Лит. соревнование ЧХА 040. О войне

18 сентября. Встреча №9 "О войне". Димитрова - Паршин


   Наш Чемпионат подходит к концу! Сегодня предпоследняя встреча. На сегодняшний день счёт пока 4:3 в пользу Гостиной №1.
   
   И сегодня третья пара рассказов в разделе «О войне».
   
   Играют:
    «О войне».
     «Чудовищно лицо войны» Галины Димитровой и
   «Седой» Александра Паршина.


   А вот, кстати, и Олег Фурсин появился!
   
    Всего лишь малюсенький, просто крошечный эпизод из жизни. Группа женщин, снедаемых тоской и болью,
    ждет возвращения своих мужчин где-то на забытом богом полустанке. Все уже все знают, давно распределены
   по всем домам «похоронки», но живет, не умирает надежда. А вдруг? Полгода уже, как закончилась война. Но ведь бывает,
   ведь вот еще два месяца назад остановился воинский эшелон здесь, на полустанке, подарив кому-то счастье?
    Они еще молоды, эти женщины; да горе согнуло им плечи, добавило морщин, убило улыбки и смех. Но ведь
   это женщины! И каждая могла бы, и обязательно – если случится чудо – воспрянет ото сна. Будет счастливой
   – станет красивой, непременно. Пусть не муж, пусть сын вернется; тот, чью колыбель качала, кого пестовала, себя забывая,
   пусть будет красивой и счастливой молодая невестка, что же, и я порадуюсь, я колыбель снова покачаю, внука или внучку на
   руки приму, да разве это не счастье, не радость? С мужчинами возвращается в село жизнь. Такая, какая она должна быть.
   С любовью, с нежностью, с заботой. Когда работа каждодневная не в тягость, потому что имеет смысл.
    Честное слово, каждая строчка в этой маленькой работе, с моей точки зрения, бьет в самую нужную «точку». Александр не
   перестает меня удивлять, любитель экскурсов в русскую мифологию и экшн…
    И «чулочки» городской учительницы в ноябрьские холода, и наивное желание селянки поучиться в школе (Япония интересна!) – очень точные, яркие штрихи. Прямо хочется поговорить о роли детали в художественном произведении! Случилось самое главное, я увидел этих женщин внутренним зрением. Я очень ценю умение двумя-тремя словами передать характер, внутреннюю суть героя. Не «бархатный голос», не «черноокая красавица», то есть обороты привычные и стертые, и, по сути – ни о чем.
    Безмерно обрадовался за Дарью. Ничего, что седой сын, главное, что живой. Напомнило «Балладу о красках»,
   была такая песня в шестидесятые-семидес­ятые,­ на слова Р.Рождественского.
   Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
   Ноги целы, руки целы — что еще?
   Пьют зеленое вино, как повелось...
   У обоих изменился цвет волос.
   Стали волосы —
    смертельной белизны!
   Видно, много
   белой краски
   у войны.
    Возможно, она послужила Александру отправной точкой для собственной работы, но кроме вот этого
   посыла о том, что война есть нечто, от чего седеют, параллелей я не нашел. А такое вполне допустимо в литературе:
   оттолкнулся от чужой идеи, мысли, – и пошел дальше. В мире нет ничего абсолютно первородного, во всяком случае,
   в литературе как одном из явлений жизни, на мой взгляд, точно нет. «Списывание» не люблю, но вот развитие приемлю.
    О запятых умолчу. Вижу, что автор старался, даже лишние наставил (вот как мы его уже «достали»!). Вот закончится война,
   вернутся (что сделают?) мужики. Нет мягкого знака в вопросе, нет и в глаголе.
    «Нежная улыбка на миг мелькнула на лице и исчезла, вновь превратив тридцатилетнюю красавицу в пожилую бабу». Александр, споткнулся на этом предложении. Это Ваше любимое «место для битья». Причастные, деепричастные обороты. Пример очень хороший, потому остановлюсь. Баба улыбнулась, стала похожа на красавицу. Исчезновение улыбки снова превратило ее в пожилую бабу. Исчезновение, но не сама улыбка! У вас же получается, что именно улыбка сделала такое нехорошее дело. Небольшая стилистическая неточность меняет смысл. Можно бы так: «Нежная улыбка на миг промелькнула на лице и исчезла; тридцатилетняя красавица вновь превратилась…» . Или «это исчезновение превратило…». «Нежная улыбка на миг мелькнула на лице и исчезла, вновь прекратив этим исчезновением тридцатилетнюю красавицу в пожилую бабу». А если Вам дорог сам оборот, его смысловая нагрузка, то давайте так: «нежная улыбка мелькнула на ее лице, превратив пожилую бабу в тридцатилетнюю красавицу. Но тут же исчезла». Может, этот момент покажется Вам несущественным, но «царапает» ухо. Есть некоторое логическое несоответствие.
    Я знаю, статистика против меня, я вышел в «патриоты» свое Гостиной, и, честно говоря, это уже напрягает. Однако все равно, пусть так, я отдам свой голос Александру Паршину.
    История Галины Димитровой потрясает. Я верю, что она из реальной жизни. Автор знает, о чем говорит, и даже написана работа языком с использованием «совковой» фразеологии. Кстати, она меня всегда раздражает, ведь речь деревянная какая-то становится от закругленных и заученных фраз. Хотелось бы, чтоб люди говорили живо, и сами были не схемами, а людьми. У Александра это именно так. Сама литературная составляющая у Александра сильнее, глубже. Он не просто рассказчик, он художник. Он рисует своих женщин как художник. На одной фуфайка, на другой чулки. Вот эта выглядит старухой, но улыбка расцветила лицо, и понятно, что молода и красива. Эта просторечна, а вот эта трещит высоким стилем. А у Галины звучит так на большем пространстве рассказа: «Вот и хорошо. Мы связь с партизанским отрядом налаживаем, чтобы бить фашистскую гадину. Эти твари недалеко от нас целую деревню сожгли, там евреев прятали. А мы будем мстить, приближая победу».Допускаю, что автор этого добивается в соответствии с замыслом. Что же, тогда принято и оценено. Так почему же не этой работе мой голос, если так? Замысел-то какой!
   Видите ли, я органически не выношу героев из определенной человеческой среды того времени. Я их ненавижу. Таких, как Иван Соболев.
   Я люблю свою страну. В 99 % случаев из ста я прощаю ей грехи и ошибки, не корю за нелепости, неправильности. Некондиция, так некондиция; пусть будут лучше ошибки, нежели правильная европейская выправка, с вечной воспитывающей интонацией голос и чувство неоспоримого собственного превосходства. Но! Я верю в человечность и доброту, свойственную моему народу в целом. Я знаю, что бы там ни случилось, поймут люди. Ведь люди же! Будут искать справедливое по возможности решение, найдут оправдание тому, кто оступился.
    И уж если это женщина, кормящая мать, перед лицом смертельной опасности, угрожающей ее ребенку, упала, люди могут отступиться от мести и если не простить, то понять. А поняв, оставить ее наедине с собственной совестью. Она ведь и сама понимает, что на самом деле случилось. Она и сама, может, вынесет себе приговор, разве это не очевидно? Женщину не защитили, не уберегли от врага. Отступали наши красноармейцы далеко и долго. В том числе героический Ваня Соболев. Оставляли города и поселки, а в них родных и близких, без защиты. Мужчина, не сумевший уберечь жену, не встал и на защиту собственного ребенка. Не успел, бывает. Но неужели мысль о том, что он не сделал для них все, что мог, его не терзала хотя бы одной ночью, той самой, когда все и случилось? Родина, это что – стены домов; улицы городов, или коммунистическая идеология, что это? Любимая женщина, ее ребенок, не часть ли родины, самая дорогая ее часть?
    Оксана сделала все, что могла. Ее не сломили пытки, на теле ее должны были остаться следы, муж мог бы разглядеть их, если бы захотел.
   И вот она стоит перед ним, перед тем, кого любит. Неужели ни на мгновение он не попытается понять, что перед ним не солдат, давший присягу, не римский воин, подлежащий децимации вследствие трусости, а всего лишь женщина. К тому же мать, что кормит ребенка, и никакая идеология, никакие резоны ей не резоны. Она спасет дитя, потом накажет себя, но обязательно спасет, это природа, это инстинкт. По закону военного времени, да какие же у войны законы для беременных женщин и матерей? И если этих законов у нее нет, то почему у женщины-то должны быть законы для войны?
    С точки зрения мужа, это предательство, хорошо, пусть так, да так оно и есть. Но как мужчина Иван только что проиграл свою войну. Как защитник, как муж, как отец. Как человек, наконец, тот, который страну защищает. Он ничего и никого не защитил! И в том, что произошло, он виноват не менее чем его жена. Он мог бы привлечь ее к себе, и выстрел оборвал бы ее короткую жизнь, да и его собственную тоже в следующее мгновение. Он мог бы сказать ей: «Ты виновата, да, но я люблю тебя, родная, и я все понимаю; бери ребенка и уходи, и живи, если можешь, и как можешь…». Он мог вынести решение на суд людей, в конце концов. А образцово-показатель­ный­ расстрел, да еще собственною рукою, это – ни что иное как трусость. «Что люди скажут, как на это посмотрит комиссар (политрук, смершевцы, не суть важно) и те люди, которых он вызовет рано или поздно? Ее возьмут, а с нею и меня тоже, а у меня и без того биография не того. Пробивался к своим, не пробился…». Вы скажете мне: это были люди долга. Нет такого долга: творить самосуд. Над беззащитными.
    Я не люблю дам, вынимающих пистолеты из кармана и стреляющих со словами: «Ну, кто еще хочет комиссарского тела?». Я ненавижу этих баб, которые убивают любимого, по счету сорок первого, потом бьются над ними в рыданиях. Я не люблю идеологии, которые возвышаются над человеческою жизнью, требуют во имя долга отдать на заклание отца, сына, жену, мать. Выбор должен быть за самим человеком. Это он должен жертвовать, если надо, и только сам, и только себя. Как Иисус, вначале: «пронеси эту чашу мимо меня», а потом: «Не моя пусть будет воля, но Твоя». Я понимаю, несогласные со мной будут. И про времена особые скажут. И про чудовищный лик войны. Я же могу сказать в ответ одно: чудовищен лик некоторых людей. Война его проявляет как лакмусовая бумажка. Тетя Аня растит ребенка женщины, по вине которой потеряла собственного мужа. Вот это мне понятно! Галина, я верю в то, что все рассказанное Вами – правда. Я понимаю, что Вы должны были это написать, раз знаете. Но я не могу проголосовать за Ваш рассказ. Словно расписаться в правоте этого самого Ивана. Вы не осудили своего героя, Вы сказали: «война виновата», это здорово задело меня. Нести ответственность не только за себя, но и за близких должен мужчина, если он мужчина. Она предала, значит, я виновен, вместе с ней должен нести наказание. Вы жалеете Оксану, Вы ее осуждаете, Вы ее оправдываете, Вы думаете о ее поступке. Но у Вас нет размышлений для ее мужа. Этакий суровый герой, наказующий, высший судия. Ни разу не оглянулся. Еще бы, убийцы бояться видеть дело рук своих…
   
   НУ! ИСХОД ВСТРЕЧИ ЗАВИСИТ ОТ ДУНОВЕНИЯ ВЕТРА! 4:3. ПОКА ГОСТИНАЯ №1 ВЕДЁТ.



   Галина Димитрова

   Доброй ночи всем! И огромное спасибо за ваши рецензии. Извините, что только появилась, но это по объективным причинам: я только ночью приехала, с утра уже на работе, а потом гостей из Москвы знакомила с нашим морем. Завтра с утра уезжаю на Куршскую косу, а вечером надеюсь всем ответить и написать отзыв на рассказ "Седой", который мне очень понравился.
   А пока несколько слов о своем рассказе. Он написан очень давно. Когда перечитала рассказ, хотела немного подрихтовать, структуру чуть поменять, но Вадим сказал, что он уже написал рецензию, и пришлось все оставить как есть.
   А история эта такова. Как-то давно-давно мы отдыхали в Райгородке Черниговской области. Мне было 2,5. Меня выкрали и крестили в местной церкви. Крёстной и была та самая Мария. Бабушке моей рассказали историю Марии. Бабушка долго переписывалась с приемной матерью Марии, а потом они как-то растерялись. Бабушка мне рассказала всю историю. И она потрясла меня, долго я ходила под впечатлением, а потом написала этот рассказ. Я старалась быть как можно отстарненней, иначе захлебнулась бы эмоциями. Я не знала ничего о работе подполья, почему они так прокололись, поэтому и написала, что рассказ не о подполье и партизанской борьбе - рассказ о судьбах людей. Почему не попыталась описать переживания Ивана? Потому что не могу представить, какие чувства надо испытывать, чтобы самому расстрелять любимую жену, мать своего ребенка. Но самое интересное, что, по рассказу бабушки, никто Ивана не осуждал, а Оксану жалели. А сама Мария ничего не говорила, она вышла замуж и уехала из Райгородка. Я обязательно буду рихтовать этот рассказ и, думаю, мне пригодятся многие ваши замечания.


   Галина Димитрова
   Олегу Фурсину
   Вы знаете, я много думала над поступком Ивана. Мне тоже всегда было непонятно, почему он так поступил. Но я вспоминаю бабушку, которая очень долго всего боялась. Бабушка не осуждала поступок Ивана. Как и не осуждали в партизанском отряде, и жители городка. Все-таки идеология в то время много значила. А осудить или оправдать - автор оставляет это читателям.


   Александр Паршин
   Олегу Фурсину
   
   Олег, спасибо за большую рецензию!
   Вы словно следили за моими мыслями, ещё тогда, когда писал рассказ. Олег, ты вот даже песню упомянул «Баллада о красках». Как-то не думал об этом. Но ведь интуитивно это так. Когда сорок пять лет назад первый раз её услышал, слова навечно врубились в память. И, конечно же, фраза «стали волосы смертельной белизны» меня тогда поразила.
   Насчёт «нежной улыбки». Попробую исправить. Грамматические ошибки исправил еще до твоей рецензии. Мне уже на них указали.