Старая фотография

   Передо мной фотография 1912 года. Как и многие дореволюционные снимки, она прекрасным образом сохранилась, наверное, переживёт следы нашей жизни, запечатлённые столь рекламируемыми современными цифровыми фотокамерами. Она уже это доказала тем, что я её держу в руках в новом тысячелетии. Какая - то особая культура съёмок, передала удивительную одухотворённость лиц, проникновенно свидетельствующих о том, как достойно они жили.
  Я вижу красивые, бархатные глаза совсем юной девушки, ей не больше семнадцати. Они излучают безмятежную радость и тепло, веру в бесконечное счастье, которое вдруг неожиданно для неё самой открылось ей. Волосы строго зачёсаны на прямой пробор, тяжёлая коса падает на плечо. Платье с гимназическим воротничком  подчеркивает смущение юной красавицы. Рука лежит на плече юноши, сидящего перед нею. Она улыбается. Он - серьёзен не по годам. Желание выглядеть старше своих лет  выдают сомкнутые губы и строгий взгляд.   Фотографию портит правый угол, на котором осталось плечо незнакомца, оторванного чьей-то негодующей рукой.

- Горько! Горько! Горько!- бесчисленное количество раз  выкрикивают гости! 
- Совет да любовь молодым! За здоровье молодых! – несётся со всех сторон.
Дуняша смущалась каждый раз, как только приходилось целоваться с Анисимом! Он же бережно брал её за плечи, целовал степенно и не торопясь. Не первый день шумит свадьба. Долго празднуют селяне, так заведено.  По - хорошему, неделю гулять надо. Всё село здесь. А тут ещё две свадьбы сошлись в один день. Такое редко бывает. Вот и решили, три дня у Зыковых праздновать, а три дня – у Носковых, которые свою дочь Марью замуж выдают. Шесть троек запряжены в сани, упряжь украшена свадебными бубенцами. Вот-вот двинутся тройки, колокольцы звеня, издают разливистую мелодию при каждом движении лошадей. Бражники ещё посидят за столом, попоют, попляшут, да в сани! И понеслись тройки с бубенцами! Благо уже снег лёг!
Дуня, уставшая за три дня непрекращающихся застолий, ждала катания на тройках, как спасения. И вот гости, изрядно подпитые, разгорячённые жаром печи и выпитыми напитками, заваливаются в сани, а  грянувшие звуки гармони и песен оглашают всё село. Маманя с помощницами быстро наводит порядок в горнице: моется посуда, готовятся и ставятся на столы новые блюда и угощения. Наступил передых для всех.
- Анисим, как же я устала, - жалуется Дуня своему жениху, или теперь уже мужу.
- Дуняшка, потерпи, последний денёк празднуем! – поглаживая девушку по голове, уговаривает жених, - Как всё ладно идёт! Все гости довольны! Маманя с тятей постарались! Да ещё братка помог.
- Калина,- обратился он к старшему брату, который годами был взрослее молодого на десяток лет, - спасибо, тебе братка! Если бы не ты, всё было бы ни так! В этих словах чувствовалась большая привязанность к старшему брату.
- Ну что ты, что ты, родной! Все потрудились на славу, вот и идёт свадебка как надо. Калина вовсе был не похож на своего младшего брата.  Анисим был схож с матерью, а Калина – вылитый тятя: и лицом, и характером, такой же решительный, быстрый, хваткий.
- Ещё одно застолье и всё! – продолжала Дуняша, - больше я уже не выдержу!
- Ну что ты, Дунюшка, это же раз в жизни бывает! Потерпи! – мягким голосом поддержала молодую сноху Матрёна Никитична!
Между тем послышались заливистые перезвоны бубенцов. Подъезжали тройки. Уже вечерело. На столах стояли свадебные яства и напитки. Гармонист Сашка провёл рукой по рядам гармошки с готовностью продолжить вновь свадебное веселье. Шумной толпой ввалились гости и стали занимать места за столом.
- Горько! Горько! Горько! – вновь разнеслись крики в адрес молодых!
Пляски, частушки, звон посуды, непрекращающиеся тосты за молодых, родителей, гостей…. Так продолжалось до глубокой ночи. Молодые изрядно подуставшие, улыбались гостям, благодарственно кивали им и целовались в ответ на их возгласы и призывы. Вот все и разошлись…. Последние некрепко стоявшие на ногах мужики вышли из избы.
Утром, зайдя в дом после управы, Самсон Дмитриевич, глава семьи, оповестил всех, что в село приехал из города фотограф. Дуняша кинула просящий взгляд на Анисима. Тот понял всё без слов. Молодые быстро приоделись и заспешили в конторку, где расположился фотограф. Уже возле здания их встретил дядя Евдокии Куприян Назарович.
- Племянница Евдокия, Анисим, вы такие красивые! Хочу с вами сфотографироваться,- сказал он. Отказать немолодому дяде Дуня не решилась, так и пришлось втроём идти к фотографу, по поводу чего Дуняша немного расстроилась.
- Да не переживай ты, - шепотком успокаивал Анисим, - оторвём его и останемся на снимке вдвоём.   
Так и поступили.               
Не знали эти лучистые глаза, сколько света и тепла надо будет пронести через годы. Если бы не они, то в 19-ом, 30-ом, 37-ом, 41-ом не выжили бы. Других фотографий Евдокии Ефремовны не сохранилось. Останется она Дунюшкой….