Когда у меня будет вечность отрывок

… Итак, она была ангелом, ненадолго покинувшим рай исключительно для того, чтобы я поверил в него.
Я смотрел на ее улыбку и думал о Вечности. Никогда бы не подумал, что так бывает. Я думал, что всего мне не успеть, всему не научиться, да и так ли это важно, если есть вечность, абсолют, и этого никто никогда не отрицал.
- Единичка! – проплыла за стол от, наверное, выученной мною таблицы наизусть ангел в белом.
Крыльев у нее, правда, за спиной не наблюдалось, но был золотой ореол.
- Вы просто ангел, добрый вестник, - поблагодарил я молодую сотрудницу офтальмологической клиники.
Передо мной простирался, простите снова за высокопарность, чистый лист моей новой жизни, слегка уже припорошенный первым снегом.
Кто-то говорит «не люблю зиму». Я тоже говорю «не люблю зиму», но имею в виду при этом ноябрь и, пожалуй, немного, февраль. А начало зимы как бы уже и не зима.
У магазинов наряжаются ели, смотрятся в витрины, за которыми усевшись, как цыплята, в ряд, выискивают угольковыми глазами покупателей снеговики. И не ошибаются (насчет меня, во всяком случае). Я страстно люблю все эти фонтаны-гирлянды-хлопушки… когда целый мир мерцает, подмигивает, обещает, что скоро все будет иначе – только и всего – загадать желание под бой курантов.
Конфеты, конфетти…
Земля кажется сверкающей каруселью.
Только что лил за шиворот дождь, и вот стал уже липким и тяжелым. Капли, как танцовщицы-неумехи, падают друг за дружкой, но скоро на смену придут другие, легкие и волшебные, будут кружить в белоснежных платьях. Крошечные принцессы неземной красоты снова спустятся на нашу грешную, и люди по-прежнему будут недостойны узреть их красоту и увидят только платья, которые красавицы сбросят на землю прежде, чем взмыть, танцуя, обратно в облака.
Но и одежды превратятся в воду, циник-март рассмеется капелью: сказка-зима – мираж. Весна – вот истинное чудо. И люди снова будут бояться зимы. До первого снега.
… Кто-то сказал, что о человеке все или многое может сказать его коллекция.
Например, моя коллега Любовь собирает фонарики. Карманные фонарики. Я и сам дарил ей их пару раз, ведь, согласитесь, это так трогательно – человек любит не какие-нибудь там монеты или марки, а крошечные маячки, разгоняющие тьму. Люба-светлячок, так бы я охарактеризовал её одним словом. А двумя «светлая душа».
Подарю ей на Новый год ещё один фонарик…
Интересно, что бы сказал этот кто-то о человеке, собирающем снеговиков. Да, я люблю их со страстью Снежной Королевы. И это только одна из главных, хоть и не единственная причина, по которой я предвкушаю Новый год раз за разом, почти с тем же неистовым нетерпением, что и в детстве.
Уже с конца октября на прилавках можно встретить оригинальные баночки, блокнотики, просто сувенирчики в форме снеговиков или украшенные снеговиками.
А сколько у меня было радости, когда однажды в салоне связи в качестве бонуса мне вручили мягкую игрушку – снеговика в полосатом шарфе!
Девушки с изумлением наблюдали, как я, взрослый дядя, с восторгом Эллочки Людоедки в глазах радостно схватил снеговика.
Такой вот я «снежный человек», а всех этих собирателей марок, монет и прочего хлама как не понимал, так, видно, никогда и не пойму.

...- Отлично! Елочка готова, - окинул Большой Босс с каким-то детским восторгом новогоднее дерево, упиравшееся звездой в потолок.
Мне никогда не была понятна эта жажда губить высокие и сильные деревья, которым самое место в лесу.
Я вышел во двор покурить. За окном звенел девичий смех, и я осторожно по-удавьи вытянул шею.
Хозяйские дочки лепили снеговика.
Говорят, можно наблюдать бесконечно, как течет река, как горит костер и как работают люди.
Я бы добавил к этому «как люди лепят снеговиков».
Конечно, это можно было бы тоже назвать работой, если бы не было поистине сакральным действом.
Одна из девушек вдруг скатала шарик в перчатке и, засмеявшись, бросила в меня. Снежок угодил мне прямо в пах, и я не знаю, как бы я себя повел, если бы это сделала не сияющая красавица, а та потная красотка, какой я увидел ее впервые в тренажерном зале.
А так я просто отлепил неудачно угодивший ком от штанов и принялся катать его по снегу до тех пор, пока он не стал головой снеговика.
Девочки были в восторге от такого поворота событий.
Как козочки, прыгали, танцевали вокруг снеговиков, делали селфи.
Придумка нарциссов, ничего общего не имеющая с настоящим фотоискусством, хоть, может, и забавно фотографировать себя на этой самой палке моноподе или без нее – не более того. И мне захотелось показать девчонкам эту разницу.
- Подождите, - приказал я им и пошел за фотоаппаратом. Благо, он всегда у меня на рабочем месте...

- Замрите! - поймал обеих в объектив.
Снежинки-принцессы просились на ручки, и я не мог их не взять, это было мое царство снега, царство сбывшейся внезапно мечты.
Точнее, два царства, ведь королев было две, и между ними началась война, полетели снежки…
Брат Большого Босса тоже, разумеется, не собрался стоять с лопатой в стороне, когда здесь у нас такое веселье.
Этой самой лопатой он сгреб снег так, чтобы получилась снежный замок, а чтобы он был прочнее, облил его водой и отошел на несколько шагов назад полюбоваться своим творением.
- Помню, когда мы с Драконом Драконовичем были маленькими, - вспомнил вдруг, - у нас в доме никогда не было елки. Жили мы небогато, и папа покупал нам только необходимое. А елка – то, без чего можно обойтись. Поэтому теперь каждый Новый год в доме большая елка...
Один, казалось бы, штрих - у человека не было елки — но, словно парус вдалеке на картине, он говорит о многом сразу. О целой жизни. Какая была в детстве елка, были ли под ней подарки и какие – из таких мелочей и складывается мозаика жизни.
У меня всегда была живая елка. И пахло апельсинами.
И пусть под ней всегда оказывалось не то, о чем я просил Деда Мороза, там были и конфеты, и игрушки.
Тем не менее у меня родилось твердое убеждение, что какой-то злобный антагонист перехватывает письма волшебному деду, а может, их теряет почтальон. Так или иначе, мне было совершенно очевидно, что Дед Мороз их не читал.

… Любовь сидела у морозного окна, точнее, прильнув щекой к нему. Непокорный профиль, нос с легкой горбинкой, полет брови, четкая линия губ и длинная шея. Ресницы, кажется, сейчас зашевелятся, как будто невидимая рука перелистнет страницу Книги Жизни. Длинные светлые локоны в творческом беспорядке разбросаны по плечам и тоже становятся частью морозного узора, пробуждая во мне мысль «давно я не брался за холст».
Воображение такая штука, преследовало меня, как маньяк. А Любовь смотрела на меня уже чуть ли не с испугом и, наконец, решив, что как художник художника она меня поймет, я открыл ей свои творческие намерения.
Женщина на фоне морозного окна - это очень красиво.
Поверьте мне, а лучше приходите на выставку, надеюсь однажды она будет и у меня.
Любовь – прекрасная натурщица. Удивляюсь, как я раньше не замечал этой грации. И нежности. Всего-всего, чего в ней так бесконечно много.
Картина получилась светлой, даже очень.
У зимней ночи два крыла – черное в крапинку звезд и белое.
Мир обретал иное свойство постепенно. Вернее, это я постепенно обретал иное свойство.
Выходил из тумана на свет. Во мне проснулся древний инстинкт исследователя.


Глава 2
В обеденный перерыв я заглянул к Виталику, и мы пошли пить пиво, что само по себе, конечно, не очень красиво посреди рабочего дня, но учтите, что мы старинные приятели, и давно при этом не виделись.
Виталику вообще можно всё на том простом основании, что он босс.
Мы отправились в чешский ресторан, не подумайте ничего плохого, «Козел»… да, так и называется. Но не «Козёл», а «Козел» через «е».
- Давай ты будешь у нас гостем номера, - расщедрился друг. – Тем более дизайнеров мебели у нас ещё не было. В основном политики, музыканты, художники иногда.
- А дизайнеры, по твоему, не художники? – обиделся неблагодарный я.
- Тоже люди искусства, - согласился дипломатичный друг. – Так гостем будешь?
- Всегда готов! – не заставил себя упрашивать тщеславный я.
- Вот и замечательно, - Виталик был искренне рад, что помог старинному другу, непутёвому мне.
И одновременно я считывал с его лица свою собственную радость, и от этого ореол вокруг физиономии друга казался ярче вдвойне. Хотя, может, дело ещё в моём не совсем здоровом воображении, как, впрочем, в той или иной степени у всех так называемых творческих людей.
Сначала на счет воображения я отнес и другое. Старушку, сидевшую за столиком у входа. Она копалась в сумке, а потом зачем-то пошла за ними, прежде, чем затерялась в толпе. Старушка в пивном ресторане. Странно, да?
Да, я догадываюсь, вы скажете, что у меня мания преследования. Сначала я и сам так подумал.
Траектория перемещений, то, что высокопарно называется «жизненный путь» - в последнее время она у меня, признаю, довольно странная, но всё же не настолько, чтобы привлечь внимание спецслужб.
Или…
Обычные люди, как я, не раз замечал, любят придавать себе значимость разговорами о том, что будто бы за ними следят. Лучше, конечно, спецслужбы, ведь это радикально меняет угол зрения всей их жизни.