Собачья свадьба глава седьмая

7.

Бывают моменты в нашей  жизни, ( а это могут быть дни, недели, месяцы), которые пролетают быстро и неуловимо. Неспроста их называют мгновениями. Но они так наполнены смыслом, так полнокровны и полноводны, как бывают полноводны реки, набухшие после многократных ливней.
Таковой была жизнь Джона после женитьбы .
Он просыпался по утрам с улыбкой на лице, торопясь увидеть это розовощекое юное чудо, коим являлась Джули.
Их ночи не были бурны, сердце его уже было в порядке, но вместо полыхающего огня страсти, в нем жило чистое и ласковое пламя нежности и благодарности к этой малнькой девочке, которая согласилась стать его женой.
Джон не задавался вопросом, если этого ровного огня было достаточно для молодой женщины. Иногда только у него мелькала такая мысль, когда, как будто не совсем удовлетворенная, она требовала более смелой ласки и продолжения начатой игры. Но, уставший , ( и, помятуя наставления врача – быть осторожным), Джон делал вид, что не понимает её намеков, и блаженно засыпал.
 Вскоре обнаружилось, что Джули беременна, и Джон предложил спать раздельно – во имя сохранности будущего ребенка. Джули, нехотя, покорилвсь.

Конечно, время от времени, Джон чувствовал себя виноватым, что не всегда мог пойти навстречу её желанию, и, как бы компенсируя этот пробел в их совместной жизни, задаривал её милыми безделушками. Особенно её радовали ювелирные изделия. Но он не мог не заметить, что, когда он предлагал ей выбрать кольцо себе в подарок, с каждым разом караты камней все увеличивались. Он пытался объяснить, что не размер делает камень ценным, а качество и огранка, но она только смеялась.
Сначала ему доставляло радость наблюдать эту страсть в её глазах при виде разнообразия предложенных драгоценностей. Но, заметив эту, идущую вверх градацию каратов и цен, он перестал брать Джули с собой. Он сам выбирал для неё кольца и бусы, цены которых совпадали с его понятиями о разумных пределах.
Джули была не настолько глупа, чтобы этого не заметить, но, по обычаю, промолчала.

Потом родился Джошуа и её, казалось, поглотила страсть материнства.Она похорошела еще больше.  Джон чувтвовал себя абсолютным счастливцем, когда когда они трое проводили вечера у камина. Джулия все еще кормила сына грудью, которая, при свете пламени казалась сделанной из тончайшего фарфора. На ум Джону приходило избитое сравнение её с Мадонной, кормящей младенца. Робкое желание просыпалось в нем, но теперь уже Джулия делала вид, что не замечает его намеков.

О, Джон не был слеп. С грустью он подмечал перемены в характере Джули, которые становились все более явными.
После рождения сына, и заметив крепкую, почти болезненную привязанность отца к ребенку, Джулия как-то сразу утратила свою кроткую покладистость. Она , подчас, была резка в своих суждениях, мало прислушивалась к его советам, и делала все по своему.  Она третировала приходящую прислугу своими замечаниями, доводя тех до слез. Люди менялись так быстро, что Джон не успевал запоминать их лиц и имен. В доме поселились диссонанс и неуютность, Джули все это было непочем, и домашней кухне она предпочитала обеды и ужины в ресторане.

Прошедшее Рождество было полным крахом всех его принципов и устоев. Появление Джули в своем бархатном платье с глубоким вырезом, само по себе еще не было бедствием. Ради уважения к Джону, его друзья, и их грациозно стареющие жены сделали вид, что все – в порядке вещей. Но Джули, явно, не была настроена миролюбиво. Она много пила, громко смеялась . Ей стало жарко, и она сняла свой пиджак- болеро.
Изумительно красивые плечи её неумолимо притягивали взоры всех присутствующих в зале мужчин. Их жены потупили взоры. Пауза затянулась, Джон сгорал со стыда, а Джули вдруг нарочито громко рассмеялась, и, швырнув скомканную салфетку в свою тарелку, сказала:

- Ну что, старые курицы, завидуете? У вас-то таких уже не будет! – И она повела при этом плечами, как пьяная пава, и обеими руками приподняла свои груди так, что они чуть не выпали из лифа её платья.
Вставая, она опрокинула бокал вина, и, ногой отодвинув свой стул, нетвердой походкой направилась к выходу из зала, бросив на ходу:
- Как вы мне все надоели, чертовые куклы!
Эпатированная публика ошеломленно молчала, провожая взглядом пьяную женщину, которая дважды чуть не упала, наступив каблуком на шлеф собственного платья.
Джон, извинившись, поспешил еЙ вдогонку.

На следующий день Джули появилась в салоне, и, тряся порванным подолом платья перед лицом швеи – японки, требовала возврата денег, и угрожала судом, напоминая, что её муж – юрист, и он посадит их всех. Затем, она швырнула платье в лицо подоспевшему менаджеру, и, рыдая бросилась вон из магазина.

Джона с ней не было.