Заводь

Километрах в тридцати по течению ниже Новосибирска, Обь огибает небольшой полуостров с расположившимся на нём дачным посёлком. В одной из заводей, которыми богат полуостров, на песчаном берегу между самодельным лодочным причалом и наваленными для укрепления берега бетонными блоками сидел рыбак. Несмотря на то, что рыбачить он вышел с первыми лучами солнца, а сейчас уже было без малого пять часов утра, садок был ещё пуст. Впрочем, рыбака это мало смущало. Перед ним текла одна из величайших рек страны, неспешно неся свои воды с вершин Алтая к Карскому морю. Изредка, ближе к середине реки, из воды выпрыгивала серебристая рыба и, описав полуовал, с очень громким всплеском, исчезала в глубине. За спиной шелестел листьями тополь, спустив корни до самой воды. Местами корни были уже подмыты и хитросплетения коряжин напоминали гигантского спрута, толи спускающегося к воде, толи из неё выходящего. Рыбак жмурился на солнце и пытался не забыть про поплавок. Он приезжал сюда рыбачить уже около двадцати лет, но на количестве улова это не сказывалось абсолютно. И все годы улов напоминал не добычу, а милостыню. Однако, школьный учитель географии Пётр Ильич приезжал сюда больше посидеть на свежем воздухе  и отдохнуть от учеников, завуча и дружного женского коллектива, который сами женщины за глаза называли гадюшником.
Рыбак был не один. Рядом с ним сидела девочка-подросток, лет четырнадцати-пятнадцати, с распущенными по темной джинсовой куртке длинными волосами. Поплавок демонстративно стоял на месте, что очень способствовало беседе.
- Маш, пей компотик, он домашний.
- Спасибо, Петь, успею ещё. Ты же знаешь, я удовольствие люблю растягивать. Что у тебя нового? Как дети?
- Да всё по старому. Школа, ученики и прочая ЕГовина… Дети нормально, Виталька так и работает в охране, а Света так же преподаёт ИЗО. Всё как всегда… Маш, а расскажи о себе? Ты же никогда не рассказывала.
Маша посмотрела на Петра Ильича с недетской серьёзностью и чуть помолчав начала свой рассказ.
- Я родилась в 1796 году. По меркам нашего времени, девушек замуж выдавали лет с тринадцати, а в пятнадцать и вовсе девка считалась перестарком. Мне как четырнадцать стукнуло батюшка и говорит: Пойдёшь ты, Мария, замуж за конюха Ивана! А я то ждала, что Петруша милый мой под венец меня позовёт, да и дитё уже под сердцем… А он всё тянул и тянул, а потом Алёнку позвал замуж. И ведь не по принуждению, а по жадности к её приданному. Вот я и решила в омут с камнем. А как глаза открыла, так уже я русалка. А Петруша мой с Алёнкой, потом на наше место купаться приходили постоянно… Я ж на нём утопилась, и не уйти мне теперь с него никогда…
Пётр приобнял русалку, и она чуть всхлипывая, уткнулась ему в плечо.
- Извини, что память разбередил, глупо как то получилось.
- А знаешь, хорошо что спросил, двести  лет я живу с этим, а сейчас как выговорилась, так полегчало малость. Добрый ты, Петь, хорошо с тобой… Курточку вот подарил... А знаешь как мне общения то простого не хватает…
Примерно через час, рыбак и русалка попрощались до вечера. Когда фигура с удочкой скрылась за тополем, русалка побрела в воду, тихонько говоря с собой:
- Как же ты Петя на прапрапрадеда своего похож! Только добрее его и лучше! Утащить бы тебя на дно, полить кости кровью обидчика и вперёд, к вечному покою! Да ведь не трону я тебя… Ни его тогда не тронула, ни детей его, ни тебя сейчас… Так и плавать мне неприкаянной…
В том месте, где только что скрылась голова девушки, появился пузырёк воздуха. Задержался на воде, да и сгинул без следа, как жизнь одной несчастной влюблённой.