И вознесётся душа, и воспоёт песнь избавления

             И вознесется душа, и воспоет песнь избавления…
Уже стеклянно похрустывали под ногами лужи, а блеснувшее из-за горизонта рассветное солнце лишь холодно слепило глаза. Октябрь. Скоро Покров. Было воскресенье, я ехала в Знаменский собор, чтобы встретиться с Ларисой Беловой, псаломщицей церковного хора -клироса. Выходной осенний день стелил перед глазами мокрые немноголюдные улицы, в полупустом салоне "маршрутки" плавала мучительно-заунывная мелодия песенки: "У меня есть сердце, а у сердца тайна, тайна - это ты..." Еще не самое худшее из эстрадного репертуара, подумалось невольно. И не успел еще отжаловаться печальный женский голос, как загремело в радиоэфире сапогами: "Не стреляй!.." – песня-исповедь молодого солдата, убившего на войне такого же, как он, парня. И сердце податливо ухало, разрывалось между двумя столь разными человеческими драмами... Да, все так, вот она, светская, мирская, чувственная песня. Все в ней бурлит, будоражит кровь, воображение... Сегодня же я хочу рассказать о другом мире, совершенно ином - клиросном пении.
Бывая в иркутских храмах, с благоговением слушала церковные хоры. Люди, стоящие на клиросе, казалось, не от мира сего. Но однажды на пасхальной неделе мне довелось вместе с клирошанами Богоявленского собора побывать в детском доме. И с каким же восторгом ребятня липла к милым девушкам, как аккомпанируя себе на пианино, они пели нежные песни, а после -прекрасные стихиры и тропари в честь Воскресения Христова. Самыми молодыми оказались студентки: Тая Дьячкова и Катя Авраменко из педучилища, Катя Панова с юрфака Иркутской государственной академии народного хозяйства. У всех девушек - музыкальное образование, удивительные голоса и прекрасные одухотворенные лица.
И хотя певчие предстали передо мной вполне земными людьми, все же тогда я так и не решилась написать о клиросе. Его мир казался слишком незнакомым, недоступным, непонятным. И вот спустя полтора года, морально подготовившись, прослушав записи специальных лекций, вновь еду в храм.
Воскресный Знаменский собор полон народу. Это совершенно удивительное чувство, когда с пустынных, идеально чистых прицерковных аллей вдруг ступишь под гулкие своды: и светлые лики с икон, и жаркое колыханье свечей, молящиеся люди, и черные одежды монахинь, раскатистый бас диакона Иоанна, плач младенцев... Входишь в двери навстречу мощному, переливчатому хору клироса, вливаешься в людскую толпу и слышишь, как поют все вокруг, и все вокруг. И сжимается сердце, и отзывается душа.
Вот что говорит благочинная Знаменского женского монастыря матушка Илария:
-- Обычай совершать божественные песнопения был освящен самим Господом на тайной вечере.
Клиросное пение - это отвлечение от всего земного, для него необходима душевная тишина, все силы души должны быть устремлены к Богу.
Веками совершенствуясь, богослужебное пение впитало в себя множество национальных начал, но постепенно от него все больше отсекались языческие страстные мелодии, происходил отход от чувственных песнопений ветхозаветной церкви. И в конце концов правильное пение стало следствием праведной жизни, а праведная жизнь -- условием правильного пения.
Петь на клиросе очень сложно. Клирос отделяет алтарь от придела, он - та граница, на которую особенно яростно нападают нечистые духи. Поэтому клирошане претерпевают множество искушений. А главная их задача - петь, молясь, настроить на молитву и покаяние людей, пришедших в храм.
... Ребятишек готовят крестить. Как беззащитны и чисты эти розовые младенчики, и как велико ожидающее их. Литургия приближалась к своему кульминационному моменту - пресуществлению хлеба и вина в тело и кровь Христовы. Пробравшись поближе к алтарю, я смотрела на клирошан, слушала. Голоса то будто вспыхивали горящим снопом, то мощным столбом поднимались туда, ввысь, к голубому куполу, чтобы, коснувшись самых последних икон иконостаса, падать вниз и вновь собираться в один голос, дробиться и множиться. Пели "Херувимскую". К Чаше подносили грудничков, детей постарше, вот с еще скрещенными на груди руками отошел сероглазый отрок лет шестнадцати - ну просто Алеша Карамазов... Потоком потянулись яснолицые женщины в платочках, строгие и чуть смущенные мужчины, старики с отблеском вечности в глазах...
Вы, неверящие или разуверившиеся, страдающие от скуки или бессмысленности жизни, озлоблившиеся на весь свет или бесконечно опечалившиеся и заблудшие, придите в воскресенье в храм. И здесь, увидев принимающих крещение стариков, причащающихся детишек, услышав единый голос поющей церкви, вы обретете новую силу и свет в сердце своем.
Послушаем бывшего регента (музыкального руководителя) левого клироса Богоявленского собора Елену Лагунову:
-- Богослужение началось с тишины душевной. В основе музыки лежит шум, в основе богослужебного пения - тишина. Раньше было так - сначала запевал священник, а люди в церкви подхватывали. Теперь же в кафедральных соборах существуют два клироса - попеременное пение.
Распевщик, или головщик, на клиросе должен был не только хорошо петь, но и знать принципы церковной жизни. И держать в голове около четырех тысяч попевок! Знаменитым распевщиком на Руси был царь Иоанн Грозный.
После литургии мы разговариваем с Ларисой Валерьевной Беловой в здании женского монастыря. Для начала прошу ее рассказать о себе.
- Я - псаломщица, человек, который справляет службу, - вместе и регент, и уставщик. Начинала в Слюдянке, три года пела в храме Святителя Николая. Потом познакомилась с протоиереем Михаило-Архангельской церкви отцом Каллиником, перешла к нему. В Иркутске вышла замуж, и со своим мужем - батюшкой Олегом - два года жила в Тобольске. Теперь снова вернулись, пою в Знаменском соборе. Здесь долгое время хор состоял из старушек, ревностных хранительниц православной веры, и вот лишь второй год как на смену им пришли молодые певчие. Наша главная задача, чтобы человек ушел из храма с миром в душе. Надо, чтобы клирос был молодой. Чтобы посмотрели прихожане и удивились: а эти зачем здесь, что они знают такое, чего я не знаю?..
- И что же, Лариса?..
- Самое главное, чтобы вопрос был. А там уже надежда есть. Я и сама еще, наверное, на вопрос этот не ответила. Но люди-то станут искать ответ и будут приходить...
Богослужебное пение требует всего человека. Клирос, по преданию, -- огненная черта, отделяющая Ангельский мир от человеческого. И клирошане должны нести людям эту ангельскую песнь. Таинство через них совершает сам Господь.
- Лариса, расскажите о своих клирошанах. Я их видела сегодня: черные клобуки, бледные, самоуглубленные, непривычно чистые без косметики лица... А вот и их голоса за стеной - пронзительная высота, нежность...
- У нас поют постоянно шесть-семь человек. Две инокини - София и Руфина, послушница Фотиния. Семь лет в соборе, сама уже может учить, Катя Садовникова, ныне студентка педучилища. Одна из старого состава - фанатично преданная клиру почти 50-летняя Ольга Сирченко. Ну что такое левый клирос? Это "рабочая лошадка". Если правый, профессиональный, "разукрашивает" службу, придает ей некоторую концертную светскость, то наша задача - создание молитвенного настроя в храме. Мы поем по два раза в день - не каждый может выдержать такую нагрузку, если учесть, что настоящий клирошанин должен быть и искусным певцом, и молитвенником. Не все обладают хорошим голосом или певческим талантом, но милость Божия творит чудеса. Бывает,  придешь: такая холодность нападет, ну ничего не получается, голоса вялые, настроения нет, а помолимся - и все идет как по маслу.
- Уже в XIX веке знаменное пение на клиросе было вытеснено пришедшим с Украины партесным (по партиям). Будет ли все же в России возрождаться традиционное для православия пение?
- Такое возрождение начинается. Например, в некоторых московских храмах. Мы тоже не прочь попробовать знаменное пение. Но оно очень трудное - одногласное, значит, все голоса на клиросе должны звучать как один. Мы работаем, владыка Вадим благословил нас заниматься сольфеджио, вокалом. А там - Бог поможет...
Я уходила из монастыря, где по-домашнему пахло пирогами и овощной запеканкой. Уходила по чистой аллейке - дети-оборванцы клянчили на водку для пьющих родителей. Опять надо было идти в мир... Но перед глазами все еще стояло лицо псаломщицы Ларисы. Высокий лоб, круглое лицо, русые волосы под платком - типично русская женщина. Но было в ней нечто особенное - за очками в серых омутах глаз светились покой и тишина сердца, дарованные годами молитвенного пения. Во всем ее облике сквозило что-то мягкое, родное, материнское. Впрочем, клирошане так и зовут ее: "мамочка».