отличница и дочка бизнесмена, позарилась на калеку? Удивила! А впрочем, в нашем классе многие были больны на голову. Вспомни наш выпускной вечер. Перессорились за столом родители: все выясняли, кто сколько в этот праздник вложил. Мальчишки, вообще, напились. Рассвет пошли встречать только трое из класса. Нормально! Говорю же: больные…
 - Зато ты очень здоровая! Троих мужей сменила!

- Ну и сменила, зато от каждого что - то поимела: живу в столице, приличная квартира, дорогая машина, а Вы тут в провинции  что видите? И зачем ты, дед, в школу до сих пор ходишь? Позоришься только! Вот скажут, что внучка в столице шикует, а дед в провинции до сих пор на жизнь зарабатывает. Ты когда у меня в Москве - то был? Года четыре назад! Чем тебе столица не угодила?

 - Да работаю я не из-за денег: нам со старухой на жизнь хватает. Мне интересно с детьми работать, вижу, как они взрослеют и ума набираются, как учатся любить Родину и ценить человеческие отношения, дружбу, любовь. А твой класс собирается раз в три года. Представляешь, такие дружные ребята, уже почти все семейные, а на вечер встречи съезжаются… Антон обязательно с гитарой. Алешка свои стихи читает. Алинка, твоя подружка, всех и собирает. Она же такая заводная, веселая, недаром в Доме культуры работает. Ты с ней хотя бы по телефону общаешься, ведь такие подружки в школе были?

- Почти не общаемся, а когда она звонит, я ей лишних вопросов не задаю. Не трави душу, дед! Вспомни, почему видеть одноклассников не могу!

- Да сколько лет прошло! Это же детские дурацкие шутки были, а ты все носишься с детскими обидами!
- Они не могли мне простить, что Алешка именно в меня влюблен. Обвинили меня в воровстве, которого не было! Ты же знаешь, кто на самом деле был виноват! А я не стала оправдываться!  С какой радостью класс стал меня травить! Хорошо, что Алешка заступился за меня и воришку нашел. Вспомни эти записки грязные, как Маринка испортила мое красивое выпускное платье, как  мне пришлось на торжество идти в простеньком… А все такие нарядные были в тот вечер!

- До сих пор помнишь эту обиду? Так нельзя! Ты лучше вспомни, как Алешка на выпускном читал стихи, посвященные тебе:
                И если отношения зайдут в тупик,
                Я паузу возьму для объяснения…

- Дед, я все помню, не забыла, как он читал, а девчонки – одноклассницы отчаянно завидовали мне, потому что некоторые из них тайно были влюблены в Алешку:
                Чтобы на взлете чувств, как крик,
                Вмиг устранить нелепые сомнения.

- Хорошие строки, искренние, - покачал головой Петрович.
- Дед, смешные стихи юного влюбленного мальчишки!
- Может быть, и смешные… Только через два года этот мальчишка уже пойдет  на войну, а ты будешь учиться в Москве. Вот и цена человеческим отношениям.

 - Ну… завел опять эту песню про человеческие отношения… Спустись с небес на грешную землю и посмотри вокруг: ты застрял в советских временах напрочь и никак не можешь выкарабкаться оттуда. А сейчас другая жизнь: выживает сильнейший, тот, который выбивает свое место под солнцем.

Но Петрович уже не слушал внучку: ушел в другую комнату, прилег на диванчик, съежился, сгорбился, смахнул накатившуюся слезу. Говорят, верный признак старости - слезы и обидчивость. Конечно, уже семьдесят с лишком -  пора - пора уже уходить из школы! Жена давно ему об этом твердит, а он каждое лето обещает ей, что в сентябре не пойдет на торжественную линейку, а уже в августе на него нападает тоска, тоска тягучая, сумрачная…Тогда он беспричинно цепляется к жене, а та бурчит на него и, наконец, не выдержав, машет рукой... и посылает его… в школу. И дед, счастливый, берет полставки  и три раза в неделю ходит на занятия.

Так было до этого приезда внучки. Но теперь как-то все изменилось. Наташка давно не приезжала к ним. Все звонила и к себе звала. Бабушка - то к ней ездила каждое лето, а дед внучку вниманием не жаловал, потому как они постоянно ссорились, и в этих словесных баталиях не уступали в горячности друг  другу.

Но они – оба водолеи по гороскопу. Если честно, то внучка характером, неуступчивостью, гордостью пошла в него, деда. Вот только ее взглядов на современную жизнь дед принять не мог категорически, ему даже стыдно было перед родственниками за внучку. Все у нее по полочкам разложено, все - то она измеряет выгодой и деньгами – дед же совсем иной человек! И если он постоянно помогал деньгами кому-то из близких или дальних родичей, то Наташка в этом  отношении была непреклонна: она никому ничего в этой жизни не должна; всего добилась сама и помогать кому-либо не собирается.

Деду было стыдно и перед родными, и перед соседями, потому что если кто из них ехал в столицу, то не мог рассчитывать на то, чтобы остановиться у его внучки. Нет, Наташка категорично предупредила, что не желает видеть в своей квартире никаких непрошеных гостей. Наверно, поэтому дед и не ездил в столицу, хотя внучка его всегда приглашала, и в редкие его приезды водила деда в театры, на выставки, в музеи. Она бывала несносной, часто спорила с ним, но все  – таки относилась к нему с уважением, ведь он был не только близким родственником, но и ее школьным учителем.

Пока дед в своей комнате накручивал, как спираль, обиду,  простуженно    шмыгал носом и вытирал злые слезы, внучка лепила на кухне пирожки с капустой. Ловко управляясь с тестом, она мысленно чертыхалась: и чего связалась с дедом? Ведь вот никогда не могли они мирно говорить, а вечно ссорились, цеплялись к словам друг друга!

Наташке тоже обидно: дед в позу встал и не приезжает в Москву: ждет, когда внучка сама приедет. Вот и приехала! Упертый стал, занудливый – как его дети в школе терпят? Алешку ей припомнил… А Маринку она сроду не любила: выскочка, отличница и зануда страшная! А дед тоже зануда! Два сапога пара с этой Маринкой.

Хвалит ее – как же, хирург! А внучка, между прочим, администратор  - под ее началом больше полусотни людей. Но дед редко расспрашивал об этом, так как считал, что отель – несерьезное место работы.

А Петрович почувствовал запах пирожков, запах сдобы приятно щекотал ноздри. Он глубоко втянул его в себя, улыбнулся – сердце старика таяло: внучка была превосходной хозяйкой. В квартире у нее всегда царила прямо стерильная чистота; готовка на кухне – тут она первоклассная мастерица! Какие борщи она варила, какие котлеты жарила! Но лучше всего у нее получались пирожки: тесто выходило очень пластичное, нежное, мягкое. Капусту она нарезала тонкой соломкой, обжаривала ее на растительном масле, потом тушила с морковкой  и луком – ах, какая начинка получалась! Пирожки с капустой  дед особенно любил. Жена его тоже прекрасно управлялась с тестом, но внучкины пирожки были и духовитее, и мягче, и пышнее.

А вот мужья возле Наташки не задерживались: сурова была на характер, сурова и резка. Не  женский характер у нее, не семейный! А может быть, мужей – то с Алешкой сравнивала? И это сравнение было явно не в их пользу? Кто знает…

Дед появился в кухне неожиданно – внучка чуть тарелку с пирожками не уронила. Желая как-то реабилитироваться, он начал  разговор  издалека:
- Когда внуками мать обрадуешь и правнуками деда с бабкой? Уже давно пора!

- Я тоже думаю, что давно пора, дедуля, - миролюбиво ответила внучка, поставив перед Петровичем тарелку с пирожками.
- Эх, этими пирожками бы деток баловать! – мечтательно сказал дед.

 - Не рви мне сердце! Всему свое время. Ты лучше думай о том, что тебе на операцию в Москву ехать. Сделают тебе шунтирование, и ты еще столько поживешь!
- Не, не поеду! Сколько отпущено, столько и проживу!

- Ты это брось, дед! Сколько отпущено… Детский сад какой-то! Я приехала за тобой, так что дня через два в путь - дорогу. Повезу тебя на новой, красивой машине.
- Да я жду квоту, меня прооперируют в нашем областном центре, а без квоты в твоей  Москве очень дорого будет.

- Нет, дед, оперировать тебя будут в лучшей клинике столицы. У меня дед один, хоть и такой сварливый, категоричный, так что рисковать я не буду. Только в  Москве!
- А что твоя Москва-то? Отщепенцев там у вас полно, Россию - матушку продают! Дерьмократов развелось! А провинция работает и работает и не льет грязь на страну и президента!

- Ну, ты, дед, даешь! Ты же учитель, а туда же: дерьмократы! Злой какой стал!
- Станешь тут злым… Они, эти оппозиционеры, наш Бессмертный полк пытались оболгать.
- Да не обращай ты на них внимания, не читай в инете всякую гадость. Поехали в Москву, дед, поехали! Столица сейчас такая красивая стала!

Петрович невольно залюбовался внучкой. Высокая, красивая – вся в мать: такая же голубоглазая, с темной копной пышных волос на голове, и еще эта гордая осанка, женская выправка – ходит Наташка прямо, как струна натянутая. Мужчины обычно провожают ее взглядами, но она и плечиком не поведет, и глазом не моргнет – характерец еще тот!

Пирожки были съедены, чай выпит, а Петрович с Наташкой все разговаривали и разговаривали. Давно между ними не было такого продолжительного и откровенного разговора. Внучка вспоминала, что  в детстве жила у бабушки с дедушкой, потому что школа была рядом, потому что дед в школе присматривал за ней, и это было самое счастливое, беззаботное время. Мать Наташки меняла мужей раз в пять лет, вот поэтому дед и опасался, что внучка пойдет в родительницу, – так и получилось. И переживал дед, что нет рядом с внучкой  надежного мужчины, что деток  у нее нет.

А через два дня они выехали из поселка в сторону Москвы. Разговор с утра как – то  не ладился, а дорога предстояла дальняя… Шел дождь, небо было обложным, темным. Настроение у деда под стать ненастной погоде. Все бурчал и бурчал:

- И чего это я твоей в Москве не видел? У нас тоже хорошие доктора. А я вот еду за тридевять земель киселя хлебать!  И чего это ты вчера выступала против моей партии. Я вступил в эту партию, потому что доверяю ей! А ты что… не с  народом? Заелись там в Москве; все потому, что зарплаты  выше, многие живут,   развлекаясь; опять же  уровень жизни другой – высокий. А в провинции люди чище, приземленнее, больше о Боге и о Родине думают. Я вот в партию вступил, в Единую Россию, чтобы быть с народом вместе.

- Дед, да достал ты уже меня и партией своей, и патриотизмом тоже. А до вступления в партию ты разве не с народом был? А теперь себе на старости лет занятие нашел, наверно, и на собрания ходишь. Я тоже Родину люблю, ну с чего ты взял, что я не с тобой, не с бабушкой? Я просто не играю в разные партийные игры, дед. Это без меня! Сыта новостями по инету и телевизору: кажется, что мы противостоим всему миру, и как это нас так угораздило? И не волнуйся: тебе нельзя лишний раз волноваться; а ты как увидишь меня, так сразу начинаешь спорить, - в голосе внучки уже слышались слезы.

- Маринка тебе не нравится, а ты знаешь, что она, как родила, так еще грудничка брошенного на воспитание взяла. Так и сказала: где один, там и двое кстати. А у нее Алешка в инвалидном кресле. А усыновленный грудничок такой болезненный, - дед с досады махнул рукой.

- Это ты к чему ведешь?  Стыдно тебе, наверно, за внучку, за то, что на встречи с одноклассниками не приезжает, за то, что правнуков не нянчите с бабушкой… Будут, дед, у тебя правнуки, будут!
- Как же, дождешься от тебя! У бабушки от зависти, на соседей глядючи, слезу  прошибает: так ей хочется с правнуками понянчиться!


И откуда взялся этот грузовик? Наташка резко вывернула руль, пытаясь избежать столкновения, интуитивно спасая от неизбежного удара своего любимого деда. Машину  от столкновения отбросило на узкую обочину, и она перевернулась. У Петровича только ушиб правого плеча, а у внучки… Подушка безопасности не спасла - удар пришелся ей  прямо в висок, и он был смертельным.

Хоронили Наташку в  родном поселке. Оказывается, она была беременная. Проводить ее в последний путь собрались почти все одноклассники. Приехали из областного города и Маринка с Алешкой. Когда уже все разошлись, Алешка еще долго был  у могилы. Сидел в коляске, согнувшись под тяжестью неотвратимого, и  о чем – то думал.

Могилку вырыли у березки, которая качается тонкими, гибкими ветвями на ветру, шуршит  резными листьями, а над ней  куполом обнимает землю и все, что на ней, глубокая синева неба. Кажется, что плачет березка, шевеля косами – ветвями. На высоте метра от земли на дереве виден глубокой порез, из которого сочится, как слезы, живительная влага… Вездесущие муравьи уже протоптали сюда дорожку и пьют сладкий сок. Плачет березка молча, как плачут мужчины…

А на деда страшно смотреть: почернел, сгорбился, руки, шершавые, загрубевшие от возраста, мелко подрагивают. На поминах Алина, подружка Наташки,  обняла его за плечи:
- Внучка очень любила вас. Говорила, что вы – мужик правильный, настоящий. Обязательно поезжайте в Москву на операцию. Внучка  все оплатила.