Песочник дитя войны

  Дед Тимофей,  прогуливаясь по парку, приустал и присел на лавочку отдохнуть.  Шелест листвы, щебетание птиц и прорывающиеся через ветки деревьев солнечные блики – всё навевало покой и умиротворение.
   Дорожка парка была безлюдна. В начале дорожки появилась одинокая фигура мужчины. Мужчина подошёл, поздоровался и попросил разрешения присесть. Присевший рядом оказался таким – же стариком, как и Тимофей.
  Помолчали.  Незнакомец внимательно вгляделся в лицо Тимофея. Потом произнёс – а я тебя знаю! Лет двадцать назад  мы работали вместе в одной организации. Меня зовут Михаил.
  Вспомнил -  воскликнул Тимофей! Ты работал шофёром, но тебя все почему – то звали Песочник. Точно! Это так меня звали в детстве. Шла война. На маленький полустанок под городом Орёл привезли несколько платформ с песком. Для какой цели – мне не известно. Для разгрузки платформ из соседних деревень мобилизовали женщин. На одной из платформ  был и я. Как попал на платформу и  откуда -  никто не знал, мне должно быть было три – четыре года и я ничего не помню. Вот и назвали меня Песочником. Время было тревожное. Что делать со мной и куда девать - женщины не знали. Одна из них пожалела меня и взяла к себе. Дома у неё были дети,  две девочки- подростка. Муж на фронте. Так и прижился я  у них. Кормили, одевали в одежду, переделанную из девичьей,  из которой они уже выросли.
  Уже дни стали короче. С  рассвета до темноты копали на  огороде картошку, посаженную ещё до моего появления у этой доброй женщины. Носили картошку в подвал. Я   носил в небольшой котомке, девочки – в старых залатанных мешках. Урожай был убран. Семья была обеспечена на зиму пропитанием.
  Помню грохот и дым, что-то горело. Зарево от вспышек было видно окрест. Шёл бой. Мы прятались в том же подвале. Сколько дней и ночей там провели – я не знаю. Вышли только тогда, когда прекратился грохот и сотрясение земли.
   Начались заморозки. И тут новая мобилизация – всем женщинам предстояла работа по сбору и захоронению  павших солдат на поле боя.  Это скорбное поле находилось километрах в трёх от деревни.
   Женщины одевались как можно теплее – дул порывистый холодный ветер и иногда сыпала снежная крупка. Соседского мальчишку, лет тринадцати, сажали верхом на  чудом уцелевшую колхозную лошадь. На него надевали старую телогрейку, просунув в рукава ноги мальчика. Оставшуюся часть телогрейки обвязывали верёвочкой вокруг живота.  Сверху  ещё одна телогрейка, но надетая уже как положено – руки в рукавах. К  хомуту лошади верёвочными постромками привязывали  «волокушу»  изготовленную из жердей. На неё и укладывали трупы.   Мальчик, управляя лошадью, подвозил их к неглубокой братской могиле, выкопанной женщинами. Они и закапывали её.  В нескольких сотнях метров находилась ещё одна могила – в неё свозили и закапывали трупы немецких солдат. Продолжалось это не один день. От берёзовой  не большой рощи, где делали захоронения,  приходили домой уставшие, раздевали мальчика – их помощника, раздевались сами и  плакали по  погибшим.
               
  Пришла зима. Жизнь понемногу налаживалась. Девочки уже ходили в школу. На их отца с фронта прислали похоронку. Их мама, ставшая и моей приёмной мамой, оформила усыновление – помог сельсовет.  Я стал носить фамилию, имя и отчество её погибшего мужа.
  От благостного настроения Тимофея не осталось и следа. Всё также светило солнце и щебетали птицы. Глядя в след удаляющему Михаилу, думал о своём погибшем на войне отце.                Подлая война!  Многим она искалечила жизнь!