Сказки Морского царя. Следующие страницы

Элка приехала на дачу к сестрице не как обычно, в субботу, когда выспится, основные караваны дачников уже простоят своё в пробках, дачепутники усядутся пить чай с дороги, Тайкины дети разбегутся по соседям-друзьям, а Элкины коты залягут в тени на зелёной лужайке. Нет, Элка припёрлась поздно вечером в пятницу, даже не позвонив. Комнатка в мансарде у неё была, место всегда за ней. Просто - не в её обычаях... Но после ночного визита накануне обычаи не соблюдались. Тая устало закрыла за ней ворота. Посмотрела на Элку, поняла, что у той что-то не срослось снова по жизни, но отсекла - не думай даже, Мишка на симпозиуме, свекровь в городе, я устала до не хочу! Элка знала - даже ей, любимой младшей сестре, ничего в такие минуты не светит. Тая ушла спать, Элка исследовала холодильник, забрала в мансарду кофе и пару печенюшек и, усевшись по-турецки на диване, открыла планшет.

Она хорошо знала свою сестру. Таисия была фанатично предана своей семье, обожала мужа, умела ладить с его не малочисленной роднёй, обожала детей, но внешне была гордая, холодноватая и отстранённая, что ли. И могла быть очень жёсткой. И уговаривать её было бесполезно. Великолепная хозяйка, умевшая принять гостей, Тая сумела сделать так, что бесконечные родственники мужа перестали приезжать на свою, в общем-то дачу, но не обижались на неё. И с тем большим удовольствием собирались на общие семейные праздники, которые все она устраивала у себя. Беспрепятственно к ней приезжала только свекровь - освобождённая от иных забот, она, известный педагог, с удовольствием занималась с детьми и играми и науками. Миша приезжал практически каждый день, если не было вечернего официоза по бизнесу. Ну и Элка - отдельная комната для сестры была непререкаемым условием Таисии, когда та согласилась уйти с работы и заниматься только семьёй.

Элеонора не могла понять родителей - как можно было назвать детей такими именами! Себя она вообще идентифицировала "един в разных лицах" - то Элкой, то Норой, не ощущая в полной мере каких-то определённых черт своего характера. Тая же в детстве путалась в её сознании с Каем, а там и со Снежной королевой; впрочем, и сама Таисия девочкой была холодноватой и хитрой. Таисию, высокую, грациозную и спокойную, дразнили в школе Лисой. Её саму, мелкую и невзрачную - Лерькой и Хорьком. Тая была на шесть лет старше, у неё была - могла быть - другая память, и вот сейчас Элка примчалась к сестре поговорить? Посоветоваться? Вспомнить? Элеонора пятернёй почесала лоб. Придётся поговорить завтра.

;
Через неделю дверь в квартире Элеоноры опять тихо стукнула где-то около часа ночи. Она только что отослала в редакцию очередные фотографии и, почувствовав, что устала и общаться в сети совсем не хочется, погасила свет. Впрочем, заодно она почувствовала лёгкое беспокойство, как будто толчок сознания, что не надо идти в интернет, что что-то важное будет здесь и сейчас, в реале, а не там, на просторах инета. Она успела опуститься на подушку и детским движением, двумя кулачками схватив одеяло, натянула его под подбородок. Замерла. Дверь стукнула.

Она сразу крикнула, кажется, чересчур громко: "Иди сразу на кухню!" Знакомый теперь уже голос хохотнул: "Придёшь через десять минут! Я кофе сварю, позову". Нора - она вдруг стала Норой - ответила, что, мол, хорошо, ей надо одеться. "В коридоре можешь включать аварийное освещение!" - опять хохотнул голос. Что-то знакомое почудилось вдруг Норе в этом подхохатывании. Но она ещё не могла уловить, что именно. Встала, почесала лоб, натянула джинсы и лёгкий свитерок на голое тело (лето было зябкое, в пижаме сегодня прохладно, да и мужчина на кухне) и поцокала меховыми шлёпанцами на кухню. Свет она не включила - этот умный дом строился много лет, переделывался, улучшался, становился то слишком умным, то недостаточно удобным, но она его знала с раннего детства и знала с закрытыми глазами. Они с папой его делали, квартира была его экспериментальной площадкой. Тая техническими подробностями не интересовалась, просто следила не по-детски за порядком, позже научилась готовить (Норе этой способности не было дано), рано вышла замуж и съехала в ту семью. Квартиру они с отцом доделывали вдвоём. Почти всё, что он хотел, успели. Только ремонт она заканчивала позже, уже одна и по своему вкусу.
 
Нора, не успевшая погрузиться в сон перед приходом своего ночного незнакомца, легко и быстро вошла на кухню, прямо и важно уселась на свой любимый стул, поближе к кофеварке. Она приготовила себя к серьёзному разговору. Ещё бы - уже второй визит, нет, она не боится, но требует объяснений! Однако кофе уже струил приятный аромат в ночной прохладный воздух из наполненных и установленных на стол чашек - двойной лате для неё, американо со сливками без сахара - для него. И в центре стола лежала шоколадка и пара печенюшек. Спина Норы медленно сползла по спинке стула. Вопросы и решительность уплыли из её головы вслед за дымком его сигареты... Ну и... "Расслабься! Всё хорошо, уже всё хорошо!" - сел на нижние регистры голос незнакомца. Рука его поднялась и прошлась лёгким почёсыванием по лбу. Вот оно! Вот что было ей знакомо - она также почёсывала лоб и ещё отбрасывала пятернёй чёлку. И Таисия как-то также. Но... больше у них никого не было! Папы уже не было. И больше никого! Мгновенно превратившись в Элку, а может быть, и в Лерьку, в маленькую испуганную девочку, хорька, уйдя в детство, в горячечный бред болезни, повиснув на мутно-жёлтых катетерах памяти, она потеряла сознание.

;
Вообще, Морской царь считался существом не злым. Его просто не надо было тревожить. Ну, жил он себе там, на севере и в глубине озера, под красной крышей неожиданного мелководья, никого, в общем-то не трогая. Ещё и покой охраняя. Ибо местные считали, что чудесный климат их небольшого мира шёл от него, от Морского царя, а вовсе не от каких-то там особенностей географического положения озера, плотных густых хвойников вокруг, затерянности в глуши и отдалённости от городов. Климат был неожиданно континентальным, хотя до настоящего моря, с настоящей морской солёной водой, было всего-то вёрст пятьдесят. И там уже шли частые дожди, и воздух был сырой, и дули ветра и солнце плавало в облаках. Но над их озером (кстати, Элка никак не могла вспомнить, как называлось это озеро) солнце плавало по синему блюдцу, вставало, отряхиваясь от ночной росы в сосновых ветках, и заходило с другой стороны, мягко приземляясь на такие же, густые и высокие, с длинными мягкими иглами, ветви. Ветер обычно шумел только в сосновых кронах; белый песок, хоть и не прогревался до обжигания пяток, но был хрустяще-чистым, приятным и тёплым. Вода в озере - прозрачная, зелёная, а у берегов делившаяся по цветам и переливавшаяся голубым и жёлтым - холодноватая, но позволявшая в полдень лета и полдень дня с леденящим восторгом прыгать в ней, рассыпать вокруг себя и посыпать других искрящимися, останавливавшими дыхание, брызгами. Кстати, вода эта была чуть солоноватая на вкус, и поэтому, наверное, царь был не озёрный, а морской.

Берега озера окружали песчаники. На юге и юго-западе, там, где на побережье пристроились деревеньки Загубье и Остановка, полосы чистого от травы песка образовали прекрасные пляжи, что, в купе с хорошим сухим и тихим климатом, привлекало в эти места дачников. Но дачники были из своих, переехавших в город, семей - чужим и добираться сюда было далеко и неудобно, да и не приживались они в этих местах даже на сезон. Загубовские старожилихи поговаривали, что не нравятся они Морскому царю. Пляжные полоски шли по узкой нижней террасе. За деревнями брега озера резко поднимались наверх, там, уже на ровной поверхности росли чудесные сосны - с прямыми толстыми, розовато-серыми стволами, широко распростёртыми руками-ветками и темными сине-зелёными, очень длинным, иглами. Травы под соснами почти не было - такой плотной была хвоя - что на ветках, что на земле.

Совсем другие берега были на севере и северо-востоке озера. Там не было солнечных склонов и белого песка. Деревья подступали почти к урезу воды, сосны перемешивались с елями, появлялся лиственный подлесок, а на востоке ельник сплошь заполонил собой берега на километры вокруг, и там под ним были болота. Места такие становились почти непроходимы, даже за болотной ягодой - морошкой или там гонобобелем - в эти леса никто из местных бы не отважился сходить. И то, угодий-то грибных да ягодных хватало и ближе к дому!

;
Лерька, маленькая неказистая девочка Лерька, сидела сейчас на высоком табурете в сестриной дачной кухне. Утро, такое раннее для дачи, что даже дети ещё не прибрели за своими стаканами фреша. У Таисии был строго заведённый порядок. Она обязательно готовила завтрак - не второй там или третий, а первый, ранний, с парным - от Маньки, соседской козы, молоком, неизменным свежевыжатым соком, тёплыми, мягкими и слоистыми, как древний папирусный свиток (Таисия, представляющая Исиду...), круасанами, ну и там - маслом, сыром, детям - собственноручно сваренной, а не из пакетиков, кашей. Спорить бесполезно, никаких там двух печенюшек и кофе на бегу, как предпочитала Лерька, на Таином столе быть не могло. Ну а кофе - это тоже обязательно, для взрослых - крепкий, дымящийся из медной турки, крупного помола чуть с солью и на песочке доведённый несколько раз до почти закипания. И маленькими толстостенными чашечками - чтоб медленнее остывал и продолжал будить и будоражить, пока весь сон не сгонит.

Лерька, обжигая губы, пыталась как можно быстрее выпить первую чашку кофе, чтобы уже скорее, скорее рассказать, что происходило в её доме и наконец задать вопросы, свои вопросы, которые так долго нельзя было... Но под спокойным, изучающим и холодноватым взглядом сестры она никак не могла превратиться не то что в Нору, но даже и в Элку. И потому вопросы, ещё не сформированные, а только предчувствуемые, никак не складывались в её голове и улетучивались раньше, чем оформлялись, вместе с ароматом кофе, как будто кофе, свежая голова и твёрдость характера не могли в ней одновременно существовать. Дети уже пришли, взбодрились кашей и соками и убежали по своим детским летним делам (Тая была разумной мамой, присматривала без излишней назойливости и опеки), а Лерька всё никак не могла открыть рот.  Сестра же сама разговоров не начинала. Спустя ещё полчаса молчанки кое-как, под воздействием свежих воспоминаний снова став Элкой, младшая из двух сбивчиво, быстро, но разумно рассказала о визитах ночного гостя и странной поездке на джипе. Таисия её не перебивала, наводящих вопросов не задавала, и Элка, постепенно снижая темп, вдруг осеклась: "Такое впечатление, будто ты сама знаешь всю историю..." "Нет, всю не знаю, то есть не знаю эту её часть всю..." "А что знаешь?" - закричала Элка. "Расслабься, все уже хорошо!" - слегка улыбнувшись, ответила Тая. И поправила пятернёй волосы на лбу. Почесать лоб было бы ниже Таиных хороших манер. Элка задохнулась от неожиданности и предчувствий, которые никак не определялись, просто были. Почувствовав обиду и обман, обман, который - это она теперь точно знала - ей однажды уже пришлось пережить, Элка взлетела на мансарду, схватила в охапку вещи, как была босиком добежала до машины. Машина приветственно сделала "фа-фа" и мигнула, тоже дважды. Элка бросила на правое сиденье все вещи, не заботясь об их целостности, приступив на порог, натянула и завязала свои "ездовые" кеды и.. машину оказалось заводить нечем. Ключи висели на изящном Таином пальце и дразняще покачивались - конечно, она же забыла взять ключи, всегда прятавшиеся в специальную ключницу на веранде! Таисия опять оказалась спокойнее и правильнее. Быстро вернувшись за ключами, Элка взяла их, не поднимая на сестру глаз. Обида ещё не прошла, но запал шёл на убыль. Она уехала домой, но не гнала слишком быстро и на штраф на сей раз не нарвалась.

;
Как настоящая героиня, оказавшаяся в центре загадочных событий, Элка должна была бы появиться в Загубье поздно вечером, в темноте и в непогоду. Света не было, в мерцающем пламени единственной свечи ей необходимо было бы нащупать сырую койку, спрятаться под тощее одеяло и никак не засыпать. И тут бы начались уханья совы, скрип половиц, поскребушки в окно... страшно! А потом бы явился он, на белом мерине, наладил бы свет и всё такое, и наступило бы счастливое утро новой жизни.

Но нет, они приехали в деревню часа в четыре - из-за бесконечных ремонтов, объездов и, как следствие, пробок и удлинения пути. Старая джипотарахтелка, на которой они въехали на пригорок перед гостиницей, вздрогнула несколько раз от фар до стоп-сигналов, как отряхивающаяся собака, и замерла, вернув в деревню тишину. Солнце засветило наконец справа, через неё на левое сиденье, и Элка повернулась к водителю - рассмотреть получше. Высокий, крупный, но не слишком полный, светлый шатен, не красавец - просто нормальный добротный мужчина. Лет до сороки. Кажется, его на секунду покинуло спокойствие, и он смутился. Отвернулся, вытер тряпкой вспотевшие на деревянном руле руки, и быстро вышел из машины. Ей он не помог, и Элка сама прыгала с высокого порога на зыбкий песок. Водитель тем временем подошёл к электрику Саньке, что стоял и улыбался на крыльце гостиницы. Казалось, они с водителем были знакомы. И похожи... если бы не излишняя Санькина припухлость против спортивной выправки, не соломенные, почти выжженные и отросшие волосы против аккуратной седеющей стрижки, не смешливое выражение добродушных глаз против серьёзного, с лёгкой ухмылкой, взгляда... в общем, чем-то похожи, подумала Элка и отмахнулась от ненужных впечатлений. Отдых, а потом работа - это сейчас важно.

Водитель повернулся наконец к ней, взял вещи и отвёл её в комнату, не предложив выбрать номер в пустой гостинице, будто всё здесь хорошо знал. Просто открыл дверь, поставил вещи, отдал ключ. Выходя, проверил, есть ли в кране вода и бросил через плечо: "Меня зовут Викентий". Угу, кивнула Элка, потом окликнула - "А покороче нельзя?" "Придумай сама!" - хохотнул Викентий и закрыл дверь. Она огляделась - почти квадратная комнатка, не слишком маленькая, окно на юг, из открытой форточки веет теплом и озером. Кровать - уже деревянная, без железного матраса, подумала Элка, отметив это своё "уже". Тёмная лакированная спинка, такая же тумбочка. Ой, есть даже телевизор - небось, с единственным серо-рябым каналом, улыбнулась она. Туалетный столик с зеркалом - в самой тёмной части комнаты, зато телевизор - против окна. Не успела она закончить осмотр (впрочем, основная мысль - бывало и хуже - уже сформировалась в сознании), как вернулся Викентий. Он тоже осмотрел комнату, быстро и легко передвинул кровать, столик и телевизор - стало удобнее и уютнее. Сказал, что сантехнические удобства - через дверь направо, он живёт напротив, и столоваться лучше у него - нет воды, зато есть обеденный стол и пара стульев. "Ужинать" - поправила Нора - "Я буду в семь!" - её задело, что шофёр распоряжается её временем!

;
Домой, домой! Пусть летний день хорош - не жарок и светел, пусть суббота и есть время до среды - Элка хотела оказаться как можно быстрее дома, в полумраке своей странной квартиры на Васильевском. В этой квартире она, как будто бы, выросла - так говорил папа. Она и Таисия. Но ранних первых своих лет она не помнила, поэтому как будто всегда чуть-чуть не верила отцу, но это было их единственное недопонимание. Тая, старше на шесть лет, была уже занята своими первыми личными интересами. И, хотя именно она выбрала после школы технический ВУЗ, папиной специальностью и его экспериментами с "умным" домом совсем не интересовалась. Элка же, сугубый гуманитарий от природы, живо участвовала во всех делах отца по дому и потому хорошо знала свою квартиру, любила, как истинное пристанище, и в себя прийти в моменты жизненных потрясений могла только здесь. Раньше - у папы на руках, теперь вот одна.

Квартира располагалась на третьем, без лифта, этаже углового дома. Длинный узкий коридор вёл от входа прямо в большую детскую, их с Таей безраздельное царство, теперь вот её спальню. Самая светлая комната, в два окна на широкую линию и юг, она чуть уменьшилась, когда очередной эксперимент отца привёл к организации здесь второй ванной комнаты. Она не была нужна, нужен был эксперимент. Первый эксперимент в квартире тоже был в детской - по хлопку в ладоши можно было включать или выключать свет. И они с сестрой долго баловались этим, а когда ссорились - то одна включала нужное ей освещение, а вторая его тут же назло выключала.
 
Рядом с детской, уже одним окном на проспект, полутёмным узким мешком втёрся в планировку квартиры отцовский кабинет. Здесь ни один эксперимент не осуществлялся - кабинет должен был постоянно функционировать. Только в самом конце, уже когда она стала полноправной хозяйкой этого забитого книгами и потому пыльного квартирного мешка, на высоких окнах появился карниз с автоматическим открыванием тяжёлых длинных штор.

Гостиная, тоже в два окна, хоть и напротив высокого серого дома, имела некое подобие дневного освещения, тонувшего, правда в огромной площади тёмно-коричневого дубового пола. Здесь самым интересным было автоматическое открывание дверей - сразу обеих створок, не слишком удобных, если пользоваться по одной. Тае доставляло удовольствие подвозить к этим дверям сервировочный столик, и когда ранние кавалеры бросались распахивать створки и никак не могли найти ручки... Тая чуть двигала столиком - тот попадал в зону какого-то специального датчика, и двери распахивались. Из комнаты - также, только в другую сторону, изредка задевая проходивших мимо. Эту недоработку идеи отец не успел устранить.

Кухня была как кухня. Дверь тоже открывалась сама, но при лёгком касании. Также включался и свет на нижней панели подвесных полок и шкафчиков, при открывании - внутри них, ну и так далее. Здесь в основном уже использовались готовые технологии, а не собранные в экспериментальной мастерской папиного ООО его придумки. Из придумок, впрочем, ещё работали потайные кнопочки в полу, сдвигавшие двери в ванных комнатах, да запиралась - отпиралась входная дверь. Остальные "приблуды" отец просто проверял в своей квартире и на своих близких и друзьях. Отец Элеоноры и Таисии был одним из первых фанатов, разработчиков и внедрителей идей "умного" дома.

;
"... а солнышко-то всё равно возвращается. Но к этому времени Морской царь уже успокаивается, и ему бывает, хочется взглянуть на солнышко. Да и пошутить. И тогда он вылезает на крышу своего дома подводного, чтобы сквозь синюю водяную толщу увидеть солнышко своё зелёное, да и хлопает тихонько в ладоши. И идут тогда лёгкие волны от дома его к берегу, и качают они лодки деревянные, что удержались в бурю на озере, да и гонят к берегу, каждую к своему. А люди в лодках засыпают, чтобы ненароком не увидеть Морского царя, да так и доплывают, сонные, до берега, целы и невредимы, да со всем уловом своим. А в это время мамки с няньками также качают свои люльки, как лодки деревянные, чтобы ненароком дитё малое на улицу не выползло, да и не попалось на глаза царю Морскому. И засыпают детки, и мамки с няньками, в самый полуденный зной, пока царь не натешится да не нашутится. Вот и ты, Леринька, засыпай, да не видь-не слышь Морского царя, не к добру это..." И Лерька засыпала, и чувствовала детской прозрачной кожей своего лица дождик солёный с озера, а Таисия Матвеевна, тётка её троюродная, качала люльку, да плакала.

;
Элка заплакала, ещё не отойдя толком от потери сознания, и слёзы казались ей солоноватой озёрной водой. Зелёно-синие видения, волны и ветер, голубоватый полумрак трёхчасовой летней ночи сквозь морского цвета шторы её спальни и золотисто-коричневый песок - прохладный шёлк её покрывала - постепенно приводили её в чувство. Она лежала на своей кровати, в ногах, на фоне окна огромный, виднелся силуэт её ночного гостя. Привстать ей особо не удалось, и она заплакала горше - неужели обмороки, так мучившие её в детстве, снова вернулись? "Не рассчитал" - протянул незнакомец, очевидно перенёсший её с кухни в спальню. "Что?" - попробовала переспросить Элка. Ночной визитёр замахал руками - мол, лежи, не дёргайся, видно, рано ещё. "Что?" - опять разжала губы Элка. "Подожди, не вставай, я сейчас". Он отлучился на кухню, погремел там чем-то, включив свет, и вернулся с чашкой тёплого питья, которое с ложечки споил ей почти до донного осадка. Питьё мягко обволакивало мятой, имбирём и корицей. И немного - апельсиновым ликёром. И проникая всё ниже, всё глубже в организм, грело, расслабляло и заставило Элку заулыбаться. А потом и заснуть. Спокойным, глубоким и красивым сном.