Эта повесть является первой частью описания жизни и приключений обычных людей, членов экипажа самоходной баржи-рефрижератора, носящей название "Лили". Повесть о курьёзных и экстремальных ситуациях, в которых проявляется характер людей и их способность адекватно реагировать на неблагоприятные, а порой и опасные для жизни условия. Вторая и третья часть приключений, отражены в повестях "Весёлый экипаж" и "Месть".
Глава 1.
Утренний туман невесомым одеялом клубился над просторной речной протокой, широкой полосой захватывая её берега, заросшие густым кустарником и хвойным лесом. Одинокий ворон, освещённый лучами невидимого с земли солнца, забравшись ввысь, описывал широкие круги в безоблачном небе, издавая звуки, похожие на редкий звон одинокого бубенца. С высокой сосны с обломанной вершиной взлетел беркут, царь пернатого сообщества окрестной тайги. Расправив могучие крылья, он поймал восходящие потоки воздуха и увлекаемый ими, начал описывать круги, поднимаясь выше и выше, стремясь достигнуть той высоты, с которой его зорким глазам были бы видны все его владения. Ворон, заметив царственного владыку, опасаясь расправы, быстро спикировал вниз, уступая небо в безраздельное владение тому, кто по праву рождения должен был править им. Из-за зубчатых вершин горного хребта показался раскалённый сверкающий диск солнца. Лучи солнца быстро разогнали густой туман, который распавшись на клочки, бесследно растаял в утреннем прохладном воздухе. Исчезнувший туман, как поднявшийся занавес явил миру речной остров, берег которого, покрытый песком и речной галькой, полого спускался к срезу воды. Ворон, спустившись с небес, пронёсся над протокой и уселся на ветку громадной замшелой лиственницы. Громко каркнув, он принялся наблюдать за действом, происходящим на берегу острова. Две таёжные сойки, ссорясь и воровато оглядываясь, расклёвывали корку хлеба, валявшуюся на мелкой речной гальке. Рядом, разбросанные в беспорядке лежали пустые бутылки и блестящие на солнце опорожненные консервные банки. Поодаль, у самой воды, скорчившись от утренней прохлады и завернувшись в кусок брезента, лежал человек, распространяя вокруг тяжёлый запах водочного перегара. Картина, представшая утренним лучам солнца, явно свидетельствовала о грандиозной пьянке, случившейся накануне наступившего раннего утра.
Внезапно, почувствовав опасность, сойки с шумом взлетели и, преодолев небольшое расстояние, уселись на ветку высокой сосны, подняв при этом истошный крик, созывая товарок. Из кустов черёмухи, густо облепивших невысокий обрыв, показался громадный бурый медведь. Постояв у края обрыва, ворочая головой и принюхиваясь, зверь тяжело спрыгнул с высоты и, смешно переваливаясь, осторожно подошёл к спящему человеку. Почуяв отвратительный запах перегара, медведь фыркнул и, обойдя человека, принялся вылизывать остатки мяса из пустых консервных банок. Металлический лязг банок о гальку и истошная перекличка соек, коих набралась уже небольшая стая, вырвали из алкогольной дрёмы человека. Резко откинув брезент, он вдруг оглушительно чихнул, разбрызгивая сопли, накопившиеся во время сна. Медведь от неожиданности, издав громкий непристойный звук, с лязгом и грохотом ринулся в сторону, разбрызгивая гальку и консервные банки. Сделав несколько громадных прыжков, он с треском вломился в кусты черёмухи, сопровождаемый громогласным хором стайки соек. Услышав шум, человек медленно сел и недоуменно оглядев берег, протяжно вздохнул, не подозревая о минувшей опасности. Нашарив возле себя початую бутылку водки, он достал из кармана облезлой кожаной куртки очки с толстыми выпуклыми линзами, взгромоздил их себе на нос и воззрился на уровень огненной жидкости в стеклянной посуде. Удовлетворёно хмыкнув, он выдрал зубами капроновую пробку и, запрокинув вверх голову, медленно выцедил остатки содержимого бутылки. С сожалением отбросив посуду, человек поднялся на ноги, обеими руками пригладил встопорщенные волосы, огляделся и вдруг заметил медвежьи следы с отпечатками больших когтей. Поддёрнув спадающие штаны, он осторожно подошёл к ним, присел и потыкал указательным пальцем в середину звериного следа, отпечатавшегося на мокром песке.
- Бли-и-ин! Медведь! Я же говорил им… Я же знал… - прошептал он и вдруг тонко взвизгнул - Суки-и! Обманули! Бросили одного!
Глава 2.
Посёлок Барсох, являющийся административным центром громадного таёжного района, расположился на высоком берегу реки Лена. Берег, изгибаясь дугой, создавал глубокую огромную заводь, в которой уютно размещались катера, буксиры и самоходные баржи, спасаясь от свирепых северных штормов. На единственной улице, протянувшейся через весь посёлок, располагались жилые многоквартирные дома и здания, в недавнем прошлом, называвшиеся как райком, райисполком, райсобес и райбольница. Из-за чего улица и носила неофициальное название «Райская», присвоенное ей местными остряками. Численность посёлка составляла порядка двенадцати тысяч человек, что являлось значительной величиной в этих малозаселённых краях. Состав населения посёлка был пёстрым. Небольшую часть представляли коренные аборигены. Большую же часть составляли люди, приехавшие сюда со всех концов огромной страны в погоне за пресловутым «длинным северным рублём». Много было и желающих на внеочередное право на покупку автомобиля, называемое «целевым вкладом». Люди работали, в основном, в трёх значимых для экономики района предприятиях, таких как угольная шахта, авиаотряд и нефтегазоразведочная экспедиция. В посёлке также размещались конторы строительных организаций, золотодобывающей артели и рыболовецкого колхоза. Было много и расплодившихся после краха советской власти коммерсантов, торгующих всем тем, что можно было «впарить» жителям посёлка, воспитанным в годы товарного дефицита.
На причале рыболовецкого колхоза, представлявшего собой прямоугольник, окаймлённый бревенчатым срубом и засыпанный речным гравием, сидели два человека. Перед ними стояли две большие стеклянные банки с пенным напитком производства местного пивоваренного завода. Время от времени, то один, то другой прикладывался к банке и удовлетворённо вытирал губы тыльной стороной ладони. Рядом на воде покачивалась небольшая самоходная баржа-рефрижератор, пришвартованная канатами к причалу. На носу судна белой краской было нанесено название «Лили».
- Николай! Как ты думаешь, куда нас сегодня направят? - отпив из банки в очередной раз, произнёс мужчина, являвшийся мотористом этого судна.
Этот человек носил странное прозвище «КПСС», которое сложилось из начальных букв его полного имени. Дело в том, что его двойная фамилия звучала как Кричевский-Петров, а имя Семён Семёнович. Надо отметить, он был очень неплохим специалистом и содержал вверенное ему машинное отделение судна в идеальном порядке. Ожидая ответа, он повернул голову в сторону своего напарника по совместному распитию пива и вдруг резко отшатнулся.
- Ты прости, Николай. Ну, никак не могу привыкнуть. У тебя же глаза сквозь эти очки, как у дракона - проговорил он - Как гляну, так и вздрогну.
- Ну откуда же я знаю, куда нас направят. Капитан с утра ушёл в контору, так и пропал. Получает, наверное, нагоняй от директора. А насчёт моих глаз. Ну не виноват я в том, что у меня с детства плохое зрение. Да и вздрагиваешь не ты первый.
И вспомнив в связи с этим забавный случай, оба громко расхохотались.
Три года назад, в один из немногочисленных выходных дней, редко выпадавших в напряжённую пору летней навигации, супруга отправила Николая в тайгу за брусникой. Взяв ведро и совок для сбора ягод, он углубился в лес, начинавшийся сразу за окраиной посёлка. Пройдя около километра, он наткнулся на небольшую поляну, сплошь усыпанную ягодами брусники. Толстый слой зелёного мха сплошным ковром покрывал всё пространство поляны. Посреди поляны лежал громадный, в полтора обхвата, ствол, поваленной сильным ветром лиственницы с огромным выворотнем в комлевой части. Опустившись на четвереньки, Николай шустро начал сбор ягоды. Продвигаясь перпендикулярно стволу лежащего дерева, он вскоре уткнулся в него и двинулся вдоль его к выворотню, позвякивая дужкой переставляемого им ведра. Эти звуки разбудили небольшого медведя, который набив желудок ягодами и вкусными кореньями, устроился на отдых в тени выворотня. Выглянув из-за укрытия, медведь увидел непонятное существо, ползущее прямо к нему. Озадаченно высунув язык, зверь с интересом стал наблюдать за ним. Приблизившись вплотную, Николай услышал тяжёлое дыхание медведя и резко поднял голову, уставившись сквозь толстые стёкла очков округлившимися глазами в лобастую морду зверя. После секундного замешательства Николай громко икнул. Реакция медведя была более радикальной. Увидев перед собой глаза, увеличенные в несколько раз стёклами очков, медведь чисто по бабьи охнул. Прыгнул в сторону и с треском бросился в тайгу, покрывая следы содержимым своего желудка. Николай, продолжая икать, остался на месте. Минут тридцать он просидел, привалившись спиной к дереву, стараясь унять дрожь, ощупывая мокрые штаны и мгновенно ставшие ватными ноги. Затем, подхватив полупустое ведро и забросив в него совок, он бросился домой. Застав супругу на кухне, Николай с грохотом поставил на стол перед ней ведро и быстро удалился в спальню. Сменив мокрые штаны, он выгреб из шкафа заначку и выскочил на кухню.
- Никогда! Слышишь? Никогда не отправляй меня в тайгу! - прокричал он в лицо супруге и ринулся на улицу, оставив жену в недоумении.
Купив три бутылки водки в близлежащем магазине, он спустился на берег реки и, запрокинув голову, не отрываясь, заглотал из бутылки половину содержимого и присел на перевёрнутую лодку. Посидев пять минут, Николай почувствовал, как тёплая волна, распространяющаяся по всему телу, снимает нервное напряжение. Заметив неподалёку троих рыбаков, очищающих рыбацкие сети от приставшего мусора, он расслаблено помахал им рукой, подзывая. Происшествие, случившееся с ним в тайге, требовало внимания и сочувствия благодарной публики. К вечеру половина населения посёлка обсуждала историю счастливого избавления Николая из когтистых лап медведя.
Семён, отхлебнув из банки пиво, достал из кармана мятую пачку сигарет, закурил и, мечтательно уставившись взглядом хитро прищуренных глаз на речной простор, заявил:
- Эх, выдали бы сегодня зарплату, вот бы погуляли!
- Ага, выдадут, догонят и еще раз выдадут… люлей - язвительно прокомментировал его слова Николай – Да и гуляка ты аховый, водку почти не пьёшь, пиво потребляешь в меру, как бы ты гулял на трезвую голову, не пойму.
- Нашёл бы способ, если бы деньги выплатили.
Заканчивался двадцатый век. Страна еще не оправилась после случившегося дефолта. Зарплату не платили вот уже восемь месяцев. Члены экипажа с величайшими усилиями пытались свести концы с концами в заботах о пропитании.
- Да вот уже семью кормить нечем. Все запасы кончились. Давно уже подножным кормом перебиваемся. Тебе-то проще будет, у тебя детей нет. А у меня их трое – сказал Семён.
- Да все перебиваются. Никому не платят. Если это тебя успокоит, могу рассказать свежий анекдот – улыбаясь, сказал Николай.
Семён согласно махнул рукой.
-Ну, тогда слушай. Собрались как-то вместе кот, петух и пёс Шарик, с целью обсудить сложившееся положение и перспективы дальнейшей жизни. Первым начал кот: - Хозяину давно не платят на работе зарплату. Осталось всего четверть литра молока. Вот допью это молоко и уйду я с этого двора искать нового богатого хозяина. Петух поддержал кота, заявив, что и для него осталась только горсть зерна, и что он тоже уйдёт, благо, что в соседнем курятнике, по его сведениям, неплохо кормят. - А я никуда не пойду - сказал Шарик. - Да ты что? Хозяева тебя же с голодухи съедят – ужаснулись кот и петух. - Нет, не съедят. Нет у них таких намерений – ответил Шарик. - И откуда ты это знаешь? – удивились кот и петух. - Я вчера подслушал разговор хозяев – сказал Шарик - Ну, так вот. Хозяин сказал хозяйке, что если на этой неделе зарплату не дадут, они всей семьёй будут у Шарика хрен сосать.
- Да, печальный случай – произнёс Семён – Где бы мне волкодава найти, а то на мою семью простой дворняжки не хватит.
Громкий хохот вспугнул стайку речных чаек, усевшихся на фальшборт самоходки.
Глава 3.
Капитан самоходной баржи «Лили», Ткаченко Пётр Иванович, по прозвищу «Подводник», в прошлом был военным моряком в звании капитан-лейтенанта. Служил он на дизельной подводной лодке, на Камчатке. О причинах своей отставки и возвращения на родину он не любил распространяться. При настойчивых расспросах о причинах оставления службы, он темнел лицом и резко сворачивал разговор. Прозвище «Подводник» он получил не только из-за службы на подводной лодке, сколько благодаря одному случаю, произошедшему с ним в начале его трудовой деятельности на гражданке.
В те тяжёлые времена, из-за отсутствия дизельного топлива, самоходка месяцами простаивала у причала. Директор рыболовного колхоза обязал капитана самому находить работу, искать заказчиков, обеспечивать экипаж заработной платой и вообще, не доставать его своим нытьём. Таким образом, капитану была предоставлена полная свобода действий, и заказчик не преминул появиться. Это был кооператор, уроженец солнечного Азербайджана по имени Алик. Обсудив условия договора и приняв на борт груз, экипаж судна совместно с заказчиком, отметили это событие обильным возлиянием, благо, что грузом являлись триста ящиков с водкой. Утром следующего дня, доставив на берег необходимое дизтопливо, Алик с ужасом обнаружил затоплённое у причала судно. Над водой торчали лишь мачта и верхняя часть капитанской рубки. Экипаж судна в полном составе, стоя на причале, тоскливо взирал на Алика, опасаясь скорой расправы. Выпустив в пространство заряд цветистой восточной ругани и обещания извести род капитана до седьмого колена, Алик заявил, что расторгает договор и потребовал возврат груза, добавив, что если при этом утонет весь экипаж, то он только будет рад этому. Экипаж робко попросил горячительного для поправки здоровья и, выслушав очередную порцию ругани, получил желаемое. Воспрянув, экипаж забегал, засуетился и быстро договорился с работниками двух плавучих кранов, стоявших неподалёку, посулив им оплату за работу «жидкой валютой». С энтузиазмом восприняв просьбу, крановщики приподняли судно так, что над водой показалась верхняя палуба самоходки. Поднять выше не позволила малая грузоподъёмность кранов. Ныряя по очереди в трюмное пространство, экипаж добился того, что через четыре часа весь груз, за исключением тридцати ящиков, был сложен на грузовой платформе машины Алика. Алик обосновано предъявил претензии капитану судна за утерю части груза. На что получил от него ответ, что договор был устным, никаких документов никто не подписывал, что он невиноват в том, что Алик настоял на размещении этих пресловутых ящиков на верхней палубе. И вообще, пусть Алик подаёт жалобу в суд, где экипаж судна над ним посмеётся, так как свидетелей заключения устного договора, просто напросто, нет. При этом Семён и Николай, глядя на Алика честными глазами, убедительно кивали. Опешив от такого нахальства, Алик, заскрежетав зубами, махнул рукой, сел в машину и уехал.
Глубокой осенью после ледостава, любители подлёдной рыбалки, в двухстах метрах от причала ниже по течению реки, обнаружили на дне залежи водочных бутылок. Эта новость быстро распространилась по посёлку. Поднялся небывалый ажиотаж, сродни золотой лихорадке. В течение недели при помощи проволочных петель и иных приспособлений все бутылки были выловлены. Народ был счастлив и благодарен «Подводнику». Именно это прозвище и приклеилось к нему после утопления им баржи. Пётр Иванович на прозвище не обижался, с детства зная, что в его родном посёлке издавна сложилось так, что народ к обычным именам обязательно присваивал меткое прозвище.
Утром, проверив техническое состояние судна и признав его удовлетворительным, попеняв Николаю за грязь на палубе, капитан отбыл в контору рыболовецкого колхоза за получением задания. Встретившись с директором и оформив необходимые документы, Пётр Иванович вышел из конторы. Озвученное директором задание, подразумевало доставку оборудования и имущества на базу рыболовецкой бригады, находящейся на острове Утиный, в восьмидесяти километрах от посёлка. Имущество принадлежало научной экспедиции из Новосибирска. Директор познакомил капитана с завхозом экспедиции, вертлявым молодым человеком, тридцати лет от роду, с оптимистичной фамилией Счастливцев. Звали его Сева. И пока на складе грузчики загружали скарб экспедиции на машину, Сева увлёк капитана в бар пивоваренного завода, находящегося в двух шагах от конторы. Заказав и оплатив за двоих, Сева быстро выпил пиво из первой кружки и горячо принялся уговаривать капитана.
- Пётр Иванович, ты же пойми! - яростно жестикулируя, поминутно норовя смахнуть со стола пивные кружки, говорил он – Вот доставим груз, и мне придётся целую неделю сидеть на острове одному. Ведь имущество надо охранять, а основной состав экспедиции прибудет только через неделю. А я же молодой. Вот вчера познакомился с разведёнкой. Ух, и бабёнка! Кровь с молоком! Пригласила меня на свой день рождения. Пойми, Пётр Иванович! Послезавтра я там должен быть. Найди, пожалуйста, мне замену. Я же не местный, никого, кроме тебя и директора не знаю. Поверь, я умею быть благодарным.
После третьей кружки пива Пётр Иванович что-то тщательно обдумав, согласился, пробурчав:
- Хорошо. Что-нибудь придумаю.
И, пожав друг другу руки, они вышли из бара. Сев в подъехавшую машину, они добрались до причала. Первым делом капитан представил Севу членам экипажа судна. После непродолжительного общения в процессе перевалки груза из машины на судно, экипаж единогласно присвоил Севе прозвище «Живчик». Отметили они это событие тем, что допили из банок остатки пива. После недолгих сборов, судно отчалило от берега и взяло курс на остров Утиный.
Глава 4.
Николай Сергеевич Важенин, по прозвищу «Спиртобой», владел двумя профессиями: инженера-электрика и слесаря по ремонту и обслуживанию холодильных установок. В составе экипажа самоходки «Лили» он находился с самого его зарождения. В конце восьмидесятых годов «перестройка» страны, воспринятая народом, как катастрофа, коснулась и рыбной отрасли. К месту и не к месту, применяя слово «оптимизация», министерство расформировало два рыболовецких совхоза. Имущество совхозов было передано более крепким хозяйствам. Таким образом, рыболовецкому колхозу «Заря севера» досталась самоходная баржа-рефрижератор. Пётр Иванович, назначенный капитаном судна, пригласил на место моториста Семёна, заманив его размером более высокой заработной платы, чем на прежнем месте работы, а также принял на должность матроса, безработного на то время Николая. В первый же день совместной работы, капитан судна поставил задачу экипажу определить название самоходки. Пётр Иванович сопроводил своё задание словами:
- Как судно назовёшь, так оно и поплывёт. Прошу помнить об этом.
С энтузиазмом взявшись за столь серьёзное дело, экипаж вскоре перешёл к нешуточным дебатам. Семён однозначно был настроен назвать судно «Варягом». Вот так, ни больше, ни меньше, и со своей позиции не собирался отступать ни на шаг. Николай твёрдо настаивал на том, что «баржа» слово женского рода и называть судно следует женским именем, таким как «Баядерка», заостряя внимание присутствующих на том, что оно больно звучное и красивое. Пётр Иванович, выслушав обоих, решительно отмёл предложение Семёна, заявив, что нельзя называть славным именем «Варяг» старую калошу, и повторив несколько раз слово «баядерка», словно пробуя на вкус, одобрил это название. Изготовив картонный трафарет, экипаж нанёс белой краской на борта носовой части баржи название судна. Полюбовавшись качественно выполненной работой, экипаж торжественно распил бутылочку шампанского.
Два дня самоходка гордо красовалась названием «Баядерка», покачиваясь на воде у причала. На третий день, на причал пришёл директор местной школы с целью искупаться. Несколько минут он с изумлением разглядывал название судна, затем принялся безудержно хохотать, тыча пальцем в надпись, чем привлёк пристальное внимание капитана. Пётр Иванович вежливо поинтересовался у директора школы о причинах столь неуместного, при отсутствии веских оснований, заразительного хохота. Сказал ему, что если тот обоснованно объяснит свою насмешку над судном, то он с удовольствием присоединится к веселью. Выслушав информацию «сеятеля доброго и вечного» о том, что слово «баядерка» не является женским именем и, что в переводе с одного из арабских языков, оно означает общественный статус падшей женщины, Пётр Иванович побагровел, но также вежливо попросил директора школы не распространяться о произошедшей нелепице. После чего, бегом поднявшись по трапу на судно, он скрылся в капитанской рубке. Через десять минут директор школы с интересом наблюдал, как два члена экипажа, ожесточённо матерясь, счищали металлическими щётками название судна. Несмотря на предпринятые меры и заверения директора школы о гробовом молчании, информация об этом быстро стала достоянием общественности поселка. Самоходку тут же окрестили «Проституткой». Директор рыболовецкого колхоза, будучи человеком с большим чувством юмора, узнав о случившемся курьёзе, вызвал Петра Ивановича на «ковёр» и, благожелательно улыбаясь, выведал имя его супруги. Жену капитана судна звали Лилия. Затем, он пригласил своего заместителя и отдал ему распоряжение о регистрации в судовой инспекции самоходной баржи под названием «Лилия» Вечером, супруга Петра Ивановича, женщина властная, с замашками генерала, узнав об этом, устроила мужу грандиозный скандал.
- Делай, что хочешь!- вопила она - Но чтобы моего имени не было на этой грязной лоханке!
Утром, несмотря на настоятельную просьбу Петра Ивановича отменить скандальное решение начальника, заместитель директора смог лишь затереть последнюю букву в названии судна в уже оформленных регистрационных документах. С его лёгкой руки, судно получило название с неким французским шармом. Тем не менее, общественность посёлка не стала отказываться от народного названия, продолжая именовать судно «Проститутка Лили». Пётр Иванович сделал выговор Николаю за инициативу, как он выразился, непродуманного и провокационного предложения названия судна, применив для этого витиеватые словесные обороты, принятые в среде портовых грузчиков.
Николай, по натуре своей, был человеком исполнительным, с весёлым и покладистым характером. Считался неплохим специалистом и в принципе, ничем не отличался от обычных людей с их хорошими и плохими качествами. Единственное, что хоть как-то отличало его от других людей, была его какая-то необъяснимая способность с завидной регулярностью попадать в нелепые и смешные ситуации. Ведь и прозвище своё он получил, благодаря одной из таких ситуаций.
Незадолго до известного утопления баржи, в незабвенную пору антиалкогольной компании, Петру Ивановичу приспичило отметить «круглую» дату - свое сорокалетие. Арендовав на один вечер зал в пивном баре, он пригласил сорок человек своего цеха, то есть работников речного флота. Людей суровых, трудолюбивых и острых на язык. Проблему дефицита спиртного, которое в те времена невозможно было достать без знакомства с влиятельными людьми, он решил просто. Договорился с начальником местного авиапредприятия о бартере трёх мешков с ценной рыбой, любезно предоставленных ему директором рыболовецкого колхоза, на пять литров спирта. Банальный обмен, который обозвали мудрёным заграничным словом, было поручено осуществить Николаю Важенину, тогда еще не «Спиртобою». Сдав мешки на склад авиапредприятия и, получив большую стеклянную банку со спиртом, Николай направился к выходу, где и столкнулся со своим знакомым, работающим техником аэропорта. После взаимных приветствий и вопросов о семье и здоровье, знакомый поинтересовался, «правильный» ли спирт получил Николай. На встречный вопрос, что он понимает под словосочетанием «правильный спирт», техник дал развёрнутые пояснения о том, что на их складе хранится два вида оной жидкости. Первый - технический спирт с множеством химических добавок, применяемый для промывки всевозможных приборов и деталей. Принимать внутрь его можно, предварительно оплатив долги и написав посмертное завещание. Второй же вид является чистым, без всяких добавок и применяется в медицинских процедурах. Применять его в качестве напитка можно, даже полезно, но в меру. Озадаченный потоком полученной информации, Николай проделал весь путь до пивного бара, мучимый вопросом: - «Правильный» ли спирт у него в руках? На входе в бар он вспомнил, что при получении продукта ему выдали накладную. Быстро достав из кармана документ, Николай с ужасом прочитал: - «Спирт некондиционный - 5 литров». Решение в голову пришло мгновенно. Войдя в помещение, Николай, широкими шагами прошёл на середину зала и, подняв банку обеими руками над головой, застыл, ожидая тишины. Слегка разогретые неимоверным количеством пива, работники речного флота встретили появление Николая бурными овациями. Постепенно овации стихли, и Николай произнёс речь. Эту речь потом много лет вспоминали на всех судах речного флота.
- Товарищи! – проникновенно начал Николай - У меня в руках то, что вы так долго ждали. Но я не могу допустить того, чтобы в семью каждого из вас пришли горе и беда. Да, это я виноват! - возвысил он голос - Это по моей халатности у меня в руках сильнейший яд. Поэтому, я поступлю с ним так - и с размаху шмякнул банку со спиртом об пол.
Зал ахнул. Затем, наступила гробовая тишина. У работников речного флота налились кровью глаза и непроизвольно сжались кулаки. Ещё бы минута и случилось бы смертоубийство, совершённое группой лиц, находящихся в состоянии аффекта, причём без всякого предварительного преступного сговора. Положение спас Пётр Иванович. Служба на подводной лодке приучила его принимать мгновенные решения в критических ситуациях.
- Всем стоять! Николай, на выход! - рявкнул он и, пропустив его вперёд, вышел из бара.
- Быстро домой и до утра не появляйся – отдал команду Пётр Иванович и, дождавшись, когда Николай скроется за углом здания, вернулся в зал. Таким образом, Николай счастливо избежал скорого суда Линча. Что же касается работников речного флота, то впервые после подобных мероприятий, они расходились по домам абсолютно трезвыми людьми. Ну, а к Николаю намертво приклеилось прозвище «Спиртобой».
Позже, Пётр Иванович выяснил причины, по которым спирт перешёл в разряд некондиционного продукта. Оказывается, что из двухсотлитровой бочки, в которой хранился спирт, было уворовано сорок литров божественной жидкости. Заведующий складом, покрывая недостачу, не придумал ничего лучшего, как залить в бочку сорок литров крепчайшего самогона, резонно полагая, что на функциональных свойствах продукта это не отразится. Факты недобросовестных действий кладовщика были вскрыты экипажем самолета АН–2, который регулярно получал порции спирта для протирки остекления кабины и приборов аэроплана. В тот день, выполнив стандартные процедуры по использованию спирта по назначению, члены экипажа начали подозрительно коситься друг на друга, стараясь определить источник сильного сивушного запаха. После бурного диалога с взаимным обнюхиванием друг друга, последовал доклад экипажа начальнику авиапредприятия о возмутительном происшествии, чуть не поломавшем их крепкую мужскую дружбу из-за банальной драки, которую они предотвратили путём мирных и продолжительных переговоров с применением ненормативной лексики. Начальник провёл быстрое дознание, по результатам которого, уволил заведующего складом и отдал распоряжение бухгалтеру о переводе наличествующего «правильного» спирта в разряд некондиционного. Источник поступления самогона в таком большом объёме ему установить не удалось, о чём он очень сожалел в эти «антиалкогольные» годы.
Вот уже четыре года подряд Николая преследовали неприятности и неудачи. Какой-то злой рок довлел над ним все эти годы. По необъяснимым причинам, ему ежегодно приходилось один, а то и два раза сталкиваться с медведями. Охотником он не был, в тайгу за ягодами и грибами ходил только по принуждению супруги, но встречи с медведями у него случались не только в тайге. Началом этой серии встреч с «хозяином тайги» послужил случай, произошедший с ним четыре года назад.
Самоходка «Лили», сдав на склад Республиканского потребительского общества в областном центре партию замороженной рыбы и загрузив попутный груз, бодро спешила по оживлённому фарватеру к родному причалу. За штурвалом судна стоял раздражённый Пётр Иванович, возмущённо шевеля густыми бровями. Рядом, вытирая руки замасленной тряпкой, стоял Семён. Он только, что выбрался из машинного отделения, люк которого находился в полу капитанской рубки. Из открытого люка доносился мерный рокот дизельного двигателя.
- Что случилось? - прикуривая сигарету, спросил Семён у капитана.
- А ты сам не видишь? - возмущённо проговорил Пётр Иванович - Медяшки не начищены, крышки трюмов не закрыты, грязь на палубе, флаг вот-вот отвалится, а он ещё и возмущается!
- Кто?
- Николай, конечно же.
- Кстати, а где он?
- Я его в виде наказания вперёдсмотрящим поставил.
- Так у него же зрение плохое.
- Ничего, у него очки любой бинокль заменят. Видишь, как руками машет, материт, наверное, меня.
На носу судна, не менее возмущённый, чем капитан, стоял Николай. А возмущён он был тем обстоятельством, что Пётр Иванович, будучи отставным морским офицером, установил на судне чисто флотские порядки и требовал их неукоснительного соблюдения. Обнаружив, что на судне из всего медного, только небольшой колокол-рында, он притащил откуда-то две массивные старинные дверные ручки с завитушками и прикрепил их к дверям капитанской рубки. Из-за малочисленности экипажа всё хозяйство судна, кроме машинного отделения, в котором безраздельно правил Семён, капитан возложил на Николая. Обязанности эти были необременительными, и матрос без особых усилий исполнял их, но время от времени капитан судна, видимо, вспомнив былую молодость, устраивал громкие разносы, акцентируя своё внимание на плохо чищенные, по его мнению, медные дверные ручки. Но, как правило, разносы быстро стихали, на судне воцарялся мир, и все возвращалось на круги своя.
Провожая взглядом встречные огромные сухогрузы, наливные баржи и пассажирские теплоходы, Николай обратил внимание на чёрный лохматый шар, двигающийся в метрах пятидесяти пересекающимся курсом с самоходкой. Приглядевшись внимательно, Николай с удивлением узнал в нём голову медведя. Не обращая внимания на приближающуюся баржу, медведь плыл куда-то по своим медвежьим делам, никого не трогая и никому не мешая. Внезапно, в Николае проснулся его дикий кровожадный предок, с каменным топором преследующий добычу. Отчаянно замахав руками, он яростно заорал:
- Медведь! Медведь! Дави его! Дави!
Увидев медведя, капитан и Семён страшно возбудились. В них тоже проснулся инстинкт древних охотников и капитан, прибавив обороты двигателя до максимума, направил самоходку на медведя. Никому из них и в голову не приходила простая мысль, а что же они будут делать с трупом утонувшего медведя? Охотничий азарт отключил разум в их головах. Далее события развивались стремительно. Самоходка, догнав медведя и имея небольшую скорость, лишь оттолкнула зверя, которого понесло вдоль правого борта судна. Низко сидящий в воде борт гружёной самоходки, не стал препятствием для медведя. Зацепившись когтистой лапой за леер-трос, зверь вымахнул на палубу. Ошарашенный таким неожиданным поступком свирепого зверя, Николай, спасаясь от его когтей, рванул к капитанской рубке и, проскочив мимо капитана с мотористом, рухнул в открытый люк машинного отделения, с лязгом захлопнув перед их носом крышку. Ошалевшие от такого вероломства, Пётр Иванович и Семён, утробно подвывая, бросились в ближайшее помещение. Им оказался гальюн с хлипкой фанерной дверью с разболтанным шпингалетом на ней. Заперев дверь, и тесно прижавшись один к другому, иного не позволял малый объём помещения, они замерли, прислушиваясь к тому, что творится на палубе. Послышался звон стекла, затем треск дерева и потом лязг металла. Время от времени они слышали рык медведя. Капитан мрачным шёпотом комментировал происходящее:
- Разбил стёкла в рубке. А сейчас отдирает настил палубы. А вот и пожарное ведро взялся катать.
Никогда не теряющий присутствия духа в критических ситуациях, Пётр Иванович всё же сумел, прежде чем покинуть рубку, снизить обороты двигателя до минимума и перевести рычаг «реверса» в нейтральное положение. Таким образом, самоходка была отдана под безграничную власть «хозяина тайги» и на волю течения реки. После двухчасового «беспредела», устроенного медведем на судне, члены экипажа с неописуемой радостью услышали мощный гудок сухогруза и усиленный громкоговорителем металлический голос, вещающий:
- Эй, на «Лили»! Есть кто живой? Медведь ваш уплыл. Выходите! Пётр Иванович, где ты?
- О-о, ну всё, года на три позор обеспечен. Прохода не дадут, засмеют – проговорил капитан, открывая дверь гальюна и выходя на палубу.
Следом, прикрыв глаза от солнца ладонью, показался Семён. Их появление команда сухогруза, борт которого высился в двадцати метрах от самоходки, встретила дружным хохотом и ехидными комментариями:
- Настоящие морские волки! Чтобы не гадить от страха на палубе, забежали в гальюн.
- Для морского офицера чистота палубы - это святое.
- Военно-морской опыт не пропьёшь.
- Как же они вдвоём там поместились? Там и одному места мало.
- Жить захочешь, и не туда влезешь.
И только металлический голос, отдавший команду занять места для продолжения движения, избавил экипаж «Лили» от дальнейших издевательств. После отхода сухогруза, капитан совместно с мотористом, полчаса уговаривали Николая открыть крышку люка. И только услышав клятвенные заверения обоих в том, что они не тронут его даже пальцем, матрос поднялся на палубу. По горячим следам, ещё не отошедшие от вероломного поступка своего коллеги, члены экипажа устроили импровизированный суд чести. Подводник, глубокомысленно закатывая глаза и тыча пальцем в небо, вещал:
- Оставить своих товарищей на съедение дикому зверю! Не бывает поступков более позорных, чем этот.
- Я что, должен был биться с ним на палубе, прикрывая вас?
- Нет, ты должен был сидеть в гальюне вместе с нами – ответил Семён.
После недолгого совещания, никуда не удалявшийся суд вынес вердикт:
«По прибытию в порт приписки, лишить матроса Важенина Николая Сергеевича, он же «Спиртобой», права схода на берег сроком на одну неделю».
Через полмесяца, встретив знакомого речника с того самого сухогруза, Пётр Иванович узнал историю их счастливого избавления от медведя. За полмесяца история обросла всевозможными подробностями, но являясь непосредственным участником тех событий, капитан, сопоставив некоторые факты, сложил более правдоподобную картину. В его интерпретации события выглядели так:
Вахтенный начальник сухогруза, возвращающегося из дальнего рейса в порт приписки, заметил впереди по курсу необычное судно. Вернее, необычным был вектор движения судна. Оно, то становилось поперёк течения реки, то двигалась кормой вперёд. Доложив капитану сухогруза о вертлявом судне и получив в ответ команду, определить его тип и название, вахтенный начал пристально рассматривать в бинокль самоходку и в какой-то момент узрел на палубе медведя. Не поверив своим глазам, вахтенный передал бинокль рулевому с просьбой подтвердить или опровергнуть его видения о ковчеге без руля и ветрил с диким зверем на палубе. Рулевой оказался материалистом до мозга костей. Глянув в бинокль, он безапелляционно заявил:
- Вижу «Проститутку Лили» и на ней медведя.
Ошарашенный вахтенный дикими глазами посмотрел на рулевого и слово в слово донёс его доклад капитану сухогруза, на что последовал ядовитый вопрос:
- Вы, что там такое термоядерное курите?
Дальнейшее было известно. Сухогруз, приблизившись к самоходке, звуком мощной сирены согнал с палубы медведя, который испугавшись, спрыгнул в воду и необычным для зверя стилем «баттерфляй» доплыл до берега и скрылся в тайге.
Второй, неприятный для Николая случай, связанный с медведем, произошёл в самый разгар зимы, когда встреча с этим зверем маловероятна, по причине того, что холодный период года, тот предпочитает проводить в сладком сне в тёплой берлоге. Тем не менее, случай этот произошёл, доставив Николаю много неприятных ощущений. Тогда Николай впервые задумался о неприятностях, как о каком-то злом роке, который по непонятным для него причинам начал преследовать его.
После окончания навигации, во время зимнего отстоя судна, экипаж самоходки был переведён в другие подразделения рыболовецкого колхоза. Петра Ивановича, как представителя начальствующего состава, назначили диспетчером автомобильного гаража, а Николай с Семёном были направлены в подсобное хозяйство колхоза. Семён, имеющий удостоверение тракториста, оседлал гусеничный трактор, а Николая назначили к нему грузчиком. Работа заключалась в вывозке из дальних таёжных лугов, заготовленное летом сено. Будучи охотником-любителем, Семён регулярно брал в поездку старенькое ружье двенадцатого калибра с запасом патронов, заряженных дробью и пулями. И пока Николай не спеша загружал прицеп трактора сеном, Семён успевал оббегать на лыжах окрестности. Ему часто удавалось подстрелить то глухаря, то полярную куропатку. Николай с одобрением относился к страсти друга, так как добытая дичь существенно дополняла семейный продуктовый набор в эти непростые годы.
Однажды, в своих странствиях Семён обнаружил медвежью берлогу. Присутствие в ней зверя выдавал лёгкий парок, струящийся из небольшого отверстия отдушины. Зная отношение своего друга к «хозяину тайги», Семён не стал посвящать его в свое открытие, но в следующую поездку взял с собой своего пса - лохматую, неопределённой породы собаку по кличке Найда. Взгромоздил её на грузовую платформу прицепа и привязал короткий поводок к борту. На немой вопрос Николая, он коротко буркнул:
- Нечего ей во дворе сидеть, пусть прогуляется.
По приезду на место, Семён открыл другу страшную для него тайну, чем и ввёл его надолго в ступор. С большим трудом уговорив Николая выслушать его, Семён поведал ему план добычи зверя. По нему выходило, что Николаю ничего делать и не надо. Ему надо было просто сидеть в тёплой кабине трактора, ждать и не беспокоиться, а после того, как зверь будет добыт, помочь освежевать медведя. На вопрос Николая, возьмёт ли он с собой собаку, охотник ответил отрицательно, сообщил, что передумал по причине её непредсказуемого поведения. После чего, Семён встал на лыжи и вскоре скрылся за деревьями. Николай застыл в тягостном ожидании, поминутно взглядывая на наручные часы, и напряжёно прислушиваясь. Вскоре, до Николая донёсся раскатистый звук выстрела. Встрепенувшись, он упёрся взглядом в лыжню на опушке леса, ожидая на ней появление Семёна. В сторону леса залаяла Найда и, проследив взглядом направление, Николай увидел своего друга, призывно машущего рукой. Выпрыгнув из трактора, он бегом направился к нему.
Медведь оказался средних размеров, и друзья, в два ножа, быстро освежевали тушу.
- Дурак ты, Семён – сказал Николай, глядя на то, как быстро Семён сворачивает снятую шкуру медведя, формируя компактный тюк – Тебе надо было поступить так, как поступил чукча из анекдота.
- Это почему же я дурак? – обиделся Семён – И про чукчу я ничего не слышал.
- Да это я, кстати, анекдот вспомнил – ответил Николай.
- Ну, так рассказывай, если вспомнил – закуривая, сказал Семён.
- Приехал как-то профессор на Чукотку, поохотиться на медведя. Нанял проводника. Утром вышли, шли полдня и наконец, дошли до берлоги. Чукча потыкал палкой в берлогу, разбудил медведя и бросился бежать. Профессор, подавшись панике, тоже пустился наутёк. Через тридцать минут бега профессор осознал, что у него и ружье бельгийское, штучное и стрелок он неплохой, и что с его опытом охоты убегать от медведя просто стыдно. Остановился и убил медведя. Тут к нему подошёл чукча с вопросом: - А ты и вправду профессор? – Да – ответил профессор.- Дурак ты, а не профессор – заявил чукча – Как мы теперь медведя до дома потащим? Если бы не ты, он бы сам добежал.
Отсмеявшись, Семён огляделся и сказал:
- А ведь верно тот чукча сказал. Как же мы его потащим? Трактор сюда не пройдёт, чащоба. Да и овраг на пути глубокий. Да, задача. Оказывается, есть в анекдотах народная мудрость. Хотя, сделай я также, как тот чукча, ты бы про глубокий снег забыл и до посёлка уже добежал. Давай сделаем так. Ты заканчиваешь разделку туши, а я пока унесу шкуру и принесу брезент. Где-то он у меня в тракторе валяется. Покидаем на него мясо и утащим.
- Хорошо – ответил Николай.
Семён, взвалив на себя медвежью шкуру, бодро зашагал к трактору. Николай, закончив разделку туши, закурил и подошёл к медвежьему жилищу. С интересом заглянул в него и, отбросив окурок, с кряхтеньем полез в берлогу. Усевшись на дно берлоги и, вдыхая тяжелый звериный запах, Николай внимательно рассмотрел заиндевевшие стенки и свод звериного укрытия. Услышав непонятный шум снаружи, он выглянул из берлоги. Что-то очень лохматое страшное бросилось на него и Николай, заорав благим матом, схватил за уши это существо и, обмирая от страха, уставился глазами в морду… Найды. Этот момент он потом описывал своим знакомым и друзьям словами:
- Вижу, что это наша собака, но валить в штаны не прекращаю. До того испугался, что потерял контроль над своим организмом.
Как потом выяснилось, Семён, дотащив шкуру до трактора, спустил собаку с поводка, чем она и воспользовалась, перепугав до смерти Николая.
Возвращение друзей к трактору выглядело очень живописно. Впереди по лыжне бежала собака. Следом за ней, широко расставляя ноги и оступаясь, шагал Николай. Поодаль, чтобы не чувствовать скверный запах, продвигался Семён, давясь от смеха и волоча за собой кусок брезента с уложенными на него кусками мяса. Дойдя до трактора, Николай снял и забросил в прицеп уделаные штаны, снегом оттёр отходы жизнедеятельности своего организма с нижней части тела и забрался в тёплую кабину трактора. В этот вечер они вернулись без сена.
Глава 5.
К острову Утиный самоходка добралась лишь глубокой ночью. Белые ночи, обычные в этих широтах из-за близости полярного круга, способствовали круглосуточной навигации. Пришвартовав судно канатами к торчащим пням, экипаж, не сходя на берег, улёгся отдыхать. Лишь Сева, непривычный к белым ночам, не спал. Развалившись в кресле капитана и забросив ноги в кроссовках на штурманский столик, он размышлял о превратностях личной жизни.
Закончив учебу в институте, он устроился на работу в НИИ гидрологии северных рек. Через год, женившись на дочери директора этого самого НИИ, он переселился в квартиру к тестю. Спустя полгода, тесть скоропостижно скончался и мечты Севы об успешной карьере рухнули. Отношения с женой у него были ровные. Каждый как бы отрабатывал свою роль в семейной жизни, как это и бывает часто в браках по расчёту. Показная слащавая нежность и повышенная заботливость друг о друге, которые они демонстрировали окружающим, была в некотором роде, игрой двух взрослых людей. Детей у них не было и серьёзно об этом они не задумывались. После смерти тестя, Сева так и остался на должности младшего научного сотрудника. Низкая заработная плата и рутинная работа по обработке сводок, поступающих со всех концов огромной Сибири и составление на их основе никому не нужных, по его мнению, графиков, его отнюдь не прельщала. Уволиться с работы не позволяла его жена, подвизавшаяся в качестве помощника руководителя областного отделения правящей партии. По её мнению, иметь мужа, работающего в научном учреждении, было престижно. Неделю назад, жена Севы неожиданно, сопровождая политика, вылетела в Италию на какой-то конгресс с последующим отдыхом на средиземноморских курортах. Это нисколько не огорчило Севу, даже обрадовало. Он быстренько наметил грандиозные планы времяпрепровождения в её отсутствие. Но в первую же ночь после её отъезда, Сева подвергся сексуальным домогательствам своей тёщи - молодящейся женщины сорока восьми лет, проживавшей вместе ними. Сказавшись больным, он тактично выпроводил её из своей спальни. Понимая, что эта её попытка не последняя и, ужаснувшись грядущим перспективам, Сева следующим же утром напросился в экспедицию на должность завхоза. Он резонно полагал, что обеспечивать работников экспедиции всем необходимым можно, проживая в ближайшем населённом пункте, а не со всеми в тайге. Прилетев в Барсох, он устроился на квартиру к пожилой женщине, соседкой которой являлась та самая разведёнка, с которой Сева и познакомился. В настоящий момент он был озабочен вопросом, выполнит ли Пётр Иванович своё обещание и, что потребует за выполненную услугу? С этой мыслью он и заснул.
Остров Утиный был обязан своим названием большому озеру, в летнюю пору кишевшему множеством гнездящихся здесь уток. Водился здесь и крупный карась. Располагалось озеро посреди острова. Это был большой остров, заросший всевозможным кустарником и густым хвойным лесом. На острове находилась база рыболовецкой бригады, которая использовалась рыбаками в зимний период. В это время рыбаки ловили ставными неводами налима в реке и карася в озере. В летнее время база пустовала. На территории базы располагались просторное зимовье с маленькими подслеповатыми оконцами, несколько навесов, сколоченных из жердей и небольшая банька. На высоте четырёх метров от земли находился большой лабаз для хранения продуктов на четырёх ошкуренных лиственницах, с вбитыми в них железными заострёнными штырями для защиты от вороватых росомах и медведей.
Утром первым проснулся Николай. Зачерпнув ведром с привязанной к дужке верёвкой воду из реки, он умылся. Затем поднявшись в капитанскую рубку, обнаружил в ней, спящего в неудобной позе «Живчика». Разбудил и предложил ему освободившееся место в кубрике. Сева пробрался в кубрик и быстро заснул, проспав до середины дня. За это время, Николай приготовил завтрак, разбудил и накормил экипаж, после чего они вместе приступили к разгрузке судна. Быстро перетаскав все, ранее перемещенные с судна на берег, оборудование и вещи в зимовье, а продукты в лабаз, команда самоходки присела на берегу перекурить.
- Николай! Я слышал, что твоя жена уехала в город? – спросил Пётр Иванович.
- Да – ответил Николай – Решила проведать родителей, а заодно и подлечиться.
- А что с ней?
- Да, что-то по женской части.
- Поэтому и забеременеть не может?
- Не знаю. Может быть.
- Ну, дай бог, всё будет удачно и у тебя будут дети.
- Спасибо, Пётр Иванович.
- Ну, значит, ты теперь временный холостяк и тебя никто не ждёт с рейса?
- Получается, что так – согласился Николай.
Докурив сигарету, капитан встал, отряхнул штаны от налипшего лесного мусора и, поднявшись по трапу, сказал:
- Мужики! Разбудите «Живчика», пусть принимает хозяйство. Семён! Проверь машину, что-то мне подсказывает, что редуктор барахлит. Николай! Ты сегодня развлекаешь заказчика и выполняешь все его прихоти. Всё. Вечером отчаливаем домой.
- Как это все прихоти? А если он пьянствовать начнёт? Он же с собой шесть бутылок
водки взял, да и в пути не один раз прикладывался.
- Всё-то ты видишь. Значит, и будешь с ним пьянствовать. Сегодня я освобождаю
тебя от твоих обязанностей.
Завистливо взглянув на Николая, Семён, обойдя его и поднявшись на палубу, скрылся в машинном отделении. Николай, недоуменно пожав плечами, остался на берегу, дожидаясь Севу.
Через три часа, за импровизированным столом в виде куска брезента, брошенного на речную гальку и накрытого немудрящей закусью, сидели Николай и Сева. Уже крепко навеселе, они яро спорили.
- А слабо тебе, полный стакан не отрываясь? – громко вопрошал «Живчик».
- Да, легко – с трудом ворочая языком, утверждал Николай.
- Ну, тогда пей – настаивал «Живчик».
- И выпью – упрямился Николай.
С палубы самоходки за ними наблюдали капитан и моторист. Семён укоризненно качал головой и неодобрительно сплёвывал в воду. Пётр Иванович, протирая детали, разобранной помпы, поощрительно прогудел:
- Кому слабо? Николаю? Да он три таких стакана примет и ему ничего за это не будет.
И Николай медленно, давясь, выцедил стакан. Посидел, качаясь из стороны в сторону, затем опрокинувшись на спину, затих, посапывая носом.
- Семён! – отдал команду капитан, собирая детали насоса – Заверни Николая в брезент и помоги подняться на палубу «Живчику». Всё, отчаливаем.
- А как же Николай?
- Остается здесь, будет охранять базу.
- Он же тайги боится.
- Ничего. Никто его тронет и не съест.
Сева, тяжело поднявшись по трапу и проходя в кубрик, пробормотал:
- Спасибо, Пётр Иванович. Я в долгу перед тобой.
- Так вы договорились! – осенило Семёна – Значит, вы всё специально подстроили?
Его вопрос остался без ответа.
Глава 6.
Семён получил своё прозвище в армии. Отмечая инициалами, выданное ему обмундирование и амуницию, он писал на нём крупными буквами «КПСС». Отсюда и прозвище. Призван он был в танковые войска. После полугода «учебки», он был направлен, уже механиком-водителем танка Т-72 для прохождения службы в состав сороковой армии, дислоцирующейся в Демократической Республике Афганистан. Танковый батальон, в котором служил Семён, находился в провинции Кандагар. Семён с детства любил технику и понимал, что надёжность техники в бою один из решающих факторов успеха. Поэтому, он вечно что-то подкручивал, регулировал и ремонтировал в своей боевой машине. Жаркий климат Афганистана, конечно же, угнетал северного парня, но Семён терпел, зная, что это ненадолго. Его танковая рота постоянно придавалась для усиления блокпостов, раскиданных по горным дорогам в зоне ответственности соседнего мотострелкового батальона.
Однажды, находясь на блокпосту, экипаж танка, в котором состоял Семён, получил приказ выдвинуться в ущелье, соседствующее с их местом дислокации. Рота десантников, выходя с боевого задания, попала в засаду и им срочно требовалась помощь. Крупнокалиберный пулемёт, установленный в небольшой пещере на склоне горного кряжа, не давал поднять головы. Десантники несли потери. Сделав три выстрела из танковой пушки, командир танка понял, что прикрывающая огневую точку скала и максимальная дистанция стрельбы, не позволят произвести точный выстрел.
- «КПСС», давай вперёд – скомандовал он – Крикну «Стой», чтоб как вкопанный встал. Понял? Мне скала мешает, надо продвинуться метров на триста.
- Понял, командир – ответил Семён – и направил танк по каменистой дороге вглубь ущелья – На гранатомётчика не нарваться бы.
- Типун тебе на язык – сказал командир – Чуть побыстрее давай.
Танк, повернув вправо башню, медленно продвигался по дороге. Сжавшись в комок, и крепко ухватившись за рычаги, Семён ждал команды.
- Так, давай ещё. Так, так – бормотал командир – Приготовиться. Стой!
Танк, сунувшись вперёд корпусом, остановился. Грохнул выстрел и через несколько мгновений донёсся звук близкого разрыва.
- Есть попадание – вскрикнул командир и вдруг заорал - Назад! Давай назад! Гранатомётчик справа.
Танк, резко дернувшись, начал набирать ход. Внезапно, раздался грохот взрыва. Корпус танка содрогнулся, и Семён на короткое время потерял сознание. Очнулся он от громкого крика командира:
- Семён! Очнись, Семён! Назад! Давай назад!
Превозмогая сильную головную боль, Семён запустил остановившийся от взрыва двигатель и рывком вывел танк из зоны обстрела. И снова погрузился в беспамятство. Вторично он пришёл в себя уже лёжа на земле. Рядом лежали раненые десантники.
- Очнулся, танкист? – спросил, сидящий рядом раненый в руку капитан десантник – Спасибо, воин. Если бы не вы, нас бы всех положили. А так, четверо трехсотых, один двухсотый – и сморщившись, как от зубной боли, отвернулся.
- А где мой экипаж? – спросил Семён.
- Да вон они, танк что-то ковыряют. Они тут возле тебя сидели, пока их доктор не прогнал.
- А что со мной?
- Контузия, доктор сказал. Он тут недавно тебя осматривал.
В госпитале Семёна навестили члены его экипажа, приземистый широколицый бурят Цырен и светловолосый, что удивительно, дагестанец Магомед. Командиром танка был Цырен. Прищуривая и без того узкие глаза и похохатывая, он рассказывал:
- Мы втроём, однако, в рубашке родились. Кумулятивная граната попала в коробочку динамической защиты прямо напротив тебя, в лобовую броню. Пробития брони не было. Защита спасла. А так, если что, нам были бы полные кранты. Что ж, нам повезло. Командир представил нас к наградам. Ждём.
Домой Семён вернулся с двумя боевыми наградами. Медаль «За отвагу» ему вручили в госпитале, а орден «Красная Звезда» в конце службы за разгром душманского каравана с оружием.
В тот день, находясь на блокпосту, который перекрывал узкую извилистую дорогу, уходящую по уступу в теснины враждебных гор, экипаж, сидя в танке, мечтал о гражданке. Цырен, протирая обрывком мягкой ткани приборы, говорил:
- Ребята, а давайте после дембеля ко мне. Живу на Байкале, рыбалка отличная, охота. Красота!
- А может ко мне?– вторил ему Магомед – У нас тоже красиво. Каспий, горы, водопады! Шашлык приготовлю! Ух! Язык можно проглотить.
- Нет, ребята – говорил им Семен – Я реку Лену, ни на что не променяю. А какая у нас тайга, да и охота.
Внезапно, у поворота дороги застучали выстрелы. Два японских пикапа неожиданно появились из-за поворота и с трёхсот метров открыли огонь по блокпосту. В ответ загрохотали выстрелы крупнокалиберного пулемёта БТР и ПКМ мотострелков. Цырен, получив команду командира мотострелков, развернул башню танка и произвел выстрел из пушки. Один из пикапов скрылся в дымном разрыве снаряда. Стрельба прекратилась.
- «КПСС» – подал голос Цырен – Командир приказал очистить дорогу, так что, вперёд. Сгоняем быстренько, столкнём их с дороги и назад.
Танк, взревев мотором, выскочил из капонира и, поднимая клубы пыли, понёсся к повороту. За ним, приотстав немного, двигался БТР с десантом мотострелков. Достигнув поворота, Семён столкнул танком пикапы на обочину и, обогнув скалу, в отдалении увидел колону автомобилей «бурбухаек», пытающихся развернуться на узком уступе дороги. Вокруг «бурбухаек» суетились вооружённые душманы, пытаясь столкнуть в пропасть грузовой автомобиль, который разворачиваясь, застрял поперёк дороги, перекрыв им путь. Заметив танк, душманы открыли огонь из миномёта. Цырен ответил выстрелом из пушки. Снаряд ударил в скалу над колонной, осыпая душманов осколками и обломками камней. Не обращая внимания на раненых, моджахеды упорно пытались разблокировать дорогу.
- Командир! – крикнул Семён – Сейчас они столкнут машину в пропасть и уйдут.
- Что предлагаешь?
- Давить.
- Тогда, вперёд! – отдал команду Цырен.
И танк, тяжело раскачиваясь и строча из пулемёта, рванул вперёд. Быстро достигнув колонны, танк разметал её и, проскочив дальше, остановился. Цырен развернул башню танка назад и методично расстрелял остатки колонны. Подоспевшие мотострелки завершили бой взятием в плен уцелевших душманов.
После возвращения в восемьдесят шестом году из армии, Семён через полгода женился на однокласснице Лене. У неё уже был двухлетний сын Андрей. До распада огромной страны оставалось несколько лет, тем не менее, в обществе сохранялось уважение к участникам боевых действий и семье Семёна предоставили двухкомнатную квартиру. Через три года в этой квартире проживала семья из пяти человек. У Семёна родилось два сына. Пасынка Андрея он усыновил и ничем не отличал его от своих детей. В семейной жизни у него все складывалось благополучно, чего не скажешь о делах на работе. В то время, Семён работал на автобазе, которая обслуживала все заявки предприятий района на транспортировку всевозможных грузов по зимнику. Обладая твёрдым решительным характером с обострённым чувством справедливости, Семён часто высказывался нелицеприятно в адрес начальства. Понятно, что и отношение начальства к нему было соответствующим. Хорошо знающие его люди утверждали, что Семён человек жесткий, а иногда и очень жесток. В подтверждение всегда приводили два случая, якобы доказывающие его жестокость.
Однажды, находясь в пути, Семён столкнулся с нехорошим, по его выражению, человеком. Тяжелый вездеходный «Урал», за рулём которого сидел Семён, двигался по таёжному зимнику, гружённый продуктами для дальнего оленеводческого совхоза. После очередного поворота, выехав на поляну, Семён увидел, стоящего на дороге оленёнка, отбившегося от матери. Остановив машину, он с улыбкой стал наблюдать за ним. Оленёнок беспомощно совался мордочкой в снежную бровку обочины дороги и, открывая рот, коротко издавал жалобные призывные звуки. Семён знал, что в этих местах часто пасутся стада одомашненных северных оленей и через некоторое время самка обязательно найдёт своего детёныша. Неожиданно, на противоположной стороне поляны показался автомобиль, который на большой скорости понёсся на оленёнка. Сильный удар отбросил маленькое животное в снег за обочину дороги. Автомобиль резко затормозил. Из него выскочил крупный мужчина, с монтажным ломиком в руке. Подскочив к оленёнку, он нанёс ломиком несколько сильных ударов по животному. Выпрыгнув из машины, Семён, крепко сжав челюсти, чтобы унять вспыхнувшую ярость, широко шагая, подошёл к нему. Мужчина, изучающим взглядом глядя на Семёна, широко улыбался, переступая с ног на ногу.
- Что же ты, гнида, делаешь? – хрипящим от ярости голосом, спросил Семён – Ты зачем оленёнка убил? Можешь мне объяснить?
Улыбка сползла с лица незнакомца. В наглых глазах промелькнул страх. Неприятно ощерившись и поигрывая в руках ломиком, он ответил:
- Ты кто такой, чтобы у меня спрашивать? Что ты лезешь в мои дела? Проезжай мимо. А за гниду можешь и ломиком по голове получить.
И тогда Семён его избил. Избил жестоко, в кровь, до просьб о пощаде. Сокрушительным ударом в челюсть он свалил его с ног. Долго и исступленно бил ногами это визжащее существо, мало чем напоминающее человека. И только знакомые Семёна, подъехавшие в этот момент, смогли успокоить его. И этот случай запомнился многим людям. Затем, произошло событие с участием в нём Семёна. Оно тоже поспособствовало созданию у людей определённого мнения о нём.
Зимой, в жестокие северные морозы, достигающие на термометре отметки минус пятьдесят восемь градусов, водители автобазы доставляли необходимые грузы на дальние расстояния по таёжным зимникам, неделями не вылезая из кабин своих автомобилей. Зимник нельзя назвать дорогой, в обычном для этого слова понимании. Это пролаз сквозь тайгу, путь, пробитый в чащобе либо трактором, либо чаще всего самим вездеходным грузовиком и укатанный последующими автомобилями. Изредка на таких зимниках оборудуют пункты обогрева и отдыха водителей, где они могут покинуть кабины своих автомобилей для полноценного отдыха. В это время, за грузовиками присматривает отставной водитель-пенсионер, который контролирует работу двигателей автомобилей, которые не останавливают из-за сильных морозов. Он и печь истопит и чаёк вскипятит. Но чаще всего водители остаются один на один с трудностями, преодолевая и бездорожье, и сильные морозы. Особенно сильные морозы устанавливаются в январские дни.
В один из таких дней, Семён, доставив строительные материалы в посёлок оленеводов, расположенный в отрогах Верхоянья, возвращался домой. В кабине он был не один. В отсеке для отдыха, самостоятельно приделанном Семёном к кабине грузового « Урала», лежал грузный мужчина. Это был главный инженер строительной организации, чья бригада возводила здание дизельной электростанции в посёлке оленеводов. Звали его Иван Ильич, но сложилось так, что все величали его только отчеством. Ильич, прилетев в посёлок оленеводов на вертолёте для проверки хода строительства объекта, так и застрял в нём из-за густого тумана, образовавшегося в связи с сильными морозами. Авиация в такие дни не летает. Таким образом, он и стал попутчиком Семёна. Привычный к дальним рейсам Семён, спокойно выполнял свою работу, без раздражения воспринимая неровную поверхность зимника и сильные морозы. Тяжелый «Урал» трясло, качало, кренило на частых поворотах, но Ильич не просыпался, издавая громкие рулады храпа. При особо заливистых звуках, Семён посмеивался, но потом снова возвращался к привычным для него мыслям. Покинув дом всего трое суток назад, он скучал по семье, по шумным весёлым играм с сыновьями. С каждой поездки Семён привозил детям особые гостинцы. Это были, то шишки кедрового стланика, то затейливо изогнутый сучок ели, то клык кабана или коготь медведя. Вот и в этот раз он вёз искусно вырезанные из бивня мамонта фигурки зверушек. Сыновья всегда с нетерпением ожидали его возвращения.
Подъехав к берегу горной речки, Семён остановил грузовик и, выпрыгнув из кабины, вышел на лёд. Двое суток назад, он проезжал здесь, но сегодня следы колёс грузовика исчезли под слоем выступившей наледи.
В этих широтах горные реки имеют одну особенность. При сильных морозах речки промерзают до дна и тогда течение воды подо льдом, встречая препятствие, взламывает лёд, находя выход. Вода растекается поверх льда, замерзает и процесс повторяется. В результате получается некий «слоёный пирог» из чередующихся слоёв воды и льда. В узких долинах и ущельях, где протекают такие реки, наледь к концу зимы может достигать немыслимых размеров, образовывая ледники высотой с трехэтажный дом. Такая масса льда может таять на протяжении всего, хоть и короткого в этих местах, но жаркого лета. В местах ледовых переправ через горные реки, этот «пирог» является крайне ненадёжной опорой для колёс грузовика.
Пройдясь по льду, Семён внимательно осмотрел предполагаемый путь переправы. С большим сомнением попрыгав на льду, он сел в машину.
- Ильич! Ильич, просыпайся – окликнул Семён попутчика.
- Да, не сплю я. Просто лежу. Говори, что случилось.
- Проблемы у нас возникли. Наледь выступила, боюсь, что не проедем.
- И что делать?
- Я предлагаю ждать до того часа, когда промёрзнет лёд.
- И когда это случится?
- Я думаю, что через сутки или двое. Есть надежда, что промёрзнет раньше. Морозы сильные стоят.
- Да ты что? Двое суток в кабине? Это же невозможно.
- Ну почему же невозможно, я же живу неделями в кабине.
- Ну, это ты! А я к этому не приспособлен.
- Ничего не поделаешь, привыкай. Всё, разговор на эту тему окончен. Ждём.
Ильич недовольно засопел, но промолчал.
- Так, Ильич! – сказал Семён – Ты давай накрывай на стол, продукты в рюкзаке, а я пойду. Срублю несколько жердочек. Проверю лёд и если толщина приемлемая, то отмечу путь вешками.
- Значит, есть надежда, что сегодня проедем?
- Ну, это вряд ли. Лёд ненадёжен.
Семён, проваливаясь в снег по колено, срубил топором десять тонких сосёнок и, взяв в охапку четыре из них, поволок к машине. Неожиданно, взревев мотором, машина, дёрнувшись, покатила по отлогому спуску к реке. Семён, бросив жерди, с криком бросился за ней, но поняв, что за рулём Ильич и что он не остановится, пошёл шагом. Машина, выехав на затрещавший лёд, проехала середину реки и в пятидесяти метрах от противоположного берега, с шумом провалилась. Всё это время, Семён, продолжая шагать, напряжёно наблюдал за действиями Ильича. Подойдя к машине, Семён слегка оторопел от вида и поведения Ильича. Выскочив из машины, Ильич безумными глазами посмотрел на Семёна и скачками бросился в сторону берега. Семён резко оглянулся назад, предполагая опасность, но там ничего не происходило.
- Ильич! Ты куда? – крикнул Семён – Что случилось? Куда ты побежал?
- Брось топор. Брось. Ты что надумал? А ещё орденоносец. Тебя же посадят – ответил Ильич, добежав до берега.
Семён, недоуменно посмотрев на топор в своих руках, отбросил его к машине и зашёлся в хохоте. С опаской подойдя к Семёну, Ильич сказал:
- Ну, что я мог подумать, в зеркало смотрю, вижу, идёшь злой, а в руках топор. Ну, я и подумал.
- А зачем мне тебя убивать?
- Ну, мало ли что. Ты же афганец, воевал. Вон, что в газетах пишут. Психика у вас нарушена, у афганцев.
В то время шло оголтелое очернительство новой «демократической» либеральной прессой, всего советского, включая афганскую войну и её участников.
- Значит, ты меня психом считаешь? Хорошо, пусть будет так. А теперь давай думать, как машину вытаскивать. Залезь на кузов, достань валенки, а то ты в своих ботинках тут ноги и оставишь.
«Урал» провалился глубоко, в ледяную «кашу» полностью погрузились колёса, передний и задний бамперы уперлись в кромки полыньи. Машина попала в ледяной капкан. Без посторонней помощи с применением тяжелой техники, попытки вытащить машину являлись пустой затеей. Этот вывод Семён сделал после внимательного осмотра места происшествия. Это не было чем-то необычным. Автомобили нередко попадали в подобные ситуации. Машины вмерзали в лед и наледь за короткое время, полностью вмуровывала автомобиль в себя, не оставляя никаких шансов вызволить машину, кроме одного. Организовывалась спасательная экспедиция в пять-шесть человек и автомобиль, в виде глыбы льда, выпиливался мотопилами из толщи наледи. И при помощи круглосуточно горящих вокруг костров, из глыбы льда вытапливалась машина. Спасательные работы требовали много времени, усилий и затрат. Семён знал, на какие неприятности обрёк его Ильич. Но понимая сложившуюся непростую ситуацию, вел себя ровно. Отогревшись в машине, Семён выложил попутчику свои соображения:
- Ильич! Положение у нас очень нехорошее. Машину вытащить невозможно. Наледь поднимается и к утру, мы не сможем открыть дверцы. Топлива нам хватит надвое суток, но наледь замурует нас в кабине. В тайге при таком морозе мы долго не протянем, даже при костре. Остается один выход. Идти пешком до пункта отдыха, а до него около пятидесяти километров по дороге.
- А что есть и другой путь?
- Дорога огибает болото. В начале зимы там невозможно проехать, но когда болото промерзает, все уже привычно ездят в объезд. Там есть старый зимник, если пойдёшь по нему, то не заблудишься, но он сейчас засыпан снегом, хотя расстояние он сокращает в два раза. Но мы пойдём по дороге, может быть, машина подвернётся, хотя вряд ли. Завтра суббота, все водители стараются попасть домой до выходных дней. Да и на пункте отдыха никого не будет, но там зимовье с печкой и запасом дров, так что, не пропадём. А сейчас до утра отдыхаем.
Утром, с трудом открыв дверцу кабины, Семён вышел на лёд реки. Было пасмурно. С неба сыпались редкие снежинки, и было безветренно. В такие дни мороз обычно ослабевал. Семён посмотрел на термометр, прикреплённый снаружи к кабине, неопределённо хмыкнул и полез в кабину.
- Ильич! Собирайся, через десять минут выходим. Бери мой ремень, опояшешься им, сзади заткнёшь за него топор. Сегодня не так холодно, но начинается снегопад. Метели бы не было – сказал Семён, собирая в рюкзак остатки их завтрака – Оставь здесь свои ботинки, иди в валенках, а то, не дай бог, навалит снега, наскачешься в ботиночках.
- Как оставь? Как я понял, машину за четверо суток полностью накроет наледью. Только за ночь лёд поднялся на полметра. Пожелает ли твое начальство выковыривать её изо льда? Организовать такое, та ещё задача, да и работников всегда не хватает. Это я тебе как руководитель говорю.
- Ну, дело твоё. Привяжи их шнурками к ремню, чтобы руки были свободными. Проверь, ничего не забыли? Всё, выходим.
Выйдя из кабины, Семён, приподняв спинку сиденья, достал самозарядный карабин Симонова. Увидев удивлённый взгляд Ильича, улыбнувшись, сказал:
- Стал бы я гоняться за тобой с топором, достал бы карабин, да и пристрелил.
- Ну, ты даёшь! – сокрушённо покачав головой, ответил Ильич.
Пройдя примерно шесть километров, Семён был вынужден остановиться. Ильич, отстав метров на триста, что-то кричал, взмахивая рукой. Дождавшись его, Семён услышал:
- Семён! Ты не злись, но я забыл в кузове машины свой паспорт. Сейчас отдохну и схожу за ним.
- Как в кузове моей машины мог оказаться твой паспорт? Ты можешь мне объяснить?
- А ты не помнишь? Ты же помог мне забросить мешок с олениной на кузов. Я положил папку с рабочими документами в мешок и видимо, в ней оказался паспорт. Обычно паспорт я ношу в кармане, а сейчас его в нём нет. Надо возвращаться, куда же я теперь без него, ни на самолёте вылететь, ни в гостиницу устроиться.
- Ильич! Почему от тебя одни неприятности? Может, грешишь с женщинами без меры? – Семён постарался сгладить упрёк шуткой.
- Причем тут я? Так обстоятельства сложились – тоном, не терпящим возражения, произнёс Ильич.
Причём, это было сказано с такой уверенностью в собственной непогрешимости, что Семён удивлённо, вскинул на него взгляд. Нет, Ильич не шутил. Всем своим видом он показывал неправоту Семёна. За свою ещё короткую жизнь, Семён редко сталкивался с такими людьми. Его всегда удивляла их неспособность признавать свою очевидную вину. Промолчав, Семён оглядел Ильича. Частое дыхание, мокрое от пота покрасневшее лицо и сгорбленная спина, говорили о том, как нелегко дался ему пройденный путь, а ведь они только вначале этого путешествия. Смутное беспокойство охватило Семёна. Возникло предчувствие того, что неприятности на этом не закончатся. Встряхнув головой, Семён сказал, сдобрив шуткой:
- Сделаем так. Ильич, ты идешь дальше, а я схожу за паспортом и догоню тебя. Я все же моложе тебя, а старших, да к тому ещё начальников, надо беречь на случай голода. Они все жирные и вкусные.
Ильич, восприняв сказанное Семёном, как должное, спросил:
- И где же тот старый зимник, о котором ты говорил? Может, по нему пойдём? Сократим расстояние.
- Нет, не пойдём, снег глубокий. А начинается он в километре отсюда. Смотри, не сверни по ошибке на него.
- Не слепой же я, не сверну – обидчиво ответил Ильич и, повернувшись, зашагал по зимнику.
Добравшись до «Урала», Семён отыскал паспорт, сунул его в карман и быстро зашагал обратно. Снегопад, начавшийся утром с редкого падения снежинок, заметно усилился. С беспокойством оглядев хмурое небо, Семён ускорил шаг. Дойдя до отворота на старый зимник, он не поверил своим глазам. По едва угадывающемуся под слоем снега зимнику, от накатанной колеи дороги, отходили в лес одинокие следы человека. Осмотрев следы на дороге, Семён составил картину недавних действий и терзаний Ильича. Пройдя метров восемьдесят от отворота на старый зимник по дороге, он вернулся, долго топтался на месте и затем, видимо, приняв решение, зашагал в новом направлении. Семён направился следом за ним, понимая, что догнать и заставить вернуться Ильича обратно на дорогу уже не получится. Слишком далеко тот ушёл. По его мнению, их разделяло расстояние в пределах восьми-девяти километров.
Сначала Семён наткнулся на брошенный в снег ботинок Ильича, затем, чуть поодаль, на второй. Вот уже долгое время, идя по его следу, Семён с тревогой замечал признаки усталости Ильича. Неровный петляющий шаг, следы падений и все учащающихся остановок на отдых, заставляли Семёна прибавлять шаг. Он и сам порядком устал. С каждым пройденным километром, рюкзак и карабин становились всё тяжелее. Глубокий снег по колено, скрадывая неровную поверхность зимника, отбирал немалые силы. Но ему, несомненно, было чуть легче, учитывая его молодость и, то обстоятельство, что он шёл всё же, проторенным путём. Быстро начало темнеть и Семён, отвернув край рукавицы, посмотрел на часы. Было шесть часов вечера, но Семён знал, что скоро взойдёт полная луна, при которой даже при затянутом облаками небе, будет достаточно света для продолжения пути. Семён догнал Ильича через два часа. Тот неподвижно лежал на снегу, сложив руки в рукавицах на груди. Услышав скрип снега под ногами подошедшего Семёна, он зашевелился и с трудом сел.
- А, это ты – вяло пробормотал Ильич – я думал, ты не придёшь.
- Как не приду? Ты почему свернул сюда? – спросил Семён
- Так получилось. Я думал, так будет лучше. Я не думал, что будет так тяжело – и хрипло откашлявшись, он монотонно добавил – Я очень устал и у меня стёрты ноги. Я сильно замерз.
- А почему костер не разжёг?
- Не могу, сил нет.
- Где топор? Ботинки я твои подобрал, а топора не видел.
- Я его ещё, до ботинок, бросил.
Расчистив ногами снег и обломав у близстоящей лиственницы нижние отмершие сучья, Семён запалил небольшой костер. Достав из рюкзака пару шерстяных носков и термос, он налил в его крышку горячего сладкого чаю и подал Ильичу. Затем достал из нагрудного кармана целлофановый пакет с двумя кусками хлеба, с проложенными между ними кусочками колбасы и положил ему на колени.
- Поешь, Ильич! Потом сменишь носки – сказал Семён – Отдохнём с часок, да и пойдём дальше. Здесь идти-то осталось около восьми километров. Часа через четыре будем на месте.
Ильич, равнодушно уставившись в костёр потухшим взглядом, медленно жевал. Посмотрев на него, Семён решил оставить его пока в покое. Через час, когда Ильич уже дремал, опустив голову на грудь, Семён окликнул его:
- Ильич! Просыпайся! Надо идти. Мороз усиливается.
- Я никуда не пойду. Я не могу. Ты иди, а я не могу – тем же монотонным голосом равнодушно произнёс Ильич.
И такая полная безысходность прозвучала в его словах, что Семён вдруг понял, что Ильич и в самом деле никуда не пойдет, он настолько вымотан, что ему безразлично, что может с ним случится. Семён уже сталкивался с таким на войне, когда здоровенные мужчины либо впадали в истерику, либо как Ильич, в равнодушное безразличие. Из обоих состояний их выводили одним и тем же способом - хорошей встряской. Уяснив это, Семён принял решение.
- Ильич! – вкрадчиво начал он – Не хочешь идти, не ходи. Ты сам принимаешь решение. Вот решил ты здесь замёрзнуть насмерть, никто это не может запретить. А что мне делать? У меня же спросят твои дети, где ты бросил нашего отца? А что спросит милиция? Ты же здесь сдохнешь по собственному желанию, а спросят с меня. Меня же посадят в тюрьму. Да я лучше сам тебя пристрелю, не обидно будет сидеть – закончил он громким надрывным голосом.
Семён схватил карабин и, лязгнув затвором, выстрелил в снег между широко расставленных ступней Ильича. Дико вскрикнув, Ильич вскочил на ноги и молча, округлившимися глазами уставился на Семёна.
- Ты знаешь, сколько я в Афгане убил людей? – все тем же надрывным голосом спросил Семён – Для меня человека убить, что муху прихлопнуть и тебя убью, даже не задумываясь. А теперь иди. Не раздражай мою психику.
И Ильич торопливо пошёл, спотыкаясь, и испугано оглядываясь. Семён забросил рюкзак за плечи и, взяв карабин наперевес, пошёл следом.
- Под ноги смотри – угрожающим тоном сказал он, постоянно оглядывающемуся Ильичу
– Упадёшь, пристрелю без предупреждения.
До пункта отдыха они добрались через шесть часов. Последние полтора километра Семёну пришлось тащить на себе, тихо плачущего от бессилия Ильича. Затащив его в неостывшее ещё зимовье, он уложил обмякшее тело на нары и с трудом, дойдя до чурбака, стоявшего у печки, со стоном сел. Уложив в печь, заботливо приготовленные хозяином для таких случаев дрова, затопил её и сидя на чурбаке, провалился в сон.
Через сутки, на попутной машине они доехали до посёлка. Ильича положили в больницу с сильным обморожением лица. Семён, в коридоре больницы, вручил Ильичу его паспорт. Стоил ли этот документ того, что пережито нами? – говорил красноречивый взгляд Семёна. Ильич, молча, взял паспорт и ушёл в палату.
Благодаря, то ли лёгкой руке, то ли длинному языку супруги Ильича, информация о случившемся, обрастая фантастическими подробностями, быстро распространилась по посёлку. Общественность посёлка, сопоставив два случая с Семёном, твёрдо уверовала в очернительную информацию о воинах-афганцах, преподносимую «демократической» либеральной прессой. Через пять дней, Семёна по поводу случившегося, вызвали в милицию. Пожилой усатый майор, навидавшийся за свою жизнь всякого, проверил разрешительные документы на карабин и, выслушав Семёна, сказал, покручивая пальцами свой ус:
- Да-а, ситуация. Может, по-другому и нельзя было – и, помолчав, добавил – Да, нельзя. Только так.
Спустя две недели, начальник автобазы организовал спасательную экспедицию и вскоре после этого, измученный тяжким трудом, Семён доставил «Урал» в гараж. Начальник, обвинив Семёна в нарушении инструкции по безопасному пересечению рек по ледовым переправам, предложил ему уволиться, но тот отказался. Начальник, вспомнив ходящие в посёлке слухи о «нарушенной психике» Семёна, благоразумно не стал настаивать. Семён доработал до весны и, получив предложение Петра Ивановича, уволился. С Ильичом Семён виделся редко. При встрече Ильич краснел лицом, суетился, отвечал невпопад и вообще, было видно по нему, что общение с Семёном сильно тяготит его.
Спустя два часа после отплытия от острова Утиный, Семён сидел у грохочущего дизеля в машинном отделении самоходки. Пальцы его рук, лежащих у него на коленях, нервно шевелились. Семёну очень не понравилось то, как Пётр Иванович поступил с Николаем. Ранее, капитан никогда не позволял себе ничего подобного. Сдружившись за десяток лет совместной работы с Николаем, Семён болезненно относился к постоянным насмешкам окружающих людей над ним. Ему импонировал его бесхитростный, слегка наивный характер. Регулярный порядок попадания Николая в смешные и нелепые ситуации его всегда удивлял, но Семён объяснял это простым невезением. Он, где можно, опекал его, стараясь это делать незаметно для Николая. Вот и в этом случае Семён не мог промолчать. Открыв крышку люка, он выбрался в капитанскую рубку. Пётр Иванович был один. Сосредоточенно глядя вдаль, он плавными движениями поворачивал штурвал то в одну, то в другую сторону. Заметив Семёна, капитан сказал:
- Тебе чего? Если разговор долгий, то подожди минут двадцать. Уровень воды в реке падает. В малую воду в этом месте галечная коса появляется, на мель бы не напороться. Скоро выйдем на фарватер, тогда и поговорим – и, увидев согласный кивок головой Семёна, снова вперил взгляд в иллюминатор.
Моторист сел на высокий железный табурет, стоящий в углу рубки и взяв со штурманского столика лоцию, принялся её рассматривать. Спустя полчаса, Подводник, облегчёно вздохнув, сообщил:
- Вышли на фарватер – и, отвернувшись от иллюминатора, спросил – О чём будет разговор?
- Пётр Иванович! Ты объясни мне, пожалуйста, зачем вы с «Живчиком» напоили Николая?
- А затем, уважаемый Кричевский-Петров, что опекаемый тобой Николай, отдохнёт за казённый счёт неделю на природе. И при этом ещё получит зарплату.
- Какая зарплата, Пётр Иванович? Её уже восемь месяцев не платят – перебил Семён.
- Но её начисляют. Рано или поздно мы все её получим. Ну, так вот. Ты же видишь, какое у нас ободранное судно. Перед коллегами стыдно! Директор денег на краску не выделяет. Говорит, чтобы сами добывали и, что якобы от нашей «Лили» у него сплошные убытки. Вот отдохнет Николай неделю, и мы за это получим от «Живчика» краску в необходимом нам количестве.
- Но ты же мог объяснить это Николаю.
- Ты же сам говоришь, что он тайги боится. Он бы не остался. Тебя я оставить не мог, кто бы за машиной смотрел. Так что, у меня выбора не было, тем более, что у него супруга в отъезде. Тебя удовлетворил мой ответ?
- Вполне, но всё это выглядит как-то неприглядно.
Семён спустился в кубрик, умылся и прилёг на койку. Беспокойство о Николае не оставило его, но поворочавшись немного, он всё же, сумел заснуть.
Глава 7.
Николая душила обида. Ему было очень горько от осознания того, что с ним так поступили его близкие друзья. Конечно, они иногда подшучивали над ним, но шутки всегда были добрыми и безобидными. Но оставить его одного на острове, на котором бродит медведь, не смог бы даже самый изощрённый злой шутник, а именно так поступили его друзья. От этой мысли ему захотелось выть, но вспомнив о близости медведя, Николай передумал, решив оставить это занятие на более безопасное время. Страх перед медведем заглушил горькую обиду. Надо было предпринимать какие-то действия, чтобы обезопасить себя. Скомкав брезент и взяв его в охапку, Николай поднялся по тропе к зимовью. Осмотрев постройку, и внутри и снаружи, он остался доволен результатами осмотра. Небольшие окна зимовья были забраны решёткой, сваренной из толстых арматурных прутков. Сам размер оконцев позволял медведю засунуть внутрь зимовья разве, что голову. Массивная дверь, изготовленная из толстых лиственничных плах, запиралась изнутри мощным засовом. Как у всех северных жилищ, двери открывались внутрь помещения. Делается это для того, чтобы сильный снегопад, обычный на севере, не заблокировал дверь снаружи. В противном случае, выход из жилища становится очень проблематичным. Стены зимовья были срублены из толстых лиственничных брёвен. Своим видом зимовье напоминало английскую крепость блокгауз времён освоения Дикого Запада и войн с индейцами. Поразмыслив немного, Николай пришёл к выводу, что живя на одном острове с медведем, он рано или поздно, неизбежно столкнётся с ним. Поэтому надо сделать то, что исключит любую возможность столкновения. А для этого надо превратить зимовье в крепость, находящуюся в осаде, с запасом необходимого количества продуктов и воды. Иными словами, обеспечить полную, насколько это возможно, автономность своей жизни от островного мира. Приняв решение, Николай, с опаской озираясь, быстренько перенёс с лабаза в зимовье двухнедельный запас продуктов и заполнил водой двухсотлитровый оцинкованный бак, стоящий в углу жилища. Нарубил дрова для печки «буржуйки», находящейся под ближним к зимовью навесом и служившей для приготовления пищи в летнее время. Затем, прикинув расстояние до отхожего места в виде большого скворечника, сколоченного из тонких жердей, отрицательно покрутил головой и в десяти метрах от входа в зимовье, выкопал неглубокую ямку для отправления физиологических потребностей своего организма. После всех хлопот по обустройству, Николай запер дверь и, разложив на нарах найденный им среди вещей экспедиции спальный мешок, прилёг отдохнуть. Взяв в руки старый журнал, он начал читать, с трудом пытаясь осмыслить прочитанный текст. Измученный алкоголем организм требовал отдыха и вскоре, выронив журнал, Николай заснул.
Проснулся он вечером. Поднявшись с нар, Николай посмотрел в окно и прислушался. Стояла какая-то необычная гнетущая тишина. Не было слышно шума деревьев, щебетанья птиц и даже надоедливое жужжание мух стихло. Зачерпнув жестяной кружкой и отхлебнув немного воды, Николай отпер дверь и осторожно высунул в образовавшийся проём голову. Увиденное его успокоило и, широко открыв дверь, он вышел. Потянувшись и, сделав несколько энергичных взмахов руками, Николай принялся готовить ужин.
За время его сна погода изменилась. Весь небосвод затянуло чёрными грозовыми облаками. Кругом потемнело, и всё живое куда-то попряталось. Всё замерло. Тяжело опустив хвойные лапы, не шелохнувшись, стояли высокие лиственницы и сосны. Прекратился стрекот насекомых в высокой траве. Замерли без движения листья на осинах и кустах черёмухи. В душном воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветра. По всем признакам, назревала сильная гроза, а то и буря.
Приготовив ужин из макарон и консервированного мяса, Николай присел покурить. Дымя сигаретой, он осматривал грозовое небо и притихшую тайгу. В нём нарастало какое-то смутное беспокойство, предчувствие чего-то грозного и опасного. Прибавилось ощущение того, что кто-то за ним наблюдает. Чей-то тяжёлый взгляд давил на затылок. Повернувшись в том направлении, Николай явственно ощутил исходящую оттуда опасность. Ему уже было знакомо это ощущение. В прошлом он уже сталкивался с подобным и совершено не желал его повторения. Резкий порыв ветра смахнул со стола пустую консервную банку, со звоном покатившуюся по земле. Зашумели деревья, клоня вершины к земле. Видимая от зимовья часть реки, покрылась волнами. Упали первые крупные капли дождя. Николай, забыв о своих ощущениях, подхватил котелок и вошёл в зимовье. Разыскивая керосиновую лампу, Николай обнаружил в вещах экспедиции электрический светильник с комплектом батареек и два мощных фонаря. Включив светильник, он тщательно запер дверь и сел ужинать. Начавшийся дождь перешёл в сильный ливень. Падающие на крышу зимовья струи ливня, создавали громкий ровный шум. Оглушительно гремели раскаты грома. Время от времени Николай замирал, вслушиваясь в звуки происходящего за стенами зимовья. Там же, начиналась настоящая вакханалия стихии. Ливень превратился в сплошной поток воды. Ветер всё усиливался и скоро грозил перейти в бурю. Шум леса напоминал гул реактивного самолёта на взлёте. Николай с беспокойством осматривал потолок зимовья, боясь протечек. Волей обмана ставший сторожем чужой собственности, он, привыкший к бережливости, хотел предотвратить порчу остро необходимого в тайге имущества. Заметив в двух местах протечки, Николай подставил под капли прямоугольные капроновые боксы непонятного назначения из имущества экспедиции. Закончив ужин и пристроив в изголовье нар светильник, он прилег поверх спального мешка. Устроившись поудобнее, Николай выключил светильник и, закрыв глаза, попытался уснуть. За стенами зимовья уже в полную силу бушевала буря. Стук веток близстоящих осин о крышу зимовья, треск ломающихся сучьев лиственниц, грохот падающих деревьев и рёв ураганного ветра, создавали поистине чудовищный шум. Николай вместе с экипажем, нередко спасался от подобных стихийных явлений в тихих протоках и был к ним привычен. Не настолько, конечно, чтобы не обращать внимания на это явление природы, а настолько, чтобы предусмотреть максимально лучшие способы защиты. В этих местах такое случается довольно часто и нередки случаи, когда по вине зазевавшегося экипажа, крупные суда просто выбрасывало сильным ветром на берег. Николай, убедившийся в надёжности зимовья, пытался заснуть, но вспомнив неприятные ощущения, которые он испытал перед бурей, встал и, пройдя к холодной печке, закурил. Слабый свет белой ночи, просачиваясь через окна зимовья, позволял разглядеть очертания предметов. Испытывая душевный дискомфорт, он пытался разобраться в своих ощущениях, вспоминая былое. А ведь был и тяжёлый взгляд, ощущаемый кожей затылка и тревожное чувство опасности.
Два года назад, глубокой осенью, у Николая наступил период черного невезения. В тот год ему почему-то особенно не везло. После окончания навигации, по сложившейся традиции, его и Семёна перевели в штат подсобного хозяйства рыболовного колхоза. Ежедневно выезжая на дальние сенокосные угодья, они регулярно снабжали сеном откормочную площадку хозяйства. Семён, будучи технически грамотным специалистом и обладая пытливым умом, разработал и огласил Николаю «рацпредложение», которое, по его мнению, облегчит их нелёгкий труд и освободит для их же приятного досуга уйму свободного времени. Мысленно представив себе столь приятное будущее, Николай согласился участвовать в реализации перспективного новшества. Суть «рацпредложения» была гениально проста. Надо было изготовить металлические широкие, но короткие по длине, сани. Жёстко закрепить на них комлевую часть десяти шестиметровых брёвен так, чтобы их вершинная часть свободно скользила по снегу. Называлось это сооружение волокушей и прицеплялось к трактору мощным дышлом. Трактор вонзал задним ходом заострённые свободные концы брёвен в стог сена и он, опоясанный тросом, въезжал на волокушу при помощи лебёдки, установленной на тракторе. Производительность труда при этом возросла чуть не в три раза. Семён с Николаем заслужено проводили свободное время в хлопотах в личных хозяйствах или за бесконечными разговорами в баре пивоваренного завода. Но такая приятная жизнь длилась недолго, всего два месяца. Потом наступила чёрная полоса.
В очередной поездке за сеном, случилось происшествие, заставившее общественность поселка, в который уже раз, обсуждать незадачливую жизнь Николая и его невероятную способность попадать в неприятные ситуации. Все сочувствовали его супруге и жалели её за то, что продолжая жить с Николаем, она обрекает себя на беспросветное существование. Им было абсолютно непонятно, как такое можно терпеть и относили её к разряду святых мучениц, но она, зная Николая как никто другой, лишь улыбалась. Зная его добрый бесхитростный характер, весёлый и отзывчивый нрав, она была твёрдо уверена, что все его неприятности временны и что они, рано или поздно, улетучатся без остатка. Зная, как Николай мечтает о сыне, она чувствовала свою вину за то, что не может забеременеть, но ни разу во время совместной с ним жизни, он ни в чём её не упрекнул. Общественность и не догадывалась, что она живёт в счастливом браке.
В тот день было все как обычно. Семён, включив задний ход на тракторе, вонзил концы брёвен в стог. Николай, взяв в руки трос, опоясал им стог сена и закрепил крюк троса к кронштейну трактора. Решив поправить перекрутившийся трос в секторе невидимом Семёну, он сделал рукой предупреждающий знак другу и скрылся за стогом. Распутав трос и продолжая удерживать его в руках, Николай во все горло заорал:
- Включай!
Заскрежетала лебёдка. Трос резко дёрнулся и, вырвавшись из рук, захлестнул петлёй туловище Николая. Затем, с неимоверной силой, трос быстро втянул его головой вперёд в стог сена. Сильная боль пронзила правую руку Николая, и он потерял сознание. Семён, увидев надвинувшийся на волокушу стог сена, отключил лебёдку и, удобно устроившись на сиденье трактора, закурил сигарету, ожидая напарника. Закончив курение и обеспокоившись отсутствием друга, Семён выпрыгнул из кабины и, обходя стог, наткнулся взглядом в торчащие из сена серые валенки Николая. Мгновенно поняв, что случилось, матерясь и плача одновременно, он, спотыкаясь, забегал вокруг стога, освобождая трос. Отцепив один конец, он сильными рывками вырвал глубоко врезавшийся в сено трос и, ухватив за ноги, выдернул Николая из стога. Несколькими резкими шлепками по щекам, Семён привёл в чувство друга и облегчёно протяжно выдохнув, рухнул возле него на колени в снег. Открыв глаза, Николай, болезненно сморщился, попытался пошевелить неестественно согнутой правой рукой и громко вскрикнул. Семён, страшно сквернословя, помог Николаю взобраться в кабину трактора, отцепил волокушу и, усевшись за рычаги, со всей доступной скоростью доставил друга в больницу. Позже, уже в больнице, провожая Николая до палаты, Семён вдруг неожиданно заявил:
- Ну, ты и начудил! Меня чуть до инфаркта не довёл, руку себе сломал. Если не был ты мне другом, то ни минуты не задумываясь, убил бы тебя, чтобы не мучился и других не мучил.
- Я, когда очнулся, то видел, как ты вытирал слёзы. Ты что, плакал?
- Ещё чего! Было бы из-за кого плакать. Ишь, что выдумал – ответил Семён, повернулся и широко шагая, удалился.
Перелом оказался сложным, и лечение проходило в стационаре. На Николая повесили конструкцию из никелированных трубок, почему то называемую всеми «вертолётом» и закрепили в ней руку с наложенной гипсовой повязкой. Лечение проходило успешно и спустя полтора месяца, Николая выписали из больницы.
На следующий день, сдав в контору больничный лист, Николай направился в диспетчерскую с целью обсудить с Петром Ивановичем план предстоящего ремонта самоходки. Проходя мимо строящегося гаража и увидев в числе строителей Семёна, он, в силу своего характера, незамедлительно включился в трудовой процесс. Строители монтировали тяжеленную балку квадратного сечения над воротным проёмом гаража. Подняв балку ручными талями на высоту, строители устанавливали конструкцию на предназначенное ей место. Став в воротный проём, Николай запрокинул вверх голову и, размахивая руками, принялся активно руководить процессом.
- Правее… Ещё правее. Так-так. А теперь левее… Ещё чуть-чуть – кричал он.
В какой-то момент, строители не смогли удержать балку, и она рухнула вниз. Строители в один голос предупреждающе вскрикнули, но было уже поздно. Балка в свободном падении, попутно ободрав Николаю нос, припечатала носки его ботинок к земле. Дикий крик разорвал пространство вокруг гаража. Строители горохом посыпались со стен гаража, матеря незваного «руководителя». Откинув в сторону балку, они погрузили стонущего Николая в подвернувшуюся машину и, предоставив ему в качестве сопровождающего Семёна, отправили в больницу. Пожилой хирург, увидев Николая в роли пациента во второй раз за столь короткое время и в том же сопровождении, несказанно удивился, выдав:
- Ну, надо же! Кому расскажи, так не поверят же. Что же, голубчик, тебе так не везёт?
И, поправив очки, доктор задумчиво добавил:
- Горбатого, видимо, только могила исправит.
- Спасибо, доктор, успокоили – ответил Николай.
При осмотре выяснилось, что у Николая раздроблены большие пальцы обеих ног.
На этот раз, лечение Николай проходил дома. Супруга окружила его заботой, уютом и покоем. Он даже слегка поправился на всех вкусностях, которые ему готовила жена. Спустя месяц, ему выдали в больнице справку о направлении его на работу с лёгкими условиями труда. Явившись к директору предприятия с оной справкой, Николай получил от него предложение поработать молотобойцем в кузнице. Увидев ошарашенный взгляд Николая, директор рассмеялся и направил его сторожем на склад рыболовного колхоза. Отработав одну смену, Николай записался в районную библиотеку и таскал оттуда на дежурство книги, предпочитая, в основном, любовные романы. Николай даже стал подумывать о том, что жизнь налаживается и, что все неприятности позади, но злой рок настиг его и на складе.
В начале апреля месяца, который в этих широтах никто не назовёт весенним, голодные медведи, вылезшие из берлог, начали разорять склад, на котором работал Николай. Территория склада, огороженная почерневшим от времени трёхметровым забором, своим дальним краем упиралась прямо в тайгу. В том месте находился дощатый навес, с хранящимися под ним замороженными брикетами сорной рыбы, предназначенной для откорма чернобурых лисиц на звероферме. Сильный запах рыбы, как магнитом притягивал голодных хищников, потерявших от голода страх перед человеком. После второго набега хищников, директор рыболовного колхоза обратился за помощью к начальнику местного отдела внутренних дел в звании подполковника милиции. Подполковник был мужчиной небольшого роста, болезненного вида и очень худощавого телосложения. Большой вытянутый нос и близко расположенные косящие глаза, придавали ему вид тяжелобольного человека. По давней традиции, сложившейся в посёлке, народ окрестил его прозвищем «Обморок». Местные злые языки частенько задавались вопросом, а не испытывали ли на нём изуверские препараты фашистские изверги в каком-нибудь концлагере. Их не смущало даже то обстоятельство, что Обморок являлся мастером спорта по боксу. Войдя в положение, Обморок прислал своего сотрудника, капитана милиции по имени Сергей. Опытного охотника, имевшего на своем счету то ли восемнадцать, то ли двадцать добытых им медведей. Осматривая место преступления, Сергей узрел чердачное окно на торце близко расположенного бревенчатого склада и определил чердак, как место наиболее удобной засады. Длинное здание склада, кишкой протянулось аж до сторожки, в которой восседал Николай. Сергей наметил и путь подхода к месту засады через лаз на чердак со стороны сторожки. По просьбе Сергея, Николай затащил на чердак большой старинный табурет, стоявший без надобности в углу помещения. Осуществив все приготовления, Сергей удалился, пообещав вернуться вечером.
Сергей появился в семь часов вечера, после того как Николай, щёлкнув рубильником, включил освещение территории склада. Он был тепло одет и вооружён табельным автоматом Калашникова с полным магазином патронов. На ехидный вопрос Николая, не хочет ли он на складе развязать третью мировую войну, Сергей серьёзно ответил, что всякое бывает, особенно при охоте на медведя. Посидев немного и выпив чашку чая, любезно предложенную Николаем, Сергей полез на чердак.
Спустя полчаса, зазвонил телефон в сторожке. Подняв трубку, Николай услышал женский голос, представившийся женой Сергея Леной. Взволнованным тоном она настойчиво попросила его позвать Сергея к телефону. Чертыхнувшись, Николай выполнил её просьбу. Пришедший Сергей, коротко переговорил с женой и, положив трубку, обратился к сторожу:
- Николай! Мне нужно отлучиться на часок. Ты бы присмотрел за автоматом. Я его на чердаке оставил.
- Да ты что? А если медведь придёт?
- Да не придёт он. Рано ещё.
- Ну, тогда принеси автомат сюда. Здесь и присмотрю.
- Тороплюсь я. Ты посиди немного на чердаке. Ничего же не случится. Да и я вернусь быстро.
- Хорошо, но недолго.
- Да, забыл сказать, патрон в патроннике, автомат на предохранителе. Но ты лучше не трогай его.
- Не буду, конечно. Зачем мне это.
Пробравшись на чердак, Николай выглянул в окно и увидел ярко освещённую площадку перед навесом, покрытую выпавшим днем снегом. Снег, переливаясь холодным светом, искрился в лучах мощного прожектора, установленного на крыше склада. На фоне белого снега, особенно контрастно выделялись полоса чёрного забора, а за ним, как будто обгоревшие, стволы без хвойных лиственниц. Из тайги веяло пугающей неизвестностью. Николай всем телом до зябкой дрожи, ощутил исходящую из чащи заснеженного леса смертельную опасность. Это ощущение было настолько реальным, что Николай невольно отшатнулся от окна. Передёрнувшись всем телом, он присел на табурет, запахнул плотнее короткий полушубок и, уткнувшись носом в теплый воротник, задумался. Надо успокоиться, думал он, чувствуя боль в висках и участившееся сердцебиение. Потерев пальцами виски и лоб, Николай постарался отвлечься от неприятных волнений, переведя ход мысли, в другое приемлемое русло. Думал он о предстоящей навигации, о подарке жене в её день рождения, совпадающим с Днем Космонавтики, о будущих детях, которые у него обязательно появятся, о неприятностях, свалившихся на него и, которые обязательно прекратятся.
Мысли Николая были прерваны самым неожиданным образом. Внезапно, за окном раздался громкий треск ломающегося забора и спустя мгновение, грохот. Вздрогнув и резко пригнувшись, Николай замер. Послышался скрип снега под чьей-то тяжёлой поступью. Привстав с табурета, Николай осторожно выглянул в окно и обомлел. Громадный медведь, вывалив целое прясло гнилого забора, принюхиваясь, медленно продвигался к навесу. В каждом движении этого зверя ощущалась скрытая неукротимая мощь. Выпуклые мышцы медленно перекатывались под шкурой. Свалявшаяся шерсть клочьями свисала с боков этого чудовища. Один вид дикого зверя внушал Николаю, переданный далекими предками в генной памяти первобытный ужас. Окаменев, он заворожено наблюдал за медведем. Подойдя к навесу, зверь одним движением сдёрнул со штабеля брикет мороженой рыбы и, обнюхав, с хрустом вгрызся в него. Поедая рыбу, медведь, будучи настороже, время от времени медленно озирался, поднимая голову и принюхиваясь. Николай вдруг осознал, что он находится в укрытии в относительной безопасности и, исходя из этого, надо что-то предпринимать. Зверь настолько впечатлил его, что он забыл про оружие. Николай потянулся за автоматом и, захватив рукой ремень, он осторожно подтянул его к себе. Не спуская с медведя глаз, он взял оружие в руки и медленно приложил к плечу. Осторожно нащупав предохранитель, Николай нажал на него и услышал громкий щелчок. Зверь гибко вскинулся на задние лапы и, оскалившись, уставился неподвижным взглядом прямо в глаза Николаю. Тяжёлый, давящий, ощущаемый кожей взгляд зверя, обнажённые клыки и негромкое угрожающее рычание гипнотически подействовали на человека. Липкий пот покрыл всё тело Николая. Глядя в глаза медведю, он замер, не в силах нажать на спусковой крючок. Глаза зверя, казалось ему, излучали неукротимую ярость, дикую древнюю силу, способную разорвать любого врага и в то же время, непоколебимую уверенность в превосходстве над слабым существом человеческого рода. Несколько томительных секунд они простояли, глаза в глаза. Человек и Зверь. Наконец медведь, услышав шум, подъезжающей к сторожке машины, мягко опустился на передние лапы и, не спеша, оглядываясь на Николая, перебрался через поваленное прясло и скрылся в тайге.
Николай обессилено опустился на табурет. Тяжело дыша, он пытался унять разбушевавшееся сердце. Руки тряслись и, опустив автомат на колени, он сунул их в подмышки, согнулся и замер. Перед его взором все ещё были пронзительные глаза зверя. В таком положении его и застал вернувшийся Сергей.
- Что случилось – с беспокойством спросил он. Николай, молча, кивнул на окно. Сергей, выглянув, увидел на снегу медвежьи следы и последствия его визита.
- Ты стрелял? – удивлёно спросил он – Я не слышал выстрелов. Ты почему не стрелял?
- Я не смог – ответил Николай – Нет, я не струсил. Я просто не смог – и, помолчав, добавил – Ты понимаешь, Сергей? Когда я увидел его глаза… Как он на меня смотрел… И я просто не смог.
Внимательно посмотрев на Николая, Сергей тихим голосом сказал:
- Да, я понимаю тебя. Я же говорил тебе, что на охоте на медведя случается всякое.
С этой ночи, визиты медведей на склад прекратились. Сергей, отсидевший впустую три ночи в засаде, пошутил:
- Николай, видимо, знает волшебное медвежье слово. Я вчера побегал на лыжах в округе, ни одного свежего следа не нашёл.
- Всё может быть. Человек, вечно попадающий в неприятности, просто не выдержал бы и давно бы повесился, а этому всё, как с гуся вода. Нисколько не удивлюсь, если он и в самом деле знает это слово – очень серьёзно ответил ему директор рыболовного колхоза, он же «человек с большим чувством юмора».
Такое длинное прозвище ему присвоила общественность посёлка, после курьёзной истории с присвоением названия самоходке «Лили».
После всего этого происшествия, Николай, в течение двух месяцев громкими криками будил ночами супругу. Ему снился один и тот же повторяющийся кошмар – стоящий на задних лапах громадный медведь, устремивший в него тяжёлый неподвижный взгляд. Супруга Николая, обеспокоившись пошатнувшейся психикой мужа, после долгих раздумий и советов подруг, решила прибегнуть к нетрадиционному методу лечения тяжелейшей психологической травмы. Она решила обратиться за помощью к местному шаману. Этот шаман являлся местной знаменитостью. Он заговаривал зубную боль у взрослых и грыжу у младенцев, выводил мужиков из запоя и кодировал их от алкоголизма, отгонял злых духов и предсказывал будущее, а также лечил от бесплодия и ожирения. Кроме того, он ещё был неплохим костоправом и реально помогал травмированным людям, чем разительно отличался от других шарлатанов, коих расплодилось великое множество после краха советской власти. Выслушав предложение своей супруги, Николай развеселился и категорически отказался от посещения шамана, заявив, что к подобным шарлатанам обращаются либо неграмотные люди, либо глупые женщины. После чего, он был изгнан из спальни и вынужден был ютиться в зале на диване. Супруга заявила, что если она является глупой женщиной, то не потерпит рядом с собой на супружеском ложе сумасшедшего мужчину, который орёт по ночам, как недорезанный поросёнок. Она перестала готовить обеды и прекратила всяческое общение с мужем. Целую неделю обстановка в квартире оставалась напряжённой и напоминала положение на границе двух враждующих государств перед началом войны. Николай стойко переносил все тяготы и лишения семейного конфликта, но в конечном итоге, придя к выводу, что одним просмотром телевизионных программ сыт не будешь, поднял белый флаг. Посещение шамана оказалось на удивление результативным. Невысокий старый якут, который являлся потомственным шаманом, приложил свои ладони к вискам Николая и, глядя чёрными глазами в глаза посетителя, произнёс несколько заклинаний. Ночные кошмары прекратились, и Николай был допущен к телу своей дражайшей супруги. У примирившихся супругов начался новый «медовый» месяц.
При общении с шаманом, Николай узнал о причинах его частых встреч с медведями. Оказывается, Николай при первой случайной встрече с медведем, отнёсся непочтительно к древнему духу, находящемуся в теле дикого зверя. Поэтому, чтобы предотвратить нежелательные встречи с медведями в будущем, Николаю необходимо провести в ближайшее время некий древний мистический обряд под руководством шамана. Скрывая улыбку, Николай согласно качнул головой, но его супруга, присутствующая при разговоре, отнеслась к словам шамана очень серьёзно. Она определила дату проведения обряда, но начавшийся у неё на работе отчётный период, загрузил её новыми заботами и проблемами. Её доброе намерение отошло на второй план и постепенно забылось. Николай, будучи убеждённым атеистом, отнёсся к происходящему с юмором, тщательно скрываемым от жены. Но древний дух, пребывающий в телах медведей во всей окрестной тайге, требовал почтения и вскоре напомнил о себе.
На производственном совещании у директора шахты, после сообщения начальника строительного участка том, что для запуска в работу вентиляторной станции надо выполнить электромонтажные работы, выяснилось, что из-за отсутствия собственного специалиста, необходимо срочное привлечение стороннего работника. Директор шахты, после недолгих раздумий, позвонил директору рыболовного колхоза.
- Ким Сергеевич! Насколько я знаю, у тебя работает инженер-электрик. Прозвище у него ещё такое, необычное.
- Ну, есть такой. «Спиртобой» у него прозвище. А зачем он тебе?
- Мне надо срочно вводить в эксплуатацию вентиляторную станцию. Осталось выполнить электромонтажные работы. Вот и хочу, чтобы ты мне помог специалистом.
- На какой срок? И как с оплатой?
- На неделю. А с оплатой так. Выставишь счёт по факту, оплатим.
- Добро – закончил разговор Ким Сергеевич.
Здание вентиляторной станции находилось на возвышенности, в четырёх километрах от посёлка, рядом со стволом шахты. Предназначалась она для нагнетания воздуха в шахту. Шахта была необычна тем, что у нее был не вертикальный ствол, а горизонтальный, то есть тоннельного типа. Уголь добывался в недрах огромной горы. Каждые шесть часов, автобус, поднимаясь по дороге на возвышенность, привозил очередную смену шахтёров. На этом же транспорте приезжал и Николай. Он отработал уже два дня. За это время он изучил порядки, царящие на этом участке. Отработав половину смены, шахтёры выходили на поверхность для приёма пищи. Для этого, у края широкой дороги под высокими соснами, на столбиках, вкопанных в землю, был устроен длинный стол. Рядом находился металлический невысокий ангар, всегда пустующий. По краям дороги стоял высокий лес, заросший густым подлеском. Николай, привозивший продукты с собой, обедал вместе с шахтёрами. Шахтёры всегда усаживались так, что вынуждены были смотреть на дорогу и, стоявший за ней лес. Объяснялось это просто, у стола были лавки только с одной стороны. В тот день было всё как обычно. Шахтёры расселись за столом и приступили к приёму пищи. Тишину нарушали лишь хруст разгрызаемых куриных косточек, да негромкие разговоры шахтёров. Вдруг на противоположную сторону дороги выкатился маленький мохнатый медвежонок.
- Смотрите, медвежонок! – воскликнул мастер участка, тридцатилетний мужчина.
Все шахтёры, молча, уставились на медвежонка. Медвежонок, не обращая внимания на людей, осторожно тянулся мордочкой к лужице от недавно растаявшего снега. Мастер участка бросил в него куриное яйцо, находившееся на момент появления медвежонка у него в руках. Лучше бы он этого не делал. Впоследствии, он никак не мог объяснить свой поступок. Яйцо угодило в лужицу и сотворило небольшой взрыв воды. От неожиданности медвежонок громко взвизгнул, и тут из кустов стремительно возникла медведица. Увидев много людей, медведица вскочила на задние лапы и вытянувшись во весь громадный рост, оглушительно рявкнула. Шахтеры остолбенели в тех позах, в каких их застал рык зверя. Если бы эта картина была написана кистью начинающего художника, то его имя навечно бы вошло в анналы мировой живописи. По продолжительности это действо, конечно, уступило заключительной сцене из пьесы «Ревизор», но только по той причине, что первым пришёл в себя начальник участка, пятидесятилетний полный мужчина с зычным голосом, который ничем не уступая медведице, рявкнул:
- Бежим! – и, выпрыгнув из-за стола, бросился в тоннель шахты.
За ним ринулся мастер участка. Остальные, мешая друг другу, спотыкаясь и падая, рванули вниз по дороге в сторону посёлка. Начальник участка, ворвавшись в тоннель, пол которого постоянно был залит тонким слоем воды, шлёпая сапогами, бросился дальше. За ним, не отставая, бежал мастер участка, но будучи моложе своего начальника, стал нагонять его. Начальник, слыша приближающее шлёпанье по воде, убыстрил бег. Мастер, видя удаляющегося начальника, рванул ещё быстрей. Так бы они и состязались до изнеможения, но начальник неожиданно споткнулся и упал, закрыв глаза и притворившись мёртвым. Мастер с шумом пробежал мимо и продолжил бег. Начальник открыл глаза и, посмотрев назад, с удивлением обнаружил, что за ними никто не гонится. Шахтёры шумной толпой, пробежав с полкилометра и не видя погони, остановились. Возбуждёно галдя, они обсуждали случившееся, когда из-за поворота, лязгая гусеницами, показался бульдозер. Шахтёры замахали руками и остановили его. Из кабины трактора выглянул бульдозерист и спросил:
- Что надо?
- Нужна твоя помощь. Там у шахты медведь из леса выскочил и на нас бросился. Пришлось убегать. Надо проехать туда, посмотреть, ушёл он или нет - ответили шахтёры.
- Вот, молодцы! – восхитился бульдозерист – Они, значит, медведя раздразнили, а я езжай и смотри? Ха, нашли дурака!
- Ты что, струсил? – напряглись шахтёры.
- Ну, вы даёте! Сами, вот такой толпой убегают, теряя штаны, и я же им трус! Отойдите от трактора – громко высказался он и, развернув на месте бульдозер, поехал в обратную сторону.
Когда собравшиеся возле стола возбуждённые шахтёры немного успокоились, красный от пережитой перегрузки начальник участка, громко спросил:
- Все на месте? Никто не потерялся?
- Сергея нет – раздался голос.
- Здесь я, дверь открыть не могу – раздался голос из металлического ангара. Толпа шахтёров, при помощи ломов, с трудом проделала небольшой проём, толкая дверь, которая открывалась внутрь помещения. Заглянув в проём, они увидели громадный электродвигатель, которым была заблокирована дверь.
- Кто его сюда сдвинул? Он же далеко от двери лежал.
- Я, кто же ещё – ответил Сергей.
- Как тебе это удалось? Он же очень тяжёлый.
- Жить хотел, потому и сдвинул.
- Ну, так сдвинь его обратно.
- А я не могу, сил не хватает – под громкий хохот ответил Сергей.
- Ну, а сейчас то, все собрались? – спросил начальник.
- Нет, пришлого электрика не хватает, «Спиртобоя».
- Да здесь я – раздался голос откуда-то сверху.
Все задрали головы и увидели, находящегося в семи метрах над землей, сидящего на сосне Николая. Шахтёры принялись изумлёно разглядывать сосну. От самой земли и до того места, где сидел Николай, ствол сосны был абсолютно гладкий.
- Как же ты туда забрался? – спросил начальник.
- Молча – отрезал Николай – Помогите спуститься.
- Если ты здесь сидел, значит, ты видел, куда подевался медведь?
- Да, видел. Она шлёпнула медвежонка лапой, и они вместе скрылись в кустах.
Спустя полчаса, подъехала, вызванная начальником участка, пожарная машина. К тому времени шахтёры по команде начальника, в полном составе скрылись в тоннеле шахты. Два мрачных пожарника, установив лестницу, помогли Николаю ступить на землю.
- Совсем народ обнаглел, вызывают по всякой ерунде – заявили они.
- А что вам ещё делать? Вы же спите круглыми сутками – огрызнулся Николай.
- Да уж, лучше спать, чем разных идиотов снимать с сосен – буркнул старший из них и быстро сложив лестницу, они уехали.
Потрясение, пережитое от встречи с медведем, удивительным образом сказалось на производительности труда Николая. Работы, обусловленные договором, он выполнил на два дня раньше срока. После этой истории, в цельном атеистическом мировоззрении Николая, появились крупные трещины. Он стал частенько задумываться о повторной встрече с шаманом.
За стенами зимовья происходило что-то невообразимое. Николай не мог припомнить за свою жизнь, что-то подобное этой буре. Ветер с рёвом набрасывался на стены зимовья, осыпал крышу жилища обломками сучьев, громко шуршал по рубероиду, которым была обшита крыша. Грозно шумела тайга. С грохотом и стоном рушились вековые лиственницы, не выдержавшие напора разбушевавшейся бури. В зимовье заметно посветлело, и Николай подошёл к окну. Короткая белая ночь уступала свои права начинающемуся дню. Прильнув к окну, Николай смотрел на гнущиеся стволы лиственниц, на очищающееся от чёрных туч небо, как вдруг услышал сквозь шум ветра, приглушенный, длившийся несколько секунд яростный рёв медведя. Это было настолько неожиданно, что Николай, резко отпрянув от окна, замер, напрягая слух. Перед его глазами возник давний кошмар в виде смотрящего на него громадного зверя. Не дождавшись повторного рёва, Николай усилием воли прогнал наваждение и, пройдя к нарам, лёг, не раздеваясь поверх спального мешка. Услышанный им рёв и возникшее вслед за ним наваждение, он отнёс к последствиям неумеренного употребления водки в день прибытия на остров и дал себе зарок не пить отныне ничего более крепкого, чем пиво. Он и раньше не употреблял спиртного больше, чем требовалось для создания хорошего настроения, снятия нервного напряжения или же усталости, но напрочь отметать веселящие напитки посчитал, всё же, неправильным действом. С этой разумной мыслью он и провалился в глубокий сон.
Глава 8.
Пётр Иванович, сидя в капитанском кресле, смотрел на десяток белых пластмассовых контейнеров с краской, только что доставленных «Живчиком» и, сложенных Семёном в пирамиду на палубе. Капитан предавался угрызениям совести, которые он сам с большим трудом вызвал. Получалось очень плохо. Произошло это вскоре после ухода «Живчика», когда Семён, сложив свою инсталляцию, ткнул в неё указательным пальцем и громогласно заявил:
- Вот за это ты продал нашего матроса белому господину! Как негра за стеклянные бусы! Гложет ли тебя твоя совесть за такой позорный поступок? Ага, молчишь? – и уничижительно добавил – Грязный работорговец!
Даже его супруга, с которой он прошлым вечером поделился нюансами своей первой коммерческой сделки, улыбнувшись, сказала:
- Вот и ты, Пётр, принял новые порядки. Баш на баш и ничего личного. Дело, прежде всего и, причём тут человеческая совесть? Рыночные отношения они такие.
Вчера, во второй половине дня, они причалили к родной пристани. «Живчик» собирал свои вещи, делая при этом много лишних движений, когда Семён, высунув голову из люка машинного отделения, громко сказал:
- Капитан! Если завтра до обеда этот «Живчик» не притащит, что обещал, то через неделю, на обратном пути, он обязательно вывалится за борт. Это я железно обещаю.
И сделав зверское выражение лица, уставился на него. «Живчик» стал делать еще больше бестолковых движений и случайно зацепил ногой пустое ведро, которое свалилось в воду, где благополучно и утопло. Округлив глаза, Семён заскрежетал зубами, взвыл и скрылся в люке. Сегодня, вместе с контейнерами с краской, «Живчик привёз» и новое ведро. Семен, нарочито тщательно осмотрев его, выразился:
- Пойдёт, но старое было лучше. А за обман моего друга ты все равно ответишь. И месть моя будет страшной! Даже и не знаю, какую кару выбрать.
- Перестань пугать гостя. Иди лучше обед готовь. Ты же сегодня дежурный – прикрикнул на него Пётр Иванович.
- А ну да, ну да. После того, как вы оба, позорно, сделали из Николая Робинзона, я каждый день дежурный.
- Тебе бы только поворчать. Уйди ты уж побыстрее – сказал Подводник и, проводив до трапа Живчика, засел в своем кресле.
Вызванные им угрызения, никак не могли прогрызть его испорченную коммерческой сделкой душу, чтобы добраться до совести. Поэтому, оставив любимое кресло, Пётр Иванович вышел на палубу покурить, дожидаясь обеда. Из крошечного камбуза выглянул Семён и, увидев капитана, отмахивающегося от кружащейся вокруг него пчелы, засмеялся.
- Пётр Иванович! Ты ее фуражкой, фуражкой. Что ты рукой-то машешь? – сказал Семён
– Я, кстати, глядя на тебя, анекдот вспомнил. Вот послушай. Пригласил как-то Сталин Рузвельта и Черчилля в Сибирь на рыбалку. Сидят втроём на берегу, ждут поклёвки. Черчилль и Рузвельт отбиваются от тучи комаров. Уже счесали руки и лица. Наблюдают за Сталиным, а комары ближе метра к нему не подлетают. Спрашивают они у него, мол, почему господин Сталин вас комары не кусают, а нас двоих изгрызли. - А меня нельзя кусать – ответил Сталин.
- Ха, попробуй такого укусить – хохотнул Пётр Иванович.
Семён скрылся в камбузе, но через несколько секунд снова выглянул:
- Иди обедать, стол накрыт. А то я с твоей пчелой забыл, зачем выглядывал.
Пётр Иванович был в поселке известной личностью не только из-за утопления им баржи, но также из-за нескольких событий, в которых он непосредственно участвовал. Кроме того, он был мужем заведующей учебной частью местной средней школы Лилии Львовны, что тоже добавляло ему известность. Должность Лилии Львовны была очень авторитетна в посёлке. Как и все нормальные люди в этом населённом пункте, она имела прозвище «Сирена». Ученики, давшие такое прозвище, имели в виду, конечно же, не ту сирену, сладкоголосо зазывающую моряков в бурном море на смертельные рифы, а ту, что часто громко и противно завывает на судах, стоящих у причала недалеко от их школы. У Лилии Львовны была одна уникальная особенность, она обладала как бы двумя голосами. Когда она была спокойна, то ее низкий бархатистый голос с приятной лёгкой хрипотцой мог очаровать любого человека, независимо от пола. Но когда, по четко определённым причинам, она переходила на свой второй голос, то её ошарашенные собеседники быстро понимали значение её прозвища.
Первый раз Пётр Иванович столкнулся с этой особенностью в молодости. Тогда ещё холостой офицер Пётр Ткаченко, будучи в отпуске, приехал в Улан-Удэ проведать родителей своего отца, помочь им отремонтировать прохудившуюся крышу частного дома. На второй день после приезда, дед усадил внука за руль автомобиля «Нива» вишнёвого цвета, посадил на заднее сидение бабку, сам сел рядом и отдал команду ехать на рынок. Приехав на рынок, дед вместе с бабкой пошли по рядам, прицениваясь и торгуясь, причем делая это очень азартно. Первые ряды рынка находились рядом с автомобильной стоянкой и, видя это действо, Пётр понял, что это надолго. Решив прогуляться, а заодно купить сигарет и бутылку минеральной воды, он, выйдя из машины, не спеша пошёл к ближайшему киоску. Купив сигареты и воду, Пётр минут двадцать с интересом наблюдал, как три «наперсточника» облапошивают честной народ. Вернувшись к машине, он машинально дёрнул дверцу и удивился тому, что она оказалась незапертой. Недоумевая, Пётр сел в машину, положил бутылку рядом и огляделся. Не заметив ничего, что привлекло бы его внимание, он посмотрел вперёд. К его машине быстрым шагом шла красивая высокая девушка. Залюбовавшись ею и провожая её взглядом, он был немало удивлён, когда она резко распахнув дверцу его машины, уселась рядом на пассажирское сидение и низким интимным голосом спросила:
- Что сидим? Кого ждем?
Оторопевший Пётр мучительно соображал. В то время, девиц лёгкого поведения было мало и встречались они, как правило, вечерами у ресторанов, тем более, что данная особа, ну никак не походила на них. Ослеплённый красотой девушки, Пётр промямлил:
- Да вот, деда с бабкой жду. Могу и вас подвезти.
- Вы желаете меня подвезти? – все так же интимно спросила она.
От прозвучавшего голоса у Петра чуть не остановилось сердце и он, собрав всю волю в кулак, ответил:
- Вас, да хоть на край земли!
Всё, что потом произошло, Пётр, впоследствии, вспоминал с содроганием. Он был парализован диким криком, прозвучавшим совершено другим голосом, разительно отличающимся от первоначального чарующего голоска.
- Ах ты, козёл вонючий. На моей же машине и на край земли?
Девушка схватила бутылку с минералкой и ударила ею Петра в лоб. Бутылка со звоном рассыпалась. У Петра посыпались искры из глаз. В ушах у него возник звон, и он приложил обе ладони ко лбу, ощущая сочащуюся кровь. Издав дикий индейский клич, девушка обеими руками ухватила Петра за волосы и принялась неистово драть их, продолжая вопить. От криков у Петра заложило уши, и он почувствовал себя бледнолицым завоевателем, с которого живьём снимают скальп индейцы. Борьба длилась секунд двадцать, потом Пётр позорно ретировался, оставив в руках победителя клок волос, поле битвы и победу. Девушка замолчала, быстро перебралась за руль и захлопнула дверцу. Затем, со словами, произнесёнными ангельским голосом:
- Забери, это твоё – выбросила в открытое окно клок волос и подняла стекло дверцы.
Затем, она опустила солнцезащитный щиток, посмотрела в зеркало и, поправив волосы, скорчила гримасу и показала Петру язычок. После этого, она облегчёно вздохнула и с чувством хорошо выполненного дела, откинулась на спинку сидения. Всё это время, Пётр, стирая ладонями кровь, сочащуюся из ссадины на лбу, с изумлением наблюдал за действиями красивой фурии. Подошедший пожилой мужчина с военной выправкой, строгим голосом спросил:
- Что здесь происходит?
- Вот этот козёл хотел угнать нашу машину. Я ему не позволила – опустив стекло, проворковала девушка.
- В чём дело? – обращаясь к Петру, спросил мужчина.
- Это машина моего деда. Я приехал сюда на ней. Эта девушка напала на меня и захватила машину – ответил Пётр.
- Эта девушка моя дочь и это моя машина. Назовите номер своей машины?
Выезжая из дома, Пётр не удосужился посмотреть номер машины деда и, конечно же, не мог ответить. Мужчина начал озираться в поисках милиционера, и только своевременное появление деда, спасло Петра от долгих разбирательств в милиции. Дед, прояснив недоразумение объяснением, что их машина находится через две в этом же ряду, высказал мужчине возмущение избиением им его внука. Получив объяснения мужчины о нападении дочери на его внука, дед замолчал, с удивлением глядя на девушку. Девушка, стоящая у машины, под его взглядом покраснела и, скромно потупив глаза, смиренно озвучила извинения. Услышав её голос, дед приосанился и, молодцевато посмотрев на внука, подмигнул ему. Возвращаясь домой, дед сказал:
- Ну, Петро, не упусти свой шанс. Эта девушка ангел. Боевой ангел. Вот такая жена нужна офицеру. И защитит и прикроет. Тебе следует срочно приступить к охмурению этой девицы. А крыша и до следующего года подождёт.
- Я не против, но как её разыскать? Я же не знаю, как её зовут и где она живёт.
- Петро! Ты что, забыл, что я являюсь полковником милиции в отставке? Сегодня же позвоню своим друзьям из ГАИ и всё выясню. Номер их машины я запомнил.
Спустя неделю, закончив ремонт крыши, Пётр позвонил агрессивной девушке, и они условились о встрече. На первое свидание Пётр пошёл с большим букетом алых роз. Увидев перед собой статного, высокого красавца в парадной форме морского офицера, Лилия была сражена. Спустя год, они поженились. В память о той первой встрече, у Петра Ивановича на лбу остался небольшой шрам.
Ежегодно, в первый день начала навигации, речники устраивали себе праздник. За неделю до события, в зале пивного бара устраивалось собрание капитанов судов речного флота. Капитаны определяли количественный состав участников праздника, уточняли персоналии приглашённого начальства, разрабатывали мероприятия и порядок их прохождения, а также устанавливали сумму денежного взноса от каждого экипажа. Относились они к этому очень серьёзно. Из числа капитанов избирался организатор праздника, и каждый избранный относился к этому очень ответственно. Хорошо организованный праздник добавлял экипажам судов, чьи капитаны сумели это сделать, немалую толику уважения и престижа. В год, когда Пётр Иванович принял под свое начало самоходку «Лили», ему выпала честь быть избранным организатором праздника. Поблагодарив своих коллег за оказанное ему высокое доверие, капитан приступил к делу. Первым делом, он назначил Николая казначеем мероприятия, здраво рассудив, что человек с высшим образованием легко справится с возложенным на него делом. Семён занялся сбором спортивного инвентаря для состязаний. Предполагалось, что речники будут стрелять из пневматических винтовок и пистолетов, играть в волейбол, бороться, бегать на различные дистанции и перетягивать канат. Сам Пётр Иванович занялся организацией праздничного обеда и приобретением призов для награждения победителей состязаний. Собрание капитанов постановило не устраивать из праздника банальной пьянки, что изредка случалось и ограничило приобретение спиртного сорока бутылками водки и десятью бутылками вина. Оставив напоследок приобретение спиртного, Пётр Иванович второй день пропадал в столовой аэропорта, которую собрание капитанов определило, как место проведения праздничного обеда, благо, что рядом находилась спортивная площадка авиапредприятия. Прицениваясь к продуктам и обсуждая рецепты блюд, Пётр Иванович совсем забросил свои обязанности капитана, которые тотчас узурпировал Николай, который за один день выполнил обязанности казначея и передал собранную сумму денег капитану судна. Теперь он безраздельно правил хозяйством самоходки. Его беспокоил неоконченный ремонт гальюна, так сказать, последние штрихи. Посчитав, что покраска стен столь специфического помещения не является царским делом для узурпатора, он, за три банки консервированного мяса, нанял работника. Имя этого работника никто не знал. Прозвище у него было «Ништяк», данное ему за его привычку, через две-три фразы, вставлять в свою речь это слово. Появился он в посёлке в конце зимы. Никто не знал, откуда он приехал. Всю весну он перебивался случайными заработками в частном секторе посёлка. Всегда в рабочей, но чистой одежде, он выглядел опрятно. У него была грамотная речь без матерных слов и, по некоторым признакам, можно было определить достаточно высокий уровень его образования. Навидавшись всяких индивидуумов, которых на Севере называли словом «бич», никто не проявлял по отношению к нему никакого интереса. Не ворует, не грабит, ведёт себя тихо, да и пусть живёт, никому же не мешает. Быстро выполнив работу и получив вознаграждение, «Ништяк» при разговоре с Николаем упомянул, что три года проработал администратором в одном из московских ресторанов. Николай, ухватившись за этот этап биографии своего собеседника, рекомендовал его Петру Ивановичу в качестве консультанта в нелёгком деле организации праздничного ужина. По просьбе капитана, заведующий столовой авиапредприятия, проверив знания «организатора общепита», дал высокую экспертную оценку эрудиции испытуемого и даже пригласил его к себе на работу. Воодушевившись этим, Пётр Иванович, совместно с «Ништяком», разработали великолепное меню праздничного обеда. Вернее, разработано оно было «Ништяком», капитан только согласно кивал, представляя себе как он удивит своих коллег экзотическими яствами, невиданными отродясь в этом захолустье. «Ништяк» не стал останавливаться на достигнутом результате. Он попросил Петра Ивановича показать ему полный перечень запланированных мероприятий. Ознакомившись с ним, «Ништяк» внёс ряд дельных предложений, которые включали в себя игры в шахматы и шашки, армрестлинг, настольный теннис и сеанс одновременной игры в шахматы на десяти досках. Взглянув на открывшего от удивления рот заведующего столовой, он пояснил Петру Ивановичу, что является мастером спорта по шахматам. На вопрос капитана, как же ему удаётся играть с десятью соперниками, ответил, что ничего сложного в этом нет, надо просто вовремя применить староиндийскую защиту или, на худой конец, защиту Грюнфельда. Этим ответом он окончательно влюбил в себя заведующего столовой. Перешли к обсуждению официальной части праздника и появился новый повод для удивления. Раскритиковав заготовленные Петром Ивановичем приветственные речи, «Ништяк» продемонстрировал виртуозное владение словом. Он буквально поразил обоих своих собеседников, своей способностью не задумываясь ни секунды, в течение двадцати минут исписать без единого исправления два полных листа стандартного формата. Прочитанное им вслух произведение, вызвало бурный восторг обоих слушателей. Далее, «Ништяк» возжелал осмотреть оборудование кухни столовой, после чего заметно расстроился.
- Ничего не получится – сказал он.
- Почему? – испуганно спросил Пётр Иванович.
- Оборудование устаревшее, оно давно должно быть на свалке. Мы не сможем на нём приготовить большую часть блюд из того меню, что вы составили.
- И что же нам теперь делать? – расстроился Пётр Иванович.
- Ну, вы так не расстраивайтесь. Я обязательно что-нибудь придумаю. Сегодня вторник, праздник вы говорите в субботу. Время у нас ещё есть. Давайте встретимся завтра утром, и я представлю вам свои соображения.
- Хорошо – ответил капитан.
Следующим утром они встретились на причале рыболовного колхоза. Довольный «Ништяк» излучал оптимизм. Потирая руки и радостно улыбаясь, он сказал:
- Все складывается удачно. Вечером, с переговорного пункта я созвонился со своим другом. Он работает в городе администратором в ресторане. Он готов выполнить ваш заказ и ждёт вас сегодня вечером для разговора. Я сегодня еду в город, мне надо перевезти сюда свои вещи. Решил принять предложение заведующего столовой и окончательно обосноваться в этом посёлке. Предлагаю вам поехать вместе со мной. Я познакомлю вас с другом и помогу во всём. Что вы на это скажете?
- Как-то это все неожиданно – ответил Пётр Иванович – Да и не могу я поехать, дел много.
- Ну, что же, ничего другого я вам предложить не могу. Сожалею, но не могу. Поэтому не буду отрывать вас от дел. Мне надо успеть на теплоход. Рад бы был помочь, но видно не судьба. До свидания.
- Постой, подожди! Ты же встретишься со своим другом? Ты же сам можешь с ним всё обговорить и оформить заказ. Погрузить всё на «Метеор» и я бы тебя тут встретил. Как тебе такое предложение?
- Ну, в принципе, можно такое провернуть. А как быть с оплатой заказа?
- Ну, это не проблема. Денег я тебе дам. Да и ещё, купи спиртное, а то у нас тут суррогат сплошной и вина хорошего нет. И ещё, я тут прошёлся по магазинам, ничего хорошего для победителей соревнований подобрать не смог. Ты там тоже это присмотри, на свой вкус.
- Без нотариально оформленной расписки денег я не возьму. А к нотариусу идти времени уже нет. А без него, даже не уговаривайте, не возьму.
После пятнадцатиминутных уговоров Петра Ивановича, «Ништяк» по собственной инициативе написал расписку, вчетверо сложил бумажку и, отдав её капитану, взял деньги. Капитан собственноручно вручил ему три тысячи пятьсот полновесных советских рублей, вместе со своим кожаным бумажником. По тем временам, такие деньги представляли собой очень приличный капитал. Проделав это, Пётр Иванович, довольный собой, отправился писать отчёт о расходе материалов, потраченных на ремонт самоходки, который, вот уж неделю требовала с него бухгалтерия рыболовного колхоза. На следующий день, в двенадцать часов дня капитан получил срочную телеграмму следующего содержания:
«Договорился. Заказ будет выполнен в срок. Призы и спиртное приобрёл. Встречайте в субботу».
Первые смутные подозрения о грядущих неприятностях возникли у капитана в пятницу вечером, когда Лилия Львовна затеяла стирку и, проверяя карманы его рабочей куртки, нашла сложенный листок бумаги, который, не читая, передала ему. Развернув листок, Пётр Иванович прочёл:
Расписка.
Мною, гражданином по прозвищу «Ништяк», получено от гражданина по прозвищу «Подводник», при полном отсутствии свидетелей, три тысячи пятьсот рублей /3500 руб./ на организацию праздничного застолья. В чём и подписываюсь.
Далее стояла мудрёная размашистая подпись с замысловатыми завитушками. Пётр Иванович озадачено покачал головой, вновь прочёл текст недавней телеграммы, почесал затылок и, отбросив всякие нехорошие мысли, включил телевизор.
Субботний день преподнёс прекрасную погоду. На спортивной площадке авиапредприятия собрались все участники праздничного мероприятия. Там не хватало только Петра Ивановича и Николая. Они стояли на дебаркадере пассажирского причала, ожидая скоростной теплоход «Метеор» из города. Вскоре теплоход прибыл, но «Ништяка» на нём не оказалось. Выяснив путём расспросов у членов экипажа теплохода, что человека с приметами «Ништяка» среди пассажиров не было, Пётр Иванович понял, что стал жертвой мошенника. Оглушенный открывшейся истиной, он, присев на сидение в салоне теплохода, некоторое время лихорадочно соображал о последующих своих действиях. Затем, приняв решение, отправил Николая к заведующему столовой с просьбой предпринять все необходимые действия по срочной организации праздничного стола, а сам помчался банк, где снял со своего расчётного счёта три тысячи пятьсот рублей, предназначенных для поездки к внукам, которые проживали вместе с родителями в Москве.
Спортивные состязания прошли без особого накала и азарта. Никчёмность призов, в спешке приобретённых Петром Ивановичем, не стимулировали участников соревнований к достижению спортивных рекордов. Всех интересовал сеанс одновременной игры в шахматы, заранее широко анонсированный заведующим столовой, но Семён объявил о том, что это мероприятие отменено по причине неожиданной пропажи гроссмейстера. Праздничный стол, накрытый в столовой, выглядел очень убого. Угощение, расставленное на нём, состояло из стандартных комплексных обедов, жидкого чая, брусничного сока и целой батареи разнокалиберных бутылок с веселящей жидкостью. Скудность разносолов Пётр Иванович попытался компенсировать количеством спиртного, поступая вопреки решению собрания капитанов судов, ранее ограничивших этот объём точным числом бутылок. Зная о том, что повинную голову и меч не сечет, Пётр Иванович рассказал капитанам о постигшей его беде. Обсудив случившееся, капитаны приняли единогласное решение узнать об этом человеке как можно больше информации, чтобы пользуясь ею, отыскать его и примерно наказать в назидание другим мошенникам, которые могут посягнуть на обман работников речного флота. С этой целью, на квартиру, хозяйка которой сдавала комнату «Ништяку», срочно, по горячим следам, был направлен Николай. Вернувшись спустя час, он бодро доложил почтенному собранию о том, что хозяйка почти ничего не знает о жильце, но он перед отъездом вручил ей письмо с просьбой передать его в субботу капитану самоходки «Лили». Заинтригованные капитаны судов потребовали незамедлительно огласить содержание письма всему присутствующему обществу. Достав письмо из кармана, Николай вскрыл конверт и громким голосом зачитал письмо. Целую минуту речники осмысливали услышанное, затем, зал столовой взорвался хохотом. Не смеялся лишь один Пётр Иванович. Содержание письма, озвученное голосом Николая, гласило:
«Уважаемый Подводник! Когда вы прочтёте это письмо, я буду далеко от Вас, на другом конце нашей страны. В своей жизни я встречал достаточное количество наивных людей, легко подающихся обману. Обычно таких людей называют «лохами». Вы же являетесь первым человеком на моём пути, которого обманывать и не понадобилось. Вы всё сделали сами. Вы, разинув рот, слушали мои глупости. Вы уговорили и заставили меня взять ваши деньги. Поэтому, Вы не просто «лох», Вы «Лох» с большой буквы. Надеюсь, что урок, который я Вам преподал, научит Вас другими глазами смотреть на реальный мир. С уважением: Ништяк».
Как один из немногих праздников, которые проходили неудачно, нынешний отличился ещё и тем, что после проведённого мероприятия, почтенное собрание капитанов, распустив вверенный им личный состав по домам, возжелало продолжить праздник в местном ресторане. Набравшись без меры горячительного, капитаны разглядели на эстраде певичек в мини юбочках и стали громко и настойчиво требовать от администратора ресторана показа сеанса стриптиза. После чего, в полном составе на казённом транспорте, с песнями, поехали отдыхать в КПЗ местного ОВД. Единственным трезвым человеком в этой компании был Пётр Иванович. Утром, после освобождения из казённого пристанища, добравшись до дома, Пётр Иванович полчаса, зажав ладонями уши, слушал второй голос своей супруги. Выслушав бурный монолог жены, он узнал много нового о своих личных качествах и умственных способностях. Умывшись, он переоделся и, выйдя из дома, вскоре прибыл на судно. Сходу он устроил разнос Николаю за тусклые медные дверные ручки и немного от этого успокоившись, сел в свое кресло и стал размышлять о вариантах донесения до сведения супруги информации о потраченных им семейных сбережениях так, чтобы самому остаться живым и без увечий.
В середине девяностых годов в стране происходило, что-то невообразимое. Пётр Иванович раньше и представить себе не мог, что такое может случиться в стране, которой он недавно служил. Постоянные скандалы и драки депутатов в парламенте, заказные убийства и бандитские разборки, перестрелки на улицах городов и начавшаяся война в Чечне, а также всевозможные политические ток-шоу на телевизионном экране, внесли настолько сильную разбалансировку в сознание капитана, что он по собственному желанию окунулся в грязный мир районной политической жизни. Он и сам-то не понял, как это произошло.
Однажды, директор рыболовецкого колхоза приехал на причал, где самоходка «Лили» дожидалась погрузки скарба рыболовецкой бригады. Поднявшись на палубу, директор быстро прошел в капитанскую рубку. Поприветствовав капитана и задав ему два-три дежурных вопроса, он вдруг неожиданно спросил:
- Пётр Иванович! Как ты относишься к тому, что творится в стране?
- Ну, как бы это сказать. Нейтрально, наверное. Как я ещё могу относиться к бардаку, который от моих желаний никак не зависит – слегка замешкавшись, ответил Подводник.
- Вот об этом давайте поговорим подробно, уважаемый Пётр Иванович.
- О чём? О бандитской приватизации, что ли или о развале экономики? Что впустую воздух-то сотрясать, что может измениться от того, что мы поговорим?
- О, многое. Вот скажи, Пётр Иванович, как ты относишься к партии ЛДПР?
- Да никак. Как я ещё могу относиться? Восседает в Госдуме их лидер, сын русской женщины и юриста. Дерётся со всеми, обливает всех водой. Грозится в случае избрания его президентом помыть свои сапоги в Индийском океане. Вон, Николай и Семён поддерживают его, мечтают, наверное, в Индии «на халяву» побывать. Нельзя политику так вести себя. Однозначно – засмеялся Пётр Иванович.
- Это имидж у него такой, образ простого мужика, парня из народа. Ты посмотри программу партии. Там изложено много умного и дельного.
- Зачем мне это смотреть? Я что, в эту партию вступать буду? Я и в советские времена коммунистом не был.
- Вот именно это, я тебе и предлагаю. Чтобы вместе попытаться изменить жизнь к лучшему. Тем более, что члены твоего экипажа являются сторонниками ЛДПР. Это получается небольшая ячейка партии на судне, которую ты и возглавишь. Получится, как на броненосце «Потёмкин», только бунтовать не вздумайте. Возражения не принимаются. Ознакомишься с программой партии и завтра после обеда придёшь в контору получать партийное задание. Держи, вот – с этими словами директор сунул в руки Подводнику объёмную папку и быстро ушёл.
Капитан хотел догнать его и вернуть папку, но в силу привычки безоговорочно подчиняться вышестоящему начальству, приобретённой за время службы офицером на флоте, остался на месте.
В начале последнего десятилетия уходящего двадцатого века, в районе, как грибы после дождя, начали появляться отделения разнообразных политических партий. Среди местного районного начальства разгорелась нешуточная борьба за право возглавить то или иное отделение политических партий. Особо изворотливые начальники, придерживаясь «закона джунглей», сумели разобрать лидерство в отделениях перспективных партий. Ну, а менее циничные руководители, соответственно, в малоперспективных. Только пост лидера районного отделения партии ЛДПР остался не востребованным. Место это долго пустовало. Его то и занял год назад директор рыболовецкого колхоза Любочкин Ким Сергеевич. Нет, он не был корейцем с русской фамилией, просто его родители на момент его рождения были убеждёнными комсомольцами и не представляли себе иной жизни, кроме как с Коммунистическим Интернационалом Молодежи, отсюда и имя. Ким Сергеевич здраво рассудил, что, несмотря на эмоциональное и неадекватное порой поведение лидера ЛДПР, программа партии привлечёт немало активных сторонников. В эти годы правового беспредела, поддержка крупной политической партии лично для него означало многое. Быстро меняющееся, во многом противоречивое законодательство, позволяло правоохранительным органам по чисто надуманным или же обоснованным обвинениям возбуждать уголовные дела, и в таком случае поддержка партии была не лишней, а то и решающей. Но с первых дней деятельности на этом посту Ким Сергеевич столкнулся с нежеланием местного электората вступать в эту партию. Спустя год, в районной ячейке ЛДПР числилось всего двенадцать человек. Нельзя сказать, что Любочкин плохо работал. Он проводил встречи с людьми, на которых доходчиво объяснял программу партии, распространял партийную газету, словом делал всё для достижения успеха, но его, то есть, успеха не было. Секрет столь провального результата ему раскрыл его друг, работающий психиатром в местной больнице, который профессионально разбирался в негативных ассоциациях. Дело в том, что Ким Сергеевич был поразительно похож на бывшего премьер-министра страны Егора Гайдара. Бывший премьер жестко проводил непопулярные реформы, в результате которых страна впала в кому, а обездоленный народ проникся к нему самой лютой ненавистью. Невысокого роста, полный, с маленькими глазами на круглом добродушном лице, Ким Сергеевич и говорил, причмокивая, как бывший премьер. Одним словом, полное сходство. Народ, собравшийся на встречу с ним, через небольшое время разочаровано начинал расходиться. Никогда не отступающий перед трудностями, Ким Сергеевич решил изменить сложившееся положение. Начиналась предвыборная кампания по выборам депутатов в областной парламент и Ким Сергеевич хотел занять в нем достойное место. Надо было срочно что-то предпринимать, и он обратился за советом к другу психиатру. Тот посоветовал сменить лицо партии в этом посёлке, назначив другого представителя, вид которого не вызывал бы негативных ассоциаций. После бессонной ночи и долгих раздумий, Ким Сергеевич принял решение и определил кандидатуру представителя партии. Им и оказался Пётр Иванович Ткаченко по прозвищу «Подводник».
В те дни, когда Пётр Иванович снимал повседневную камуфлированную рабочую одежду и одевал черный цивильный костюм с галстуком, он превращался в высокого импозантного мужчину с военной выправкой, с правильной речью и хорошей дикцией. Подвижное выразительное, с правильными чертами умное лицо, высокий лоб и зачесанные назад тёмные волосы с проблесками благородной седины, делали его неотразимым в женском обществе. Ким Сергеевич хорошо знал это. Не раз он становился свидетелем нешуточного соперничества за его внимание среди женщин конторы на корпоративных праздниках. По его мнению, способность Петра Ивановича оказывать на женщин неотразимое впечатление, могло сильно поспособствовать агитационной работе, так как большую часть ядовитых и каверзных вопросов на этих встречах, задавали именно представительницы слабого пола. Кроме того, у Подводника были густые чёрные брови. Они, казалось, жили своей, независимой от хозяина активной жизнью. Брови то высоко взлетали верх, то грозно сходились к переносице, то вообще пытались встать вертикально. Все эти эволюции добавляли выразительность, а главное, убедительность тому, о чём рассуждал их хозяин.
После обеда, Пётр Иванович, прибыв в контору, столкнулся с удивительным радушием директора. Тот, угостив капитана двумя рюмками хорошего коньяка, вызвал секретаря, распорядился принести Петру Ивановичу большую чашку кофе и приступил к беседе:
- Вы ознакомились с программой партии, уважаемый Пётр Иванович? – спросил директор – Не правда ли, что в ней много дельных и разумных предложений?
- Да – ответил Подводник – Весь вечер просидел, даже футбол пропустил.
- Так я и думал! – воскликнул Ким Сергеевич – Я знал, что человек с активной жизненной позицией как Вы, не останется в стороне от процессов, происходящих в стране. И Вы, как офицер, присягавший Родине, никогда не бросите её в трудную минуту. Ведь советские офицеры всегда верны присяге. Сейчас наступили тяжёлые времена, во власть пробрались всякие проходимцы и только Вы, офицеры, можете кардинально изменить ситуацию. Нет, я не призываю к военному перевороту, я говорю о предстоящих выборах. Только Вы, Пётр Иванович можете провести яркую и убедительную агитационную кампанию. Итак, Вы согласны?
- Согласен – ответил Пётр Иванович, ошеломлённый высокими словами и напором директора.
Спустя полчаса, выслушав инструкции и пожелания Кима Сергеевича и приняв еще две рюмочки коньяка, капитан шёл домой, мучительно пытаясь понять, как так получилось, что имея намерение категорически отказаться, он так горячо согласился. После ухода Петра Ивановича, Ким Сергеевич расслаблено откинулся на спинку кресла. Он был очень доволен собой. Ему удалось претворить в жизнь рекомендации своего друга психиатра. Вчера вечером тот дал совет:
- Дави на долг. Офицеры, что бывшие, что настоящие, в большинстве своем люди долга. Понятия присяги, долга перед Родиной и защиты Отечества для них не пустой звук. Они так воспитаны. Конечно, это неэтично, но когда политики обращали внимание на приличия. Так что, своего, я думаю, ты добьёшься. Удачи!
За три дня скрупулёзно изучив тезисы предвыборной программы партии, Пётр Иванович приступил к агитационной работе. Ким Сергеевич освободил его от обязанностей капитана самоходки на два месяца с сохранением заработка. Назначил на место капитана Семёна, вменив его обязанности мотористу гаража. Николай посмеивался, говоря, что Пётр Иванович, выполнив качественно задание директора, всё же поедет вместо них в Индию и порывался купить ему хромовые сапоги, утверждая, что в кирзовой обуви туда не пустят. За два месяца капитан объехал все населённые пункты громадного таёжного района. Встречался с рыбаками, охотниками, оленеводами, работниками социальной сферы и везде его встречи проходили успешно. Толково объясняя, весело и остроумно отвечая на заданные вопросы, он выглядел как популярный артист. Нередко его встречи с избирателями заканчивались бурными аплодисментами. За три дня до выборов, он прибыл на встречу с самым большим коллективом района. Это были шахтёры, люди дружные, весёлые, острые на язык. Встреча проходила в большом актовом зале администрации. На небольшом возвышении впереди зала, для Петра Ивановича установили стол и на него водрузили графин с водой. Капитан, постучав стеклянной пробкой о графин, добился тишины, представился и начал вступительную речь. Через пять минут после начала выступления, мужчина, сидящий в первом ряду, ехидным выражением лица напоминавший хорька, вдруг громко выкрикнул:
- Простите, я не расслышал. А какую партию вы представляете?
- Я уже говорил об этом. Повторяю, я представляю партию ЛДПР – ответил Пётр Иванович.
- Ага, значит вы элдэрпист – громко сказал мужчина и ещё больше стал похож на хорька. Тишина в зале прервалась громким хохотом. Капитан побагровел и, грозно сведя брови к переносице, сказал мужчине:
- Вы понимаете, что я могу привлечь вас к суду?
- За что? – изумился мужчина, становясь от испуга похож на крысу.
- Как за что? Он ещё и спрашивает. За оскорбление.
- Вот так и дело! И как же я вас оскорбил? – спросил мужчина, возвращаясь к образу хорька.
- Вы не сможете отпереться, только что, в присутствии большого количества свидетелей, вы громко, на весь зал, назвали меня педерастом – гневно выдохнул Пётр Иванович.
Пронзительная тишина, установившаяся с началом их диалога, прервалась громовым хохотом.Это была самая весёлая встреча из всех подобных, когда-либо проводившихся во время предвыборных кампаний. Народ почти непрерывно хохотал. Дело в том, что когда Подводник извинился за допущенную оплошность и продолжил излагать тезисы, его брови из-за идиотского положения, в котором оказался их хозяин, перестали подчиняться его контролю. После каждого прочитанного тезиса, он поднимал глаза и смотрел в зал, ожидая вопросов по теме. Тем временем, его брови совершали хаотичное, почти броуновское движение. Будучи человеком ответственным, Пётр Иванович мужественно довёл все материалы партии до народа, за что шахтёры отблагодарили его бурными аплодисментами.
Состоявшиеся выборы закончились с сенсационным результатом. Партия ЛДПР, представленная в районе двенадцатью членами, заняла второе место и получила два места в областном парламенте. Сбылась мечта Кима Сергеевича, и он предложил второе место Петру Ивановичу, на что получил незамедлительный отказ. Применять вторично проверенный метод уговоров, директор посчитал неэтичным поступком и предложил Петру Ивановичу высказать любую просьбу, которую он исполнит обязательно. Подумав, капитан пожелал, чтобы директор за свой счёт свозил членов экипажа в Индию и, увидев вытянувшееся лицо Кима Сергеевича, рассмеялся и потребовал новый дизельный двигатель для самоходки. Через два месяца Подводник получил двигатель и на этом его политическая деятельность закончилась.
Глава 9.
Проснулся Николай поздно. Поднявшись с нар, он подошёл к окну. За окном светило солнце, слышались голоса птиц, негромко шумела тайга. Буря, бушевавшая всю ночь, закончилась, лишь редкие порывы ветра раскачивали порой деревья. Николай отпер дверь и вышел из зимовья. Оглядевшись, он поразился произошедшим за ночь изменениям в окрестностях зимовья. Два навеса были полностью разрушены и превратились в бесформенную кучу, из которой во все стороны торчали концы жердей. Поодаль, лежали поваленные бурей деревья, образуя полосу бурелома шириной метров сто и длиною в полкилометра. Николай и раньше видел такие полосы вываленного ветром леса и всегда удивлялся тому, что границы такой просеки всегда прямые и ровные. Как будто кто-то разумный, заранее очертив границы, огромной ладонью пригладил лес, с чудовищной силой выворачивая корни и ломая стволы. При этом, за прямыми линиями границ бурелома, деревья остаются нетронутыми, как будто прикрытые от ветра невидимой стеной. Осмотрев со всех сторон зимовье, Николай не нашёл повреждений. Добротное зимовье выдержало удар стихии, подтвердив свою надёжность. Затопив «буржуйку», Николай быстро, всё из тех же макарон и консервов, приготовил завтрак. В небольшой кастрюльке вскипятил воду, засыпал полгорсти сухого чая и горсть ягод шиповника. Закрыл крышкой и оставил настаиваться. Такой настоянный напиток придавал бодрости и хорошо утолял жажду. Позавтракав, Николай занялся наведением порядка в зимовье. Имущество экспедиции, ранее сваленное на пол зимовья, было аккуратно сложено под нарами, подвешено на вбитых в стены толстых гвоздях, размещено на широкой полке над нарами. Перетаскивая имущество, Николай обнаружил тяжёлый деревянный ящик с металлическими застёжками, применяемый для хранения оружия и два сорокалитровых бидона с булькающей внутри их жидкостью. Заинтересовавшись, он внимательно осмотрел ящик и обнаружил на одной застежке небольшую свинцовую пломбу. Подумав немного, Николай сорвал пломбу и открыл крышку ящика. В нём лежали два бинокля, похожая на большой револьвер сигнальная ракетница, запас сигнальных ракет и четыре охотничьих ножа в ножнах. Николай задвинул ящик под нары и занялся обследованием бидонов. Открыв плотно подогнанные крышки, Николай почувствовал запах вина. Зачерпнул жестяной кружкой немного жидкости и недоверчиво принюхиваясь, отпил. Жидкость и в самом деле оказалось вином, и как определил Николай, оно было весьма хорошим. Поставив в угол зимовья бидоны с вином, он вооружился топором и пошёл разбирать кучу, в которую превратились разрушенные бурей навесы. Отбивая скреплённые между собой гвоздями жерди и, складывая их в аккуратный штабель, Николай услышал непонятные звуки, исходящие из нагромождения бурелома. Он насторожился, стараясь определить их источник. Звуки напоминали хриплый стон. Похожие звуки издают самцы диких северных оленей в период гона. Так, как звуки доносились из отдаления и, по мнению Николая, не представляли для него опасности, он продолжил работу.
Через час, вспотевший матрос, сложив из жердей штабель, присел на него отдохнуть. Когда он работал, всё это время непонятные звуки не прекращались, повторяясь с разной периодичностью и интенсивностью. Доносились они и сейчас. Николай докурил сигарету, сходил в зимовье за биноклем и двинулся по направлению к доносящимся звукам. Достигнув края просеки, сотворённой стихией, он прислушался. Стон доносился с противоположной стороны полосы бурелома, и Николай, приняв решение, осторожно шагая, перелезая и обходя поваленные деревья и держась на расстоянии примерно в семьдесят метров от источника звука, двинулся в обход. Достигнув противоположной стороны бурелома, Николай, отдышавшись, поднял бинокль к глазам и, осматривая нагромождение стволов и веток поваленных деревьев, наткнулся взглядом на громадную голову медведя, увеличенную линзами бинокля. От неожиданности внутри у Николая что-то ёкнуло, руки задрожали, ноги предательски ослабли, и появилось паническое желание бежать куда угодно, лишь бы подальше от этого места. Усилием воли Николай взял себя в руки и, дрожа всем телом, прильнул к биноклю. Скачущее в окулярах бинокля изображение, не давало возможности рассмотреть картину в подробностях, но немного успокоило матроса тем, что медведь находился на одном месте. Опустившись на землю, он прижался спиной к дереву, стараясь унять дрожь и успокоиться. Спустя десять минут, собрав всю волю в кулак, Николай в деталях рассмотрел в бинокль открывшуюся перед ним картину. Медведь лежал, опустив голову на землю и широко расставив передние лапы. Он периодически открывал окровавленную пасть, издавая негромкий толи рёв, толи стон. Земля с содранной с неё лесной подстилкой, была перед ним изрыта и усыпана сучками деревьев, переломанных медведем. Николай видел только переднюю часть туловища медведя, задняя же часть была придавлена толстым, в обхват человека, стволом поваленной лиственницы. Николай понял, что услышанный им ночью, в самый разгар бури, медвежий рёв, не был следствием слуховых галлюцинаций. По виду медведя, Николай определил, что зверь измучен жаждой и обессилен борьбой со своеобразным капканом. Время от времени, медведь, вскинув голову, взрывал лапами землю, пытаясь выбраться из ловушки. Негромко рыча, он грыз ствол и сучки, придавившей его лиственницы. Переместившись на другое место, осмелевший Николай разглядел задние лапы медведя. Они были вытянуты и лежали без движения. Николай предположил, что в результате удара стволом падающего дерева у зверя повреждён позвоночник. Стараясь не шуметь, Николай отошёл на приличное расстояние и облегчёно вздохнув, зашагал к зимовью. Осознание того, что на этом острове ему уже никто не угрожает, подняло ему настроение. Поэтому, он даже не стал себе готовить ужин. Николай зачерпнул из бидона полную кружку вина и залпом выпил, закусив сухарём. Затем вынес из зимовья спальный мешок, расстелил его на столе под навесом и, сделав изголовье повыше, прилёг, бездумно уставившись взглядом на реку.
Всю ночь Николай промучился в полудрёме, часто вскидываясь от преследующего его кошмара. Страшный зверь, стоящий на задних лапах с устремлённым на него взглядом. И только после полной кружки вина, выпитой им за два приёма, ему удалось поспать два часа. Позавтракав, он взял бинокль и отправился проведать медведя. Добравшись до места, Николай, оглядев в бинокль полосу бурелома, заметил сидящих на деревьях ворон. Птицы молчаливо наблюдали за медведем. Обессиленный зверь уже не предпринимал попыток выбраться из-под дерева. Он неподвижно лежал, уронив голову с закрытыми глазами на землю, и выглядел мёртвым. И только периодически вздымающийся загривок зверя, указывал на то, что он ещё жив. Николай внимательно рассмотрел в бинокль, созданную бурей ловушку, в которую так злополучно угодил медведь. Буря с корнями вывернула дерево, и оно упало на уже лежащий поперёк ствол другой лиственницы, одновременно придавив медведя. Если бы не ствол ранее сваленного дерева, медведя настигла бы мгновенная смерть. Большая часть дерева вместе с кроной, опираясь на поперечный, лежащий на земле ствол, висела горизонтально в воздухе. Заметив это обстоятельство, Николай неопределённо хмыкнул, немного подумал и, решительно отбросив неожиданно посетившую его голову невероятную идею, зашагал к зимовью. Взяв топор, он принялся выбивать гвозди из жердей навесов, разрушенных бурей.
Поработав с полчаса, Николай отложил топор, и принялся бесцельно вышагивать по берегу реки, одолеваемый навязчивой мыслью. Повисший в воздухе ствол лиственницы, придавивший медведя, натолкнул его на мысль освободить зверя. Если отпилить комель, намертво сцепленный корнями с землей, то вершина дерева, отягощённая кроной, опуститься вниз, тем самым, приподнимет, как на качелях, ствол, придавивший медведя. Эта идея, показавшаяся ему поначалу невероятной и дикой, сейчас всё больше не давала ему покоя. Всё больше склоняясь к этой мысли, Николай опасался того, что спасённый им зверь может напасть на него, несмотря на парализованные задние лапы. Перебирая варианты спасательной операции, вплоть до фантастических, Николай натолкнулся на мысль, от которой он громко и весело расхохотался. Его посетила мысль напоить медведя вином, от которого тот должен впасть в бессознательное состояние. Воодушевившись идеей, Николай вернулся в зимовье, перелил из бидона в капроновый бокс около десяти литров вина и высыпал в него две пачки сахара рафинада. Старательно помешивая, он добился полного растворения сахара и при помощи жестяной кружки перелил вино в капроновую канистру, служившей для доставки воды из реки. Закрутив крышечку канистры, Николай полез под нары и выволок оттуда новенький оцинкованный таз и мотопилу. Проверив и убедившись в наличии бензина в бачке мотопилы, матрос установил на неё режущий инструмент и резким рывком пусковой ручки запустил её, заполняя зимовье выхлопным газом. Чертыхнувшись, Николай остановил пилу и открыл дверь зимовья для проветривания. Затем, захватив топор, вышел из зимовья и после недолгих поисков, нашёл и срубил подходящую тонкую сосёнку. Очистил ствол от тонких ветвей и, отрубив лишнее, он получил шестиметровый шест, на тонкий конец которого, прибил большой гвоздь, добившись тем самым подобия багра. Николай достал из ящика сигнальную ракетницу, зарядил её и, сунув за пояс, за два раза отнёс всё приготовленное к месту его наблюдения за медведем.
За время его отсутствия никаких перемен не произошло. Медведь всё так же неподвижно лежал, опустив голову на землю. Ворон стало заметно больше. Они переместились поближе к медведю, рассевшись на торчащих сучках бурелома и, терпеливо ожидали смерти поверженного «хозяина тайги». Николай перелил содержимое канистры в таз и присел передохнуть. Когда отдышавшись, он набрался решимости и, издавая звон, исходящий от цеплявшегося за ветки таза, подошёл к медведю, тот лишь приподнял голову и, оскалив пасть, глухо зарычал. Николай опустил таз на землю и, испытывая дрожь во всём теле, сходил за шестом. Медведь, даже находясь в беспомощном состоянии, внушал Николаю дикий ужас. Кляня себя за сумасшедшие намерения, он взял шест и, уперев его конец в край таза, медленно придвинул широкую посудину к медведю и, аккуратно положив шест на землю, быстрым шагом скрылся за деревьями. Николай задыхался, его трясло крупной дрожью, тело ломило от сильнейшего нервного напряжения и, дойдя до места, он рухнул на землю и затих, пытаясь успокоиться. Он все ещё не верил, что смог подойти к зверю, что ему удалось переломить свой страх и осуществить задуманное. Через некоторое время, Николай встал, прильнул к биноклю и обрадовано хмыкнув, принялся наблюдать, как измученный жаждой медведь, жадно лакает сладкое вино из таза. Удовлетворённо улыбаясь, Николай отправился к зимовью готовить себе обед.
Отдохнув два часа после обеда, Николай направился обратно, с твёрдым намерением закончить свое необычное дело. На этот раз, не таясь, он подошёл поближе к медведю и внимательно осмотрелся. Вина в тазу осталось лишь на донышке. Перед мордой медведя важно прохаживались две вороны. Зверь никак не реагировал на наглое поведение птиц, даже когда они, заметив Николая, с шумом взлетели, медведь не шелохнулся. Приоткрыв пасть и раскинув лапы, он распластался на земле, напоминая Николаю медвежью шкуру, лежащую вместо ковра в одной из комнат квартиры Семёна. Взяв в руки шест, Николай с опаской потыкал концом в загривок зверя и, не дождавшись ответной реакции, сходил за мотопилой и приступил к спасательной операции. Обойдя поваленное дерево, он оказался на стороне, где из-под ствола торчали вытянутые лапы и зад медведя с почти незаметным хвостиком. Рванув пусковую ручку, Николай запустил двигатель мотопилы и, прибавив обороты до максимума, быстро перепилил ствол дерева. Крона дерева, ломая ветки, с треском рухнула на землю, из-за чего ствол рванул верх на полметра. Николай, бросив пилу на землю и не разбирая дороги, бросился наутёк. Отбежав на достаточное, по его мнению, расстояние и не заметив погони, он остановился и впился взглядом в бинокль, высматривая зверя. Медведь не проявляя активности, всё так же неподвижно лежал на том же месте. Между стволом дерева и туловищем зверя появился просвет. Медведь был освобождён из ловушки. Успокоившись, Николай вернулся, подобрал мотопилу и, подхватив канистру, двинулся к зимовью. Через время, достаточное для того, чтобы оставить мотопилу в зимовье и набрать в канистру воду из реки, он вернулся и, вылив остатки вина из таза на землю, залил в него воду. Осматривая на расстоянии медведя, он с удивлением заметил, что его задние лапы стали подёргиваться. Видимо, организм медведя начал восстанавливать контроль над всеми конечностями. Николай, вооружившись двумя удочками, взятыми им под навесом и накопав дождевых червей, коих во множестве можно найти в лесной подстилке, отправился рыбачить на озеро. Страшное дикое существо, взятое им под свою опеку, нуждалось в прокорме.
Спустя час, выудив из озера шесть крупных карасей, Николай вернулся назад и увидел медведя, подающим признаки жизни. Тот лежал и медленно ворочал головой, издавая негромкие хриплые звуки. Николай, оставив себе на ужин одного карася, остальных положил на землю рядом с тазом с водой и отправился к зимовью. Быстро пожарив рыбу, Николай поужинал, тщательно запер дверь зимовья и усталый, но довольный лёг спать.
Утром следующего дня, Николай набрал в канистру воду и, взяв бинокль, отправился к медведю. Осторожно подобравшись поближе, он услышал воронью перебранку. Наведя бинокль, Николай увидел ссорящихся между собой ворон. Они шумно делили между собой остатки медвежьей трапезы. Воды в тазу осталось совсем немного. Медведь лежал на том же месте, но что-то в его позе переменилось. Николай сначала не понял, но внимательно осмотрев зверя, увидел поджатые под живот задние лапы. Это наблюдение его очень насторожило. Он негромко свистнул и увидел, как после шумного взлёта испуганных ворон, у зверя вскинулись небольшие уши и он, открыв глаза, приподнял голову. Попытавшись подняться, медведь негромко взревел от боли и опустился на место. Осмелевший Николай, осторожно подошел к лежащему шесту, поднял его, зацепил гвоздём ручку таза и, опасливо косясь на зарычавшего медведя, подтянул его к себе. Залив воду в таз, он вернул его обратно, уже более спокойно относясь к рычанию зверя. Николаю показалось, что зверь рычит предупреждающе, и никаких агрессивных поползновений у него нет. Осмелев настолько, что ободряюще подмигнув зверю, он, не оглядываясь, пошёл на озеро добывать пропитание медведю.
Вернувшись обратно, Николай застал хищника спящим. Шумные вороны, видимо, потеряв надежду в скорой его смерти, улетели. Организм зверя во сне быстро восстанавливал свои силы. Николай, стараясь не потревожить его сон, подложил поближе к нему шесть рыбин и отправился к зимовью. На следующий день, Николай, придя к лежке медведя, его там не обнаружил. Искать зверя в густом подлеске, он благоразумно отказался, но был уверен в том, что хищник находится где-то рядом. Панического ужаса как раньше, он уже не испытывал, но разумную осторожность соблюдал. Николай залил воду в таз и, оставив рыбу, вернулся к зимовью. В последующие дни Николай больше не видел медведя. Ежедневно матрос приносил к бывшей лежке зверя воду и рыбу, но медведь, так и не соизволил показаться. Но Николай неизменно отмечал, что зверь находится где-то рядом. Об этом свидетельствовали следы медведя, пустой таз и чешуя от съеденной им рыбы.
Прошло восемь дней с момента появления Николая на острове. В этот день, матрос встал рано и уже по привычке отправился на озеро добывать пропитание для медведя. Забросив удочки, он задумчиво оглядывал курящуюся лёгким туманом поверхность озера. Раздавались крики чаек и кряканье уток. Услышав невдалеке негромкий треск, он повернул голову и увидел в двадцати метрах от себя, вышедшего на берег медведя. Медведь спокойно стоял и смотрел на Николая. В его позе не было ничего агрессивного и Николай, поначалу напрягшись, остался сидеть на коряжине. Медведь опустил голову к воде и, полакав немного, вновь устремил взгляд на Николая. Человек, забыв про удочки, так же неотрывно смотрел на зверя. Несколько минут продолжался этот безмолвный диалог. Затем, медведь встряхнул головой и, повернувшись, подволакивая задние лапы, медленно удалился и скрылся в густом подлеске. Николай, очнувшись, схватил сразу два удилища и потащил из воды карасей. Наловив рыбы, он всю ее оставил на берегу, рассудив, что выздоравливающий медведь легко найдет приготовленную добычу.
Возвращаясь к зимовью, Николай услышал знакомый звук сирены родной самоходки. Возвращающиеся друзья приветствовали его. За восемь прошедших дней, матрос, в силу своего лёгкого и отходчивого характера, забыл и простил друзьям, нанесённую ему жестокую обиду. Подскочив на месте, он радостно бросился к берегу встречать друзей. Увидев самоходку, Николай от удивления разинул рот. Сверкая свежей краской, почти неузнаваемая, самоходка, завывая сиреной, спешила к берегу.
Состав экспедиции насчитывал десять человек. Они быстро выгрузили свое имущество, и начальник экспедиции, высокий чернявый мужчина, отдал распоряжение готовить обед. Повару он выделил помощника, а остальных собрал на совещание. Быстро распределив обязанности и распустив людей, он подошел к капитану.
- Спасибо, Пётр Иванович! Доставили вы нас с комфортом. Надеюсь, что после окончания изысканий через два месяца, мы вновь воспользуемся вашими услугами – сказал он.
- Будет распоряжение начальства, доставим, куда пожелаете – ответил капитан.
- Вы не торопитесь отчаливать. Сейчас приготовят обед, и мы, вместе с вами, отметим начало работы нашей экспедиции. Знаете ли, я осетин и у меня здесь есть очень хорошее вино. У моего народа принято самим делать вино. Мой отец, а ему уже восемьдесят пять лет, ежегодно отправляет мне немного вина, и я всегда беру его в экспедиции. Так что, не торопитесь, попробуете.
Николай, стоящий рядом, услышав эти слова, замер. Надо ему всё объяснить, думал он, ведь обнаружив недостачу вина в бидоне, они очень плохо подумают о нём. Но поверят ли они ему? Ведь история невероятная. Подумав немного, Николай отозвал в сторону Семёна и очень кратко поведал ему о сложившейся ситуации. Семён, поначалу посмеивающийся, глядя на то, как серьёзен Николай, поверил ему. Поговорив с капитаном, Семён вместе с ним направились к начальнику экспедиции. Через некоторое время, из зимовья донёсся громкий хохот, и Николай увидел Семёна, призывно машущего рукой. Поднявшись к зимовью, Николай ответил на все вопросы, беспрестанно смеющегося начальника экспедиции. Отсмеявшись, тот заявил:
- Мой отец будет очень благодарен тебе. Он со своими друзьями, такими же пожилыми людьми, всегда соперничают в виноделии. Когда встречаются, угощают друг друга вином и отчаянно спорят, чьё вино лучше. И теперь, когда вино моего отца пил медведь и тем самым, спасся от смерти, у него не будет соперников.
Вечером, на закате солнца, самоходка «Лили» отчалила от берега острова Утиный. Члены экипажа торопились к угодьям рыболовецкой бригады, чтобы доставить продукты рыбакам и забрать выловленную рыбу. Экипаж в полном составе собрался в капитанской рубке.
- Ну, вот мы и вместе – сказал Семён – Возвращение блудного «Спиртобоя» состоялось.
- Ты уж прости меня – подал голос Пётр Иванович, обращаясь к Николаю – Бес попутал.
- Да, всё нормально. Я что, не понимаю, что ли?
- Вот скажи мне, как ты решился на спасение медведя? Ты же до ужаса их боишься? – спросил Пётр Иванович.
- Как бы тебе это объяснить. Понимаешь, мне его стало жалко. Такой великолепный зверь, а умрёт глупой смертью. Я подумал, что это неправильно, что так не должно быть. Может быть это и глупо, но я сделал это – ответил Николай.
После его слов в рубке повисла тишина. Пётр Иванович и Семён пытались примерить на себя его поступок. Получалось очень плохо.
- Мужики! А где Сева? Что-то я его не заметил – спросил Николай.
- Сбежал твой Сева – ответил Семён – К той разведёнке, к которой он наведывался, муж вернулся. Ну и побил он любовника так, что Сева, бросив свои вещи у хозяйки квартиры, сбежал из посёлка. Можешь в качестве компенсации за свою «робинзонаду», забрать себе его вещи.
Громкий хохот раздался в капитанской рубке. Самоходка «Лили», осветившись навигационными огнями, прибавив ход, направилась туда, где её всегда с нетерпением ждали. Экипаж самоходки торопился выполнить задание и вернуться поскорее домой. Обычные люди, каких много в нашей огромной стране, они, выполняя работу, жили заботами о детях, о пропитании семьи и мечтали о простом человеческом счастье. Впереди их ждали новые приключения и простые истории.
После возвращения из рейса, Николай сильно удивил супругу своей просьбой, устроить ему встречу с шаманом для исполнения древнего обряда. Жена была настолько ошарашена его желанием, что тут же созвонившись с шаманом, настойчиво попросила его срочно принять их. Шаман внимательно выслушал рассказ Николая о спасении им медведя и сказал, что обряд проводить не надо, заявив, что древний дух, обитающий в телах медведей, всегда помнит о выказанном ему почтении. А поступок Николая является несравненно большим действием, чем просто почтение. Поэтому, древний дух прощает Николая за допущенные ранее ошибки и берёт его под своё покровительство. С этого дня у Николая прекратятся все неприятности и нелепости, родится ребёнок, и всегда будет сопутствовать удача. Вернувшись домой, Николай сказал жене, что разочарован бездействием шамана. Он ожидал от шамана чего-то большего, чем просто пустые слова. Николай постарался забыть об этой встрече, но супруга напомнила ему о ней через год, когда она, родив сына, прибыла с ним домой из роддома. Уложив ребёнка в кроватку, она сказала:
- Назовём его Михаилом – и, улыбнувшись, продолжила – Раньше я боялась что-либо говорить, но прошёл год и я думаю, что теперь можно. Покровителя нашей семьи зовут Мишей, Михаилом. Николай, не делай удивлённые глаза, я знаю, что ты не любишь вспоминать встречу с шаманом. А ведь его слова сбываются. У нас родился сын, а у тебя за прошедший год не было ни одной неприятности, ни травмы и на работе у тебя всё хорошо.
- Люба! Ты о чём? Двадцать первый век на дворе! – возопил Николай.
- А мне плевать на твои века. Пусть будет хоть двадцать пятый век – спокойно ответила Люба – Я знаю, что у нашей семьи есть добрый покровитель и то, что он нам помогает. И ты должен верить в это, тогда у нас всё будет хорошо.
У Николая не нашлось ни единого слова для ответа. Он подошёл к кроватке и стал вглядываться в сморщенное личико сына, пытаясь разглядеть в нём свои черты.
Продолжение: Повесть "Весёлый экипаж". http://www.proza.ru/2016/05/30/978
Простые истории
© Copyright: Виктор Дугаров, 2016
Свидетельство о публикации №216052602066
Свидетельство о публикации №216052602066
Рецензии