Мой студенческий друг

   Лекция по ОМЛ, основам марксизма – ленинизма, подходит к концу. Огромная аудитория, рассчитанная на три группы, заполнена едва на половину. Большая часть студентов смылась после первого часа. Ушли бы все, но рискованно – препод может пожаловаться в деканат. Поэтому примерно половина каждой группы «дежурит». Но и дежурные не слушают лектора. Они играют в «слова» или «морской бой». Неожиданно что-то касается руки студента, усердно расчленяющего заданное слово. Он косит глазами. Конечно, это жёлтая папка Мони Кризеля.* Только он приходит в институт с папкой из кожзаменителя, какую носят референты. У большинства – портфели или спортивные чемоданчики. Студент быстро передаёт папку сидящим сзади и продолжает вивисекцию.
   Лекция окончена. Толкаясь, студенты поспешно вываливаются из аудитории. Все, кроме Кризеля. Он методично обходит ряд за рядом, заглядывает в столы, ищет папку.
   Следующая двухчасовка – физика. Предмет серьёзный. Группа почти в полном составе. Быстрыми шагами входит Кризель. Одной рукой он прижимает папку, другой держит недокуренную, но погашенную сигарету. «Дети, ну, прямо дети, - бурчит он. - Вам бы в детский сад ходить, а не в институт.» Смех не успевает набрать силу, ибо входит препод. Моник садится, подозрительно глядит на соседа и пересаживается к тихой,  серьёзной девочке,  благо около неё оказалось свободное место, и прячет папку в глубину стола.
   Короткая перемена. Моник выходит с недокуренной сигаретой. Возвращается удовлетворённый, суёт руку в глубину стола. Папка на месте.
   Лекция продолжается. Уже вся доска испещрена формулами и схемами. Препод тянется к тряпке, но взять её не решается. «Староста, кто у вас сегодня дежурный?» - вопрошает он. Староста не успевает открыть рот. «Кризель! Кризель!»  - хором, не сговариваясь, кричит группа. «Кризель, пожалуйста, вымойте как следует тряпку и вытрите доску. Только побыстрей.»
   Моник не спорит. Он выполняет, что ему поручено, садится на своё место и заглядывает в стол. Жёлтая папка на месте.
   Конец двухчасовки. Почему-то никто не торопится покидать аудиторию. Кризель суёт руку в стол и вытаскивает... жёлтую обёрточную бумагу, сложенную в форме папки. Взрыв смеха. Теперь можно и выходить.
   Последняя двухчасовка дня – лабораторные по химии. К модному длиннополому пиджаку Моника – светло-серое букле в крупную клетку - уже прикреплены две большущие деревянные прищепки, предназначенные для снятия колб с огня. Это хулиганят девчата. С пиджаков других студентов тоже свешиваются прищепки, но на тёмно-синем или тёмно-сером фоне они выглядят не столь эффектно. «Сколько лет преподаю, и рано или поздно каждая группа до этого додумывается, – улыбается пожилая химичка. - Только с собой не уносите.» Звонок. Девчонки, смеясь, снимают с ребят прищепки, но Кризель уже за дверью. Он быстрыми шагами идёт по коридору. Полы его пиджака с двумя прищепками, развеваясь в такт шагам, напоминают ласточкин хвост.
   Память услужливо подбрасывает очередной эпизод.
   Второй год обучения. Весь курс отправляют на хлопок в глубинку Азербайджана. Убогое, полунищее село. Нет ни водопровола, ни электричества, но хлопок есть. Его надо собирать руками школьников, студентов, колхозниц (колхозники сидят в основном в чайхане). Нас размещают в школе. Спим на полу, на набитых чёрт те чем  мешках. Грязь, антисанитария. Как-то , оставшись дежурным, я решил убраться в классе: собрал разбросанные повсюду грязные, вонючие носки, связал их какой-то тряпкой и засунул в парту. Дня через два-три – суматоха, Моник ищет галстук. Зачем ему в забытом Богом азербайджанском селе понадобился галстук, я до сих пор понять не могу. Моня и его добровольные помощники всё перерыли, собирались уже шмонять чемоданы, когда я вспомнил о тряпке. Конечно, это был его галстук. Все смеялись и Моня со всеми. Надел он в тот вечер галстук или нет,  я не помню.
   Может показатся, что Моник был козлом отпущения в группе. Но это не так. Моника любили. К нему относились как к чудику, именно чудику – не чудаку. Он был компанейским парнем, лёгким в общении, незлобивым и незлопамятным, не мог долго обижаться.
   Выше срелнего роста, худощавый, очень похожий на артиста Козакова. Особый колорит его облику придавали глаза – Моник был разноглазым: один глаз карий, другой – зелёный. «Один глаз папин, другой мамин», - шутил он. Моник всгда модно одевался, более того, он был «стилягой». (Кто не знает что это такое, рекомендую посмотреть замечательный фильм: «Стиляги»**).
   Пиджак, о котором уже говорилось, брюки-дудочки, яркие рубашки, модная стрижка – «канадка». Моник обожал джаз и рок-н-ролл («сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст»), хорошо играл на фортепьяно (за плечами музыкальная школа-семилетка). На фоне нашей однородной, неброской группы он выглядел яркой, экзотической бабочкой, случайно залетевшей в сад, где порхают бело-серые капустницы. Ему следовало учиться в консерватории или в театральном. Видимо, он поступил в технический ВУЗ из-за военной кафедры, благодаря которой мы были освобождены от воинской службы.
   Модная одежда иногда приносила Монику крупные непрятности. Так, явившись на экзамен в супермодном пиджаке - букле в крупную клетку - он заработал пару от Чижова, отставного полковника, читавшего нам какой-то общественно-политический курс. Увы, полковник, типичный служака, начисто был лишён чувства юмора.
   Девочки к Монику так и липли. Нередко можно было от него слышать: «Чувак, у меня сегодня свиданка возле кинотеатра... Может, пойдёшь вместо меня? Скажешь, что я заболел.»
   Девочки, сигареты, новые джазовые записи – «джаз на костях», т.е на рентгеновских плёнках - всё это требовало денег, которых у Моника в кармане никогда не было. Наш общий приятель жаловался, что ему приходится покупать ежедневно две пачки сигарет: одну для себя, другую для Кризеля. Моник одалживал деньги, в стипендию расплачивался, но не полностью. Он так плакался, что кредиторы зачастую прощали ему долги полностью или частично. Правда, сумма была не столь велика.
   К экзаменам мы с Моником готовились вместе практически по всем предметам. Помню, последним экзаменом на первом семестре первого курса была начертательная геометрия - начерталка, его принимал весьма строгий проф. Пузовский. К нам с Моней присоединились ещё четыре человека из группы: две девочки и два парня. Мы готовились очень напряжённо. Для экономии времени одну ночь все ночевали у нас дома. Как шесть человек, плюс мои родители, поместились в однокомнатной коммунальной квартире, до сих пор трудно представить.
   Я переживал за Моника. Точные науки давались ему с трудом, а здесь обнаружилось, что он лишён пространственного технического воображения. Помнится, с помощью ножниц, бумажных листов, карандашей и настольной лампы для получения тени, то есть проекции, я создавал примитивные макеты и таким путём наглядно объяснял решение различных задач. К счастью, Моник начерталку сдал
  Интересна методика нашей подготовки к экзаменам, изобретённая Моней. Сначала мы учили тот или иной раздел отдельно. Потом я рассказывал, точнее, разъяснял, потом рассказывал Моник. Я должен был его внимательно слушать и поправлять. Если замечаний было много, Моник рассказывал второй раз. При таком способе подготовки к экзаменам мы никогда не успевали охватить материал полностью, в лучшем случае три четверти его. С целью ускорения я часто отказывался от своей очереди рассказывать, но Моня был неумолим. Думаю, у него была хорошо развита слуховая память за счёт зрительной. Не исключено, что и разноцветные глаза мешали зрительному восприятию.
   Забавный случай произошёл на экзамене по экономике социалистического общества. Мы знали распределение вопросов по билетам, и заблаговременно подготовили шпаргалки. Моник заходит в аудиторию, берёт билет, садится, виртуозно вытаскивает шпаргалку и ждёт своей очереди отвечать. Очередь подходит, он садится перед преподавателем, и читает по аккуратно заполненной шпаргалке ответы. Препод его выслушивает и просит рассказать ещё раз. Моник, ничтоже сумнящеся, читает вторично, для убедительности водя пальцем от строки к строке. Тогда препод говорит: «Дайте мне, пожалуйста, листок и расскажите своими словами». Увы, Моник этого сделать не смог! Он добросовестно переписал разделы учебника, слово в слово, но что-либо запомнить и пересказать своими словами даже после двухкратного прочтения не сумел.
  Разумеется, описанный выше способ совместной подготовки к экзаменам был для меня очень утомительным. На старших курсах, когда стали преобладать геологические дисциплины - описательные, размытые, неточные - мы готовились к экзаменам отдельно. Но курсовые работы, где требовался инженерный расчёт, по-прежнему готовили вместе.
  Может создаться впечатление, что Моник меня эксплуатировал, но это не совсем так. В нашей двойке я был ведущим, но без Моника я не сумел бы так напряжённо готовиться к экзаменам, ибо по природе своей очень ленив. Моник приходил рано утром, уходил поздно вечером, иногда оставался ночевать, пытался сократить перерывы до минимума. В период подготовки к экзаменам он удивительным образом менялся, но всё же учёба давалась ему нелегко.
  Увы, личная жизнь у Мони не сложилась. Незадолго до завершения института он женился. Красивая, видная девушка, я её знал по городу, о ней говорили разное. Как он с ней познакомился, посватался, женился, я не знаю. Помню, я спросил его в лоб: «была ли она девочкой?» Сейчас, конечно, смешно, но в те далёкие годы это было очень важно, особенно для жителей Баку. Моник что-то начал мямлить, говорить невразумительно, и я сделал вывод, что нет. Его жена впоследствии повела себя некрасиво и непорядочно, они развелись.
     У тебя не выдержали нервы
     Подлого предательства жены.
     Нам порой встречаются и стервы,
     Только в этом нет твоей вины.
   И грустно и приятно качаться на волнах памяти, особенно, если это волны далёкой юности. Передо мной виньетка, наша сто сороковая группа, 1955-1960гг. Какие мы все молодые и красивые! Разбросала нас жизнь, и вряд ли нам удастся когда-либо собраться вместе и вспомнить студенческие годы. К тому же, многих уже нет в живых...
__________________________________________________________
 *Имена и фамилии изменены.
**Российский фильм режиссёра В.Тодоровского. 2008г.