Природа ценности
На этом направлении мысли не были созданы развернутые системы аксиологии. Единственная, как считает С. Ф. Анисимов, попытка в научном позитивизме сознательно построить систематическую аксиологию была предпринята в марксистской философии 60 — 80 годов XX века.1 Понятия «значение» и «ценностное отношение» в ней отсутствовали. Для объяснения ценности заимствовались понятия из политической экономии и социологии, например, понятие стоимости. К философскому понятию ценности по смыслу в этой традиции оказалось близко понятие потребительной стоимости, то есть способности вещи (а не только товара) удовлетворять какую-либо человеческую потребность. В отечественных аксиологических исследованиях пытались реализовать данную методологическую установку, определяя ценность через категорию «потребность».
В советской литературе сложились две трактовки природы ценностных явлений, основанные на диалектической триаде: «вещь–свойство–отношение».2 Одни авторы полагали, что ценностями являются вещи и их свойства, которые нужны (необходимы, полезны, приятны) людям определенного общественного класса или отдельной личности в качестве средств удовлетворения их потребностей и интересов (В.П. Тугаринов). Другие, их было большинство, считали, что ценность есть отношение значимости объектов социального и природного мира для субъекта социальной практики (индивида, коллектива, общества). Ценность, по их мнению, зависит от свойств как субъекта, так и объекта, но не совпадает с ними. Она объективно задана практической деятельностью субъекта. Отражение этой объективной значимости в его сознании есть оценка.
Подобная трактовка природы ценностей содержится в работах С.Ф. Анисимова, В.А. Василенко, М.С. Кагана, Л.Н. Столовича. Она стала господствующей в советской аксиологической литературе. Типичными были определения ценности такого рода: «…ценности – это материальные и духовные явления, которые соответствуют интересам людей, удовлетворяют их потребности».3 Понятие ценности прежде всего соотносилось с понятиями «нужда», «потребность». «Ценность – это предмет, который потребность находит для своего удовлетворения».4 Даже определяя ценность через «отношение значимости» (как это было принято впоследствии), невозможно было отделить эту категорию от близких к ней категорий потребности и интереса.
В большинстве случаев чисто эмпирически полагают, что ценностями является все то, в чем человек испытывает потребность. Но тогда почти нет ничего, что не было бы ценностью для человека: все предметы, которыми пользуется, все, в чем он нуждается; в этот ряд встают, и все нравственные и духовные ценности. Однако сложившаяся «потребностная» концепция ценности не могла разрешить внутренние для нее противоречия.5 Во-первых, переход от поиска ценностей среди вещей к их поиску в мире отношений не уберегает от утилитаризма и натурализма. В субъектно-объектном отношении объект понимается слишком упрощенно – как некая телесность вещей и явлений. Но в своем телесном, конкретном, эмпирически данном бытии вещь (явление) может быть лишь предметом материальной потребности.
Во-вторых, понятие субъекта в ценностном отношении – абстракция, обозначающая активную сторону этого отношения. В реальности индивид как субъект ценностного отношения – сложный узел противоречивых характеристик, например, социальных ролей. «Значимость» объекта для него будет сложной и противоречивой.
Коренная проблема аксиологии – понимание ценности как функционирующей в структуре ценностного отношения. Ценность на одном уровне существует как сущность, или смысл, возможная основа способности ценения; на другом – как критерий оценки, то есть, в модусе функции; на третьем – как результат оценки, как ценная вещь или явление. Таким образом, ценность есть процесс. С этим, видимо, связана неуловимость и многозначность ее определений.
Польский философ Т. Стычень, в своей статье для католической энциклопедии (1973) дает характеристику некой аксиологической теории, которая стремится к доказательству объективного характера ценностей и возможности их познания, чего не смогли сделать представители других направлений. Центральный тезис этой концепции (которую разделяет Стычень): то, что реально – является свойством, эмпирически или неэмпирически подтверждаемым (натурализм). Ценность вещи может адекватно определяться наличием у нее совокупности свойств, трактуемых не абсолютно, а в двойной реальной отнесенности: 1) к сущности вещи – как ей соответствующих, и одновременно 2) к ее (детерминированным сущностью) возможностям, которые осуществляют сущность.
Согласно этой точке зрения, дефинирование ценности возможно не в категориях содержания, а на путях определения формальных бытийных структур. Поэтому невозможно определить, например, благо через перечисление общих свойств, которые были бы присущи столь различным классам предметов, как хорошая клубника, хороший автомобиль, хороший человек, так как не существует совокупности этих свойств. Тогда как вполне возможно выявить идентичную для всех этих различных классов предметов структурно-онтическую функцию.
Ею будет реализация тех ценностей (описание), которые входят в определяемую в дефиниции сущность каждого из этого класса вещей. Другими словами, нечто тем более ценно, чем полнее оно осуществляет свою сущность.6 В данном случае перед нами религиозно-томистская точка зрения на проблему ценностей, развивающая аксиологические идеи Аристотеля.
Подобное решение проблемы ценностей открывает, на наш взгляд, некоторые перспективы в понимании места человека в ценностной (онтологической) структуре реальности. В соответствии с этой концепцией, человек такая «вещь», ценность которой будет состоять в наиболее полном осуществлении того, что составляет его сущность. В ценностном отношении – это производство оценок данному человеку соответствующих. Оценка человеком вещей есть детерминированная его сущностью и проявляющаяся возможность, свойство, способность вполне определенного отношения к миру. Таким образом, в конкретной оценке вещей человек проявляет свою способность, детерминированную его сущностью и одновременно достигает, или не достигает, своей осуществленности, обретая собственную ценность.
Ценность может быть структурирована по уровням ценностного сознания. Первоначальный уровень – ценностная оценка (оценка может быть и неценностной, например, оценка эффективности того или иного технического решения). Оценка может быть как непосредственно-эмоциональной, так и рациональной. Над ней «надстраивается» интуитивная способность к оценочной деятельности. В нравственной области это совесть, в эстетической сфере – вкус. Третий уровень: у человека образуется осознанный критерий оценочной деятельности – идеал. Рациональным обобщением и истолкованием всего ценностного отношения человека к миру являются теоретико-ценностные воззрения людей, их аксиологические взгляды.7
Проблема понятия ценности как самостоятельная была поставлена в отечественных публикациях начала тысячелетия.8 Ее постановка несла в себе критическую направленность против «потребностной» концепции ценностей. Прежде всего критика углубила аксиологический смысл понятия потребностей, и выявила чрезмерную аксиоматическую нагрузку на него в определении ценности. Могли ли потребности составить смысловой центр в душе индивида? Очевидно, нет. В так называемых обществах потребления потребности людей давно вышли за рамки естественных и разумных. Главной потребностью часто становится потребность «иметь и иметь». Таким образом, даже в обществе, где удовлетворение потребностей и потребление поставлено во главу угла, оно не образует главный смысл человеческого существования.
Ценности – нечто такое, что относится к определяющим основаниям жизни, человеческого общежития. Это не просто то, что можно употребить на что-то, что имеет преходящее, ограниченное значение, а то, во имя чего проживается жизнь то, чего люди хотят ради него самого, а не ради чего-то другого. Ценность несет содержание должного.
Ценность, даже реализованная, не теряет своего качества должного, она все равно оказывается впереди, поскольку, даже реализованная, она должна находиться в процессе реализации, реализовываться в каждом новом акте жизни, всегда утверждаться как сама жизнь.9 Она должна иметь всеобщий характер для данной жизни, для данной единичной жизни, души, также как и для данной своеобразной культуры.
Ценности можно выразить в идеях, обосновать их логически, но сами они не суть идеи, а то, что можно характеризовать как некий путь жизни, образ жизни или как определенный способ бытия человека в мире, способ отношения к миру. Они могут быть реально определяющими в повседневных действиях, поступках, отношениях, но, нисколько не теряя свою интенцию, быть осуществленными в каждом последующем поступке и отношениях. Ценности и составляют всеобщее как смысл всего пространства души индивида, придающее таким образом ему целостность.
Вопрос о происхождении смысла и о его субъекте, как полагает Абишева, остается центральным. Навязанное откуда-то или данное изначально не может занимать у человека, в его душе, место ценности и не будет для него смыслом его существования. То, что дано человеку от рождения, многие физиологические процессы в его организме, или не становятся предметом его мышления и осознания, или, если и становятся, они в лучшем случае осознаются как некие потребности, как 6oль, но никоим образом не как то, ради чего живет человек.
Ценности могут быть только обретением самого человека, они могут быть созданы лишь самими людьми. Только люди сами могут избирать ту или иную ценность, или не избирать никакую, предоставив себя течению событий и обстоятельств: свобода представляется им возможностью выбора.
Но то, что люди выбирают себе как ценность своей жизни, в чем они видят смысл своего существования, не оказывается обязательно чем-то высоким, благородным; оно может быть направлено против других людей, против общества.. То, что выбирают люди, что делают для себя смыслом, через что ощущают себя людьми, зависит от их субъектного человеческого уровня, от того, естественно, какой это человек. Тем более что выбор-то часто происходит неосознанно, на уровне смутного предпочтения чего-то, склонности к чему-то, хотя ясное осознание того, чего хочет человек, тоже не исключается. Разумеется, выбор чего-то действительно высокого, направленного на благо людей тоже имеет место.
И так происходит при условии, что ценность, - есть то, через что люди ощущают себя людьми, то, что является, по их собственному отношению к ней, мерилом человеческого в человеке. И в то же самое время эмпирически, повседневно мы видим, что нечто совершенно ничтожное служит для некоторых людей мерилом, показателем того, что он в большей мере человек, чем другие. Всегда есть нечто более ценное для индивида, чем нужды его органической жизни. Это ценное обнаруживается всякий раз, когда потребности организма, потребности вообще материального характера удовлетворяются, а у человека все равно удовлетворенность своей жизнью не наступает. При этом человек в своих отношениях с другими рассуждает в нравственных категориях долга, справедливости и т.д.
Обесценение ценностей случается. И оно совершенно естественно, поскольку ценности выбраны и созданы самими людьми. Это следствие их свободы. Как могут выбрать какой-то путь жизни, так могут от него и отказаться, выбрать другой. Такое изменение или смена ценностей сплошь и рядом наблюдается в течение жизни и отдельных индивидов.
Духовный, то есть, ценностный кризис отличается от всех других тем, что здесь человек как бы потерял самого себя. То, с чем он себя идентифицировал, считал, что нечто, - что является для него ценностью, что и есть он сам в его глубинном существе, - утрачивается. Такая потеря ведёт к ощущению готовности покончить с этой жизнью, ставшей пустой, лишенной сути. Можно утверждать, полагает А. Абишева, что человек в такой ситуации все-таки не теряет своей сущности, которой является возможность выбора, свободой его самоопределения.10 Эта возможность выбора есть выбор не чего-нибудь внешнего самому человеку, а выбор им самого себя, себя, каким он желает быть, каким мечтает видеть себя, если даже он реально далек от этого, если отклоняется и уклоняется от себя, такого или ошибочно полагающим себя таким. Если человек не потерял возможности выбора, то он не потерял и сущности своей, своей субъектной способности выбирать и решать.
Однако если ни одна ценность не укоренена в человеке биологически, то есть, по крайней мере, одна, которая, хотя и тоже не дана ему от его биологической природы, но как бы дана человеку изначально. Это сама свобода его, понимаемая здесь как возможность выбора и самоопределения. Свобода для человека есть ценность из ценностей, та глубинная ценность, которая определяет возможность всякой другой, какая только может быть. Свобода как сущность и есть смысл человеческого бытия, без которой он теряет в конечном счете свою субъектность. Потеряв возможность самоопределения, человек перестает быть человеком. Речь идет именно о возможности, а не об актуальном действии, ибо возможность может остаться так и не реализованной. Более того, человек на основании этой возможности может выбрать как раз рабство, т.е. свободно избрать рабство. Рабская жизнь оказывается во многом более легкой, беспроблемной, отказ от своей субъектной самостоятельности более удобным. Субъект может даже полюбить такое рабство, которое, увы, тоже способно стать некоей ценностью, облагораживаемой, поэтизируемой рабским сознанием и бессознательной сферой души как нечто высокое, величественное. Тогда рабство может предстать как свобода. Примеров тому очень много: хотя бы то известное нам определение, что свобода есть познанная человеком и практически освоенная им необходимость.
Сказанное лишний раз свидетельствует, что человек сплошь и рядом может находиться и находится в полном неведении и заблуждении относительно своей сущности и действовать против нее, заглушать ее как нечто нежелательное, отказываться от нее как от зла. Разумеется, не только от чужой свободы, но и от своей собственной люди часто открещиваются как от чуждой им и опасной напасти.
Свобода есть в большинстве случаев не осознаваемая, скрываемая в бессознательном ценность человека, глубинный смысл; пока она есть, человек не теряет свое человеческое качество. Речь идет, следовательно, о ценности любого человеческого существа независимо от национальных, культурно-цивилизационных, исторических и т.д. границ и особенностей.
Прежде всего следует говорить о свободе каждого человеческого индивидуума, а потом уже о свободе народа, нации, человечества и т.д., ибо свобода как ценность, как смысл бытия человека может обитать в отдельно взятой душе, в суверенном пространстве индивида; только укоренившись там, она может стать общей ценностью многих людей, объединенных в человеческие сообщества. Конечно, в процессе общения люди всесторонне влияют друг на друга в ценностном, духовном отношении, но приятие или неприятие чего-то всегда остается за индивидом.
У человека могут изменяться те или иные потребности, он может умножить свои знания, расширить свой кругозор, могут меняться привычки, связи с другими, социальное положение, круг семьи, круг общения, но при этом основная линия его жизни может не меняться.
Дело не в том, например, что многие в данной культуре хотят учиться, получить образование. Это еще не характеризует ценностное своеобразие каждого человека или даже всей цивилизации. Дело в том, для чего каждый из них хочет этого. Средства, которыми пользуются люди, могут быть одинаковыми, а ценности, которые они хотят утвердить, могут быть разными. Не только у цивилизаций, но даже у различных индивидуумов в одном и том же обществе, устремленных к различным ценностям, могут быть одни и те же средства, и наоборот.
В рамках общей ценности, свойственной культуре где живёт индивидуум, он может исповедовать свои ценности и жить по ним. А часто происходит и так, что индивидуум избирает ценность вопреки общей ценности, в противовес ей, и начинает утверждать ее в отношениях с другими. В этом сказывается относительно развитая субъектная автономность индивидуумов в современном мире.
Есть емкое выражение разницы в понимании ценности и потребности, принадлежащее В. Франклу: потребности толкают (принуждают), ценности притягивают (влекут).
В настоящей статье представлено состояние дел с пониманием ключевой в аксиологии категории «ценность». Как очевидно, авторы говорят зачастую об этой проблеме на «разных языках». Между тем, ситуация изменяется, если признать за ценностями возможность выступать реальностью на разных уровнях субъект-объектных отношений. Так, различение ценностей бытийных и ценностей предметных снимает, по нашему мнению, встречающуюся разноголосицу.
Свидетельство о публикации №216052800937