Теория относительности

- Анюта, ты о теории относительности что-нибудь слышала? В школе вам о таких вещах ещё не говорят, но может быть от мамы, папы слышала?
- Кое-что слышала. Её Эпшт…, Эшт… какой-то учё-ный придумал.
- Всё правильно, Альберт Эйнштейн, учёный, физик это сделал.  Но только не придумал, а математически доказал. И даже теория получила экспериментальное подтверждение уже при жизни учёного. Эйнштейн радо-вался как ребёнок, что дожил до этого дня. Хочешь, я тебе кое-что на эту тему расскажу?
- Ну, конечно. Мне всё интересно, что ты рассказываешь.
- Но только в дебри этой теории мы с тобою вдаваться не будем. В своё время  ты сама об этом узнаешь подробно на лекциях. Скажу лишь, что проявляется эта теория только при очень больших скоростях пере-движения, сопоставимых со скоростью света. А если двигаться со скоростью света, то стрелки часов могут вообще остановиться. В наших земных условиях такое не возможно, поэтому то, о чём я тебе хочу рассказать к  теории Эйнштейна можно отнести с большой долей условности.
- Деда, ты что-то меня совсем запутал. И сам запутался. То возможно, то невозможно. Это как?
- Давай я тебе расскажу, а ты сама решай, что воз-можно, а что нет. Хорошо?
- Хорошо. Послушаю, если пойму.
- Первый раз такое со мною произошло, когда я был не намного старше тебя. В том году я только что закон-чил восьмой класс. И хоть  ещё не был совершеннолетним, мой папа уже подарил мне старенькое охотничье ружьё, которым я очень гордился. В то время таких драконовских законов, как сейчас, ещё не было, ибо никому и в голову не могло прийти в каждом видеть преступника. Ружьё нужно было только для добычи пропитания и не более того.
В тот ясный летний день жизнь для меня била ключом. С утра успел переделать массу дел – и дров наколоть, и угля набрать на огромной поляне, именуемой угольным складом, и даже погонять с друзьями мяч на этом импровизированном футбольном поле.
Осенью кораблями и баржами на эту поляну завозили огромные кучи чёрного топлива, а зимой Татры и Зилы увозили всё это добро  в Билибино, Кипервеем, Мачваам. К лету на складе почти ничего не оставалось, и мы – мальчишки,  приспособили эту поляну под фут-больное поле. После каждой такой тренировки одни глаза блестели - отмываться и отстирываться приходилось долго. И не менее долго приходилось отплёвывать чёрную пыль. Чем не шахтёры?
Но ничего не поделаешь – ровесники из Черского вызвали на соревнование по футболу, а молодёжь Зелёного мыса отказать не смогла. Гордость не позволила. Хотя все понимали – условия не равные. В посёлке Черском крытый спортивный зал, круглый год можно тренироваться. И команда там собралась довольно сильная. А на Зелёном Мысу условий ноль, и парни за-были, когда последний раз мяч в руках держали. Спустя месяц после описываемого дня соревнования состоятся, и результат окажется предсказуемым – одиннадцать безответных голов. Полный разгром. Но мы не унывали – хоть какое-то приобщение к спорту.
После очередной тренировки и бани я решил прогуляться с ружьишком по ближайшим озёрам. На мотор-ной лодке отец с утра умчался по своим делам в посёлок Черский, поэтому у меня выбора не было. Закинув ружьё за плечо, спустился к пирсу, обогнул склады, майну – такой котлован под будущую плавучую атомную электростанцию - и направился по узкой  колымской ко-се вдоль обрывистого берега в сторону Филипповки – протоки, что ниже посёлка Зелёный Мыс. Обогнул одну скалу, другую и далее по дуге к густым зарослям таль-ника. А там недалеко и до первых озёр. Задумавшись, не обратил внимания на обрывок красной тряпки на вы-ступе скалы и, пробираясь через нагромождения камней, шагнул за скалу.
И вдруг… время остановилось. Точнее сказать, не остановилось, а резко замедлило свой бег. Бакланы  замерли в полёте. Моя нога  застыла в полушаге. И да-же волны Колымы прекратили свой бег.  Внимание при-влёк очередной скальный выступ в полусотне метров от меня. Скала вдруг медленно стала увеличиваться в размерах. На её стенках появились трещины, и из этих трещин повалил вначале сизый дым, а потом - чёрные клубы пыли и камней. Скала начала разваливаться на куски и вверх полетели огромные глыбы скального грунта.
И в этот момент время приобрело привычный темп своего бега. Я только успел сделать шаг за спасительный уступ скалы, как мимо меня просвистели, застучали по косе и заплескались в реке обломки горной породы. Через несколько секунд с противоположной стороны от места взрыва уже бежали двое рабочих, махая руками и выкрикивая трудно переводимые на литературный язык фразы.  Подбежали и чуть ли не с кулаками на меня:
- Ты что, парень… С ума свихнулся… мать твою. Куда ты прёшь?... Глаза повылазили? Не видишь, красный флажок висит?
- Где? Я что-то не заметил.
- Да вот же, у тебя над головой.
- А что, пост нельзя было со стороны посёлка установить, а не вдвоём отлёживаться со стороны тундры?
- Поумничай мне! … Молод ещё указывать. Нечего шляться где попало. Здесь щебень для пирса добывают, а ты… только мешаешь… и людей пугаешь.
- Звиняйтэ, батьку! У вас, конечно, все виноваты, кроме вас самих.
Мне ничего не оставалось, как «повернуть оглобли» назад. Другим путём идти на охоту уже расхотелось.
Вот такая неприятная история. У меня до сих пор перед глазами эта картина, как в замедленном кино. Не-которые люди за такие мгновения успевают всю свою жизнь прокрутить. Как в кинохронике. Чем не сюжет  рассказа Александра Беляева «Светопреставление»? Но то фантастика, а со мною это было в реальной жизни.
- Да, со мною такое не случалось.
- И дай Бог, чтобы никогда не случилось.
- Дед, ты говорил, «впервые такое произошло». Значит, было ещё?
- Ты знаешь, подобные вещи происходят довольно часто, но не всегда люди осознают это. Чаще эти случаи приписываются сверхъестественным силам, Богу, называют чудом или ещё как-то. А на самом деле в экстремальной ситуации в кровь человека вбрасывается огромное количество адреналина – своеобразного коктейля энергии, который делает человека многократно более сильным и быстро соображающим. Если быть более точным, все его действия в этот момент контролируются на подсознательном уровне. Если хочешь – на уровне инстинкта.
- Для меня, деда, это всё тёмный лес.
- Ну, ничего, какие твои годы. Позже в школе, в институте вам обязательно всё это объяснят в деталях. А сейчас вернёмся к моим историям. Много интересных моментов со мной происходило, когда я работал геологом в шахте. Точнее не в шахте, а на полиметаллическом руднике. Шахтой обычно называют угольные до-бывающие предприятия. На нашем руднике добывали и отправляли на обогатительную фабрику руду, содержащую свинец, цинк, медь, серебро, золото и ещё много всяких попутных элементов. Поэтому и называется руд-ник полиметаллическим.
- Деда, я очень плохо себе представляю, что такое шахта, что такое рудник. Нам никогда про это не рассказывали.
- Ну, что же, я прочитаю тебе, так сказать, небольшую вводную лекцию. А ты наберись терпения и про-слушай. Но если тебе будет неинтересно, ты скажи, не стесняйся. Всё-таки это не детские сказки.
- Дедушка, в школе нам такого не расскажут. А ты так интересно рассказываешь.
- Ну, хорошо, слушай. Во-первых, что такое место-рождение? В горных породах, которые у нас под ногами есть все элементы таблицы Менделеева, но…  в мизер-ном количестве. При определённых условиях содержа-ние их резко повышается. Причём настолько, что эти элементы становится выгодно из этих пород извлекать. Например, содержание железа порой достигает 40-60 процентов. Вот такие участки и называют месторождениями полезных ископаемых, рудными полями, рудными телами и т.д.
Но это всё касается металлов. Для угольных место-рождений  другие требования – мощность пластов,  качество угля и т.д. Ведь пласты угля мощностью в десять сантиметров никто отрабатывать не будет.
- Это мне понятно. А как образуются такие месторождения? Почему содержания металлов вдруг резко повышаются?
- На эту тему мы с тобой поговорим в следующий раз и дома, с книгами, с картами. На словах всё это не расскажешь. А сейчас вернёмся к лекции. Если место-рождение или рудное тело находится на поверхности или очень близко от поверхности земли, его отрабатывают карьерным способом. Что такое карьер, ты знаешь?
- Да! По телевизору видела. И за посёлком у нас карьер – оттуда песок возят.
- Молодец! Всё правильно.
Ну, а если месторождение спрятано в горе, к нему подбираются с помощью штолен, которые пробиваются прямо в склоне горы. Это такие горизонтальные или слабонаклонные туннели. И в них, как в метро поезда бегают, только маленькие. Вагонетками называются.
А что делать, если месторождение глубоко под зем-лёй? Тогда рядом с рудным телом пробивают вертикальную дырку в земле, которая называется стволом. Диаметр у ствола большой, до девяти метров, а иногда и больше. По этим стволам перемещаются пассажир-ские, грузовые клети. Клеть, это такой лифт, только очень большой. И в клети не поднимают на какой-то этаж, а наоборот спускают на большую глубину под землю. Иногда до километра, и даже больше. На нашем руднике глубина ствола была 350 метров.
Дальше от ствола идёт квершлаг – такая горная вы-работка большого сечения, которая соединяет ствол и месторождение или рудное тело. Квершлаг - это та же штольня, только он не имеет выхода на поверхность. И рельсы в нём проложены, чтобы руду и прочие грузы перевозить. Горняки чаще ходят пешком. И у каждого непромокаемая спецодежда, каска, фонарь, и на случай загазованности выработок – противогаз.
Ну а само месторождение пересекает целая сеть горных выработок: штреки, орты, камеры, лючки, дудки и так далее. В дебри мы с тобой вдаваться не будем.
Все выработки на одном уровне называются гори-зонтом. И таких горизонтов бывает много. И вот теперь мы с тобой подошли к главному, ради чего я завёл эту мини - лекцию.  Горизонты между собой соединены вертикальными выработками, которые называются восстающими. Почему «восстающие»? Да потому, что их проходят снизу вверх – так проще убирать породу. Она сама падает вниз. А в штреке или орте погрузочные ма-шины грузят эту породу в вагонетки. Всё очень просто. Если бы проходили выработку сверху вниз, как проходят шурфы с поверхности земли, то пришлось бы лопатой грузить в бадьи - такие массивные вёдра - и с помощью воротка или лебёдки поднимать наверх. Видела когда-нибудь?
- Да! На Кубани у бабушки Юли такой колодец есть. Я тоже вёдра воды на цепи воротком поднимала.
- Сама понимаешь, такая проходка сверху вниз на-много более трудоёмкая и опасная. Камень с бадьи может вывалиться, трос или цепь может порваться. А внизу рабочий-проходчик и ему спрятаться некуда. А главный его враг – газ, который тяжелее воздуха и скапливается внизу. Короче, проблем много. Но мы с тобой от-влеклись.
Так вот, дело было в восстающем, который проходился из самого верхнего десятого горизонта. Само месторождение было в очень крепких древних породах – кварцитопесчаниках. А сверху месторождение перекрывалось как шапкой более молодыми и сравнительно мягкими глинистыми сланцами. Надеюсь, ты понимаешь – «молодые», «мягкие» - все эти понятия относительные. В геологии возраст измеряется миллионами лет, а мягкими считаются такие породы, которые можно ломом или кайлом хоть как-то отколоть. А кварциты, например, и алмазный бур не вдруг берёт.
И вот восстающий достиг глинистых сланцев, и мне нужно было его задокументировать. Если проще – в специальную книжку, которая в геологии называется пикетажкой, зарисовать всё, что можно увидеть на стенках и кровле выработки, детально описать все слои, про-жилки, включения. В восстающем через каждые 3-4 метра установлены расстрелы – брёвна-распорки, на которые кладутся доски – полки (с ударением на последнем слоге), а между ними устанавливаются деревянные лестницы. Во время проходки восстающего, когда взрывают породу в забое, полки убирают, чтобы камни, падая, их не ломали. А потом восстанавливают только верхний полок, а на остальных пролётах оставляют по одной доске. Так что представляешь, какие акробатические номера приходится выделывать.
Вот и в этот день полок был только на самом верху, на высоте более 30 метров от штрека. Ниже только рас-стрелы и лестницы – вниз лучше не смотреть.  Я за-брался на полок и начал документировать забой. От полка до потолка рукой подать. Тишина! Покой! И даже мухи и комары не летают. И вдруг!
Каким-то внутренним чутьём я ощутил, как будто кровля «дышит». Ни треска, ни шороха, а именно дыхание. Рабочие во время проходки регулярно простукивают стенки и кровлю выработки и убирают любые «заколы» - плохо держащиеся куски породы, чтобы на кого-либо они не свалились. И на этот раз заколов видно не было. Но чутьё, как говорится, не обманешь. И в этот момент для меня  время резко замедлило свой бег. Мне казалось, что всё я делаю очень медленно и неуклюже. Хотя на самом деле по этим крутым лестницам и шатким дощечкам между ними я проскочил за несколько секунд. И даже когда спустился в штрек и в стороне от устья восстающего присел на корточки, облокотившись о стенку выработки, время не ускорило свой бег. Сердце колотилось учащённо, а мне казалось, что оно отдаётся редкими ударами басовитого колокола.
Прошла от силы минута, как сверху послышался громкий выдох, затем хлопок, перешедший в сплошной грохот. Из восстающего в штрек вывалилось не менее полутоны тех самых злополучных сланцев  вперемешку с обломками досок и брёвен. Многие расстрелы диаметром 20-30 сантиметров превратились в щепки. Их как спички ломало. Что было бы со мной, задержись я ещё на минуту – не трудно представить.
Только грохот затих,  время набрало обычный свой темп. Пыль от породы медленно поползла по штреку в противоположную от меня сторону – рудничная вентиляция делала свою работу. Ещё через минуту сердце перестало отбивать чечётку.
Жизнь пошла своим чередом.
И такие происшествия с горняками довольно часто случаются. Работа под землёй - опасная штука, и шутки в сторону. Многие получают травмы, погибают из-за своего бахвальства, из-за того, что не выполняют элементарных правил техники безопасности, не прислушиваются к своему внутреннему «Я». А ведь интуиция очень многих спасает. В момент, когда время тормозит свой бег, человек может совершить такие кульбиты, которые и акробатам не под силу. Один наш геолог, уже в предпенсионном возрасте во время обрушения в наклонной выработке невероятным образом оказался под кровлей почти на трёхметровой высоте. Зацепился за расстрел, ободрал бок, сломал руку, но остался жив. А лавина камней пронеслась под ним. Мы потом были на этом месте, интересовались у этого геолога, как он добрался до этого бревна. Объяснить он не смог.
 Анюта, а как ты думаешь, где ещё время может останавливаться, замедлять свой бег?
- Мне кажется, когда аварии на дорогах происходят.
- Правильно. А ещё?
- Может быть в горах, когда лавина сходит, или ко-гда альпинист со скалы срывается.
- Тоже правильно. Ну, а самое главное вспомнишь? Где страшнее всего?
- ….. На войне.
- Конечно! Именно там время чаще всего тормозит свой бег. Не зря гласят поговорки: - «Время на войне дороже вдвойне», «Время на войне ценится по секун-дам», « Чтобы врагов победить, надо секунды ценить».
А для очень многих на войне время останавливается навсегда. И пусть проходят года, пусть проходят века, эти солдаты для нас навсегда остаются молодыми.
Вот таковы парадоксы времени, которые происходят в повседневной жизни.
А теперь я хочу задать тебе вопрос на засыпку. Всё, что я тебе рассказал, имеет отношение к теории относи-тельности Эйнштейна?
- Мне кажется, нет.
- Умничка! Конечно нет. Речь идёт о нашем восприятии времени в разных жизненных ситуациях. И теория относительности Альберта Эйнштейна в данном случае, конечно, ни при чём. Механические часы в эти моменты не останавливаются, а вот с нашими внутренними часа-ми происходит сбой. И, наверное, это хорошо.
Есть такая  пословица: - «Счастливые часов не замечают». О чём она?
- Когда людям хорошо, они за временем не следят.
- Правильно. Вот как мы с тобой. Ты знаешь, сколь-ко времени мы бродим по лесу да по тундре?
- Ой, наверное, очень долго. Бабушка давно уже ждёт нас. Смотри, солнце совсем низко.
- Вот, вот! И я о том же. Хорошего должно быть в меру. Пора и честь знать!
Дед и внучка подхватили свои корзины с грибами и ягодами, вышли на тропинку на границе леса и тундры и зашагали в сторону посёлка.