Супермаркет

          Среди блеска миллиарда огней, отражаемых от мраморных полов, хромированных ручек и зеркальных витрин, множества видеокамер и охранников, взлетающих прозрачных лифтов и медленно опускающих эскалаторов нелепо выглядели мечущиеся глаза, топанье и шарканье тысячи спотыкающихся ног между рядов продуктов, стоящих на полках в ящиках, в стекле, в коробках и коробочках, в пакетах и пакетиках, россыпью и навалом, поштучно и оптом, в поддонах и прямо в проходах на полу. Гомон тысячи голосов заглушаемых то музыкальными заставками, то объявлениями о рекламе товара и небесных скидках, то о присмотре за потерявшимися в сутолоке детях и бдительности граждан за своими сумками. Уже стала нормой и привычкой ранняя субботняя давка, вызванная хаотичным и бестолковое движение массы оголодавших как за прошлые годы, так и за прошедшую рабочую неделю граждан, где каждый толкает перед собой продуктовую тележку полную наскоро выбранного товара, что и приводит к сутолоке и столпотворению в продуктовых заваленных рядах супермаркета.  Это была уже не та «всё из-под полы» Москва НЭПА или брежневская «всё по-блату и знакомству» Москва, но всё же с оставшимися  проблемами -  сначала «купить-продать», потом - «сожрать и выжить», это когда блат и знакомство стали называть «по рекомендации и по поручительству».
      Разномастная публика привлекает своей неорганизованностью, изысканностью манер и одежд. Вот важный господин, облокотившись на свою тележку с целой рыбиной-осетриной, с надменностью рассматривает проходящих сограждан, щуря глаза в золотой оправе в ожидании своей супружеской половины. А вот это дама преклонных лет считает оставшуюся в потёртом кошельке мелочь, едва хватающую на пару глазированных сырков, но сопричастность к этому жиротрепещущему миру  людского хаоса ежедневно притягивает и её.
      Представительная плотно упитанная, упакованная в кожу и меха мадам лет шестидесяти в  сапогах на высоченной шпильке, унавоженная и напомаженная катит впереди себя пустую продуктовую тележку и безучастно-брезгливо рассматривает стеллажи, ломящиеся от продуктов и разной импортной снеди. Подойдя к очередному стеллажу, она небрежно копается в ворохе сваленных в контейнер продуктов и, наконец, взяв товар, презрительно подносит его к своему припудренному угреватому носику, нюхает и бросает обратно.
        Дамочка бальзаковского возраста, с усталыми глазами, волоча за собой полную тележку продуктов, между которыми видна голова трёх-четырёхлетнего ребёнка, попыталась протолкнуться между ней и продуктовым контейнером. Но проход был настолько узок и забит коробками, что её полная тележка ненароком задела пустую тележку мадам. Скривив ярко очерченный алый рот, мадам с силой ударила своей тележкой по тележке дамочки. От неожиданного толчка головка ребёнка дёрнулась и ударилась о край тележки. Громкий детский плач заглушил всю рекламу и людской гвалт. Мать попыталась в узком проходе перегнуться через ручку своей тележки и успокоить ребёнка, тянущего к ней руки, но он ни как не мог встать в сваленной куче продуктов. Оглянувшись на плач ребенка, толпа напряглась, расступилась с мыслью «лишь бы не меня», а потом с новой  безучастной силой хлынула на прилавки. Перегнувшаяся женщина, успокаивая ребёнка, осуждающе бросила взгляд на размалёванную мадам, которая, ещё раз уже не сильно и как бы невзначай толкнув тележку с ребёнком и назвав женщину идиоткой, пятясь уже откатывала свою пустую тележку, с довольной ухмылкой поправляя песцовый воротник.
         В детских слезинках застыл блеск миллиарда огней, отражаемых от мраморных полов, хромированных ручек и зеркальных витрин …