Глава из романа заколдованный кульбит

  Вечером, Алиса ехала одна, по мерцающему рекламными огнями Мюнхену, в своей прекрасной машине, не выбирая маршрута. В голове роились мысли, одна другую, вышибая, в горле стоял горький ком, а она не знала, что ей делать. Все время, мысленно, упрекала себя в том, что залезла, по собственной воле, в такой тупик, из которого не видит выхода. Даже не может предположить, как из него можно выпутаться, не потеряв, при этом, своего лица.
   Почему, почему она так несчастна? Как ее так угораздило? Ну, как это могло так произойти с ней? Она же всегда знала свое место, всегда могла здраво и трезво оценивать все жизненные ситуации, в которые, то ли попадала сама, то ли, волей случая, оказывалась в них.
    Где она упустила момент, когда потеряла контроль? А теперь - в глухом углу, перед голым фактом!
   Она борется сама с собой.
   Следит постоянно, чтобы не выдать себя. И сдерживается уже еле-еле.
   Сейчас, ничего не сказав Павлу, специально уехала, и боится возвращаться.
   Она влюбилась!
   Она влюбилась не в того!
   Господи! Караул!
   Почему так?!
   Почему именно в него?
   Почему именно сейчас?
   Вокруг столько проблем, такая суета, такая неопределенность и с Любавой, и с Павликом. Кроме того, она уже и забыла то, что он же бывший муж ее самой лучшей подруги!
   -- У-у-у!!! – вырвалось из ее груди, и она громко разрыдалась.
  В машине играла музыка. Она ехала по почти пустынному проспекту. Город уже спал. И все выглядело таким нереальным, что ей, на какое-то мгновение, показалось, что это сон. Она проснется, и все будет хорошо. Все будет светло. Ей будет легко…
   Вдруг, в этом мираже, сквозь музыку и ее рыдания, слух уловил другие звуки, сигнал телефона с мелодией Lave story. И она стала одной рукой выковыривать из сумочки свой телефон, пристально глядя на дорогу. Когда она его уже достала, нажала кнопку вызова и тихо сказала:
   -- Да.
   -- Алиса, умоляю, возвращайся. Я сейчас просто умру, если ты не приедешь.
   -- Я еду. Не умирай! Я прошу тебя. Я сейчас.
   Она резко развернула машину, и уже целенаправленно, с надеждой, ехала домой.
   Домой! Там Павел!
   Домой! Там разрешение всех ее проблем!
   Она больше не сдерживалась, не крылась!
   Зачем?
   Он почувствовал это!
   Он сам, взял и открыл этот шлюз!
   И правильно!
   Была не была!!!
   Она забыла все свои сомнения, все угрызения совести, все  беспокойства.
   Будет, как будет!
   Что делать?! Значит, будет у нее тайная, сладкая горькая любовь!
   Значит, угодило ее вот в такую недозволенную, осуждаемую, неприемлемую обществом любовную стихию.
   Она сейчас соглашалась со всеми этими картинками, которые ей выкидывал мозг.
   Поставив машину, Алиса поднялась на этаж, и перед своей дверью оцепенела, не решаясь взяться за ручку. Сердце выскакивало, ноги подкашивались, ком неуверенности опять подкатил к горлу, в глазах резко потемнело, и тепловая волна накрыла ее с головой. В этот момент двери сами открылись, и Павел подхватил ее в свои объятья.
   Он отнес ее в спальню, положил на кровать, маленькую, миленькую, зареванную, с размазанным по всему лицу, макияжем. Она тихо лежала, не двигаясь, боясь проронить хотя бы звук, и смотрела на него, не зная, чего ожидать.
   Он присел, наклонился над ней и легонько стал вытирать ей лицо. Она закрыла глаза. И, он уже не выдержал. Стал целовать ее, покрывая каждый миллиметрик любимого лица своими губами, надрывно дыша, почти всхлипывая.
   Поддаваясь его ласкам, она сползла на колени рядом с ним, и уже сама целовала его глаза, рот, шею. Слезы катились из ее глаз, она боялась их открыть и встретиться с его взглядом.
   Руки сами залезли под его сорочку, и, ощущая его тело, она уже не сдерживала свои рыдания. В какой то момент она резко оттолкнула его от себя, открыла глаза и… Увидела страх и боль в его взгляде, слезы на его щеках, растерянность и, даже обреченность, в опустившихся руках.
   -- Что? Что? Что мы делаем, Паша? – она надрывно кричала и рыдала. – Как же дальше быть?
   Он молчал.
   -- Я уже не могу! У меня внутри черная дыра! От этой безысходности! От этой неправильности!
   Он молчал.
   -- Я же люблю тебя, Паша! Что я наделала?
   И она зарыдала еще горче.
   Он молчал.
   -- Я гадкая! Я дрянь! Как я завтра в глаза твоему сыну посмотрю? Я его уже тоже так люблю…
   И тут он заговорил, тихо и спокойно.
   -- Ты добрая, ты милая, ты умница-красавица, ты щедрая, ты милосердная, ты лучшая! Ты – моя любимая! Ты – наш Ангел-хранитель!
   Она смотрела на него с открытым ртом. Это было, как ведро холодной воды. Она хлопала своими длинными ресницами, и, как рыба, хватала воздух.
    А он продолжал.
   -- У меня в сознании стерлась вся моя прежняя жизнь, в которой не было тебя. И теперь, я себе ее не представляю без тебя. И ты не плачь, - он стал вытирать ее слезы, - Любовь – это великое счастье, как оказалось. И, главное, она таки есть! Все, что со мной было до этого, это было что-то другое. Хорошее, светлое, доброе, но другое. Теперь я это знаю точно.
   Он взял ее на руки, маленькую, теплую и такую беззащитную. Она руками обвила его шею, тихо всхлипывая. И, как ребенок, потихоньку успокаивалась.
   Он носил ее по комнате, как бы убаюкивая, пока она не успокоилась. Потом опустил на пол, взял ее лицо в свои большие ладони и, глядя в ее красивые глаза, сказал:
   -- А сейчас, я буду тебя любить. Всю, до конца, без остатка. И я хочу получить всю тебя, всю твою любовь, всю твою нежность, все то драгоценное и дорогое для меня, что у тебя есть.
   Он сбрасывал с нее одежду, как лепестки. Он трепетно касался кончиками пальцев ее груди, ее шеи, изгиба бедер. Он целовал пупок, соски, губы, волосы. Он задыхался от ее флюидов. Он упивался этим состоянием, не мог насытиться этой безмерной роскошью. Его заводило то, что под его ласками, каждая клеточка ее тела, трепетала и жаждала новых прикосновений и ощущений. Он чувствовал, как она отзывается на каждый его поцелуй, на каждое касание. Он любил все это так, что у него плыло перед глазами, мутилось сознание, дрожало все тело. Она изгибалась в его руках, стонала, зрела, а он не мог и не хотел доводить это блаженство до завершения.
   Он видел, насколько она вся готова была, принять его в себя, с каким нетерпением она этого жаждала. Она страстно облизывала свои губы, глаза ее были наполовину прикрыты и ресницы дрожали мелко-мелко.
   Какое роскошное зрелище!!! Какое Божественное зрелище!!! В этот момент их глаза встретились, руки потянулись навстречу… И, когда они сплелись, их накрыло такой страстью и таким неуправляемым желанием, что они уже не сопротивлялись этому, и отдавались друг другу с бурным азартом и благоговением, с такой негой и сладострастием, что их, как будто вышвыривало на берег, а потом, с новой силой, накрывало девятым валом и затягивало опять в пучину стихийной страсти.
   Они болтались в этом чувственной океане, бились о берег, опускались в черную бездну, и опять вылетали на гребне радости и безмерного счастья…
   Когда эта буря улеглась, они лежали, разбросавшись по кровати тихие, кроткие, выхолощенные, такие счастливые и умиротворенные. Все вокруг них покрылось такой тишиной, что она звенела.
   Алиса повернулась к Паше, уткнулась лбом в его плечо.
   -- Ты Бог! Ты не представляешь, что ты сейчас для меня сделал!
   Он молчал.
   -- Ты вернул меня к жизни!
   Он молчал.
   -- Я сейчас очень счастлива!
    Она никак не могла придти в себя. Все, что до сих пор, бродило у нее в голове и срывало ей крышу, вдруг устаканилось и нашло свое почетное место в их общей жизни.
    И ей показалось все не таким ужасным. Не таким уже и безнадежным, не такими презренным и безысходным. И она тихо сказала.
   -- Но я, все равно, не вижу, как нам дальше быть. Я не мыслю себе жизни без тебя, но я и не представляю ее вместе. Ты, не сможешь оставить семью. А я не смогу жить рядом, не имея возможности быть с тобой.
   -- Моя ты девочка, как я благодарен судьбе, что мы нашлись, что сейчас мы вместе.. И если Богу было так угодно, чтобы мы узнали такое счастье, то, думаю, выход найдется.
   -- А выход один. Мы вылечим Павлика, сделаем для него все, что в наших силах, все, что от нас будет зависеть. Вернемся в Киев, и я уеду. Это будет единственно правильный шаг.
   -- Но, Алиса! Мы что-то придумаем. Я сам не смогу уже без тебя. Тогда придется и мне уехать за тобой. Я не знаю как быть, я просто умру без тебя. - Он сложил руки, как в молитве, и смотрел на нее, как на икону. -  Вот ты сегодня, в очередной раз уехала, ничего не сказав, и я перед собой почувствовал пропасть, в которую меня тянет со страшной силой. И я чувствую, что погибаю. И я понял, что, если сейчас я не услышу твой голос, не увижу тебя, я умру. И я, отбросил все условности, и позвонил. А ты, такая молодечек, ты так мне сладко ответила «не умирай, я прошу тебя, я уже еду!» Почему ты  всю последнюю неделю уезжала? У тебя здесь есть много друзей?
   -- У меня здесь даже знакомых нет. Я уезжала, чтобы не оставаться с тобой наедине в одной квартире, потому что у меня стала стремительно развиваться тахикардия. Мне сложно было сдерживать свои чувства, мне уже трудно было держать себя в руках. Я боялась себя выдать взглядом, словом, интонацией, движением…И потому уезжала. Мне так легче было справиться. Но сегодня все это уже так распалилось, так накалилось, что вырывалось из меня рыданиями в машине под громкую музыку, на полном ходу.- Она смотрела на него с такой теплотой, гладила его красивое тело. - И ты тоже большой молодец, что позвонил, и именно, в самый нужный момент. Это для меня было как спасение. Я, когда ехала домой, думала, что ты же мне ни разу не показал, даже намеком, о своих чувствах, а тут раз, и все выпалил одной фразой в трубку.
   -- Не мог уже сдерживаться. Мне, по началу, казалось, ты просто нам сочувствуешь, нам помогаешь, к нам хорошо относишься. А я, с каждым днем, все больше и больше в тебя влюблялся. И тут ты стала пропадать. Безо всяких слов, без объяснений. Что творилось в моей душе! Мне просто было плохо, когда тебя не было рядом. Я уже так привык незримо даже, ощущать, что ты есть…
   -- А мне, уже сложно было вести себя наедине с тобой, как ни в чем не бывало, изображать из себя просто подружку. Я боялась себя выдать.
   -- Видишь, а я, наоборот, мне легче было, когда ты находилась рядом, хоть и за дверью, в другой комнате. Я тебя чувствовал! Вот ты! Вот!  Рядом. Только открыть дверь и ты моя! Но какое-то мнимое приличие сдерживало меня, я и уснуть не мог, все время хотелось к тебе. Боялся! Боялся тебя. Боялся себя! А когда ты стала уезжать, я, как лев в клетке, метался по всей квартире. Места мне было мало. Потом слышал, когда ты приходила, прислушивался ко всем звукам за дверью. И засыпал только под утро.
   Они сидели на кровати, спокойные, умиротворенные и счастливые. Он спросил:
   -- Чего ты хочешь, может, что нибудь принести?
   Она покрутила головой и ответила:
   -- Не-а! Мне ничего не надо. У меня уже все есть.