Власть Государя. начало xviii века

Покушение Царя Петра на вековые устои Русского Царства: власть Государя от Бога, а не от человеческого хотения. Начало XVIII века.


Блаженный святитель Шанхайский, Западно-Европейский и Сан-Францисский
Иоанн (Максимович).


В 1719 году скончался и новый Наследник, Царевич Петр Петрович. Все стали смотреть как на законного Наследника на сына покойного Царевича Алексея, Великого князя Петра Алексеевича. Однако Царь Петр опасался, что внук его будет характером похож на отца или что из преданности памяти своего несчастного родителя по воцарении своем отменит преобразования своего деда, Петр Великий решил предотвратить возможность этого. Права его внука, Царевича Петра Алексеевича на Российский Престол основывались на неписаном законе, ведущем от основания Московского Великого Княжества свое начало обычае, по которому Престол переходил в порядке первородства. Этот обычай был не только освящен преданием старины, но сделался основным принципом государственного правовоззрения всех чинов и людей Московского Государства. Царь Петр лучше, чем кто другой, помнил, какими беспорядками и потрясениями сопровождалось его собственное вступление на Престол ввиду попытки обойти этот принцип, лишив Царского венца не могущего по болезни управлять страной его старшего брата Иоанна. Однако Царь Петр не останавливался ни перед чем, что казалось ему необходимым. Великому Петру не дорога была сама жизнь, "жила бы только Россия во славе и благоденствии", но, к сожалению, ему, проведшему детство в бурную эпоху и не получившему правильного образования и воспитания, не дороги были предания и устои его Отечества. В 1722 году он объявил новый порядок престолонаследия. "Понеже всем ведомо есть, какою авессаломскою злостью надмен был сын наш Алексей, и что не раскаянием его оное намерение, но милостию Божиею всему нашему Отчеству пресеклось, а сие не для чего иного и взросло, токмо от обычая старого, что большему сыну наследство давали, к тому же один он тогда мужеско пола нашей фамилии был, и для того ни на какое отеческое наказание смотреть не хотел. Сей недобрый обычай, не знаю чего для, так был затвержден, ибо не токмо в людях по рассуждению умных родителей бывали отмены, но и в Св. Писании видим, еще же и в наших предках оно видим (пример Ивана III). В таком же рассуждении в прошлом 1714 году, милосердуя мы о наших подданных, чтоб партикулярные их домы не приходили от недостойных наследников в разорение, хотя и учинили мы устав, чтоб недвижимое имение отдавать одному сыну, однакож, отдали то на волю родительскую, которому сыну похотят отдать, усмотря достойного, хотя и меньшому мимо больших, признавая удобного, который бы не расточил наследства. Кольми же паче должны мы иметь попечение о целости всего нашего государства, которое с помощью Божиею ныне паче распространено, как всем видимо есть; для чего благорассудили сей устав учинить, дабы сие было всегда в воле правительствующего Государя, кому оный хочет, тому и определит наследство, и определенному, видя какое непотребство, паки отменить, дабы дети и потомки не впали в такую злость, как писано, имея сию узду на себе. Того ради повелеваем, дабы все наши верные подданные, духовные и мирские без изъятия, сей наш устав пред Богом и Его Евангелием утвердили на таком основании, что всяк, что сему будет противен или инако како толковать станет, то за изменника почтен, смертной казни и церковной клятве подлежать будет. Петр". Указ этот вызвал большое смущение в народе, так как затрагивал самое сердце русской государственности – Царскую власть. И без того, часто не понимавший реформ Петра, народ в отмене порядка, в силу которого Наследник Престола определялся самим рождением, независимо от человеческой воли, увидел покушение на вековые устои Русского Царства. Волнение усиливалось еще тем, что как вторая супруга Царя, так и его покойная невестка, супруга Царевича Алексея, были иностранками; поэтому распространялись слухи, что преемником Царя будет инославный король и создавалась благоприятная почва для распространявшихся раскольниками рассказов, что Царь Петр подменен за границей, что теперь царствует антихрист, и других самых фантастических слухов о Царской Семье. В некоторых местах к присяге на верность новому закону пришлось приводить насильно, а в Таре (Сибирь) несколько человек, не желая присягнуть, взорвали себя на воздух. Царь счел себя вынужденным считаться с подобным настроением своих подданных и, чтобы объяснить и оправдать издание этого закона, поручил составителю знаменитого Духовного Регламента архиепископу Феофану Прокоповичу написать соответствующее сочинение. Феофан Прокопович написал трактат "Правда воли монаршей", вошедший впоследствии в Полное Собрание Законов. В этом сочинении Феофан Прокопович подробно развивает теорию монархического абсолютизма, пользуясь господствовавшим тогда учением об естественном праве. Он полагает мысли Гуго Гроция, Пуффендорфа и других о первоначальном договоре, в силу которого подданные отреклись от своей воли в пользу Монарха, и на этом основании заключает, что Монарх может повелеть, что считает необходимым, а подданным остается лишь повиноваться.

Однако как, по-видимому, ни высоко ставится в "Правде воли монаршей" власть Монарха, она в сущности подвергалась в глазах русского народа безмерному унижению. Русские издревле смотрели на своих Государей не как на поставленных человеческим хотением, а как на получивших власть от Самого Промыслителя Бога, и в идеале Русский Царь являлся всегда проводником воли Божией и олицетворением Его Правды. Обоснование же власти Государя на рассуждениях было вредно и опасно уже потому, что с падением теории, на которой эти рассуждения основаны, оказывается лишенным смысла и оправдание, и самое существование Царской власти. Правда, и в настоящем трактате Феофан Прокопович говорил, что воля народная, передавшая свою власть Монарху, есть в то же время и проявление воли Божией, ибо народное согласие всегда и везде есть следствие премудродействующего смотрения Божия, но по русским понятиям Царская власть была непосредственно Божественным установлением, и когда Русь оставалась без Царя, никогда не поднимался вопрос о самой форме правления.

Что же касается того, кто должен был быть Царем, то хотя народ иногда и принимал участие в выборе Царя, но только тогда Царь мог удержаться на Престоле, если был соблюден принцип законности, то есть избранное лицо являлось ближайшим наследником своего предшественника. Законный Государь был основа государственного благополучия и потребность русского народного духа. Поэтому все принесенные совне ученые доказательства о необходимости Монаршей власти и ее правах являлись излишними и чуждыми русскому народу. В особенности это нужно сказать о таких теориях, где сама предпосылка, как, например, в данном случае предварительный уговор, являлись фикцией и в действительности не существовали. Поэтому и "Правда воли монаршей" осталась лишь литературным памятником, не имевшим никаких реальных последствий. Указ же о престолонаследии как изданный Государем закон определил собою дальнейшую судьбу Русского Престола. Однако Указ этот в самом себе носил внутреннее противоречие. Упоминая о том, что бывали исключения из права первородства, он этим свидетельствовал, что общим правилом было "большему сыну наследство давать", упомянутые же случаи отмены настоящего правила нисколько не соответствовали теперешнему, ибо то, что говорится в Священном Писании, было делом Божиего Домостроительства и каждый раз делалось по особому Божиему внушению и указанию, а Великий князь Димитрий Иоаннович был лишен Престола в силу исключительных обстоятельств, о которых уже писалось, и тогда Иоанн Васильевич всячески старался оберечь самый порядок престолонаследия по первородству. Отмена этого порядка Указом о престолонаследии 1722 года дала самые печальные результаты, воочию убедившие всех, что Указ достиг как раз обратного тому, что хотелось законодателю.