Паломничество в Страну Пещер

Просторный зал во дворце царя Ахата был пуст. Здесь царили скорбь и уныние. Сам Ахат, запершись в богато убранных покоях, оплакивал безвременную смерть любимой молодой жены, умершей от укуса гремучей змеи. Это случилось во время прогулки во дворцовом саду, где смерть затаилась среди душистых кустов жасмина. Змея укусила царицу Лунию в лодыжку – прелестную лодыжку, которую царь любил целовать в часы любовных утех. Во дворце говорили, что это произошло из-за проклятия. Черная зависть явилась причиной трагедии, и теперь змея скорби навеки поселилась в опустевшем сердце царя. Ахат прогнал от себя всех придворных, кроме советника Фирфама. Этот тучный седобородый старец в черных одеждах и тюрбане темно-лилового шелка имел на царя сильное влияние. Царь почитал Фирфама как отца и учителя, обучившего его законам политики, философии и искусствам. В то время, когда молодая царица лежала в мраморном саркофаге внутри мрачного склепа, во дворец потекли толпы разных мистиков, некромантов и заклинателей мертвых. В городе поговаривали, что Ахат сошел с ума от горя и собирается воскресить умершую жену. И действительно, царь разослал гонцов во все дальние царства с указом о сказочном вознаграждении тому, кто смог бы вырвать душу Лунии из мира мертвых и вновь вернуть ее в похолодевшее тело. Несколько дней подряд у каменных дверей фамильного склепа царской династии толпились некроманты и колдуны всех мастей, собравшиеся сюда из разных земель. Одни проводили сложные ритуалы, другие в диком экстазе призывали темные силы, третьи зажигали огни и выкрикивали имя усопшей. Все было бесполезно. Самые опытные из некромантов вынуждены были признать, что царицу невозможно вернуть к жизни, ибо проклятие, повлекшее ее смерть, настолько сильное, насколько и непостижимое, было послано нечеловеческим, дьявольским существом. Маги сказали царю, что душа Лунии пребывает в таких жутких мирах, что лучше бы ему ничего об этом не знать. Услышав  эту весть, Ахат стал мрачнее тучи. Некроманты переглянулись, и тогда вперед вышел маг с огненным взглядом и кожей оливкового цвета. 
- О царь, - сказал он вкрадчиво, - Я Гуджад, сын Овира из Харрата. Я некромант и отец мой тоже был воскресителем мертвых. Не смотря на то, что я кажусь тебе молодым, мне так много лет, что ты не поверишь. Я самый старый из магов, собравшихся здесь. Я хочу сказать тебе, царь, что за свою жизнь мне доводилось видеть много пугающих вещей. Поэтому я давно перестал удивляться и бояться и знаю, что теперь сам вызываю ужас. Но то, что я увидел здесь, испугало меня, царь. Испугало так, будто я вновь превратился в беспомощного ребенка…
Царь Ахат сурово взглянул на мага.
- Что ты хочешь сказать мне, чужестранец? – спросил царь.
- Царь, все наше мастерство некромантов оказалось бессильно. Я больше ничего не буду говорить, но скажу только, что бедная душа твоей жены томится в кровавой клетке, на дне страшной огненной бездны, которая находится за пределами этого мира… Если ты хочешь вернуть царицу, то тебе может помочь только жрец Наргатис.
- Кто этот жрец? – спросил царь, глядя перед собой невидящим взором.
- Это великий волхв. Он потомок божественного рода и жрец в храме Бодеса, что в далекой Стране Пещер. Но увидеть его будет трудно, Наргатис показывается не всем. Если ты, царь, проявишь терпение и смирение, то, возможно, увидишь его…
- Я готов увидеться с ним! – воскликнул царь, - Я прикажу отправить в храм самые богатые дары…
- Не спеши, - сказал маг Гуджад, усмехнувшись, - Наргатису не нужны твои богатства. Ты должен пойти в Страну Пещер как смиренный паломник, в одежде нищего. Ты должен преодолеть пешком трудный путь, прежде чем попасть в храм Бодеса. Возьми с собой тело царицы, обложи ее миртовыми ветками и в сопровождении верных людей отправляйся на рассвете. А чтобы мертвое тело не начало разлагаться, прими от меня вот этот бальзам, которым ты должен натереть ее… Когда ты дойдешь до места, - продолжал наставлять Гуджад, - Омойся в священном озере и сбрей все волосы на теле, и твои слуги пусть тоже сбреют. Только тогда входи в храм. Если Наргатис явится перед тобой, ничего не говори, просто пади ниц. Он увидит твои мысли и сделает то, что сочтет нужным… - сказав это, Гуджад в сопровождении других магов покинул дворец. 
Почти весь остаток дня царь Ахат провел у гроба молодой царицы, которая лежала в мраморном саркофаге, укрытая белой шелковой тканью и усыпанная цветами. Вечером царь призвал к себе советника. Фирфам, молча, с каменным лицом выслушал о намерении Ахата совершить паломничество в далекую неведомую землю.
- Тебе не стоит туда идти, повелитель, - сказал бесцветным голосом Фирфам, - Не нужно слепо верить этим некромантам. Я слышал, что в тех краях приносят в жертву юношей знатных кровей.
- Я отправлюсь туда, одетый в рубище, - ответил Ахат с горькой усмешкой, - Кому может прийти в голову, что я царь? Но я благодарю тебя за заботу, Фирфам. Кстати, что ты еще слышал об этой Стране Пещер?
- Ничего, царь, - ответил советник, глядя на Ахата темными выпуклыми глазами, - Больше ничего. Так ты твердо решил идти?
- Да, мой Фирфам. Это единственная возможность вернуть Лунию. Прощай, друг, я отправлюсь рано утром, и мы долго не увидимся. Оставляю на тебя царство, потому что доверяю тебе, как отцу…   
Ахат обнял старого советника и удалился в свои покои. После того, как он ушел, Фирфам резко повернулся и зашагал к выходу, шаркая подошвами туфель по мраморным плитам пола. Луна в дворцовом саду осветила его обрюзгшее, перекошенное какой-то звериной яростью лицо. Схватившись за ствол гранатового дерева и глядя на луну, Фирфам оскалил зубы и страшно, беззвучно захохотал.
По приказу царя тело Лунии было положено в простой деревянный гроб. Ахат собственноручно умастил тело царицы чудодейственным бальзамом, и на рассвете отправился в путь. Гроб положили в крытую узкую повозку, запряженную мулом. Царя сопровождали трое верных слуг, один из которых, хмурый бородач, по имени, Гатар, был рекомендован Фирфамом, как опытный советчик и телохранитель. Этот Гатар знал множество языков и обычаев и всегда мог пригодиться в дороге. Путь в далекую Страну Пещер лежал через обширные каменистые равнины Юштана, через дикие леса на западе, за которыми простирались земли малоизвестного народа мухту. За этими землями и должна быть загадочная Страна Пещер.
Миновав границы царства, паломники шли очень долго, останавливаясь на ночь под открытым небом или на постоялых дворах, темных и подозрительных. Привыкший к роскоши царь Ахат, одетый теперь в жалкое рубище нищего странника, стойко переносил трудности долгого пути и не потерял мужества когда на границе мрачного Юштана их атаковали дикие степняки, вооруженные грубыми топорами. Эти косматые недочеловеки пытались похитить тело царицы из повозки, чтобы надругаться над ней. Три неистовых воина царя быстро разогнали толпу дикарей и даже захватили пленных. Царь долго расспрашивал этих кровожадных тварей о том, с какой целью они пытались похитить тело усопшей. Гатар с трудом переводил с их примитивного языка, и услышав то, что они поведали, царь пришел в ужас. Дикари сказали, что они лишь соблюдают древний ритуал и ничего плохого не собирались делать. Ритуал называется Рождением нового Кнли и состоит в том, что каждую красивую умершую девушку отдают Отцу Кнли, мерзкому божеству, которое живет в подземных катакомбах, созданных древними существами. Там, в этом смрадном обиталище, на каменном помосте, в день новолуния Кнли совокупляется с мертвой и откладывает в ней яйцо жизни. Из яйца потом рождалось чудовище, подобное самому Кнли, которое пожирало породившее его мертвое тело, и оставалось жить в подземном городе. Дикари сказали, что потомков Кнли очень много под землей, и все они скоро выберутся на поверхность, чтобы жить среди людей. У Кнли много соглядатаев по всему свету, высматривающих умерших знатных красавиц, и похищавших их. Иногда понравившуюся девицу просто умертвляли, опоив ядом, и мертвую, доставляли в подземные катакомбы.
Услышав все это, царь Ахат из милости, самолично лишил пленных дикарей жизни, отрубив им головы, оставив только одного. Черные глаза царя на исхудавшем, заросшем густой бородой лице, пылали гневом, он заявил, что хочет уничтожить всех Кнли, истребить нечестивое племя дикарей и выжечь дотла это поганое место. Воины долго взывали к его здравомыслию, советуя немедленно отправляться в путь до захода солнца, так как вторжение в землю Кнли может стоить им жизни. Один только посланец Фирфама, Гатар, поддержал царя. Гатар с самого начала пути вызывал смутные подозрения у воинов. Он вел себя странно. Не смотря на то, что он был смелым воином и умным собеседником, было в нем что-то не так. Гатар все время вынюхивал, наблюдал, и однажды один из воинов поделился с царем своими опасениями. Он сказал, что Гатар хочет намеренно завести их в какое-нибудь опасное место, чтобы погубить.
- Он колдун, этот Гатар, - сказал воин, которого звали Зихиат, - Мне кажется, царь, он не хочет, чтобы мы добрались до Страны Пещер.
Царь сделал нетерпеливый жест рукой.
- Погоди, царь, - продолжал Зихиат, - За Гатаром нужно следить в оба глаза, царь…
Ахат нахмурился.
- Мы не тронемся в путь, пока не уничтожим исчадье Кнли, Зихиат, - решительно ответил царь, - Это теперь мой долг. Моя Луния, лежащая в гробу, велит это сделать…
- Будь по-твоему, царь, - ответил Зихиат, чье лицо было изборождено шрамами жестоких сражений и, с почтением, отошел.
Оставив повозку с гробом царицы на попечение одного из воинов, Ахат в сопровождении Зихиата и Гатара отправился к далеким курганам. Они прихватили с собой оставленного в живых дикаря, таща его, как скотину, за веревку, накинутую на шею. Дикарь показывал путь, и когда они дошли до высокого темного кургана, он вдруг громко завопил и заулюлюкал. Сразу за курганом находилась деревня дикарей. Там стояло два десятка длинных хижин, сложенных из валунов, в которых эти существа жили большими общинами и производили свое дегенеративное потомство в блуде кровосмешения. Пленный дикарь своими истошными воплями подал сигнал соплеменникам, и те высыпали из домов как тараканы , сжимая в руках топоры. Их свирепый вид вызывал ужас. Косматые, почти без одежды, с разрисованной глиной пепельно-серой кожей и выпученными от дурманящего зелья безумными тускло-блестящими глазами, дикари лязгали желтыми зубами, между которыми виднелись остатки их нечистой кровавой пищи. Они окружили пришельцев и, воя словно шакалы, размахивали своим примитивным оружием. Один из них, с седой всклокоченной бородой, крикнул что-то на своем лающем наречии, обращаясь к Ахату и воинам. Гатар ответил на их языке, и толпа дикарей бросилась на незваных гостей. Зихиат выхватил свой огромный сверкающий тесак и с быстротой молнии отсек несколько косматых голов. Царь Ахат, оказавшись в гуще рассвирепевших дикарей, отчаянно сражался, размахивая мечом, но их было слишком много. Его ударили по затылку чем-то тупым и тяжелым, и Ахат потерял сознание.
Придя в себя, царь с изумлением обнаружил себя на холодном каменном полу какого-то подземелья. Ахата окружала темнота, но сквозь нее можно было различить сумрачные контуры длинного, уходящего вдаль коридора. Потолок терялся во тьме, и высоту подземелья нельзя было определить. Ахат пошарил рукой вокруг, пытаясь найти свой кривой меч, но ничего не обнаружил. Не было ни Зихиата, ни Гатара. Его тошнило, голова болела от страшного удара. В надежде найти какой-нибудь выход, Ахат приподнялся с пола и медленно встал. Осторожно ступая и озираясь, он направился вдоль темного коридора. Он шел долго, и наконец приметил впереди бледный мерцающий свет. Вскоре Ахат вышел к огромному прямоугольному проему, выдолбленному, казалось, прямо в скале. Именно оттуда исходил свет. Но это не было выходом из подземелья, то был громадных размеров круглый зал, освещенный факелами. Потолок темнел где-то очень высоко, и свет факелов туда не доходил, но там, наверху, смутно виднелись какие-то рельефные уродливые изображения. Ахат притаился у входа и замер, разглядывая гигантское круглое помещение. Он увидел группу косматых дикарей, толпившихся вокруг широкого каменного возвышения, на котором лежал продолговатый предмет. Дикари что-то хором бормотали и вскрикивали, и Ахат различил среди этих безумных выкриков слова Кнли…Кнли…
Он вдруг все понял, и его прошиб холодный пот. Он понял, что это за «предмет» лежит на каменном помосте. Это было тело его супруги, плотно обернутое шелковой тканью. Зарычав, царь Ахат бесстрашно бросился на дикарей. Он схватил тяжелый горящий факел со стены и, размахивая им, стал наносить страшные удары направо и налево. Дикари не оказывали никакого сопротивления – они находились в странном полуобморочном состоянии или трансе и просто вяло падали под ударами факела, как куклы. Тем не менее, кто-то из них метнулся в тень, пытаясь спастись. Ахат с криком бросился следом, намереваясь проломить ему голову, чтобы уничтожить всех этих тварей до единого. Ахат успел заметить, что на беглеце надет темный балахон, и когда он с силой дернул за грубую ткань и поднял тяжелый горящий факел, окованный медью, чтобы обрушить его на голову дикаря,  он вдруг в изумлении остановился. Перед ним оказался Гатар, верный слуга царского советника Фирфама. Гатар упал перед Ахатом на колени и, глядя в его пылающие глаза, торопливо заговорил.
- Не убивай меня, царь, ибо не свою волю я исполнял…
- Рассказывай! – гневно вскричал Ахат, занеся над головой огромный дубиноподобный факел.
- Это твой советник, Фирфам, - говорил, запинаясь, Гатар, - Он служит темному тысячеглазому Тако... Это он, заклинатель змей, умертвил царицу… Душу Лунии забрал Тако, а плоть теперь принадлежит Кнли. Кнли – сын Тако, и жизнь в этом мире – наследие Кнли… А я всего лишь его жрец… 
- Не будет этого, клянусь богами! Я уничтожу это исчадье! – крикнул Ахат.
- Ты, конечно, можешь убить Кнли, ибо он смертен, но зато темный Тако бессмертен, потому что его породил Великий Хаос, и он пожрет тебя, царь! – бормотал Гатар, - А теперь… Кнли идет сюда… - Гатар благоговейно умолк.
Ахат услышал за спиной какое-то шуршание. Он резко обернулся и увидел позади себя мерзкое человекоподобное существо, черное, с огромным вздутым животом и костяной короной на маленькой морщинистой голове. Кнли выпрямился во весь свой гигантский рост и навис над Ахатом. На Ахата взглянули ассиметрично расположенные желтоватые глаза, в которых отражалось что-то нечеловечески жадное и порочное. Глядя в эти глаза, Ахат ощутил, что поддается дьявольским чарам и теряет мужество и силы, погружаясь в странный полусон, но потом, когда Кнли на миг перевел свой гнилостный, сочащийся похотью взгляд на каменный помост, Ахат с криком ударил его своей дубиной. Затем еще и еще. Он бил и бил, зажмурив глаза и слыша дикий вопль проклятой твари, и чувствовал как тяжелый факел погружается во что-то мягкое и вязкое. Гатар оказался прав –Кнли не обладал бессмертием. Его гигантское тело лежало на каменном полу, истекая густой темной жижей, и раскинув в стороны свои отвратительные раздутые  конечности.
- Кончено! – вскрикнул Ахат, тяжело и прерывисто дыша, - Эй, ты, - крикнул он Гатару, сидящему на корточках у стены, - Где мои воины? Где Зихиат?
- Их больше нет, царь, - с безумной улыбкой произнес Гатар, - Их головы ты увидишь на кольях, там, наверху…
- Где другие твари? – решительно спросил Ахат.
- Со смертью отца умрут и его дети… - безжизненно ответил Гатар, - Оставь меня, царь. Все теперь кончено. Забирай тело царицы и иди в Страну Пещер. Тот некромант не солгал. Только Наргатис поможет тебе...
Ахат не стал убивать предателя Гатара. Он бережно поднял с каменного алтаря тело Лунии, которое благодаря чудодейственному бальзаму, не было подвержено разложению. Создавалось впечатление, будто царица погружена в долгий сон. Гатар объяснил как быстрее и безопаснее выбраться из подземелья, и когда Ахат со своей ношей вышел на поверхность, он оказался по другую сторону зловещего кургана. Дикари не могли видеть его. Повозка до сих пор стояла на месте, но мул лежал неподалеку в пыли, став пищей для стервятников. Ахат положил тело царицы в повозку и, не мешкая, напрягая силы, сам потащил ее, крепко обвязав себя веревками. Отойдя на безопасное расстояние в день пути, Ахат разжег огонь в степи, почтил богов и подкрепился листьями дерева мал, придающих бодрость духа и ясность мыслям. На закате Ахат отправился в путь и шел днем и ночью, отдыхая лишь по нескольку часов. Он питался плодами деревьев, встречавшихся на пути, и пил воду из ручьев. Незримая рука вела его вперед. Так он шел шестьдесят четыре дня, пока не поравнялся с большой группой паломников. Эти чужестранцы с обветренными лицами направлялись туда же куда и он, и были среди них калеки и безумцы. Одни ехали в повозках, запряженных мулами, другие шли пешком. Были среди них дети, страдающие водянкой, бесплодные женщины, сгорбленные старухи, пьяницы, купцы и изувеченные в боях воины. Один из паломников, состоятельный купец, предложил Ахату оставить повозку и переложить тело Лунии в свою просторную телегу. Ахат поблагодарил купца и согласился, но в телегу не сел, а пошел пешком. Купец был родом из царства Кут, что по соседству с владениями Ахата. Остальные были из других мест. Так они шли еще несколько дней, и утром на бледно-розовом горизонте показались древние базальтовые скалы.
- Вон она, Страна Пещер, - воскликнул купец и сотворил рукой священный знак. Через несколько часов паломники достигли благословенной земли, и Ахат увидел озеро, по берегам которого росли плодовые деревья. В скалах виднелись жилища-пещеры, и скалы при ярком свете солнца были похожи на желтые муравейники. Внизу огромной скалы чернел вход в храм с резными базальтовыми столбами по бокам. Когда-то здесь был густонаселенный город, но теперь осталось только несколько храмовых служителей. Паломники отправились на берег священного озера, где омылись и сбрили все волосы на теле. Женщины в храм не допускались. Мужчины расселись у входа в храм на земле под палящим солнцем и стали ждать. Прошло часов пять, прежде чем появился человек с обритой головой, одетый в черные одежды. У него было смуглое обветренное лицо и узкие глаза. Он пристально рассматривал паломников, пока взгляд его не остановился на Ахате. Человек свирепо посмотрел на него, выпростал из-под черного балахона тощую руку и резким жестом позвал. Ахат чуть помедлил в нерешительности, но служитель в черном прикрикнул, чтобы он поторапливался. Ахат последовал за ним в храм. Внутри пахло незнакомыми дурманящими благовониями. Помещение храма представляло собой высокую квадратную комнату с голыми стенами. В центре возвышалась огромная статуя Бодеса, отлитая из золота. Древний бог с ликом быка держал между рогов предмет, напоминающий замысловатый ключ.
- Бодесх тун махар… - нараспев произнес служитель и нырнул в какую-то узкую щель в стене. Спустя несколько минут он вновь появился и грубо крикнул, чтобы Ахат следовал за ним. Ахат повиновался и пошел вслед за неприветливым монахом по узкому темному коридору, лестница которого вела глубоко вниз. Когда они оказались перед низкой каменной дверью с вырезанными на ней магическими символами, бритоголовый монах с шумом отодвинул ее и молча втолкнул Ахата внутрь. Дверь снова с шумом задвинулась. Ахат увидел перед собой треугольное помещение, стены которого были сплошь испещрены древними знаками. Впереди возвышалось что-то вроде каменного трона, выкрашенного голубой краской. Ахат понял, что ему одному из паломников посчастливилось удостоиться аудиенции божественного жреца. Он пытался представить себе Наргатиса, но какое-то странное чувство увлекло его мысли. Ахату показалось, что кто-то внимательно наблюдает за ним из угла комнаты. И вот появилась высокая фигура, сплошь закутанная в темное покрывало. Фигура, как тень, бесшумно скользнула в сторону и опустилась на каменный трон. Ахат молча, с благоговением пал ниц и лежал до тех пор, пока не услышал звучный голос, раздавшийся внутри его головы.
- Встань, царь Ахат, - произнес голос, - Но не приближайся.
Ахат медленно встал и посмотрел на жреца. К своему изумлению, он увидел не обезображенное наростами, уродливое лицо полубезумного старика, на него смотрел меднокожий человек с удивительными, очень светлыми, почти прозрачными глазами, подведенными черной краской. Великий жрец молча, пристально смотрел на Ахата, и взгляд его был холодным и потусторонним.
- Ты должен принести жертву, - произнес Наргатис, - Поэтому один спустишься в Бездну…
- Какую жертву я должен принести? – спросил Ахат, но Наргатис прижал палец к губам, призывая к молчанию.
- Посмотри, - продолжал жрец, - Боги создали меня, соединив два начала. Я и мужчина и женщина. У меня два сердца и два разума. Я читаю все сущее как открытую книгу, но не могу спуститься в Бездну. Этого мне не дано. Ты можешь. Жизнь твоя коротка и, спустившись, ты вряд ли вернешься. Но душа твоей царицы уже взывает к тебе из тех страшных миров. Готов ли ты спасти ее?
- Да, всеблагой жрец, - ответил Ахат, - Я готов.
- Жертва, которую ты должен принести – ты сам, - сказал Наргатис и устало прикрыл глаза, - Там ты все узнаешь. Служитель проводит тебя до места…
- Прости меня, великий жрец, - сказал Ахат, - Но не мог бы ты исполнить мою последнюю просьбу? Позволь взглянуть на твое тело, чтобы увидеть два божественных начала…
- Хорошо, - ответил Наргатис и резко распахнул покрывало, обнажив волосатый торс и мощные руки. Торс переходил в крепкие узкие бедра, между которыми Ахат увидел женское лоно.
Узкоглазый служитель вывел Ахата из храма и повел в горы. Он шел впереди молча и быстро и, наконец, они достигли небольшого плато, на котором кирпичами был выложен древний лабиринт, занимающий почти все плоскогорье. Высота его стен была всего в локоть. Лабиринт имел круглую форму, и в центре его стоял квадратный камень, испещренный магическими письменами. 
- Ступай туда молча, - сказал служитель бесстрастно, - Когда дойдешь до середины, окропи камень своей кровью, и Бездна сама поглотит тебя… - с этими словами служитель протянул Ахату острый кривой нож. Ахат вступил в лабиринт и начал продвижение по кругу, шаг за шагом приближаясь к середине. Когда он достиг ее, то увидел отверстие в центре камня размером с голубиное яйцо. Заглянув внутрь, Ахат ничего не разглядел, кроме темноты. Он услышал, как узкоглазый служитель запел монотонную песнь. Ахат с решимостью полоснул себя ножом по ладони и увидел как несколько капель алой крови упали на магический камень и скатились в черную дыру. В ту же секунду Ахат лишился собственного тела и превратился в нечто невесомое, беззащитное, и терзаемое нечеловеческим страхом. Он увидел свое бренное тело, лежащее в центре круга. Ахат, в ужасе перед открывшейся преисподней, пытался воссоединиться с этим телом, но что-то тащило его вниз, и спустя мгновение, его поглотила Великая Бездна. Под неземные, адские ритмы грохочущих ударов, которые исторгала сама Бездна, обреченная душа царя Ахата скользила куда-то внутри живой, клокочущей тьмы. Но посередине этого безбрежного, лишенного времени мрака, рядом постоянно присутствовало нечто, что успокаивало и внушало тень надежды. Это напоминало слабое свечение, не принадлежащее преисподней. Когда страждущая душа Ахата достигла предела отчаяния, свечение превратилось в звук и Ахат услышал размеренное монотонное песнопение.  «Не бойся». – произнес голос, и страх ушел. Ахат услышал кричащую душу Лунии. Он видел, как ее лижут языки черного пламени, изрыгаемые огромными черными ртами. Он видел тысячи блуждающих глаз запредельного Тако, пронизывающих адскую тьму, которая и есть сам вечный Тако, непостижимый и голодный. «Я здесь! Возьми мою душу, Тако!» - кричал Ахат, и не услышал свой голос. Но Бездна услышала его. Все заклокотало, и страшная сила потащила его прямо в черное пламя. Душа Лунии, подобная крошечной светящейся искре, вдруг свободно взмыла вверх и исчезла во тьме. «Она будет править царством и останется бездетной вдовой в память о тебе…» - произнес голос, и спустя мгновение, душу Ахата навеки поглотил черный огонь.