Роза Сахары

Так плохо мне, кажется, ещё никогда не было, а может так казалось из-за причины которая вызвала такую реакцию. Я переел. Плохо спал, ворочался, вдобавок мучало жжение в гортани, усталость, всё перемешалось. Как-то много пере сложилось и трясет мой организм. Пересекс, перетруд, переед. Складывается впечатление, что мне показывают кино в котором смысл - мера. Безмерность аппетита приводит к отравлению. Утром ехать в Щёлково, полтора часа езды, проводка сгорела под потолком, как я понял из слов Сергея, работки там будет, успеть бы до пяти. Не отдохнувший, не выспавшийся, но при этом на удивление спокоен. Встал, позавтракал, оделся, вышел. Солнце залило двор. Очки. В черном пиджаке. Вернулся. Идти могу не быстро, задние мышцы ног отдают тридцатипятью единицами мебели, собранной двумя днями ранее.  Решил, что если день предвещает быть тяжелым, то это обязательно будет приключение. В метро читал Акунина. Всё таки он может увлечь меня, больше ничего не интересно, как приключения, описанные им. Снова приключения Фандорина Николаса. Приехал на Щелковскую, позвонил, Сергей сказал выйдет встречать в зеленых рыбацких штанах. Вышел из автобуса, остановка пуста. Перешел дорогу и встретил Сергея рядом с домом. Пожилой мужчина, лысый, седая бородка, кривозубый рот. Симпатичен. Разговорчив, без понтов. Квартирка маленькая, неопрятная, живёт один. Из разговора не понятно, был женат, или прожил один до сих пор. Со светом я разобрался быстро, подгорели концы в выключателе. ДЕЗовские идиоты не удосужились даже снять выключатель. Я так и представил их тупые рожи. Зашли, покрутили носами вокруг, почесали пустые затылки, и свинтили. Ослы. Любая задача имеет решение только в том случае, если это решение уже есть в твоей голове. Это не точная картина, это понимание, что решение уже есть, нужно только его раскрыть, обнаружить. Пестрая картинка в их головах мне известна - пиво залитое водкой или наоборот, в принципе без разницы. Белот или двадцать одно на деньги (откуда они их берут, с таким отношением к работе, на зарплату играют?). Дом с вечно пилящей женой и спиногрызами. Ах да, день получки! Может быть единственно счастливый. Упс, телек забыл. В мире ещё есть телек. В моем его нет, и нефиг у других отнимать. Телек это источник. Так по телеку сказали.
  Кухонный стол Сергея завален инструментом, какими-то не понятными мне штуками, и над всем этим висит огромная, в чёрной оправе, лупа.
 - Что паяете?
 - Это я восковку делаю для одного мужичка.
Я подошёл поближе и Сергей показал мне узорный перстень из красного воска без камня. Достал большое блюдо с огромными обработанными камнями.
 - Ух ты! Вы этим занимаетесь? Так это же прибыльное занятие!
 - Ага! Во, - сделал жест Сергей, сгибая в локте руку кулаком второй, - китайцы всё убили. Раньше да, я жил как у бога за пазухой. Пойдём покажу.
  Провел меня в комнату, отворил стеклянные створки шкафа за которыми на трех полках разместился геммологический музей.
 - Это бирюза, - протянул мне маленький зеленоватый кусочек Сергей.
 - Как будто маслом обмазанный, как такое может быть? Камень был маслянистый, скользкий.
 - А вот лазурит. А это кварц. Горный хрусталь.
 - А это коралл? В середине стоял белый, вздыбившийся острыми пластинами еж.
 - Да, очень опасный.
 - Острые пластины, можно ведь порезаться.
 - Поэтому и опесен, ныряльщики наступают на него, режут ноги, есть смертельные случаи.
  Всё больше камни раскрывались передо мной становясь из безобразной, бесформенной массы, живой, полной загадок историей с картинками.
 - А вот кусочек дерева, которое помнит динозавров.
 Я поднес дощечку к носу, втянул воздух, деревяшка как деревяшка, но то, что её могли грызть динозавры, или просто проноситься мимо него, а может оно видело как в кронах дерева, которому она принадлежала, один птеродактиль пожирал другого, вдохнуло в неё запах крови, звуки рёва рептилий, всполохи молний, запах пожара.
 - А это "Роза Сахары", - протянул мне Сергей действительно похожую на розу небольшую штуковину. Видно было, что это песок принявший такую форму и затвердевший.
 - Бывают большие, их находят только в Сахаре.
 - А это я был в Керчи, мы с другом водочки выпили. Давай я покопаю, говорю. Покопал. - Он протянул мне половинку какого-то глинянного блюдца. - Греческая тарелка.
 Я держал её в руках и представил себе того, кто её сделал, держал в руках. Узор на ней был такой, как много раз я видел в книжках по истории.
 - А вот на этом кусочке маслянной лампы остался даже узор отпечатка пальца. А вот это знаешь что? - Я взял небольшой круглый камень. - Это камень для пращи, которые греки метали.
- А вот это след удара молнии, тоже из Африки, молния бьёт в берег реки, песок от температуры сплавляется в такую форму. А только что это был какой-то дурацкий кусок бесформенной массы с какими-то щупальцеобразными отростками.
  Я забыл зачем я пришёл сюда, полностью поглощенный жизнью этих вещей и переплетенными с их жизнью, жизнями давно умерших людей. Люди считают красивым то, что уродливо, и уродливым то, что действительно прекрасно, живо. Обработанный камень - это мёртвый камень, вот уж действительно уродство. Обличить в форму, облагородить, довести до совершенства, сделать прекрасным хочет человек всё, превращая тем самым всё в шедевры уродства. Оставляя на всем, к чему прикасается следы своего внутреннего уродства. Всё прекрасное - это отражение внутреннего уродства человека. Всё поистине прекрасное от прикосновения человека превращается в черепки...
  Позже я ехал мимо синего храма, синими у него были купола, а тушка белой, но для меня он был синим, как та девушка вчера в метро. Оторвав взгляд от Бродского, взятого у Олега, вижу стоящую справа от меня, у двери, красную девушку. Красную, потому, что она в ярко-красном плаще, а всё, что бросается мне в глаза первым, и становится основополагающим фактором для последующего определения цвета всего предмета. Красивое молодое личико, с узенькими глазками, татарочка скорей всего, у башкир, татжиков лица приплюснуты. Хотя сейчас так всё намешано, да и какая разница. Я улыбнулся ей такой простой, ничего не просящей улыбкой, что совсем не потерял того первоначального чувства, которое породило это улыбку, когда она мне на неё не ответила. Я вернулся к чтению, а потом, вдруг, мне захотелось ещё раз взглянуть на это красивое лицо и мне стало так радостно, что я могу это сделать. Я взглянул ещё раз, девушка ещё стояла там же, удовлетворяя мой восторг.
Храм с огромными позолоченными птицами по углам, рядом с куполом, стоит на берегу борисовских прудов. Ещё одно красивое уродство человеческого разума воплощенное в камне, стоящее на фундаменте страха и манипуляции.