Заметки на стене Хитровки

Хитровка. Хитровская площадь. Имя нарицательное, для москвича.
Сейчас это уютная площадь в современной отделке. Гранитная плитка, лавочки и круглая клумба посередине. Широкие откосы покрыты газоном и обрамлены гранитными парапетами. Во всём европейская аккуратность, лоск... Только дома вокруг выбиваются из благостной картины. Низкие, с обшарпанными фасадами и немного неряшливой кладкой, особенно те, что расположились по западной стороне. Это знаменитые ночлежки и трактиры, столь красочно описанные дядей Гиляем. Вот и дом, где в подвале располагался трактир - «Каторга». Кирпичное подслеповатое строение 1860-х годов принадлежало Елизавете Ярошенко. На стене следы историко-архитектурных исследований, раскрыта часть рустовки между арочными проёмами окон. В трещине кирпичной кладки рядом с обуженным советским окном зажат кованный подстав для ставня. И вот неожиданный сюрприз – на потёртом слое штукатурки угольный рисунок. Сейчас он заботливо укрыт прямоугольником поликарбоната.
Смотришь на эту полустёртую фигурку, и время растворяется в сумерках декабрьской Москвы. И нет уже европейской плитки, современных вычурных фонарей, гранитных кадок для цветов и декоративной зелени. А есть грязь и слякоть, тусклые огоньки трактиров и ночлежных квартир. Огромный железный навес посреди площади, где греются пришедшие в поисках подённой работы. Вот и торговки-обжорки, со своими чугунками. Нищие, отходники-крестьяне в потёртых тулупах, бабы. И вдруг из сумрака появляется могучая, казацкая фигура, в распахнутом пальто, каракулевой шапки на бок – Владимир Гиляровский. Король репортёров, первый экскурсовод, открывавший своим друзьям «достопримечательности» хитровских трущоб. Ему мы обязаны сочными портретами хитрованцев. Знаем об их горе и радостях, повседневном быте, нравах и обычаях.
Опять смотрю на рисунок на стене. Окладистая борода, сюртук, нос горбинкой, лёгкая усмешка. Что-то удивляет в этом портрете, явно нарисованном с натуры. Сюртук опрятен, нет и намёка на небрежность. Спокойная осанка, чувство собственного достоинства. Для нас хитрованцы - люди трущоб, такие, как на картине «Ночлежный дом» или в сочных строках Гиляровского. Кто же этот загадочный персонаж? Может, владелец чайной или доктор из соседней Орловской лечебницы. А может, один из экскурсантов дяди Гиляя, которого он привёл посмотреть жизнь московского дна. Или это один из обывателей, живших в округе. Нам сейчас трудно представить, но Хитровка вполне мирно уживалась с вполне респектабельными кварталами по соседству, где жило и богатейшее купечество: Морозовы, Карзинкины, и управляющие торговых домов и банков, врачи, инженеры. Сами же хитрованцы были удивительный народ. Они отличались особым благородством и честностью. Соседей не трогали, особенно тех, кто и сам оказывал им расположение. Были чутки на доверие. Сразу вспоминается эпизод с Глебом Успенским, рассказанный Гиляровским.
Моя семья в те далёкие времена тоже жила рядом с Хитровкой, и я могу поделиться, благодаря своей тётке Татьяне Васильевне Калиш, несколькими историями о хитрованцах вполне в духе Гиляровского.
Мать Татьяны Васильевны была урождённая Шлезингер, её дед Николай Карлович, управляющий у Алексеевых и Кнопов, снимал дом по Малому Трёхсвятительскому переулку. Часто он был вынужден уезжать по коммерческим делам. Так вот, церемония его проводов обязательно происходила в присутствии хитрованцев. Удивительно, как они узнавали о дне и часе отъезда Николая Карловича. Старик Шлезенгер был большим балагуром, и тут же завязывалась оживлённая беседа, приправленная шутками и комментариями. В результате Николай Карлович отбывал на вокзал, а хитрованцы расходились, явно получив некоторое материальное вспомоществование.
Дочери Николая Карловича учились в гимназии Вяземской, в Колпачном переулке. В дни гимназических вечеров к жене Николая Карловича являлся представитель хитрованской братии и с поклоном заявлял: «Не беспокойтесь, барыня! Мы барышень сегодня вечером проводим. С почтением кланяемся». И действительно, вечером барышни возвращались с гимназического вечера с эскортом. И попробовал бы кто их тронуть.
Но подобная дружба и деловые взаимоотношения не мешали обитателям Хитровки воровать из соседских садов цветы, уже для своих барышень. Дом Николая Карловича утопал в зелени сада, окружённого кирпичным забором с решёткой из острых кованых пик поверху. В мае в саду распускались кусты сирени. Однажды жена Н.К. Шлезенгера Вера Алексеевна вышла в сад и застала следующею картину: на заборе повис, зацепившись «мягким местом», хитрованец. Было понятно, что целью непрошенного гостя была сирень. Возможно, он уже не раз пробирался в сад, преодолевая забор, но в этот раз был или пьян сильнее обычного, или оступился - и в результате попал на штырь. Сердобольная Вера Алексеевна помогла несчастному спуститься, привела в дом. Умастила рану йодом, дала новые штаны взамен разодранных и, напоив чаем, отпустила «гостя» с Богом.
Вот такая «хитровская история» в духе Владимира Гиляровского.