Суарэ у Алистера фон Тиз
- За мои же пряники я и пидарас !
Тульский кузнец Диомидов, упорствующий сектант, кормчий корабля богородицы, десятский свистунов, хлыст прыгунов и просто хороший человек, бородатый, корявый и злокозненный, валялся в ногах царя, железными ногтями впившись в ботфорты, облегавшие стройные конечности Петра Лексеича нежной лайкой с енотовым мехом вовнутрях. Алексашка, косорылый и чутка под мухой, довольно лыбился за печкой, нашаривая под подолом племянницы московского государя, толстой и невнятной Анны с Фонтанки, герцогини курляндской, баронессы ингерманландской, владетельницы Баллантрэ и Биаррица, сеньора Панамы и Суэца, сюзерена танкового корпуса фельдмаршала Роммеля с одноглазым графом Томом Штауфенбергом. Прав кузнец. Ай, прав. Конечно, пидарас, а как иначе ? Глянешь на такого и само собой наименование меняется на противоположное, так и подмывает произнесть, весомо и веско : Педро Великолепный, журналист и космонавт, разгромленный, полу-запретный, неуловимый, как Олешка Навальный и Бочарик.
- А кто же ты есть таков ? - Раскуривая махонькую трубочку-носогрейку поинтересовался Петр. Отхаркнул горловую слизь в сторону Шафирова, валявшегося в углу, откашлялся мужественным басом, изгоняя застоявшуюся атмосферу из могутных легких, и сел в кресло, пристукивая кулаком по колену.
Диомидов подполз поближе и горячечно зашептал, дико озираясь и недоверчиво топорща жестковолосую бороду :
- Все думают, что кузнец и дух мой молод. А на самом деле, - он еще более понизил голос, - старый мудак.
Он выпрямился и посмотрел прямо в глаза государя, чего тот не терпел сызмальства, вот и сейчас, задергался живчик на небритой щеке. Тетя Таня Толстая, глупая кухарка, до того смирно лежавшая с Шафировым, взвыла :
- Ой-ти мнешеньки ! Дунька !
В комнату влетела растрепанная Дуня Смирнова, красивая посадница и сбитенщица, краснощекая, обмотанная сукном и мануфактурой по всему корпусу.
- Зови своего-то, мурманского из школы навигацкой !
Сообразительная Дуня кивнула и через мгновение вернулась, таща за руку рыжего человека в ермолке. Он подошел к государю и нескольками пассами развеял неприятное впечатление от Диомидова, злобно таращившего пучеглазые очи на кудесника и гардемарина. Петр встал во весь свой исполинский рост и гаркнул :
- Даешь проливы, мать твою в курдистан !
- Скока воскликов-та, - ворохнулась за печкой Анна с Фонтанки, закапавшая текучей влагой ерзкие руки Алексашки, - прямо-таки Ваенга.
- Кашин и Просвирнин, - выкрикнул очнувшийся Шафиров, как всегда, все перепутав. Вчерась и намедни он ходил в кинематограф, новую шутку немецких чародеев, привезенную Монсом в Кукуевскую слободу, выпил от души и посмотрел фильму с Билли Бобом Торнтоном. Там этот Билли и Боб кричал про бобров и уток, но канцлер, весь в делах и заботах, патриот и несогласный, комитетчик, самокатчик и, частично, гандон проснулся с иными именами на устах, запачканных ореховой шелухой и патокой. Тянучкой, как говаривала Амели.
- Чё-то, в натуре, непонятка какая-то,- вылез Алексашка из своего убежища. - Проливы, коррупция, шайтаны. - Он подошел к столу, пружиня шаг, налил в поставец романеи, выдул и продолжил. - Нет бы по - простому, тыр-пыр, е...ся в сраку, даешь Беломор-канал. - Закусив пряничком, возвысил голос. - И где, в конце концов, Чичваркин ?
- А это кто ?
Шафиров перевернулся на левый бок и остро взглянул на государева любимца.
- Да х...й знает, - отмахнулся Меншиков. - Так, к слову пришлось.
- Совсем вы меня с ума свели, - пригорюнился Петр Алексеич, усаживаясь обратно в кресло. - Х...й победишь словеса ваши. Мы, понимаешь, с греками раком, а вы тут эвон чего. Как Кроншлот ?
- Гудит, - строго ответил Алексашка.
- А ефимки старухам ?
- Кончились, - пожал плечами Меншиков и обернулся на вновь задремавшего Шафирова.
- Неверно интерпретируешь, - нахмурился государь. - Видишь республику из окна моей персональной кареты. Путаешь баранов с государством. Холодильник " Розенлев", знаешь, почему ? Роза и лев. Почти как Самуил Маршак. Это надо понимать.
Лукавые царедворцы согласно кивнули, синхронно наклонив буйны головы.
- Понимам.
- То-то,- вздел палец Петр. - А таперича зовите старцев пограничных.
Ловкая Дуня ввела трех седобородых старцев с горы Афон, славных пограничным сознанием и явным безумием, гусляристых напевателей древних мелодий и ритмов зарубежной эстрады. Все расселись в кружок и стали слушать.
Свидетельство о публикации №216052801030