Милый друг. Часть 2. Глава 7. Мопассан

7

Франция завоевала Марокко два месяца назад. Она стала хозяйкой Танжера и захватила всё средиземноморское побережье до Триполи и обеспечила заём аннексированной страны.
Говорили, что два министра заработали на этом до двадцати миллионов, и почти открыто называли имя Лароша-Матье.
Что касается Вальтера, то весь Париж знал, что он убил двух зайцев: миллионов тридцать — сорок нажил на займе и от восьми до десяти миллионов - на медных и железных рудниках, а также на огромных участках земли, купленных за бесценок еще до завоевания и перепроданных колонизационным компаниям на другой день после французской оккупации.
В какие-нибудь несколько дней он стал одним из властелинов мира, одним из всесильных финансистов, более могущественных, чем короли, одним из тех финансистов, перед которыми склоняются головы, немеют уста, и которые выпускают на свет божий гнездящиеся в глубине человеческого сердца низость, подлость и зависть.
Это был уже не жид Вальтер, директор сомнительного банка и подозрительной газеты, сомнительный депутат, замешанный в грязных делишках. Это был господин Вальтер, богатый еврей.
И он хотел наглядно показать это.
Узнав, что князь Карлсбургский, который владел одним из самых красивых особняков на улице Фобург-Сэн-Оноре с садом, выходящим на Елисейские поля, находится в трудном положении, он предложил ему покупку особняка в 24 часа при условии, что вся мебель будет сохранена, и не переставят ни одного кресла. Он предложил 3 миллиона за дом. Князь, прельстившись суммой, согласился.
На следующий день Вальтер уже устраивался в новом жилище.
Тогда ему пришла в голову другая мысль, которая покорила бы весь Париж – идея Бонапарта.
Весь город ходил смотреть большое полотно венгерского художника Карла Марковича, выставленную в магазине Жака Ленобля и изображавшую Христа, идущего по водам.
Критики живописи с воодушевлением называли это полотно самым значительным шедевром века.
Вальтер купил его за полмиллиона и перевёз к себе, направив общественное любопытство в новое русло и заставив публику говорить о себе: завидовать, поносить или одобрять.
Затем он напечатал объявление в газетах о том, что приглашает всех видных господ парижского общества насладиться созерцанием работы иностранного художника у себя дома, чтобы никто не мог упрекнуть его в том, что он скрывает для себя произведение искусства.
Двери его дома будут открыты. Приглашаются все желающие. При входе нужно будет лишь показать пригласительный билет.
Приглашение гласило: «Господин и госпожа Вальтер просят Вас оказать им честь и прийти 30 декабря между 21.00 и полночью к ним домой, чтобы созерцать полотно Карла Марковича «Иисус, шествующий по водам» при электрическом свете».
В постскриптуме маленькими буквами было написано: «После полуночи будут танцы».
И так, те, кто захотят остаться – останутся, и среди них Вальтер заводил для себя знакомства.
Другие посмотрят полотно, особняк и владения со светским любопытством, наглым или равнодушным, а затем уйдут так же, как пришли. И папаша Вальтер хорошо знал, что они вернутся позднее, так как ушли к своим собратьям-евреям, которые разбогатели, как он сам.
Вначале нужно было, чтобы они вошли в дом: все эти титулованные нищие, о которых пишут в газетах, - и они придут, чтобы увидеть лицо человека, который заработал 50 млн. за полтора месяца.  Они придут также за тем, чтобы увидеть и посчитать других гостей. Они придут, так как у них хватает хорошего вкуса и смекалки, чтобы восхищаться христианской картиной у него, у сына племени Израилева.
Казалось, он им говорил: «Посмотрите, я заплатил 500000 франков за религиозное полотно Марковича «Иисус, шествующий по водам». И этот шедевр останется у меня, перед моими глазами, в доме еврея Вальтера».
В светском мире, в мире герцогинь и жокеев широко обсуждали это приглашение, которое, в сущности, ни к чему не обязывало. Туда шли, как ходили к господину Пёти смотреть акварели. Вальтеры обладали шедевром и открывали вечером двери, чтобы все могли им восхищаться. Только и всего.
На протяжении двух недель «Французская жизнь» освещала это приглашение на 30 декабря и разжигала интерес публики.
Ду Руа бесился из-за триумфа патрона.
Он думал, что разбогател из-за 500000 франков, отданных ему женой, а теперь он считал себя бедняком, сравнивая своё нищенское состояние с дождём из миллионов, который проливался вокруг него, а он не мог ничего забрать из него.
Его завистливый гнев рос каждый день. Он сердился на всех: на Вальтера, который больше не показывал к ним носа, на жену, которая была обманута Ларошем и отсоветовала ему делать марокканские займы, и особенно на министра, который поиграл с ним, использовал его, но ужинал у них дважды в неделю. Жорж служил ему секретарём, агентом, перодержателем, и когда он писал под диктовку министра, то испытывал огромное желание удушить этого триумфатора. В качестве министра Ларош мало преуспевал, и для того, чтобы сохранить свой портфель, он скрывал то, что набит золотом. Но Дю Руа чувствовал это золото в высокомерных словах этого выскочки-адвоката, в его более наглых жестах, в более смелых высказываниях, в полной самоуверенности.
Теперь Ларош царствовал в квартире Дю Руа, заняв место и время графа де Водрека и говоря со слугами так, словно он стал вторым хозяином.
Жорж терпел это с дрожью, как собака, которая хочет укусить, но не осмеливается. Но он стал часто жесток к Мадлен, которая пожимала плечами и терпела это, как выходки невоспитанного ребёнка. Однако она удивлялась вечно плохому настроению мужа и повторяла:
- Я тебя не понимаю. Ты постоянно жалуешься. Твоё положение превосходно.
Он отворачивался и ничего не отвечал.
Сначала он заявил, что не пойдёт на праздник к патрону, потому что не хочет показываться в доме жида.
На протяжении двух месяцев мадам Вальтер писала ему, умоляя прийти, с просьбой устроить свидание в любом месте, по его желанию, чтобы она отдала ему 70000 франков, которые заработала для него.
Он не отвечал и бросал эти отчаянные письма в огонь. Не то, чтобы он отказался от своей доли в этой прибыли, но он хотел свести её с ума, обращаться к ней с презрением, повергнуть её на колени. Она была слишком богата! Он хотел казаться гордым.
В тот день, на который была назначена выставка, когда Мадлен уверяла его, что он не прав, отказываясь идти, он ответил:
- Оставь меня в покое. Я останусь дома.
Но после ужина он внезапно объявил:
- Лучше подчиниться этому ярму. Собирайся.
Она этого ждала.
- Я буду готова через 15 минут, - сказала она.
Он с ворчанием оделся и продолжал брюзжать и в фиакре.
Двор особняка Карлсбургского был освещён четырьмя электрическими шарами, похожими на 4 маленькие голубоватые луны в 4 углах. Великолепный ковер спускался с крыльца, и на каждой ступени, как статуи, стояли привратники.
Дю Руа пробормотал:
- Ну и показуха.
Он пожимал плечами, его сердце сжимала зависть.
Жена сказала ему:
- Молчи. Нам бы такое.
Они вошли и оставили свои тяжёлые шубы лакеям, которые подошли к ним.
Здесь было много женщин с мужьями, они так же снимали с себя меха. Был слышен шёпот:
- Как красиво! Какая красота!
Огромный вестибюль был затянут гобеленами, изображавшими приключения Марса и Венеры. Справа и слева были крылья лестниц, сходящиеся на втором этаже. Перила были чудом из кованого металла, на старой позолоте сверкали лучи вдоль ступеней из красного мрамора.
У входа в гостиные две маленькие девочки (одна – в розовом, другая – в голубом) предлагали дамам цветы. Дамы нашли это очаровательным.
Гостиные уже были полны народа.
Большинство женщин были в обычной приличной одежде, чтобы показать, что они пришли сюда, как ходят на все выставки. Те, кто собирались остаться на бал, были с голыми руками и шеями.
Мадам Вальтер в окружении подруг сидела во второй комнате и отвечала на приветствия гостей.
Многие гости вообще не были с ней знакомы и прогуливались, как в музее, не обращая внимания на хозяйку.
Когда она увидела Дю Руа, она побледнела и сделала движение, словно хотела подойти к нему. Но она осталась сидеть и ждать. Она церемонно поздоровалась с ним, пока Мадлен рассыпалась в комплиментах. Тогда Жорж оставил её с хозяйкой, а сам смешался с толпой (без сомнения, для того, чтобы послушать, что говорят люди).
В 5 гостиных были ценные ткани на стенах, итальянские вышивки или восточные ковры разных оттенков, а также картины старых мастеров. Люди чаще всего останавливались в маленькой комнатке в стиле Людовика Шестнадцатого, похожую на будуар, где на голубом шёлке были розовые букеты. Низкая мебель из позолоченного дерева была обита тем же материалом с необычайной изысканностью.
Жорж узнавал именитых гостей: герцогиню Террасинскую, графа и графиню де Равенель, князя д’Агремонта, прекрасную маркизу де Дюн, и всех тех, кто ходят на выставки.
Кто-то схватил его за руку, и юный счастливый голосок пробормотал ему в ухо:
- А, вот и вы, злой милый друг. Почему вы больше не приходите?
Это была Сюзанна Вальтер, которая смотрела на него своими эмалевыми глазками под облаком светлых кудряшек.
Он был очень рад увидеть её и сердечно пожал её руку. Затем он извинился:
- Я не мог. Последние 2 месяца было столько работы, что я никуда не выходил.
Она продолжила с серьёзным видом:
- Это плохо, очень плохо. Вы очень нас огорчили, ведь мы обожаем вас: мама и я. Что касается меня, я не могу обойтись без вас. Если вас нет, я скучаю до смерти. Вы видите, что я говорю вам это прямо, чтобы у вас отпало желание не приходить. Дайте руку, я сама покажу вам полотно, оно в дальней комнате, за оранжереей. Папа поместил его там, чтобы гости прошли по всем комнатам. Удивительно, как он кичится этим особняком!
Они пробивались сквозь толпу. Люди оборачивались, чтобы посмотреть на этого красивого мужчину и очаровательную куколку.
Известный художник произнёс:
- Посмотрите, вот красивая пара!
Жорж думал: «Если бы я был по-настоящему силён, я бы женился на ней. Это было возможно. Как я об этом не подумал? Как это я женился на другой? Какое сумасбродство! Мы слишком быстро принимаем решения, не подумав».
И желание, горькое желание начало падать в его душу капля за каплей, словно желчь, которая отравляет всю радость и жизнь.
Сюзанна говорила:
- О, приходите часто, милый друг, мы поиграем теперь, когда папа разбогател. Мы развлечёмся.
Он ответил, не оставляя своей мысли:
- О, вы скоро выйдете замуж! За какого-нибудь прекрасного принца, немного разорённого, и мы больше не увидимся.
Она искренне воскликнула:
- О, нет, ещё нет! Я хочу найти человека, который будет нравиться мне во всём. Моего богатства хватит на двоих.
Он улыбался иронической высокомерной улыбкой и начал называть ей проходящих гостей, благородных дворян, которые продали свои титулы финансистам, как Вальтерам, и жили теперь со своими жёнами или без них, но свободные, бесстыдные, известные и уважаемые.
Он заключил:
- Могу поспорить, что через полгода вы попадётесь на эту наживку. Станете мадам маркизой, мадам герцогиней или мадам княгиней и будете смотреть на меня свысока, мамзель.
Она возмутилась, ударила его веером по руке и поклялась, что выйдет замуж лишь по велению сердца.
Он усмехался:
- Посмотрим. Вы слишком богаты.
Она сказала ему:
- Вы тоже, ведь вы унаследовали состояние.
Он издал жалкое «О!»
- Какое там. Едва-едва – 20000 ливров ренты. Не густо по нынешним временам.
- Но ваша жена унаследовала тоже.
- Да. Миллион на двоих. 40000 дохода. Мы даже не можем позволить себе экипаж на эти деньги.
Они пришли в последнюю гостиную. Напротив открывалась оранжерея: зимний сад, полный деревьев из тёплых стран и редких цветов. Входя под эту зелёную сень, где мерцал свет, словно серебряная волна, чувствовались тепловатая свежесть влажной земли и тяжелые ароматы. Это были странные сладкие запахи, дурманящие и очаровательные, волнующие и мягкие. Здесь нужно было идти по ковру, похожему на мох, среди кустарников. Внезапно Дю Руа увидел слева, под большим куполом пальм, большой бассейн из белого мрамора, где можно было бы искупаться и где 4 керамических лебедя выпускали струи воды из полуоткрытых клювов.
Дно бассейна было припудрено золотой пылью, и виднелись огромные красные рыбы, странные китайские монстры с выпученными глазами, с голубоватой чешуёй, похожие на водяных мандаринов, которые над этим позолоченным дном напоминали странную вышивку.
Журналист остановился с бьющимся сердцем. Он подумал: «Вот где роскошь. Вот дома, где надо жить. Выскочки. Почему я этого не достиг?» Он начал думать о возможностях, ничего не придумал и был раздосадован своей никчёмностью.
Его спутница молчала и была задумчива. Он искоса посмотрел на неё и подумал ещё раз: «Для этого нужно было бы жениться на этой живой марионетке».
Но внезапно Сюзанна словно проснулась:
- Внимание, - сказала она.
Она пробилась с Жоржем через толпу людей, загораживающую путь, и внезапно повернула вправо.
В середине лесочка из изысканных растений, которые расправляли дрожащие листья, словно ладони с растопыренными пальцами, был виден неподвижный человек, стоящий на воде.
Эффект был потрясающим. Картина, края которой были скрыты в дрожащей зелени, казалась чёрной дырой на фантастическом фоне.
Нужно было хорошо смотреть, чтобы всё понять. Рама резала напополам лодку, в которой находились апостолы, едва освещённые косыми лучами фонаря, а один из них, сидя на борту, направлял весь свет на Иисуса.
Христос выступал по волне, которая подчинялась, выравнивалась, ласкалась под божественным шагом. Всё вокруг было темно. Только звёзды блестели в небе.
Фигуры апостолов в слабом свете фонаря, который держал тот, кто освещал Христа, казалось, застыли от удивления.
Это было поразительное великое полотно мастера, одно из тех, которые будоражат мысль и заставляют задуматься на годы.
Люди, смотрящие на картину, вначале замолкали, затем отходили и говорили лишь о стоимости полотна.
Дю Руа некоторое время созерцал, затем изрёк:
- Шикарно, если можешь оплатить такие вещички.
Но его толкали желающие посмотреть картину, и он отошёл, всё ещё сжимая маленькую ручку Сюзанны.
Она спросила:
- Хотите бокал шампанского? Пойдёмте в буфет. Мы найдём там папу.
И они медленно вновь пересекли все гостиные, где толпились люди – элегантная публика.
Внезапно Жоржу показалось, что чей-то голос произнёс:
- Это Ларош и мадам Дю Руа.
От этих слов он насторожился, словно от далёких звуков, которые приносит ветер. Откуда они доносились?
Он осмотрелся и действительно увидел жену, которая проходила под руку с министром. Они тихо закадычно беседовали, глядя друг другу в глаза.
Он заметил, что люди шушукались, глядя на них, и почувствовал в себе грубое и глупое желание наброситься на эту пару и ударить кулаком.
Она выставляла его в глупом положении. Он подумал о Форестье. Возможно, люди говорят сейчас: «Этот рогач Дю Руа». Кем она была? Маленькой ловкой выскочкой, но не слишком уж одарённой, если говорить начистоту. К ним приходили люди, потому что их боялись, считали сильными, но говорили без смущения об их семье. Он никогда не добьётся многого с этой женщиной, которая выставляла их семью в подозрительном свете, постоянно компрометировала их, была интриганкой. Теперь она сковывала его, словно ядро, прикованное к ноге. Ах, если бы он мог это предвидеть, если бы он мог знать! Он сыграл бы тогда совсем по-другому! Какую прекрасную партию он составил бы с этой маленькой Сюзанной! Как же он был слеп, не догадавшись об этом!
Они пришли в столовую – огромную комнату с колоннами из мрамора, где стены были затянуты старыми гобеленами.
Вальтер заметил своего хроникёра и подошёл, чтобы пожать руки. Он был пьян от радости:
- Вы всё видели? Скажи, Сюзанна, ты ему всё показала? Сколько народу, не так ли, милый друг? Видели князя де Герш? Он только что пришёл за стаканчиком пунша.
Затем он пошёл к сенатору Риссолэну, за которым тащилась оглушённая жена, украшенная, как ярмарочный цветок.
Какой-то господин поздоровался с Сюзанной. Он был маленьким, со светлыми бакенбардами, слегка лысоват, со светским видом, который сразу же выделяет человека. Жорж слышал, как его называли «маркиз де Газолль», и внезапно взревновал. Как давно этот человек знал Сюзанну? С тех пор, как она разбогатела, без сомнения?
Кто-то взял его под руку. Это был Норбер де Варенн. Старый поэт прогуливал свои жирные волосы и затрапезный костюм с усталым и равнодушным видом.
- Вот то, что я называю «развлекаться», - сказал он. – Все будут танцевать, затем лягут спать, и маленькие девочки будут довольны. Выпейте шампанского, оно превосходно.
Он наполнил бокал и чокнулся с Дю Руа:
- Пью за то, чтобы к миллионерам вернулся разум.
Затем он мягко добавил:
- Не то, чтобы я возражал или мне было бы здесь плохо… Я протестую ради принципа.
Жорж не слушал его. Он искал Сюзанну, которая только что исчезла с маркизом де Газолль, и, резко бросив Норбера де Варенна, он отправился на поиски девушки.
Его остановила толпа, желающая выпить. Когда он, наконец, пробился через неё, он нос к носу столкнулся с супругами де Марелль.
Он часто видел жену, но давно не видел мужа. Тот протянул ему руки:
- Как я благодарен вам за совет, который вы дали мне через Клотильду. Я заработал почти 100000 франков с марокканским заёмом. Я обязан этим вам. Можно сказать, что вы – ценный друг.
Мужчины оборачивались, чтобы посмотреть на эту элегантную красивую брюнетку. Дю Руа ответил:
- Взамен на это, мой дорогой друг, я забираю у вас жену, точнее, предлагаю ей свою руку. Нужно всегда разделять супругов.
Господин де Марель поклонился:
- Точно. Если мы потеряемся, встречаемся здесь через час.
- Договорились.
И двое молодых людей исчезли в толпе. Клотильда повторяла:
- Какие везунчики эти Вальтеры. Вот уж повезло в делах.
Жорж ответил:
- Ба! Умным людям всегда везёт то здесь, то там.
Она ответила:
- У двух его дочерей будет по 20-30 миллионов. Не считая того, что Сюзанна мила.
Он ничего не сказал. Его раздражило, что его мысли озвучил кто-то другой.
Она еще не видела полотно. Он предложил сопроводить её. Они развлекались тем, что злословили и подшучивали над незнакомыми людьми. Перед ними прошёл Сэн-Потэн с орденами на лацканах, что их очень развеселило. Старый дипломат, который шёл сзади, был не так украшен.
Дю Руа сказал:
- Ну и разношёрстная публика!
У Буаренара, который пожал ему руку, в петлице была жёлто-зелёная лента, какая была на нём в день дуэли.
Виконтесса де Персмюр, огромная и разряженная, беседовала с каким-то герцогом в маленьком будуаре Людовика 16.
Жорж пробормотал:
- Миленькое свиданьице!
Но, проходя через оранжерею, он увидел свою жену, сидящую с Ларош-Матьё. Они почти спрятались за деревом. Они словно говорили: «У нас здесь свидание, публичное свидание. И нам плевать».
Мадам де Марелль нашла полотно Карла Марковича удивительным, и они вернулись. Они потеряли мужа.
Он спросил:
- А что, Лорина до сих пор сердится на меня?
- Да, не меньше. Она отказывается тебя видеть и выходит, когда говорят о тебе.
В дверях их схватила Сюзанна, крича:
- А, вот вы где! Милый друг, вы сейчас останетесь один. Я забираю прекрасную Клотильду, чтобы показать ей мою комнату.
И две женщины удалились быстрым шагом, скользя через толпу тем волнистым движением ужа, которое всегда бывает у женщин в толпе.
Почти тут же кто-то прошептал рядом: «Жорж!» Это была мадам Вальтер. Она сказала тихо:
- О, как вы чудовищно жестоки! Как бесполезно вы заставляете меня страдать.  Я попросила Сюзетту увести ту, кто была с вами, чтобы сказать вам одно только слово. Послушайте, необходимо… чтобы я поговорила с вами сегодня вечером… или… или… вы не представляете себе, что я сделаю. Идите в оранжерею. Там слева вы найдёте дверь и выйдете в сад. Идите по аллее прямо. В конце аллеи вы увидите беседку. Ждите меня там, я приду через 10 минут. Если же вы не хотите, клянусь, я устрою скандал, немедленно, здесь же!
Он высокомерно ответил:
- Хорошо. Через 10 минут я буду там, где вы мне указали.
И они расстались. Но Жак Риваль чуть не явился причиной опоздания Жоржа. Он схватил его за локоть и начал рассказывать анекдоты с возбуждённым видом. Без сомнения, он только что вернулся из буфета. Наконец, Дю Руа сдал его в руки г-на де Марелля, которого встретил в дверях, и ускользнул. Ему пришлось беречься, как бы его не увидела жена и Ларош. Это ему удалось, так как они казались очень поглощёнными разговором, и он оказался в саду.
Холодный воздух окатил его, словно ледяной душ. Он подумал: «Чёрт, я подхвачу насморк» и повязал на шею носовой платок на манер галстука. Затем он медленно пошёл по аллее, которую едва освещали огни из окон.
Он различал справа и слева от себя голые кусты, чьи тонкие ветви трепетали на ветру. В ветвях деревьев скользили серые блики, отбрасываемые огнями особняка. На середине дороги он увидел что-то белое перед собой, и мадам Вальтер с голыми руками и шеей прошептала дрожащим голосом:
- А, ты здесь? Ты что же, хочешь меня убить?
Он спокойно ответил:
- Прошу тебя, не надо драм, иначе я сразу же уйду с места дислокации.
Она обняла его за шею и приблизила губы к его губам:
- Но что я тебе сделала? Ты обращаешься со мной, как с дворняжкой! Что я тебе сделала?
Он попытался оттолкнуть её:
- Ты обвернула свои волосы вокруг моих пуговиц в последний раз, когда я тебя видел, и это почти привело к разрыву между мной и моей женой.
Она была удивлена, затем качнула головой в знак отрицания:
- О, твоя жена забавляется этой историей. Тебе устроила скандал какая-то из твоих любовниц.
- У меня нет любовниц.
- Молчи! Но почему ты больше не приходишь с визитами? Почему ты отказываешься обедать со мной, всего один день в неделю? Я страшно страдаю. Все мои мысли только о тебе, у меня постоянно ты перед глазами, я боюсь говорить, чтобы не произнести твоё имя! А ты этого не понимаешь! Мне кажется, словно я попала в когти, словно меня топят в мешке! Воспоминания о тебе сжимают мне горло, разрывают что-то вот здесь, в груди, подкашивают мне ноги. И я сижу целый день в кресле, как чурка, и думаю о тебе.
Он с удивлением смотрел на неё. Это уже не была пожилая игривая девочка, которую он знал раньше, это была отчаявшаяся женщина, способная на всё.
Однако у него в мозгу зародился кое-какой план. Он ответил:
- Дорогая, любовь не вечна. Она приходит и уходит. Но когда она длится так, как между нами, она превращается в пытку. Я больше не хочу такой любви. Такова правда. Однако если ты будешь разумна и будешь относиться ко мне, как к другу, я буду приходить, как раньше. Ты сможешь?
Она положила голые руки на чёрный костюм Жоржа и прошептала:
- Я смогу всё ради того, чтобы видеть тебя.
- Тогда решено. Мы – друзья, и ничего более.
Она пролепетала:
- Решено.
Но, протянув к нему губы, она добавила:
- Ещё один поцелуй… последний.
Он мягко отказал:
- Нет. Нужно сохранять договорённость.
Она отвернулась, утирая слёзы. Затем вынула из корсажа пачку бумаг, перевязанных розовой шёлковой лентой, и протянула их Дю Руа:
- Держи. Это твоя часть в марокканской операции. Я была так рада, что смогла выиграть для тебя эти деньги. Держи же их…
Он хотел отказаться:
- Нет, я не буду брать эти деньги!
Тогда она рассердилась:
- Ну нет, на этот раз не будет по-твоему. Эти деньги твои, только твои. Если ты их не возьмёшь, я выброшу их в водосток. Ты ведь не поступишь так со мной, Жорж?
Он взял пакет и опустил его в карман.
- Пора возвращаться, - сказал он, - ты подхватишь воспаление лёгких.
Она прошептала:
- Тем лучше! Если бы я могла умереть!
Она взяла его за руку и поцеловала кисть: со страстью, с пылом, с отчаяньем. Затем она скрылась.
Он медленно вернулся, размышляя по пути. Затем вошёл в оранжерею, улыбаясь.
Его жены и Лароша там уже не было. Толпа редела. Становилось очевидно, что многие не останутся на бал. Он заметил Сюзанну, которая держала под руку сестру. Они вдвоём подошли к нему, что попросить составить вторую пару в кадрили. Первую пару станцевали бы Роза и граф де Латур-Ивелэн.
Он удивился:
- Кто это ещё?
Сюзанна хитро ответила:
- Это новый друг моей сестры.
Роза покраснела и пробормотала:
- Ты злючка, Сюзетта. Этот господин такой же мой друг, как твой.
Сюзанна улыбалась:
- Посмотрим.
Рассерженная Роза отвернулась и ушла.
Дю Руа фамильярно взял девушку за локоть и нежно спросил:
- Послушайте, малышка, мы с вами друзья?
- Ну конечно, милый друг.
- Вы мне доверяете?
- Совершенно.
- Вы помните, что я давеча вам говорил?
- О чём?
- О вашей свадьбе или, скорее, о будущем супруге.
- Да.
- Вы можете пообещать мне кое-что?
- Да, но что?
- Спросить моего совета всякий раз, когда вам предложат руку и сердце, и не давать согласия никому, не спросив моего мнения.
- Да, хорошо.
- И пусть это будет нашим секретом. Ни слова ни отцу, ни матери.
- Ни слова.
- Клянётесь?
- Клянусь.
Появился Риваль:
- Мадемуазель, ваш папа просит вас на бал.
Она сказала:
- Идёмте, милый друг.
Но он отказался, решив уйти сразу же, чтобы подумать в одиночестве. Случилось слишком много нового. Он принялся искать жену. Через некоторое время он нашёл её в буфете. Она пила шоколад с какими-то двумя господами. Она представила им своего мужа, не назвав ему их имён.
Через несколько минут он спросил:
- Уйдём?
- Если хочешь.
Она взяла его под руку, и они прошли через гостиную, где теперь было малолюдно. Она спросила:
- А где хозяйка? Я хотела бы попрощаться с ней.
- Не нужно. Она будет просить нас остаться на бал, а с меня уже хватило.
- Да, ты прав.
По дороге они молчали. Но едва они вернулись домой, как Мадлен улыбнулась ему, даже не сняв вуаль:
- А у меня есть сюрприз для тебя.
Он пробурчал:
- Какой же?
- Угадай.
- Охота была голову ломать.
- Ну хорошо, послезавтра – первое января.
- Да.
- Это день подарков.
- Да.
- Вот подарок для тебя. Ларош только что дал мне его.
Она показала ему маленькую чёрную коробочку, которая казалась футляром для драгоценностей.
Он равнодушно открыл её и обнаружил крест Почётного легиона.
Он немного побледнел, затем улыбнулся:
- Я предпочёл бы 10 миллионов. Это дорого не стоит.
Она ожидала выражений радости и была раздражена его холодностью:
- Ты невозможен. Тебя ничто не удовлетворяет.
Он спокойно ответил:
- Этот человек просто выплачивает свой долг. Он ещё много мне должен.
Она была удивлена его тоном и сказала:
- Это хорошая вещица для твоего возраста.
Он заявил:
- Всё относительно. У меня могло бы быть и больше.
Он взял футляр, поставил его открытым на каминную полку и несколько минут рассматривал блестящую звезду. Затем он вновь закрыл коробочку, пожал плечами и отправился в кровать.
Действительно, 1-го января было официально объявлено о посвящении г-на Проспера-Жоржа Дю Руа в рыцари Почётного легиона за выдающиеся заслуги. Фамилия была напечатана в два слова, что доставило Жоржу больше удовольствия, чем само награждение.
Через час после того, как он прочёл эту новость в газете, он получил записку от жены патрона, которая умоляла его прийти к ним на ужин с женой, чтобы отпраздновать награждение. Он поколебался несколько минут, затем бросил записку в огонь и сказал Мадлен:
- Сегодня мы ужинаем у Вальтеров.
Она была удивлена.
- Надо же! А я думала, ты больше носа туда казать не хочешь.
Он ответил коротко:
- Я передумал.
Когда они приехали, хозяйка была одна в маленьком будуаре в стиле Людовика 16 для близких друзей. Она была одета в чёрное, но напудрила волосы, что придавало ей очаровательный вид. Издалека у неё был вид старухи, вблизи – вид молодой девушки, а когда от неё долго не отрывали глаз, она завораживала.
- Вы в трауре? – спросила Мадлен.
Она грустно ответила:
- И да, и нет. Я не потеряла никого из близких. Но я уже в таком возрасте, когда носят траур по самой жизни. Сегодня я надела его, чтобы ознаменовать это событие. С сегодняшнего дня я буду носить его в сердце.
Дю Руа подумал: «Надолго ли эта решимость?»
Ужин был немного угрюм. Только Сюзанна трещала без умолку. Роза казалась погружённой в свои мысли. Журналиста много поздравляли.
Вечером пошли гулять по гостиным и оранжерее. Когда Дю Руа шёл с хозяйкой позади остальных, она вновь взяла его под руку:
- Послушайте, - сказала она тихо, - я больше никогда ни о чём не буду с вами говорить… Но приходите ко мне с визитами, Жорж. Вы видите, я больше не обращаюсь к вам на «ты». Я не могу жить без вас. Это невообразимая мука. Я чувствую вас, я берегу вас перед глазами, в душе и в теле каждый день и каждую ночь. Словно вы напоили меня ядом, который гложет меня изнутри. Я больше не могу, нет. Я больше не могу. Я хотела бы быть для вас только старухой. Я набелила волосы, чтобы показать вам это, но приходите к нам время от времени, приходите по-дружески.
Она взяла его за руку и сжала её, всадив ногти в кожу.
Он спокойно ответил:
- Хорошо, пусть будет так. Не будем больше говорить об этом. Вы же видите, что я пришёл сегодня, как только получил ваше письмо.
Вальтер, который шёл впереди с дочерьми и Мадлен, подождал Дю Руа перед картиной «Иисус, шествующий по водам».
- Представьте себе, - сказал он со смехом, - вчера я нашёл жену на коленях перед этой картиной, как в часовне. Она здесь молилась. Как я смеялся!
Мадам Вальтер сухо ответила с дрожью в голосе:
- Этот Христос спас мою душу. Он даёт мне силы и смелость каждый раз, когда я смотрю на него.
И остановившись перед картиной, она прошептала:
- Как Он красив! Как боятся Его и как любят Его эти люди! Посмотрите на Его лицо, на Его глаза: как Он прост и как сверхъестественен одновременно!
Сюзанна  воскликнула:
- Но он похож на вас, милый друг! Да, похож. Если бы у вас были бакенбарды или он был бы выбрит, вас было бы не отличить. Как это странно!
Она заставила его встать рядом с картиной, и все признали, что они действительно были похожи!
Это было удивительно. Вальтер нашёл это странным. Мадлен, улыбаясь, заявила, что у Христа более мужественный вид.
Мадам Вальтер осталась молчалива и неподвижна, внимательно вглядываясь в лицо любовника рядом с лицом Иисуса, и её лицо стало таким же белым, как её волосы.

 (24.05.2016)