Верни меня 16

Пролог

Посвящается мисс Фрей.


По совести скажи: кого ты любишь?
Ты знаешь, любят многие тебя.
Но так беспечно молодость ты губишь,
Что ясно всем — живешь ты, не любя.
                                                                            —У.Шекспир

                                                                                                                                                                                              Я сижу за самым дальним столиком в кафе в надежде, что меня даже никто не заметит. Мирно печатая свою историю, изредка поглядываю на экран телефона. Нет, я не жду звонка, —привычка. В «Розовой мечте» с тех пор ничего не изменилось: те же круглые деревянные столики, все те же маленькие букетики искусственных цветов на них, те же светло-розовые шторы на больших окнах в темно-коричневых рамах, то же самое, почти как новенькое, заламинированное меню, из колонок, закрепленных по углам, так же играет новенький альбом «Флорал Сигареттс». В моем синем, совершенно не подходящем к обстановке рюкзаке, зазвенел телефон. Второй. Тот,что для друзей. Нет, сейчас я ни с кем разговаривать не хочу. Звонок, наконец-то, завершился и все встало на свои места. Так я могу сидеть часами, днями, неделями и месяцами. Атмосфера этого кафе — лучшая из вещей, что я когда-либо встречала. Вот только ее, все же, нарушили. Не очередной звонок, а парень, бесцеремонно присевший за мой столик. Он был примитивно красив: весь такой ухоженный, накаченный и модно одетый. Такой тип парней — худшая из вещей, что я когда либо встречала.

—Привет, — заулыбался он. —Может познакомимся? У меня тут как раз есть два билетика...

—На что? На концерт, или в кино, или в театр? Надо же, как удачно все сложилось! Ты, наверное, шел по улице, смотришь — а на полу два билетика лежат. Вот ты и стал подходить ко всем подряд,спрашивая, не хотят ли они взять один из них.

—Я просто...

—«Я просто» — что? Хотел познакомиться, потащить на дешевенький концерт, а потом и к себе в постель?

—Да больно ты мне сдалась! Я,вон, пригляделся...Страшная ты.

—Я, может, и страшная, но пластических операций никто не отменял. А вот мозг в таких объемах не пересаживают. —Парень непонимающе посмотрел на меня, а после поспешно встал и вовсе ушел из кафе.

Вы, наверное, подумали, что нельзя упускать такой шанс, и что я слишком высокого мнения о себе, но нет. Я просто не наступаю на одни и те же грабли дважды. Может, узнав всю историю с самого начала, вы измените свое мнение?

"Папа"




 Четырнадцатилетняя девочка шла домой. Ее семья, конечно, была достаточно обеспеченной, но не на столько, чтобы каждый разъезжать на машине туда и обратно. Подойдя к дому, она почему-то чувствовала что-то неладное. Но, потряся головой, она отогнала от себя эти мысли. Большие железные ворота, немного скрипя, открылись. И вот девочка уже стоит во дворе: очень красивом, ухоженном, с выложенной камушками дорожкой и беседкой в тени деревьев. Как только она вошла внутрь, в нос ударил резкий запах алкоголя. Странно, ведь ее родители буквально ненавидели пьющих людей. В коридоре все оставалось прежним: черный, блестящий пол, белые стены, шкаф для верхней одежды и ящик для обуви. Вот только сейчас она заметила, что не хватает маминых любимых туфель: красных, бархатных, с черной подошвой и высоким каблуком. Не спрашивая, есть ли кто дома, она направилась в свою комнату, чтобы сделать уроки пораньше и пойти гулять. Достав учебники, она кинула свой синий рюкзак в угол зеленоватой комнаты с большим окном. В левом углу — кровать и куча подушек, над которой были закреплены несколько полок со стоящими там книгами. Справа — шкаф для одежды и письменный стол. Просто и красиво. Где-то через час, читая заданную литературу, девочка услышала звук разбитого стекла. От неожиданности она даже вздрогнула.

—Папа? —выходя из комнаты, крикнула девочка. Никто не ответил.

—Мама? —Снова тишина. Спускаясь, она прислушивалась ко всему. Казалось, в доме не было ни единой живой души.

Заглянув на кухню, она увидела своего отца, сидящего за столом. С бутылкой.

—А-а, вернулась.

—П-пап, что...что случилось? —Он рассмеялся.

—Ничего особенного. Твоя мать-шлюха собрала вещички и умотала в Сидней со своим сопляком.

—О чем ты, папа? —Ее отец встал со стула, медленно направляясь к ней.

—Папа? —Ее пьяный отец схватил девочку за волосы, и со всей силы толкнул. Она ударилась о стол, потеряв сознание.

 Она пришла в себя, наверное, через час. Но лучше бы она этого не делала. На маленькой, беззащитной девочке не было и клочка и одежды. Она начала осознавать, что с ней произошло. Осознание давило на горло и вызвало рвотный рефлекс.



  —П-папа?—Девочка стала плакать, бедняжку начало трясти.

Где-то по близости раздались шаги. В кухню вбежал ее отец. Он, было, хотел к ней подойти, но девочка крикнула:

—Не подходи ко мне!

—Алисия, милая, прости,я...

—НЕ ПОДХОДИ КО МНЕ!—Девочка кричала настолько сильно, что ее горло разрывалось от боли. Она, толком ничего не соображая, подскочила и быстро выбежала в коридор. Ей было трудно дышать. Алисия схватила папино пальто, которое хоть как-то прикрывало ее тело. Окованная страхом и неприязнью к самой себе и всему, что ее окружает, девочка выбежала на улицу. И, как вы уже поняли, эта девочка — я.

Сначала я просто бежала, желая отдалиться от своего дома. И только оказавшись на максимально далеком расстоянии, я замедлила шаг. Как же сильно я ненавидела всех в тот момент.Тогда я твердо решила: с этим мне не жить.

Я стояла на мосту, мимо еще проезжали машины. Удивительно: неужели никого не волновало, почему маленькая девочка в огромном пальто стояла у самого края?

—Девушка, с вами все в порядке? —Глупый вопрос, заданный, по-видимому, глупым парнем: разве люди, у которых все хорошо, собираются сбрасываться вниз?

—Да, все в порядке,—соврала я.

—Точно?

—Нет, —сказала я и расплакалась. Я даже не обернулась посмотреть на того, с кем разговаривала. От мысли, что мой собственный отец надругался надо мной , меня снова бросало в дрожь.

—Может, я могу помочь? —«Вряд ли мне хоть кто-то поможет», —пронеслось у меня в голове. Где вы живете? Хотите, я отведу вас домой?

—Нет, —громче, чем следовало сказала я.

—Давайте, я вас к себе отведу. Согреетесь,успокоитесь. —Это звучало слишком заманчиво, чтобы не отреагировать. Я, наконец, повернулась и увидела перед собой парня лет двадцати, может, чуть меньше. На его светлые волосы падал свет фонаря, черты его лица были мягкими,да и выглядел он дружелюбно. Мое решение было опрометчивым. Наверное, не следовало соглашаться вот так сразу, но я согласилась. В такой ситуации мне больше всего хотелось, чтобы меня пожалели.  Даже не узнав его имени,я последовала за ним. Оказалось, что парень жил в огромном доме. Там было довольно уютно. Комната, в которой мы сидели, была хорошо освещена,телевизор тихо передавал новости, а мы пили чай. Его звали Оуэн. Первым делом он поинтересовался причиной моего нахождения на мосту. Я, не скрывая деталей,рассказала ему все. Внезапно я почувствовала, что сильно хочу спать. Я просто не могла держать глаза открытыми. Я изо всех сил пыталась, но не могла. Помню,как я уронила свою чашку чая, а дальше — ничего.    

Кажется, останутся шрамы

Пустота. Пустота, выбраться из которой мне помогла боль. Ужасная боль в левом боку. Я открыла глаза, и моему взору открылась ванная комната. Местами измазанная чем-то красным. Я лежала в ванне, дверь в комнату была закрыта. Я посмотрела на свой живот. Слева теперь находился длинный, уродливый, криво наложенный шов. У меня за секунду в легкий кончился воздух. Я пыталась вдохнуть, но что-то мешало. Было ощущение, что мне в одно и то же место несколько раз воткнули нож. Только я попыталась встать — в глазах потемнело, рану начало ужасно жечь, будто к ней приложили кусок раскаленного металла. Прижав ко шву ладонь, я все же встала, но ноги были точно ватными, и с грохотом я снова упала в низ, задев при этом какую-то банку, стоявшую на тумбе прямо у ванны. Резкая боль пронзила спину, в добавок к этому в боку продолжало сильно жечь.

  И только тогда я полностью поняла все, что произошло: меня усыпили и что-то вырезали. Боже, мне что-то вырезали! Кто-то просто провел ножом по моей коже, отрезал нужную вещицу, и зашил обратно. Меня снова начало трясти, так происходило всегда, когда мне было очень страшно. Сердце так сильно стучало, я буквально чувствовала его. Мое тело отзывалось уже совершенно невыносимой болью на каждый вдох. Так мне пришлось пролежать, наверное, целый час. Ужи привыкнув к холодной ванне, я перестала дрожать. Лишь тихо-тихо плакала. Хотя, даже не плакала, нет, просто периодически соленые капли скатывались по моим щекам.

 Собрав всю волю в кулак, я все же выбралась их этого ледяного, белого корыта, все так же придавливая шов рукой. Стоять на ногах было трудно. Я начала рыскать по ящикам, пытаясь найти хоть-какую то одежду и ткань, чтобы обмотать зашитую рану. И мои поиски увенчались успехом. В углу, у двери, стояла корзина с грязным бельем. Я, хоть и с трудом, но разорвала одну из футболок, и обмотала ее вокруг талии. Надев излишне большие мужские джинсы и серую футболку, я, к счастью, избавилась от преследующего меня холода.

Но, услышав какие-то голоса, я неосторожно шагнула назад, наступив на осколки разбитой мною же банки, и тут же я почувствовала резкую боль в ступне и вскрикнула, тут же закрыв рот своей же ладонью. Наверное, было слишком поздно, потому что голоса резко замолчали. Действовать нужно было быстро: стиснув зубы, я медленно вытащила маленький осколок из ноги. Глянув в окно, я испытала невероятное облегчение: ванная на первом этаже. Окно было старым, и чтобы открыть его, требовалось лишь поднять его вверх.

Тут же струя холодного воздуха ударила мне в лицо. В боку все еще  покалывало. Кто бы мог подумать, что маленький ребенок может так быстро соображать? Перекинув ноги на другую сторону, я, наконец ,спустилась на землю. Хромая, я дошла до забора и ворот, как вдруг услышала крик. Мужской крик. Очень неприятный. Голос был прямо как у моего отца. На секунду я даже подумала, что это он. Но нет, из злосчастного дома, куда привел меня Оуэн, выбежал мужчина —полная противоположность моего папочки: высокий и жутко худой. Я не могла разобрать выкрикиваемые им слова. Мне повезло: ворота были открыты. Ни секунды не раздумывая я выбежала за них.

Я старалась бежать. Честно, если бы я наблюдала за собой со стороны, мне было бы смешно. Очень коряво у меня выходило бежать, хромая на правую ногу и прижимая шов левой рукой. Удивительно, как он еще не разошелся. Я, было, подумала, что оторвалась от них, и остановилась, упираясь уже двумя руками в колени и стараясь выровнять дыхание. Я стояла так до тех пор, пока моих ушей не коснулся лай собаки. Кажется, она была совсем близко. Я сорвалась с места и заметила, что находилась уже на мосту. Не знаю почему, но я тогда обернулась и увидела огромную, озлобленную собаку. Она лаяла и бежала куда быстрее, чем я. Я не позволяла себе бояться, иначе я бы просто валялась на асфальте и дрожала, пока животное разрывало бы меня на куски. Бежать стало слишком больно, не знаю как и обо что, но я споткнулась. Собака нагнала меня сразу и острые, будто наточенные зубы, вонзились мне в ногу. Я закричала, чувствуя, как рвется кожа. Я завизжала так, что у меня тут же разболелось горло, и вместо криков теперь вылетали слабые хриплые звуки, а собака все так же раздирала мое тело.


Только плакать
Боль стала настолько невыносимой, что не было сил издавать хоть какие-то звуки. Я вовсе отчаялась, а собака продолжала беспощадно жевать меня. Да, именно жевать. 

 Я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание и, скорее всего, умру, как около меня остановилась машина. Человек за рулем начал сигналить, и собака, казалось бы, безжалостная  и бесстрашная, просто убежала.

 Я не чувствовала своего тела, а вообще перестала что-то чувствовать. Мой спаситель вышел из машины и подбежал ко мне.

—Господи, бедное дитя!—Он старался как можно осторожнее перевернуть меня на спину. Боль вернулась. Мою ногу будто гранатой разорвало. К тому же я почувствовала, что у меня разошелся шов.

Из-за нестерпимой боли я, все же, отключилась.

  Меня разбудило монотонное пищание больничных аппаратов. Я сразу же посмотрела на ноги, они были накрыты простыней. Я было потянулась, чтобы ее убрать, но не получилось. Мое тело повалилось назад. Осмотрев себя, я обнаружила кучу ран: глубоких и не очень.

Боли я не чувствовала.

В палате больше никого не было. Тут, в общем-то, была лишь моя кровать, какие-то аппараты, и тумба со стаканом воды. А, ну да, и жуткий медицинский запах. 

Необъяснимый страх завязывал тугой узел в животе.

Я ведь даже не знаю, кто привез меня в больницу.

Тут в палату вошли.  Двое мужчин: один, по-видимому, был полицейским, а другой был, кажется, именно тем, кто спас меня.

Я попыталась сесть снова, но попытка оказалась тщетной.

—О, слава Богу, ты пришла в себя! Ты только не бойся, все уже хорошо,—говорил мой спаситель, мужчина лед сорока — сорока пяти.

Я молчала.

  —Ты помнишь, как выглядели люди, которые сделали  это с тобой?—интересовался полицейский, в то время, как второй мужчина взял с тумбы бокал и отхлебнул немного воды.

  —Что именно?— осмелев, спросила я. 

  —Ну, кто тебя...Кхм...Изнасиловал? 

Мужчина подавился. Он вернул стакан на место.

—Это был мой,—я пыталась сглотнуть образовавшийся в горле ком,— отец.

— То есть, Энтони Майерз?

—Д-да.

Он,как—никак, был моим отцом, поэтому одна часть меня твердила не выдавать его, а другая желала, чтобы он за все поплатился.

Вторая часть меня победила.

—Ясно, спасибо.

— А что насчет второго? Того, что натравил на меня собаку,— уточнила я.

—Он задержан. Вместе со своими дружками.

—Подождите, а сколько времени я была в отключке?—я была удивлена их оперативностью.

—Четыре дня,—ответил полицейский и покинул палату. 

Я осталась наедине с человеком, спасшим меня. 

  —Как ты, милая?

Серьезно? Я лежу, искусанная псом, со здоровенным шрамом на животе, а он спрашивает, в порядке ли я! Но расстраивать его не хотелось. К тому же я повторюсь —  боли не ощущалось.

  — Все в какой-то степени хорошо. 

Я попыталась улыбнуться. Вышло коряво. 

Над комнатой ненадолго нависла тишина.

Я ее нарушила.

  —Что они вырезали у меня? 

—Ничего, но они пытались.

Отлично, теперь, когда у меня кто—нибудь спросит "Откуда у тебя этот шрам?", я отвечу "Да так, по приколу, знаешь, разрезали, сшили —  дело—то обычное!"

  —А зачем?

Конечно, я знала ответ заранее, но больше мне нечем было поддержать разговор.

—Они продают органы. Я слышал, что им нужна была твоя почка, но там что—то не вышло, нужны были какие—то специальные штуки, чтобы не испортить орган, поэтому они снова тебя зашили и решили подождать специальных приборов.

Кто бы мог подумать, что я буду лежать в больнице и обсуждать с незнакомым человеком кто и что хотел у меня вырезать.

—Спасибо,— неожиданно для самой себя сказала я. 

Мужчина удивился.

  —Тебе нужно будет дать показания в суде. Только,пожалуйста, не пытайся выгородить своего отца.

Я кивнула. Мне больше не хотелось ни с кем разговаривать. 

  —Я, конечно, понимаю —  на тебя столько всего навалилось, но ты должна знать: твоих родителей лишают родительских прав.

—Что?—я снова попыталась привстать и снова у меня не вышло. 

Впрочем, этого следовало ожидать: мама просто—напросто оставила меня, а папа...

—И я не давлю на тебя, но как ты смотришь на то, чтобы я тебя...удочерил?

—Пошел вон.

—Я не заставляю тебя принимать решения прямо сейчас, Алисия. Подумай: ты можешь жить либо вместе с моей семьей, либо в детском доме.

—Я повторяю: проваливай!

—Алисия...— Он начал подходить к двери. 

Я взяла с тумбы стакан. 

— Выздоравливай.

Мужчина вышел, я со всей силы, что у меня была, кинула стакан о стену.

Понимая, что теперь здесь никого нет, я заплакала. Даже нет — зарыдала. Я даже не осознавала серьезности всего происходящего. 

Я лишусь родителей.

У меня чуть не вырезали почку.

Моя нога, наверняка, вся в шрамах.

И мне только что предложил "новую" семью незнакомый человек.

Что мне оставалось? Только плакать. Сама того не замечая, захлебываясь слезами, я кричала. По—истерически кричала. До боли в ребрах. Ком в горле не давал мне вздохнуть. 

В палату вбежало несколько человек. Кто—то приказал вколоть мне успокоительное. Я пыталась сопротивляться. Не вышло. 

Совсем скоро я снова потеряла сознание.