Пламенное заблуждение

Он постоянно хочет достучаться до неё, как до небес, что даруют воздух. В момент крайней заострённости она мягко уводит его в сторону, скорее всего от негодования, что их точки зрения абсолютно не совпадают. Он начинает рассматривать её формулу счастья и находит в ней много всего интересного (как сказал Станислав Бемович, Гераклит говорил, что “путь вверх и путь вниз - один и тот же путь”), но когда сопоставляет её с собой, ему становится как-то не по себе (он блекнет, теряет форму и начинает расползаться). А когда она звонит ему с работы и говорит прямо в трубку, что у него, представьте себе, детский голос, и на фоне этого он слышит вой самозабвенного музыканта, ему просто закладывает голову и хочется петь и плясать прямо на кухне. А потом, на утро (как свет Караваджо) он вдруг понимает, что они, наверное, никогда не поймут друг друга, и его потихонечку отпускает. И на улице всё-таки холодно, небо с одной стороны дождливое, а с другой - волокнистое. Чтобы хорошо написать, нужна правда и дрожь в сердце, а чтобы правдиво петь - нужны чувства и нехитрые слова. Она бережно подумает о нём в вагоне поезда, и обязательно, обязательно поймёт, что им нечего больше делить, и не о чем больше спорить, что небо бывает разное, что музыка у них одна, и тогда пойдёт душеспасительный снег, и упадёт им на головы, и тогда он накроет её своей детской рукой, и появится воздух, много, много воздуха, и они смогут дышать, от счастья, от любви и от большого негодования за то, что так ошибались.