П

Я слушаю, как со мной разговаривает Санкт-Петербург. Стоит только приехать сюда одним майским воскресением, как становится понятно, почему этот город столь часто выбирают для вдохновения и работы представители творческих профессий со всего мира. Говорят, что Москва - это государство в государстве. Неправильно. Настоящая страна в стране - это Петербург.

Действительное погружение в жизнь северной столицы для меня началось с похода в питерское культурное заведение - то есть, с посещения бань. Я был в Питере до этого, но ни разу не заходил в подобные заведения. «Бани на Достоевской - открой для себя Питер». Как любят говорить рекламщики: «Если б этих бань не было, их стоило бы выдумать». Действительно, стоило бы. Заходишь на улице Достоевской в ничем не примечательный с виду дом (по внешнему виду которого уж точно никогда не подумаешь, что внутри бани), поднимаешься на третий этаж, проходишь небольшой предбанник - вуаля. Ты в Питере. Глаз сразу упирается в ряды шкафчиков со скамейками, на которых сидят отдыхающие. Питерские отдыхающие мужского пола в воскресенье утром не похожи ни на каких других отдыхающих мира. Костяк тусовки составляют заядлые профессионалы в возрасте. Баня - их кусок мрамора, а веник в руках - долото, с помощью которого они стремятся к совершенству. Когда от шедевра больше нечего отнять, то есть вся вода вылита на камни, а по помещению движутся горячие массы обжигающего пара - из бани лучше выходить. И опрокидывать на себя ведро ледяной воды, специально подвешенное для этой цели над головой в душевой кабинке. После чего нырять в холодную купель и наслаждаться перерождением. Такие процедуры вернут к жизни любого человека, даже пережившего бессонную ночь в гудящем поезде Москва - Санкт-Петербург.

Питер - очень культурный город. Хоть путешествие на Север в этот раз длится всего два дня, я успеваю найти этому множество подтверждений. Отдельное место в глубине моей души занял следующий диалог двух интеллигентов, маскирующихся от гадкого воздействия этого мира под видом рабочих с бутылками пива в руках на скамейке сада Сан-Галли (по счастливому стечению обстоятельств именно той, где восседал ваш покорный, почитывая себе книгу):
- А что, в общественных местах еще можно пить? Ты видел, чтобы кого-то за это задерживали?
- Видел!
- Хорошо, что на выручку пришли эти пакеты (пакеты, в которые завернуты бутылки с пивом), хоть нет рекламы для детей.
- Да ****ь, лишние деньги только хотят содрать.
- По логике-то да, но всё же мы не рекламируем пиво детям таким образом. (смотря на огороженный забором строительный участок) Интересно, что там будет? Столько лет уже строят.
- Непонятно. Лет десять уже, как этот котлован вырыли. Это был самый большой котлован в Европе, ты знал об этом?
- Нихуя себе! Не знал.
Несколько минут молчания.
- Ты, кстати, любишь загорать?
- Да я ****ец быстро загораю, один день на солнышке полежать - и уже коричневый.
- Или если работать на свежем воздухе.
- Или так.

Здесь очень много девушек и женщин с короткой стрижкой. Очень много. Куда бы ты ни шел - в поле зрения обязательно попадает девушка с короткой стрижкой. Эта теория особенно подтверждается, если ты - живущая в Петербурге девушка с короткой стрижкой. Тогда даже в зеркале ты не можешь избежать взаимодействия с этим символом феминизма и борьбы за равноправие полов. Хотя, стоит признать, некоторым девушкам такие короткие прически очень даже идут. Питер - тут всё возможно.

Кроме единственной вещи - проехать на велосипеде по Невскому проспекту в час пик. Или в любой час, в принципе. Я взял себе велосипед, чтобы скрасить восемь часов ожидания поезда и будучи не в силах бродить пешком по жаре с сумкой на плече. Да, в этот раз всё наоборот - в Москве дожди, в Питере жарит солнце. Велосипед у меня, оставляю сумку в прокате - и мчусь на всех парах к Дворцовой площади. То есть, представляю как мчусь, потому что стоит мне выехать на Невский, как я попадаю в поток людей, который не дает мне ни ускоряться, ни замедляться, а останавливается только на светофорах. Единственный выход - объезжать по дороге, что я с успехом  и делаю, сопровождаемый такими же авантюристами на велосипедах и несколькими горожанами на самокатах. У меня всё же получается, и вот спустя несколько минут я мчусь по набережной Большой Невы, наслаждаясь видом и ни о чем не думая.

Петербург - невероятно красивый город. Не знаю, почему его называют городом фонтанов, я их встречал не так много, хотя центр обошел почти полностью. Я назову Питер городом каналов и набережных. Проезжаю Дворцовую набережную, сворачиваю в сторону Петроградки и пересекаю Троицкий мост. Я еще ни разу не был в этой стороне Питера, и ни разу не видел, как разводят мосты. Накануне ночью я вознамерился посмотреть на это, но, пришедши к Дворцовому мосту, обнаружил там столько народа, что решил отложить эту идею до лучших времен.

Я продолжаю свой маленький спонтанный вело-пробег. Проезжаю Петроградку насквозь, останавливаюсь у какой-то кафешки, где приятный молодой человек восточной внешности принимает у меня заказ на яблочно-апельсиновый фреш (одно из немногих гастрономических наименований, не отличающееся названием от других частей России, как, например, шаверма-шаурма), и продолжаю путь. Петроградский район сильно отличается от центра, он тихий и спокойный, здесь почти нет людей, зато очень много этих типичных питерских домиков, каких никогда не найти в любом другом городе нашей страны. Именно эти дома отвечают за создание непередаваемой атмосферы Петербурга. Атмосферу, которую в понедельник вечером, катясь на велосипеде по Набережной и впитывая солнечные лучи, я прочувствовал всем нутром.

В жизни бывают такие моменты - у каждого человека, без исключений - когда хочется остановить течение времени и беззаветно наслаждаться происходящим, стараясь заполнить какую-то пустоту внутри, стараясь запомнить это редкостное мгновение, чтобы позже, в периоды упада - которые тоже бывают в жизни абсолютно каждого человека - воскрешать в памяти эти светлые эпизоды и продолжать движение. На протяжении всей истории человечество пытается найти способ фиксации таких счастливых моментов. Наскальная живопись, глиняные таблички, потом скульптуры, живопись, поэзия, проза, а затем и кинематограф - люди не останавливаются в своих попытках запечатлеть историю. Их собственную историю, понятную только им самим. Все эти миниатюрные видеокамеры, которые можно прикрепить себе на шлем и снимать свои похождения, пока не сядет мощная батарейка или не кончатся бесчисленные гигабайты на карте памяти. Но это всё равно будет не то. Ни одно описание, ни одна фотография и ни один видеоролик не сможет передать того комплекса мыслей и ощущений, что переживает человек в такой момент. Рецепт прост - нужно быть в этом моменте, фиксировать его, не пытаясь запечатлеть на какой-нибудь носитель. Скорее, нужно попытаться запечатлеть его внутри себя.

Так я и сделал. Питер и питерский велосипед подарили мне в копилку ещё одно такое мгновение, благодаря которым понимаешь, как прекрасна жизнь во всех её проявлениях, и как бесконечно прав был человек, сказавший: «Хочешь быть счастливым - будь им!».

Я проезжаю здании компании «Транснефть», новое и блестящее, после чего глаз утыкается в до боли знакомое, но в то же время встречаемое впервые здание. Красный кирпич, колючая проволока, купола храма, высокие сосны и маленькие оконца с решетками. Где-то я точно уже встречал это здание, но где? Мысль молнией проносится в голове - ну конечно, «Бандитский Петербург». Так я очно познакомился с Крестами. Издалека познакомился, к счастью, но зрелище одновременно завораживающее и ужасающее. Проезжая Кресты, я спрашивал себя - сколько людей сгнило за этими стенами? сколько там находится сейчас? видно ли им реку и другую, веселую сторону Петербурга? сколько людей находится в одной камере? каково жителям соседних домов? И не находил ответы ни на один из них.

Интересно всё же устроен мир: вот стоит здание одной из богатейших компаний России, руководство которой давно ни в чем себе не отказывает, а большинство сотрудников тоже не голодает, а стоит пройти несколько десятков метров - и натыкаешься на самую известную в России тюрьму. Как говорится, от суммы и от тюрьмы… С этими мыслями я развернул свой велосипед (дальше всё равно шел ремонт, и набережная была перекрыта) и поехал назад - покорять Марсово поле.

В Петербурге очень много людей с татуировками. Не уверен, но я бы назвал этот город тату-столицей России. По крайней мере, ни в одном другом городе нашей страны такую концентрацию чернил на квадратный метр я еще не встречал. Более того, за два дня мне попадалось множество людей с татуировками на лице. Эти смельчаки всегда пользовались моим безграничным уважением. Сами посудите, сколько решимости надо иметь, чтобы набить себе алмаз на щеке, косу над бровью или слезу под глазом. В интернете кто-то написал: «Татуировка на лице - твой последний шанс не работать менеджером по продажам». Смешно, но суть вопроса отражает очень метко. Сложно представить, сколько социальных проблем порождается татуировкой на лице.

Мне так и видится следующая зарисовка: университетская аудитория, идет экзамен. Два пожилых преподавателя-педанта слушают ответа молодого парня-бунтаря. На лице у него татуировка, забиты все руки и шея, всё тело (но его преподаватели не видят из-за одежды). Студент довольно неплохо отвечает свой билет, справляется с парой дополнительных вопросов, заданных недовольными преподавателями явно с целью «завалить» нашего героя. Вот вопросы кончаются и звучит оценка - три.
- Как, я же ответил на все вопросы!? - с недоумением и возмущением восклицает юноша.
- Минус балл за татуировку. Студенты нашего ВУЗа не должны выглядеть как преступные элементы в Мексике - с невозмутимым взглядом заявляют педанты хором.

Именно поэтому мне так интересны такие типажи. Хочется подойти к ним и расспросить как следует - чем занимаетесь, где работаете, а что татуха-то значит, а при каких обстоятельствах набили, а дальше лицо забивать планируете, а что, а как; но я просто прохожу мимо, неловко скашивая глаза на объект столь недостижимой андерграунд-культуры. И размышляю о том, как буду набивать себе татуировки в старости - к недоумению детей (если будут) и радости внуков (если будут 2) - ведь у них будет такой крутой дедушка, рокнролла и гэнгста в одном лице. В старости социальная функция лица уже не так ярко выражена - ты либо возглавляешь свой бизнес, и тогда можешь диктовать свои правила, либо не работаешь вообще - и тем более диктуешь свои правила.

В Москве, кстати, подумать о чем-нибудь таком не представляется возможным - люди бегут по своим делам так быстро, что просто не успеваешь как следует их рассмотреть, даже если делаешь попытки. Энциклопедия типажей пополняется в столице разве что в трамвае, где волей-неволей люди отдаются во власть статичности, пока едут до своей остановки - тогда и можно попробовать их разглядеть, но татуированных персонажей мне пока не попадалось, по крайней мере, лицо всегда было чистое.

Мои два дня в Петербурге подходят к концу. Я делаю последние обороты педалей, проезжая мимо уютного ресторанчика на Рубинштейна, где можно не только вкусно поесть, но и купить себе пару книг из оставленного посетителями наследия. Можно и не покупать, а просто почитать, а в следующий раз продолжить с того же самого места (для этого всего лишь нужно положить свою книгу на висящий на стене красный стул). Ужинаю и решаю забрать с собой две книги - 7 том Солженицына с тремя частями Архипелага ГУЛАГ и «О, дивный новый мир» Хаксли. Теперь моя домашняя коллекция книг пополнится этими двумя экземплярами со своей историей. Ведь что может быть лучше хорошей истории? Я кладу книги в пакет и везу свой велосипед обратно в пункт проката. По дороге пакетик с книгами пару раз вывалился на землю, но культурные и внимательные питерские горожане любезно поднимают их для меня. Говорю же, культурный город.

Сдаю велосипед и направляюсь в сторону вокзала. По пути сворачиваю с Невского в случайный переулок в поисках скамейки. До поезда еще пара часов, так что я ищу скамейку, чтобы сесть и почитать книгу. Точнее, я свернул, чтобы пробраться к Литейному и саду Сан-Галли через переулки, а набредаю на маленький сквер с памятником Пушкину и расставленными вокруг него скамейками. Сажусь рядом с аутентичным парнем в джинсовых шортах и кепке таксиста, напоминающего мне не то околофутболиста из Лондона, не то таксиста с Юго-Запада и достаю свою книгу. Откуда-то справа раздаются песни «я самый ловкий и, кажется, самый красивый», а потом что-то про ублюдков. Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку скамейки.

Слушаю их песни. Слушаю гул окрестностей. Слушаю, как со мной разговаривает Санкт-Петербург.