Смотрящий

Всё, что описано здесь, не имеет абсолютно ничего общего с людской реальностью. Я не хотела кого-либо опозорить, осмеять.

Предисловие.

   Я неприметный, незначительный, ничтожный человек, чьего имени нет смысла упоминать. Более полугода назад в нашей школе придумали интересную должность – «смотрящий». Суть этой нетрудной профессии в том, чтобы присматривать за всеми учениками и учителями и докладывать обо всех их выходках директрисе. Ничего и не нужно выдумывать, важно только наблюдать за всеми внимательно и всё запоминать.
   Как ни странно, в первые же дни появления такое необычной должности «смотрящим» назначили меня. Обусловила директриса свой непредсказуемый для меня самого выбор тем, что я из всех обучающихся самый незаметный, ведь ни в чём и никогда по своей инициативе участия не принимаю. Обещали за хорошую работу наградить меня особыми привилегиями: свободным посещением занятий, бесплатными и более качественными обедами в школьной столовой и другим, показавшимся мне не менее заманчивым. Я не смог отказаться от этих предложений, за что укоряю себя и сейчас. Забегая вперёд, стоит упомянуть, что ничего из обещаний так и не было выполнено.
   По мнению директрисы, школе был просто необходим этот самый «смотрящий». Ей казалось, что от этой, с позволения сказать, крысы, будет толк. Но толка от меня не было. Люди не боялись меня, хоть и знали о моей должности. Они не перестали делать друг другу пакости, не перестали совершать ужасные, постыдные поступки. По-моему, учителя и ученики стали даже чаще это делать. Они насмехались надо мной за моей спиной, придумывали каждый день что-то новенькое, будто бы говоря мне этими выходками: «На, получи, проклятая крыса! Мы ещё и не такое можем выкинуть!» План директрисы провалился. Правда, затею свою она не оставила, и я до сих пор работаю «смотрящим».
   Уже более полугода в нашей школе творится что-то странное, отвратительное, мерзкое. Одним словом это описать невероятно сложно и практически невозможно. Правильнее рассказать обо всех ужасах, происходивших в стенах нашего учебного заведения подробно. Этим я и займусь.



1 глава. Андрей и Павел.

    Всё самое важное в нашей школе по обыкновению делается в последний момент и через то место, которое упоминать в приличном обществе недопустимо. Исключений из этого правила на моей памяти не было. Случай, о котором я собираюсь рассказать, самый обыкновенный, но то, что произошло после него, повергло меня в ужас.
   Воскресенье, как известно, для старших классов становится единственным выходным днём. Однажды и тогда весь наш класс должен был идти в школу на репетицию выступления на концерте к какому-то непонятному, неизвестному празднику. В другое время это мероприятие провести, по словам учительницы, было невозможно. Конечно, мы все знали, почему это так. Наша классная руководительница забыла или даже совсем не знала о концерте и поняла, что нужно подготовить хоть какую-то программу, только субботним вечером. К слову, праздник должен был отмечаться во вторник, и времени на подготовку оставалось совсем немного.
   Как и ожидалось, на репетицию явились только самые ответственные люди, полные идиоты, которых эти ответственные встретили на своём пути и притащили с собой сюда, и я. Ни к одной, ни к другой группе отнести себя не вижу смысла. Ответственности никакой я не чувствовал за то, как пройдёт наше выступление, и как выступлю я, да и не встречал меня никто по дороге в школу. Пришлось мне прийти сюда по поручению директрисы. По её мнению, и на этом небольшом мероприятии могло произойти что-то интересное для неё.
    В здание нас не пустили по какой-то непонятной, незначительной причине, из-за которой весь класс был вынужден выслушивать объяснения учительницы и репетировать не в уютном кабинете и не в актовом зале, а на улице. Благо, погода была весьма неплохая. Нам не пришлось ни мокнуть под дождём, ни мёрзнуть, ни подыхать от жары.
   В самом начале речи классной руководительницы кто-то из моих товарищей нагло слинял, оставив нас стоять в недоумении и завидовать им и их счастью, что их ухода не заметили.
   Большую часть нудных, неинтересных объяснений учительницы я пропустил мимо ушей. Мне слушать её, как говорила директриса, бредни совсем не обязательно. Есть у меня и другая работа, как вы уже знаете.
   На этой до ужаса скучной репетиции всё же, как я помню, был один момент, который меня крайне заинтересовал. После очередной реплики классной руководительницы, которая не так важна, уж поверьте мне на слово, мои одноклассники, Андрей и Павел, переглянулись и шепнули что-то друг другу на ухо, после чего оба залились румянцем. Мне показалось… Нет, я знал, что они либо что-то замышляли, либо сказали что-то неприличное. Не могли они от обычной дружеской фразы так зардеться! Тогда я решил, что они решили подкараулить кого-нибудь из наших одноклассниц у выхода из школы и сделать с ней что-то непростительное. В этом и была моя главная ошибка. Я и не догадывался о том, что произойдёт дальше. Мне и в голову не пришло проследить за ними. «Смотрящий» не должен влезать в чужие планы, пусть они и страшные, коварные, требующие того, чтобы их разрушили. Такая крыса имеет право только наблюдать за всеми и докладывать о своих наблюдениях главной крысе, это я знал точно. Если бы не медлительность, если бы не развязавшиеся у школьных ворот шнурки, ваш рассказчик ничего и не ведал бы о том, что по-настоящему решили сделать его одноклассники.
   Вскоре после вышеописанного случая учительница отпустила нас с репетиции по домам, поняв, что мы уже совсем устали, хоть и толком ничего не сделали. Как и было сказано, мне пришлось остановиться у самых ворот школы перед уходом, чтобы завязать шнурки на моих ботинках. Ах, проклятые шнурки! Надел бы я нормальные ботинки в тот день, быть может, и не был бы так шокирован увиденным. Но ничего уже не вернёшь, к сожалению. Не будем об этом слишком много думать и перейдём к делу.
   Невысокий полноватый парень с короткими чёрными волосами, мой одноклассник по имени Андрюша, завёл юношу, который был чуть выше него, неопрятного паренька с тёмно-русой шевелюрой, моего товарища, названного Пашей, в укромное место у стен нашего учебного заведения, где никто не мог их найти. Там он стал сначала нежно, а потом всё более страстно целовать своего друга, изредка отрываясь от его губ, шепча что-то ему, а после снова целуя его. Теперь я, скажу без доли лжи, не вижу в этом ничего особенного и ужасающего, но в тот день меня эта сцена напугала до полусмерти. Это было только начало работы «смотрящего», тогда ещё ваш рассказчик не привык к таким случаям.
   Страх и стыд смешались в тот момент и создали опасную смесь, заставившую меня сорваться с места и убежать куда подальше от здания школы, от своих товарищей и от того поступка, который они совершали так самозабвенно, страстно, что он и не казался постыдным. Мои одноклассники, кажется, снова посмеялись надо мной, выдав мне такое. Они определённо знали, что я их видел, уж в этом можно не сомневаться.
   Как бы ни было это странно, у этой небольшой истории было продолжение. Развязка этой небольшой главы из жизни «смотрящего» произошла в понедельник. Именно тогда мне пришлось подойти к самому отвратительному, мерзкому человеку во всей школе. Об этом существе можно долго и очень много рассказывать, при этом так и не поняв сути его существования в нашей школе.
   Пришло время познакомить вас с Александрой. Именно эта особа и распускала слухи, и являлась конечным пунктом распространения этих самых слухов, на котором всё и заканчивалось. От неё зависело, о чём будут в какой-либо день думать и болтать учителя и ученики. Стоит упомянуть, что Саша ко всему прочему умела выдумывать разные небылицы и совмещать их с правдой так, что никто и не мог подумать даже о доли обмана в её рассказе. Ей все доверяли, потому что этой низкорослой миловидной девочке с добрыми, честными глазами невозможно было не поверить. Этим Александра и пользовалась. По сути она была такой же крысой, какой и был я, только вот эта особа не работала на директрису, да и никто не знал о её «крысятничестве», из-за чего и относились к ней лучше, чем ко мне. Но, как я считаю, она была в сотню раз опаснее вашего «смотрящего». Впрочем, это только моё мнение.
   Мне пришлось подойти к Александре, посвятить её в дело и расспросить о том, знает ли она хоть что-то об отношениях Андрея и Павла. Оказалось, что чуть ли не неделю назад образовалась эта парочка. Об этом знало совсем небольшое количество людей. Признаться, Саша даже была удивлена, что я узнал про это только вчера. Видимо, не досмотрел чего-то ваш «смотрящий», не углядел, не заметил.
   С этого случая и началась моя настоящая работа. Больше не было мелких случаев в этой школе. Теперь стало происходить что-то страшное, кошмарное, требующее моей серьёзности и ответственности.
   Скажу вам, что больше у меня не было желания узнавать что-либо про Андрюшу и Пашу. Их история была закончена. На этом и мы закончим, ведь время переходить к новой, ещё более интересной истории.



2 глава. Феликс и Владимир.

   После случая, про который я рассказал вам, если вы помните, раннее, приключений искать мне не приходилось, так как они и сами с успехом находили меня. И первое, что приключилось после того происшествия, ваш рассказчик поведает прямо сейчас.
    Как и говорилось, свои обещания директриса не выполнила и выполнять не собиралась. Эта история как раз и связана с теми самыми обещаниями. Как вы, должно быть, помните, среди прочего мне были обещаны бесплатные обеды в школьной столовой, но, к сожалению моему и моего кошелька, бесплатным ничего не стало. Денег у меня особых не было, их мне не выдавали каждый день родители, поэтому по совету моей заботливой матери я стал носить с собою бутерброды в школу. Ими и питался.
    Именно в тот момент, когда ваш рассказчик поедал свой обед, приготовленный матушкой и взятый из дома, в укромном месте, вдали от посторонних глаз, мимо прошёл Феликс, довольно высокий парень с кучерявыми чёрными волосами, от которого, как сохранилось навеки в памяти, всегда пахло потом и грязными носками. В руках этот тип нёс ярко-красное бумажное сердце с надписью, которую я разглядеть не смог. Мне стало безумно интересно, кому же несёт это явно любовное послание главный раздолбай школы.
    Самое время познакомить вас с одним довольно странным человеком, способным поставить на уши всё учебное заведение и даже весь мир, – с Феликсом. Про этого негодника рассказывать недолго, не беспокойтесь. Тот, о ком мы говорим, известен тем, что является, как и упоминалось, раздолбаем. Есть у него и последователи, но им никогда не достичь тех успехов, что достиг их учитель, если вообще его возможно так назвать. Никто не может стать таким же, даже если пожелает этого всей своей душонкой. Смысла нет перечислять все подвиги нашего дуралея, ведь их бесчисленное множество. Уж поверьте, вам хватит и того, что я уже сказал.
    Ваш «смотрящий» не мог, просто не мог упустить очередную тайну, новую историю, пробегавшую прямо перед его носом. Конечно же, я бросил всё, чем занимался минутой назад, и рванул за нашим раздолбаем, страшась упустить его.
    Феликс шёл весьма быстро, сгорбившись, что-то бормоча себе под нос, не замечая меня и других учеников. Неожиданно для себя самого он остановился, прекратил свой путь и замолчал, я же скрылся за углом и продолжил наблюдать за развитием событий лишь краем глаза.
    Главный раздолбай школы, самый смелый, бесстрашный человек этого здания, стоял сейчас, бледный и растерянный. Долго ещё он не мог найти, что же сказать, и решил обойтись вовсе без слов, протянул своё послание юноше, что был перед ним, рыжему и толстому, чьё лицо было полностью покрыто веснушками.
    Дошло дело и до знакомства с Володей, которому наш дуралей и вручил письмо. Этот рыжик – высокомерная, с позволения сказать, сволочь, которую изменить никак и ничем нельзя. Высокомерная сволочь – единственная ему характеристика. Как вы уже догадались, у меня зуб на этого рыжего негодяя, но не об этом сейчас. Говорить об этом гаде, уж простите, незачем.
    Владимир взглянул на послание, вручённое ему, схватил его и молча удалился, а наш раздолбай лишь посмотрел ему вслед. На какое-то время мне стало до боли в каменном моём сердце жаль его, но это было лишь на одно мгновение, потому что вскоре наш дуралей ушёл по своим делам, и вся боль, вся жалость ушли.
    К вашему и моему сожалению, продолжение и у этой истории есть. На следующий день после вышеописанного случая Володя вернул на том же месте, где и получил, любовное послание главного раздолбая школы его хозяину, не сказав при этом опять же ни слова. Не без обыкновенного для себя высокомерия смотрел этот гад на Феликса. Он победил этого слюнтяя, посмевшего влюбиться в него, и получил от этого неописуемое, огромнейшее удовольствие.
    Феликс, в свою же очередь, промолчал, потому что нечего было говорить. Чтобы хоть как-то скрыть своё, к слову, состояние, своё разочарование, чтоб остаться прежним дураком, весёлым и бесстрашным, не сломленным судьбой и учителями, он глупо улыбнулся, как и привык это делать в любых случаях, даже самых печальных. После наш раздолбай зашагал по своим делам, будто ничего и не было, словно и письмо, и Владимир были проклятым, глупым сном.
    Дальше незачем продолжать говорить об этих двух людях. Всё, что было необходимо разузнать, увидеть, я разузнал и увидел. Вот и подошёл конец этой небольшой истории, дорогие читатели. Перейдём к другому повествованию, не менее занимательному, чем прежнее.



3 глава. Вячеслав и Самир.

   Уроки географии в нашей школе проходят совершенно по-особенному. Каждый знает, что к этим занятиям готовиться совсем не обязательно, ведь эту самую подготовку можно осуществить прямо во время урока. Учительница не следит за своими учениками и позволяет делать всё, что угодно их душонкам, потому что ни управлять классом, ни противостоять ему не в состоянии. Верунчик, как называет её вся школа, добрый и, к сожалению, бесхарактерный человек, не способный пойти против общества, отстоять свою точку зрения; человек, чьи слова для огромной толпы идиотов, которых изо дня в день приходится обучать наукам, ровным счётом ничего не стоят.
   Как и получалось в обычные, скучные дни, урок географии был благополучно сорван моими одноклассниками. Учительница совсем потеряла контроль над ними и решила, чтобы хоть как-то успокоить саму себя, разобраться с нашими оценками и с головой погрузилась в ворох двоек и троек, утонула в нашем классном журнале.
    Самир, одноклассник и, к моему горю, товарищ, человек низкого роста, ужасно толстый, смуглый, с жёсткими чёрными волосами, расхаживает по кабинету в поисках того типа, к которому можно подсесть за парту. Если давать характеристику ему, то уж точно необходимо упомянуть, что он до ужаса богат, глуп и высокомерен. Именно это и является причиной, по которой многие другие мои товарищи с ним не желают даже разговаривать.
    Самир всё же нашёл, куда пристроить свой, с позволения сказать, зад. Счастливчиком, которому выпала честь провести целый урок с «чёрным принцем» оказался самый приличный, умный и вежливый парень во всей школе – Вячеслав. Признаться, этот тип ужасно не любил сидеть вместе с кем-то за одной партой и, естественно, не обрадовался такому повороту событий. При появлении Самира рядом с ним, этот громоздкий, неопрятный юноша с тёмными засаленными волосами только наморщил нос и отвернулся к окну, чтоб не видеть и не слышать своего нового соседа по парте.
    Конечно же, Самир заметил это и сильно разозлился, стал тыкать своим толстым пальцем в спину этого шкафа в пиджаке. Правда, Слава был намного спокойнее и терпеливее него, поэтому сидел на своём стуле и смотрел вдаль, не замечая ни «чёрного принца», ни остальных, по его мнению, идиотов, с которыми ему довелось учиться.
   Самир и не собирался сдаваться, начал оскорблять своего соседа, зная, что тот выдержать будет не в состоянии этих слов. Слишком высокого мнения о себе, слишком любит себя он.
    Я вынужден буду на этом прерваться, потому что, скорее всего, вы и забыли о моём существовании. А ваш рассказчик всё ещё был там и наблюдал за всем происходящим, к слову, как и уже знакомая вам Александра. Мы вместе смотрели на наших сегодняшних героев с неподдельным интересом и выжидали, когда же начнётся драка. Правда, этой самой драки вовсе и не было, дорогие читатели.
   Как и ожидалось, Слава выдержать оскорблений в свой адрес не смог, но не ударил «чёрного принца», как сделал бы это любой нормальный человек, оказавшийся а его месте, нет. Он резко повернулся лицом к своему раздражителю, схватил его крепко за руку, чуть приблизился к нему и коснулся губами его щеки. После этого поцелуя юноша шепнул что-то своему соседу и снова отвернулся к окну.
   В это момент глаза у меня на лоб полезли, а волосы встали дыбом. Я нашёл в себе силы повернуть голову в сторону, где сидела Саша, чтобы посмотреть на её реакцию, и ещё более удивился, увидев, что и она отреагировала на всё так же, как я. Удивительно, даже Александра совершенно ничего и не знала об этой явно влюблённой парочке.
    Как бы ни было это странно, Самир всё оставшееся время сидел рядом со Славой смирно, неподвижно и молча, улыбаясь во все зубы. Ни один человек в нашем классе не припомнит случая, чтобы этот тип был таким тихим. К слову, таким и остался «чёрный принц» ещё несколько дней.
    Слава нашёл ключ от двери, за которой томились его спокойствие и счастье с Самиром в отношениях. И этим самым ключом оказались ласка, редкие поцелую в щёку, пока никто не видит, и прогулки по школе под руку.
    Не знаю уж, как давно эти два моих товарища полюбили друг друга, сколько времени они уже состояли в такого рода отношениях, но любовь их была видна всем, и никто не усомнился в ней. К слову, на их чувства и не обращали внимания, ни один человек не осуждал эту парочку.
    Впрочем, счастье продлилось недолго. Слава вскоре стал терять ключи от своего счастья и сердца своего «принца». Самир же с каждым днём приближался к своему прежнему состоянию, возвращались к нему его собственные привычки и характер.
   На этом история не заканчивается. Пришёл конец лишь одной главе из жизни «смотрящего» и объектов его наблюдения, но не конец всего повествования о них. Продолжение вы узнаете от меня позже. На этом и прервём рассказ.



4 глава. Феликс и Самир.

   Школьные туалеты посещают совершенно разные люди и по совершенно разным делам. Скажу вам без доли вранья, я прихожу туда чаще всего, чтоб подумать о вещах, не касающихся даже вас, дорогие читатели. Безусловно, места эти, мягко говоря, не самые приятные, но тихие и часто безлюдные до ужаса, до мурашек по коже. Именно это и нужно, чтоб в голову приходили хоть какие-нибудь мыслишки. Впрочем, я отошёл от основной темы.
   В очередной раз ваш рассказчик посетил, разумеется, мужской, как говорится, «кабинет задумчивости» для осмысления последних событий в его жизни, не относящихся никоим образом к интересующему вас и меня делу. День тогда выдался довольно напряжённый, и отдохнуть от него в тишине стало необходимым и неотложным делом. Точно помню, как сидел на подоконнике и размышлял о своём, когда дверь в небольшое помещение, где и был я, резко отворилась. После этого послышались приглушённые голоса известных вам уже Феликса и Самира, которых испугался до полусмерти ваш рассказчик, не желавший, чтобы его кто-нибудь да заметил здесь, особенно эти, откровенно говоря, идиоты. Я и спрятался из-за своего страха в одной из кабинок нашего туалета, да так, что любой, кто пожелал бы этого хоть чуть-чуть, нашёл бы меня запросто.
    Главный раздолбай школы и «чёрный принц» ворвались в это небольшое помещение и захлопнули за собой дверь, затем один из них столь же ласково, сколь и тихо произнёс: «Успокойся.» Вскоре послышались чьи-то протяжные, тяжёлые вздохи и всхлипы. Ваш «смотрящий» из любопытства решил посмотреть, что происходит вне его укрытия, через щель между дверью и стеной взглянул на всё одним лишь глазком, после чего, утолив жажду познания, перестал смотреть вовсе.
    Напротив Феликса стоял Самир, весь поникший и ослабевший, дрожал и ежеминутно всхлипывал, будто бы родился на свет девчушкой, для которой все эти всхлипы были бы вполне нормальными, не в обиду девушкам будет сказано. Дуралей же наш держал его за руку и всё пытался заглянуть в глаза ему, сказать что-то, способное успокоить кого угодно на свете.
   Помню, как «чёрный принц» начал свою длинную, продолжительную речь: «Он совсем перестал замечать меня, ты же знаешь. Будто полюбил кого-то другого…» Сразу было ясно, даже без объяснений, о ком идёт речь. Конечно же, это был тот злосчастный Слава, серьёзный и холодный, способный обидеть кого-либо, сам не зная этого.
     – Он теперь словно избегает меня, постоянно уходит куда-то, на звонки вовсе не отвечает… Думаешь, я прав? Думаешь, он уже давно любит не меня? – произнёс далее Самир, пересилив себя, печально и довольно громко, после чего продолжил: - Если б ты мог понять меня, мою тоску, что почти убила меня! Если б ты знал, что значила для меня твоя забота! Почему же ты такой? Ты же первый, кто вошёл в мою жизнь после него… Хоть на мгновение тоска ушла прочь, хоть на миг я был счастлив. Неужели я не мог бы полюбить тебя в сотню, в миллион раз больше, чем его? Неужели я ещё от тоски не влюбился в тебя?
   - От тоски рождается истинная любовь, - перебил его Феликс и тут же замолчал.
   - И от неё погибают прежние чувства, - подхватил тотчас юноша. – Разве и ты не тосковал?
   Тут речь оборвалась, и последовало тяжкое молчание, от которого вашему рассказчику стало не по себе. Чёрт бы побрал моё любопытство, заставившее меня выглянуть из-за дверцы кабинки.
   Поцелуй, нежный поцелуй, который подарил «принцу» главный раздолбай школы и тем самым успокоил его… Ах, этим поцелуем было сказано многое. Двое, чьи сердца, как вы помните, были разбиты, нашли друг друга и смогли понять, достучаться до самих себя, впустить в свою жизнь того, кто мог и хотел бы изменить её к лучшему, помочь забыть былое. Они осознали всё без глупого, потерявшего свой первоначальный смысл «я тебя люблю»; в один миг сошлись их судьбы без этих слов.
   Да, дорогие читатели, даже моё каменное сердце дрогнуло, покрылось трещинками от того, что мне посчастливилось увидеть в тот раз.
   Вскоре поцелуй был разорван, и Феликс с Самиром под руку удалился, позволив этим самым выйти мне из моего укрытия.
   Уверен, и главный раздолбай нашей школы, и «чёрный принц» знали, что за ними наблюдают, в этом нет никакого сомнения, только не захотели обращать внимание на меня, этого наблюдателя. Видно, слишком велика была их любовь, рождённая тоской двух сердец, чтобы прерывать, перекрывать беззвучный разговор душ скандалом с бесчестным «смотрящим».
   Вы, наверняка, помните Славу, который и разбил сердце своему «принцу», сам того не зная. Как только он узнал, что Самир не любит и не может полюбить его более, стал ещё более угрюмым и серьёзным, чем был прежде.
   Владимир же, которого вы тоже, вероятно, запомнили, не был огорчён тем, что теперь в него никто не влюблён. Возможно, он ничего и не ведал про это. К лучшему, дорогие читатели, к лучшему.
   Главный раздолбай и «принц» поодиночке больше не появлялись, ходили вечно вместе, корчили из себя друзей-приятелей, хоть это и не было необходимо. Кажется, они были счастливы, как бы банально это ни звучало.
   К слову, вышеуказанные наблюдения сделала Александра, не я, и поделилась ими со мной, но вернёмся мы к этому гораздо позже.
   На этом и прервём рассказ, закончим главу из жизни «смотрящего».



5 глава. Владимир и Артур.

    Жизнь в школе и жизнь вне школы совершенно разные, непохожие друг на друга решительно ничем, как вам, наверняка, известно. Конечно же, существовали и существуют из этого правила исключения, но, по крайней мере, мой случай на тот момент таковым не был. В нашем учебном заведении, как вы уже знаете, благодаря любезной директрисе у меня всяких приключений и проблем полно, в то же время как в обычной, нешкольной моей жизни их вовсе нет. В этом и было всё преимущество моего существование вне школы. Как только я уходил с её территории, все дела свои и мелкие проблемки оставляя там, начиналась спокойная, приятная, великолепная до умопомрачения, по моему мнению, жизнь. В ней не существовало ни моих злополучных одноклассников и учителей, ни их историй неразделённой и разделённой любви, ни директрисы – ничего ровным счётом. Я был безумно счастлив жить вне школы, без её приключений, глупых поручений и глупых, не стоящих упоминания несчастий.
   Счастье моё, признаюсь, длилось не так долго, как мне бы того хотелось. Однажды, без моего на то согласия, школьные приключения ворвались в жизнь вне ненавистного мне здания. Вспоминаю, как прошёл через узкие ворота, разделявшие два совсем разных мира, и направился к своему дому, но тут увидел, как толстый рыжий парень, уже известный вам Владимир, держа за руку высокого, подтянутого брюнета, который, без сомнения, не мог не быть Артуром, самым красивым, завидным молодым человеком школы. Его уж я узнал не только по внешнему облику, но и по звонкому голосу, узнаваемому везде, в любом шуме.
    Главный красавец нашего учебного заведения что-то быстро тараторил, говорил своему спутнику. Чёрт бы побрал моё вечное, неисчерпаемое любопытство! Мне уж очень интересно стало, какими же были эти слова и каков был их смысл, поэтому, из-за своей же любознательности, побрёл за знакомыми мне и вам учениками, сделав вид, словно вовсе не преследую их, а иду по своим делам. Впрочем, им обоим глубоко наплевать на всех в этом мире, особенно уж на меня.
   Через какое-то время преследования вашему рассказчику удалось разобрать, что же невнятно бормотал Артур. А говорил он так:
    – Мне же совсем не нужна она, миленький. Я брошу её, расстанусь, только не обижайся на меня, пожалуйста!
     Я хотел уж ахнуть, произнести что-то, успокоить самого себя, но вовремя закрыл свой собственный рот рукой, тем самым не позволив выдать себя. Больно уж удивили меня слова Артура, который и с девушками никогда так не разговаривал, не говорил им таких унизительных для самого себя речей, не то что уж с парнями… С ними-то он чаще был груб, как я помню, груб, на вежливость намёка и не было. Что же теперь с ним стало?
    – Ты точно с ней расстанешься, а? – недоверчиво спросил рыжий негодяй своего собеседника, тот же еле заметно кивнул. Конечно, дорогие читатели, я знаю, с кем нужно было нашему красавчику разорвать отношения раз и навсегда, как и знал это каждый ученик школы, но уверяю вас, что эта информация скучна и совершенно не интересна, и знать её вам не обязательно. Важно лишь то, что ему необходимо было прекратить общаться с кем-то, а уж с кем это сделать, поверьте, решительно никакой разницы нет.
    – Миленький, дорогой, никогда не сомневайся во мне и моих словах! Она мне не нужна… Мне нужен только ты, - добавил Артур серьёзно, но всё ещё ласково, на что Володя тихо хихикнул и приобнял его за плечи.
    Расстались они у подъезда, где жил первый красавец школы. На прощание рыжий мерзавец поцеловал своего, видимо, возлюбленного в щёку, после чего поплёлся уже к своему дому.
   Ещё долго я не мог поверить, что этот гад был способен полюбить кого-то, обращаться с кем-то ласково, бережно, без своего высокомерия. Намного сложнее было поверить в то, что самый завидный парень нашего учебного заведения достался не какой-нибудь миловидной, хорошенькой девушке, а Володе, подлецу, каких во всём свете не сыщешь. Из-за этого я и наблюдал чуть более недели за этой парочкой, ходил за ними, как говорится, хвостиком, присматривался к обоим, пытаясь найти, высмотреть хоть что-то, подтверждавшее, что тут уж любви никакой нет. Правда, ничего я толком не нашёл, лишь зря потерял своё, пожалуй, вовсе не драгоценное время. Владимир был ласков, вежлив со своим возлюбленным, ухаживал за ним и делал разные приятности ему, о которых мне вспоминать и говорить, уж извините меня, не хочется совершенно. Артур же полностью потерял с ним всё своё мужество, всю свою силу и словно размяк, стал, одним словом, настоящей неженкой из-за своего любовника. Возможно, в этом и было их счастье.
   Да, дорогие читатели, скажу вам прямо и честно, любовь или даже пародия на неё могут изменить кого угодно, в какую угодно им будет сторону. Наша сегодняшняя история является тому подтверждением.
   Рыжик, мерзавец наш от любви к Артуру стал не только с ним, но и с другими людьми общаться вполне нормально и приемлемо, решительно не так, как это было раньше. А первый красавец школы, славившийся прежде своей общительностью, жизнерадостностью, непреодолимым желанием жить хорошо и весело, стал теперь замкнутым, нелюдимым, будто бы отдал все свои лучшие моральные качества и самого себя своему любимому. Словом, изменились они оба до неузнаваемости, до ужаса. Может быть, это и к лучшему.
   Странно и страшно было смотреть, как от своей же любви меняются эти два человека, заменяют свою настоящую, истинную природу фальшивой, паршивой, созданной друг для друга. Непонятно мне было, для чего же все эти перемены, для чего бессмысленные жертвы. Разве из них они не могли любить друг друга? Возможно, что более уже и не могли. Может быть, было хорошо это, не дурно было то, что ради своих чувств, своей любви они потеряли самих себя, но на меня это всё же нагоняло тоску и ужас.
   Страх всё охватывал и охватывал меня, угнетал, побуждал совершить ужасное – разрушить, уничтожить фальшивое, лживое, деланное счастье этих двоих любым способом, который только сумею придумать, чтобы вернуть всё на свои законные места. Казалось мне, что от таких отношений, от такой любви по-настоящему, искренне быть счастливым невозможно.
   В один день я поймал себя на том, что совсем уж, как говорится, очеловечился, чуть ли не потерял сущность «смотрящего», бесчувственной, бессердечной крысы, истинную, настоящую свою сущность, из-за желания помочь (или же навредить, не знаю) тем двоим влюблённым. Нет, нельзя было им помогать, при этом ровным счётом наплевав на себя и на «смотрящего», с которым мы уже тогда стали одним целым. Неправильно, думал я, своё счастье, искреннее и настоящее, менять на чужое, возможно, что даже поддельное.
   Более ваш рассказчик не следил и не мешал той парочке, оставил затею помочь им чем-либо со своей стороны, исправить что-либо. Если уж любовь совершает такое, от чего весь мир их так круто, резко меняется, так поступает с обыкновенными, ничего не подозревающими людьми, наверное или уж точно, незачем мне ввязываться, вмешиваться во всю эту кутерьму, а то и сам могу неожиданно пропасть в ней, утонуть в этом кошмарном болоте.
   На этом и заканчивается история главного негодяя и первого красавца нашей злополучной, ненавистной школы.



6 глава. Мария Михайловна и Лида.

    Есть у нас в школе интересный предмет, который мы, к сожалению или к счастью, обязаны изучать – МХК или попросту говоря, искусство. Правда, скорее все ученики посмеиваются над ним, а вовсе не изучают, потому что не смеяться тут уж просто невозможно. Все занятия этим самым искусством состоят из того, что, во-первых, учительница совсем не прозрачно намекает нам на нашу же якобы необразованность, во-вторых, неожиданно постоянно выясняется, что оценок ни у кого вовсе нет, и устраивается небольшая проверочная, к слову, совсем не нужная и пользы никакой не приносящая.
   Кстати, об этих самых оценках и стоит поговорить отдельно. Как было заведено уже довольно давно, письменные работы наши не проверялись никем решительно. Их мы писали просто так, для нашего якобы развлечения. Поэтому, дорогие читатели, эти работы никак не влияли на отметку в четверти и уж тем более в году. Ты мог бы ежедневно прогуливать уроки искусства, не писать ровным счётом ничего в проверочных, домашние задания систематически забывать приносить на урок или вовсе не выполнять их, но в электронном, так как только туда и выставлялись оценки по этому предмету, у тебя были бы сплошные пятёрки. Нет, всё же не совсем так. Если понравился учительнице, так оно и будет, если же нет… Впрочем, пока что не будем говорить о плохом. Лучше уж рассказать вам о нашей учительнице, пока ещё есть время.
   Не в меру упитанная женщина средних лет с короткой стрижкой и светлыми крашеными волосами, Мария Михайловна или же, как называла за её спиной вся школа, толстуха, обучала нас искусству, а девчонок младших классов – труду. Одевалась она всегда непременно вычурно, как на великий никому не интересный праздник, красила своё морщинистое мясистое лицо ярко до ужаса. К слову о характере её, женщина эта до безумия собственного любила унижать своих же учеников. Ни один урок не мог пройти без каких-либо ловко спрятанных за обыкновенными, не обидными вовсе словами оскорблений в адрес какого-нибудь несчастного. Вот и в этот раз она завуалированно, незаметно как бы унизила одну из моих одноклассниц, смуглую горделивую брюнетку со сросшимися бровями по имени Лида. Было это совсем уж в конце занятия, перед самым звонком на перемену.
   Скажу вам честно, дорогие читатели, зря наша, с позволения сказать, толстуха выбрала именно эту жертву для своих издевательств, зря. Девушка, на которую пал её выбор, не терпела даже намёка на оскорбление ни от кого и не стала терпеть в тот день. Помню, она после звонка подошла к Марии Михайловне и уж хотела что-то произнести, но тут учительница перебила её, сказав, что кабинет этот она сейчас покинет и закроет его на ключ, и если ей нужно обсудить что-то. Пусть пройдёт в расположенный неподалёку кабинет труда. Лида удивилась такому повороту событий, чуть ли не разозлилась более, чем от оскорбления в свой адрес, но покорно переместилась вместе со своей обидчицей в вышеуказанное помещение.
   В то время мне пришло в голову, что я совсем забыл сдать один бессмысленный и никому вовсе не нужный реферат, за который хоть и не поставят никакой отметки и лучше относиться ко мне не станут, но за отсутствие его могут унизить при всех, чего даже мне крайне не хотелось. Пришлось и вашему рассказчику поплестись в кабинет труда, чтоб отдать эту злополучную бумажку и стать свободным от унижений минимум на неделю.
    По дороге мне встретилась уже давно знакомая вам Александра, страдавшая от той же проблемы с исписанным ненужными, глупыми словами листком бумаги, что и я. Решили мы вместе снести наши рефераты учительнице ненавистного искусства, а уж потом и разойтись по своим, возможно, важным делам.
   Отворили мы дверь, ведущую в кабинет труда, и застали нашу толстуху за весьма странным и, по моему мнению, мерзким занятием. Мария Михайловна, сама при этом совершенно нагая, держала в своих пожелтевших зубах вещь, которая непременно должна была быть плетью, и раздевала мою одноклассницу, Лиду, смотревшую стеклянными, помертвевшими глазами в потолок, позволяя с собой совершать всё, что угодно было извращённой душонке. Не знаю уж, дорогие читатели, каким образом её довели до такого ужасного, кошмарного состояния.
   Саша сразу же бросила реферат свой и понеслась распространять новые слухи об учительнице искусства, я же побежал незамедлительно к директрисе нашей, зашёл в её кабинет, как и привык это делать раннее, стал рассказывать дрожащим от испуга голосом всё, что произошло только что на моих глазах. На моей памяти не было ещё такого отвратительного, поганого случая. Право, не думал никогда ваш «смотрящий», что в нашем учебном заведении может дойти до такой вопиющей несправедливости, до такого постыдного и, более того, подсудного дела.
   Скажу вам, дорогие читатели, что наша школа хоть и паршивенькая, но до ужаса приличная, поэтому небезызвестную толстуху и выгнали, скорее всего, в тот же день. По крайней мере, более эту старую, как говорится, развратницу никто не видел на школьной территории. Про Лиду же и её дальнейшую судьбу я решительно ничего не знал и никогда не узнаю, да, признаюсь, и узнавать вовсе не хочу.
    Вот так и закончилась самая стремительная, быстрая и отвратительная глава из жизни вашего «смотрящего». Конец подошёл и жизни Марии Михайловны, мерзкой учительницы не менее мерзких предметов, в нашей школе.



7 глава. Евгений и Павел.

   На переменах в нашей школе дела обстоят намного, в сотни раз хуже, чем на самих уроках, так как тут уж учеников решительно никто не ограничивает, даже дежурные. Эти самое-то дежурные частенько принимают активнейшее участие во всех безобразиях, которые по идее должны были бы прекращать. Их, к слову, ставят-то на посты для красоты, как говорится, для «галочки».
   Однажды на одной из этих перемен я от скуки и от смертной, зелёной тоски решил обойти весь третий, на котором обучались все старшеклассники и я, этаж, прогуляться, так сказать, если это возможно назвать прогулкой. Во время это самой прогулочки удалось увидеть мне, ка около кабинета химии, единственного в нашей школе, какой-то тип передавал уже известному вам Паше деньги, что-то говоря при этом тихо. Этот самый тип, как я понял, присмотревшись, был Евгением, знаменитым на всё учебное заведение футболистом, упитанным, низкорослым и ужасно изворотливым блондином. Из слов его я понял только то, что Павел должен был пойти к нему домой после окончания занятий.
   Ваш рассказчик, любопытный, как вы поняли, до ужаса, решил проследить за теми учениками, да и не один он. К слову, с Александрой, уже очень давно знакомой вам, к тому времени я каким-то непонятным образом сдружился и стал с ней сотрудничать, поэтому рассказал ей о небольшом происшествии и предложил, так сказать, шпионить за нашими товарищами вместе. Конечно, она просто не могла отказаться от такого предложения и от возможности получить неплохую идейку для новых, завтрашних слухов.
   Мы ждали с нетерпением окончания нашего учебного дня, на переменах обсуждали наши домыслы по поводу того, что должно произойти после занятий, для чего Женя позвал к себе домой Пашу и другие вопросы, волновавшие нас. Я стал получать от этих разговоров и от самой работы «смотрящего» удовольствие, если говорить прямо и честно.
   Наступил долгожданный конец последнего, седьмого урока. Мы, Саша и я, быстро уложили все свои вещички в рюкзаки и даже сами не заметили, как оказались на улице, около здания школы, стали поджидать наших товарищей. Вскоре Евгений с Пашей под руку прошёл мимо нас и направился явно к своему дому, а мы уж поплелись за ним. Тогда ещё ни я, ни спутница моя не знали, куда же нам необходимо идти, поэтому и старались не отставать от своих, как говорится, объектов наблюдения.
   Оказались все мы на нужном, видимо, месте довольно скоро. Меня всё ещё удивляет тот факт, что двух, с позволения сказать, крыс, страшную, ужасную сплетницу и вашего «смотрящего», никто не заметил, да и не разогнал. Совершенно спокойно, без всяких затруднений, проблем, шпионили Александра и ваш рассказчик до самого подъезда домишки, где и проживал Евгений. Правда, в сам подъезд мы не проникли. «Может, ты ещё и в его квартиру забраться вздумал?» — спросила нагло, ехидно, но очень тихо моя подруга, и получила в ответ, что я и правда хотел бы туда забраться, но, к сожалению моему или к моему же счастью, она схватила меня за руку ужасно, до боли крепко и заставила отказаться от своей затеи. Пришлось нам чуть более часа ждать, пока Паша, товарищ наш, выйдет из злополучного подъезда.
   Он явился перед нами ещё более растрёпанный, взъерошенный, чем обычно, весь красный, но при этом невероятно довольный, с глупой, идиотской улыбкой на лице. Развязной походкой, пошатываясь, напевая что-то себе под нос, Павел побрёл, видимо, по своим делам.
   Я сразу не понял и не захотел понимать, от чего же наш товарищ был так счастлив, что же могло его так удовлетворить; наверное, тогда ещё не был испорчен окончательно, затянут в проклятый греховный мир, в котором может произойти любая гадость, способная прийти на ум. «Ты идиот или только притворяешься им? — спросила Саша и мерзко хихикнула. — Чем по-твоему они могли заниматься целый час явно одни в квартире и за денежки?» К слову, ваш «смотрящий», наверное, оказался идиотом, ведь сразу не поверил, что в квартирке нашего футболиста могло происходить что-либо непристойное, о чём и упоминать стыдно.
   Из-за меня и моих сомнений наблюдали мы за Пашей ещё пять дней. За это время он успел получить деньги за свою работу и оказать свои услуги ещё разок Жене, школьному охраннику с младшего входа, Верунчику, уже известной вам, и ещё нескольким людям, которых ваш рассказчик не знал на тот момент и до сих пор не знает. Я же узнал, где проживают все эти господа и одна дамочка, и заставил себя убедиться в том, что Павел действительно делал что-то непристойное, да и получал за это неплохие деньжонки.
   «Продажный мужичок, » — ответила мне с усмешкой Александра на вопрос о том, как назвать теперь нашего товарища. Странно и до мурашек по коже страшно было осознавать, что твой одноклассник вдруг выбирает такой ужасный, порочный путь. Впрочем, это уже не моё дело, какой он выбор сделал.
   Да, дорогие читатели, и на этот раз история получилась вовсе не о любви. Правда, зачем же о ней рассказывать постоянно, если есть много более интересных тем? Согласитесь, если постоянно рассказывать о делах совершенно любовных, любовь вся может и выйти из этого мерзкого мирка, в котором мне приходится существовать.
   Вот и подошёл конец повествованию о продажном пареньке, оказавшимся по случайности моим товарищем.



8 глава. Няньки и НД.

   Есть у нас в школе странное место — раздевалка, как называют её ученики. Уж тут частенько случается что-то даже из ряда нашего учебного заведения вон выходящее. Самые интересные и кровопролитные драки, самые скандальные происшествия, самые загадочные пропажи вещей моих товарищей и многое другое — всё происходит именно здесь. Чего стоит один лишь случай, когда одна из нянечек длиннющей, неизвестно откуда взявшейся палкой избила какого-то ученика за его же пакость… Словом, тихий ужас.
   Кстати, о наших нянечках и следует рассказать подробнее. Служили у нас в гардеробе бесчестно, бессовестно две отвратительнейшего характера женщины. Имён их никто не знал, да и казалось, что этих самых имён вовсе нет у них, поэтому и называли их все просто — няньки. Одна из этих женщин толстая и низенькая, другая — высокая и худая. Волосы у обеих коротенькие и рыжие. Вот и всё, наверное, что можно рассказать об их облике. Поверьте, более ничего интересного в их внешности нет. Теперь же стоит поговорить о характере интересующих нас особ и об их увлечениях. Нянечкам нашим нравится смеяться над кем-либо за его же спиной, унижать всех, кто им на глаза попадётся, пользоваться своей ничтожнейшей, но всё же властью над учениками. Правда, до безумия они любят другое занятие. Обожают эти женщины бездельничать, просиживать свои штаны и юбки на скамейках в раздевалке и при этом всем своим видом показывать, что работа их чрезвычайно тяжела и важна. Видимо, вся тяжесть их дела в том, чтоб не встать от своего же безделья и не отсидеть, извиняюсь, своё мягкое место. Впрочем, не мне их судить. Пусть же этим займётся кто-нибудь другой.
   В один паршивенький денёк мне пришлось задержаться в нашей злополучной школе. Если бы не эта самая задержка, покинул бы ваш рассказчик учебное заведение в три часа дня, но так уж вышло, что возможность пойти домой возникла только в пять часов вечера. При этом, дорогие читатели, предстояло ко всему прочему заглянуть в кабинет директрисы и доложить о том, что удалось интересного увидеть за тот день. Перед своим докладом я решил забежать в нашу раздевалку на минутку, чтоб узнать, есть ли ещё несчастные, вынужденные оставаться в нашем учебном заведении допоздна и уходить лишь сейчас. Всё же была надежда встретить своего товарища и, коль получится, пойти вместе с ним домой. Правда, все мои надежды разрушила наша любимая в самом ужасном смысле классная руководительница, ведь только она и нянечки сидели на скамейках в гардеробе. Впрочем, меня это несильно опечалило.
   К слову, классная наша руководительница тоже, казалось бы, не имела и не имеет имени, лишь коротенькое, простое прозвище - НД. Уж простите меня, что я раньше совсем ничего не рассказывал вам, дорогие читатели, об этом человечке. Что ж… Пришло время описать вам нашу дорогую, чёрт бы её побрал, обожаемую НД. Итак, долго разговаривать об этой учительнице незачем. Достаточно сказать лишь то, что она до ужаса худая и смуглая, при этом совершенно некрасивая. Кстати, женщина эта бездетная и незамужняя, если вас это заинтересовало. Стоит упомянуть и то, что интересуются нас особа обожает всё дорогое и блестящее, потому и одевается всегда вычурно, словно на карнавал явилась. Пожалуй, это самое интересное про неё, товарищи.
   Наша классная руководительница увлечённо болтала с няньками о чём-то, наверное, важном, но совершенно бессмысленном. Видимо, те, с кем она беспрерывно, как говорится, трещала, оказались очень интересными собеседниками, ведь я умудрился остаться незамеченным и пройти к кабинету директрисы без глупейших, навязчивых расспросов о том, что же задержало меня сегодня в школе.
   В моём докладе ничего интересного, важного не было вовсе. Не стоило бы и говорить об этом. Впрочем, ваш рассказчик и без того о многом умалчивает, поэтому хоть в этот раз нужно поведать вам, дорогие читатели, о том неинтересном, скучном, что надо бы скрыть от вас. Что же произошло в тот день? Драка была среди младшеклассников, а новая уборщица разлила на третьем этаже ведро воды, из-за чего несколько моих товарищей поскользнулись и расшибли себе лбы. Ничего увлекательного.
   Конец моим школьным страданиям пришёл, когда директриса, уставшая за этот день не меньше меня, произнесла: «А теперь бегом домой, » — и жестом указала на дверь. Счастье эта фразочка принесла неимоверное, неописуемое обыкновенными словами. Летящей, как говорится, походкой, понёсся ваш «смотрящий», крысёныш, отработавший ещё один нелёгкий денёк, в раздевалку, чтоб забрать поскорее свою куртку и пакет с уличной обувью и убежать от нашего учебного заведения подальше.
   В гардероб я влетел и остановился, боясь идти дальше и вообще делать что-либо. Из мужского отделения, где и висели, естественно, мои вещички, доносились стоны нашей обожаемой НД. Уж её голос не узнать просто невозможно, уж поверьте. Такой писклявый, противнейший голосок, слышать который было невыносимо. Позже стоны нашей классной руководительницы сменили стоны нянек, не такие уж отвратительные, как мне тогда показалось.
    Ясно любому дурачку, что в мужском отделении происходило что-то явно непристойное и мерзкое, о чём рассказывать и думать даже сейчас я бы постыдился. Впрочем, и говорить-то не о чем. Ваш рассказчик попросту не знал и не знает, что же было дальше, ведь удалился оттуда довольно скоро. Нет, дорогие читатели, теперь уж уносить ноги заставила не трусость собственная, а нежелание мешать, как ни странно, НД и нянькам и видеть их удивлённые физиономии, когда бы я зашёл забрать свои вещички.
    Ваш «смотрящий» шёл по улице в школьной форме и в школьных же ботинках, а в самой школе в это время творилось что-то странное и неприличное. На этом и заканчивается очередная глава из жизни главной крысы паршивенького учебного заведения.



9 глава. Катерина и Глаша.

    Я рассказывал вам о том, что творится на переменах в нашей школе, дорогие читатели? Пришло время поведать причину всех безобразий, происходивших в короткий промежуток времени между уроками. Неужели вы посчитали, что причины всем этим происшествиям нет? Есть, есть она, товарищи. Более того, для любых событий причины всегда находятся, уж поверьте.
   Всегда проветривали и будут проветривать, это уж точно, кабинеты, где проходят занятия, именно на переменах. Ничего, совершенно ничего необычного в этом нет, согласитесь. Естественно, во время этого самого проветривания никого в помещение не впускают, заставляя учеников тесниться в коридорах, расхаживать по школе без особых на то причин. И в этом нет странностей вовсе. Правда, если б в кабинеты запускали моих товарищей в то время, происшествий на переменах было б меньше намного. С другой стороны, многие учащиеся стали бы простужаться и пропускать занятия. Впрочем, не стоит об этом слишком долго рассуждать.
   О, дорогие читатели, ваш рассказчик солгал вам. В чём же ложь? В том, что никого во время проветривания не пускают в кабинеты. Изредка некоторые мои товарищи прокладываются к учителям, что чаще всего сидят в помещении, пока оно проветривается. Как ни странно, их не осуждают и не прогоняют, наоборот, с радушием принимают. Те, кому дозволено нарушать иногда общепринятые школьные правила и, когда преподаватели проветривают свои драгоценные кабинеты, приходить к ним, либо дарят учителям подарочки, либо обращаются за помощью по учебным вопросам.
    Есть учительница, к кому даже по уважительным причинам попасть крайне сложно. Женщина эта преподаёт моим товарищам и мне алгебру и геометрию. Особа в меру упитанная, с каштановой шевелюрой, которой, честно говоря, не похвастаешься. О внешности больше и нечего говорить. Правда, о характере сказать можно больше. Учительница наша вспыльчивая, нервная, грубая, забывчивая, но при этом ответственная, любящая своих учеников, добрая. Из-за своей ответственности, доброты и из-за своего же страха за здоровье моих товарищей она и не впускала в свой кабинет в промежутках между занятиями никого.
   Катя, взбалмошная, крутая, если можно так выразиться, по мнению всех моих товарищей, девочка, лентяйка, неуч, постоянно бегала к учителям на переменах и просила их дать ей дополнительное задание, чтоб хоть как-то исправить собственные отметки. Никого не беспокоила и не удивляла эта ежедневная беготня. К слову, эта особа умудрялась попасть и к преподавательнице алгебры и геометрии, к Глаше, как величали её ученики, но и это удивления не вызывало.
   Вы уже очень хорошо помните и знаете Сашу, знакомы с ней давно. Теперешняя и единственная моя подруга первая заметила, что наша Катя постоянно стала, как говорится, тусоваться в кабинете алгебры и геометрии и уж совсем перестала посещать других учителей. К слову, к преподавательнице её любимой более никто не попадал и попасть не мог.
    Сплетница, милая моя сплетница стала следить за Катей, да и меня заставила делать это. Любопытная больше меня, она не могла закрыть глаза на вечные походы одной из учениц к нашей учительнице, что эти походы, по обыкновению своему, должна была прекратить в самом начале. Впрочем, и изменения в поведении той, за кем мы наблюдали, не заметить было просто непозволительно для нас, двух главных школьных крыс. Наша знакомая потеряла свою известность, заработанную годами безобразий, мерзких выходок, ведь перестала вытворять что-либо неприемлемое для нашей школы. К слову, и репутацию одной из худших учениц она посеяла где-то, так как отметки у неё улучшились с необыкновенной быстротой. Катерина наша, известная ещё и своим откровенным презрением к школьной форме и отказом от неё, начала надевать эту самую школьную форму и относиться к ней вполне уважительно.
    Я хохотал, глядя на нашу новенькую Катю, чуть ли не идеальную ученицу, но Саша уж вовсе не смеялась. «Идиот, — сказала она мне в очередной раз когда-то. — Невнимательный придурок. Неспроста это всё…» Подруга моя не верила, что кто-либо может просто так, без чьей-либо помощи из неуча стать пятёрочником, да ещё и с такой скоростью. Впрочем, и я в это не верил. Нескладное что-то выходило. За несколько дней человек настолько изменил свою жизнь, что легче было бы поверить в существование справедливости в этом мире, чем в то, что ему никто не помог перевернуть всё с ног на голову.
   Сплетница моя милая ещё пристальнее начала следить за нашей одно школьницей и меня заставила всё внимание переключить на, если можно так выразиться, объект нашего наблюдения. Именно по инициативе Саши мы более не сидели спокойно на переменах у интересующего нас кабинета на скамейках, а подходили к самым дверям известного помещения, как только туда входила наша знакомая, и подслушивать её разговоры с преподавательницей алгебры и геометрии. Впрочем, делать это нам удавалось плохо; почти ничего не было слышно из-за шума в коридоре, где мы и находились. Правда, видеть тот балаган нам вовсе не мешал.
   На одной из перемен, когда мы снова следили за Катей, пребывавшей по своему обыкновению в кабинете Глаши, заметили мы, что вышла наша знакомая со следом женской ярко-розовой помады на левой щеке. Вопросов по поводу того, кто же оставил этот самый след, не было и быть не должно было. В кабинете находились лишь преподавательница алгебры и геометрии и наша Катерина. Любому идиоту ясно было б, что поцеловала нашу новоиспечённую отличницу Глаша, ведь никто иной не мог этого совершить.
   К слову, заметить мы смогли и то, что частенько Катя получала от своей дорогой, если можно так сказать, «алгебраички» небольшие подарочки: яблоко, браслет, брелок какой-нибудь, конфеты и другое — мелкие подарочки, незаметные для остальных.
   Правда, дорогие читатели, такой ход дел недолог был. В один совершенно обычный день, когда Саша и ваш «смотрящий» следили за Катей, прокричала наша одно школьница на весь кабинет, да и на всю школу: «Кого ты из меня сделала?» — и в слезах выбежала в коридор, понеслась куда-то, на ходу срывая с себя ненавистный ей когда-то синий пиджак, основную часть школьной формы.
   На этом и кончились похождения нашей Катерины в кабинет Глаши, да и всё остальное закончилось, возвратилось на свои места. Знакомая наша стала прежней, к счастью или к горю, словно ничего и не произошло. Глаша же вовсе перестала впускать кого-либо в свой кабинет во время проветривания. Быть может, оно и к лучшему.
    Точно, дорогие читатели, между преподавательницей алгебры и геометрии и нашей Катей была любовь, настоящая или же нет, но странная и крайне серьёзная. Теперь же время завершить очередную главу из жизни вашего «смотрящего».



Глава 10. "Смотрящий" и...

   Не знаю, дорогие читатели, рады вы нашей новой встрече или нет, но я ей искренне рад. Эта встреча самая необычная, особенная, неповторимая, ведь на этот раз вашему "смотрящему" придётся быть и рассказчиком, и героем рассказа одновременно. И, быть может, моя история покажется вам слишком уж радостной и безмятежной, простой и незамысловатой на первый взгляд, гораздо радостнее и проще всех иных историй, рассказанных мною вам, но для меня эта история самая печальная, сложная и, наверное, значимая в моей карьере, если так можно выразиться, "смотрящего".
   В тот день, когда и произошёл интересующий нас случай, конечно, я вовсе не был счастлив. Можно ли быть по-настоящему счастливым, будучи исполнителем обязанностей главной крысы школы, не имеющей собственной жизни? Думается мне, вы и сами знаете ответ, дорогие читатели. Но что-то особенное было и во всём мире, и в моём настроении, и во мне самом. Впервые за несколько месяцев моё будущее, моя жизнь прояснились, и появилось у вашего героя-рассказчика собственное желание. Необыкновенное желание жить, да и жить неплохо, покинувшее меня, возможно, с моего же рождения, посетило меня вновь и заставило осознать, что же нужно делать, чтобы жизнь моя стала хоть чуть-чуть лучше. И что же ваш герой-рассказчик решил предпринять? Рассказать, рассказать обо всём, что томится в душе, самой близкой подруге его, Александре, поведать ей о том, что он почувствовал совсем недавно.
   Медлить было нельзя, это уж ясно, потому я и решил в тот же день признаться Саше во всём, в чём только можно было признаваться. Благо, на днях мы договаривались встретиться у кабинета алгебры в тот день после четвёртого злополучного урока, чтоб поделиться новостями за последние два дня, когда нам не удавалось толком поговорить, поэтому долго думать над местом и временем признания не пришлось. Ах, дорогие читатели, как мучительно это чёртово ожидание! Согласился бы я пережить падение с самой высокой лестницы, чтобы не ждать так долго встречи с моей подругой? Конечно, да. Но всему в этом мире когда-нибудь приходит конец, и даже тот мерзкий, томительный четвёртый урок кончился.
   Ваш "смотрящий" шёл к заветному кабинету алгебры и вспоминал, проговаривал слова, от которых, быть может, не зависели его жизнь и счастье, но зависел сегодняшний день. В подобных случаях нельзя забыть ни одной мельчайшей детали, ни одного слова, так как вспомнить и поведать миру его более не представится возможным. Я шёл, дорогие читатели, взволнованный в большей степени своими усилиями, и надеялся на то, что момент признания пролетит мгновенно, не заставив меня страдать. Но каково же было моё разочарование, когда на месте назначенной встречи не оказалось самого необходимого, самого значительного, моей подруги. Я ждал её прихода около десяти минут, после чего подумал, что, быть может, Саша решила провести наше свидание с самом кабинете алгебры, и отворил злополучную дверь. Дорогие читатели, ваш герой в тот же миг пожалел о содеянном, и вот почему.
   Конечно, я нашёл свою подругу, но в самом неприятном для меня положении. Саша стояла около стола учительницы, за которым, слава Всевышнему, никто не сидел, и целовала в губы (почему бы и такому не быть?) того, кто был с ней, Дашу, одну из ничем не примечательных активисток школы. Был ли я удивлён? Нет, так определённо не выражаются в подобных случаях. Ваш "смотрящий" был ошеломлён, опустошён, убит, и слова, какие он хотел сказать одной лишь Александре, сами слетели с его губ. "Я люблю тебя и не смею просить взаимности. Лишь прошу: останься со мной, и, может быть, со временем ты полюбишь меня,"- произнёс я охрипшим голосом. Не знаю, слышала ли мои слова Саша или же нет, не знаю, поняла ли она их. Правда, ваш герой-рассказчик был бы безмерно рад, если б всё вышесказанное пролетело мимо ушей его подруги.
   Дорогие читатели, ваш "смотрящий" убежал от увиденного и от своего непонимания сложившейся ситуации. И убегал долго, пока совсем не выдохся и не остановился у большого зеркала в большой рекреации на первом этаже. Тот момент, когда он посмотрелся в злосчастное зеркало, кажется, был ужаснее того, от которого недавно удалось убежать. В отражении я впервые за долгое время увидел не простое серое, не нужное никому ровным счётом пятно, а своё собственное лицо. Настоящее, живое, знакомое, но забытое всеми, не являвшееся необходимым в этом мире.
   Вскоре ко мне подошла милая Саша с вопросом о том, почему я не пришёл на встречу вовремя и почему она обязана искать меня по всей школе. Но я не отвечал ей. Нет, не из-за злости, которой и быть не могло вовсе, не из-за обиды моя подруга не слышала ответа. В ту секунду никто не получил бы от меня ни одного слова, дорогие читатели, ни один человек, ни одна душонка. Я словно вмиг потерял дар речи.
   Я осознал, что всё кончено, совершенно всё. Нечего более возвращать назад, нечего делать с самим собой, не для чего жить. Я утратил свою неопределённую, неяркую сущность "смотрящего", которая так долго скрывала от меня меня же самого. Я снова был Максимом, но лучше от смены роли стать не могло. Ваш герой-рассказчик с сущностью "смотрящего" внезапно утратил и свою жизнь.



Послесловие.

   К сожалению, дорогие читатели, моя история не имела и не могла иметь хорошего конца, и вы это прекрасно понимаете.
   Саша, дорогая моя Саша, стала участницей истории "смотрящего", сам "смотрящий" стал частью своей занимательной или скучнейшей истории. Как при таком странном, уму не постижимом раскладе не потерять нам собственные роли, как не уподобиться героям наших же историй? Мы, сами того не заметив, отказались от самих себя, отказались от заманчивого крысятничества, но только моей подруге этот отказ смог принести что-то истинно хорошее. Быть может, изначально роль крыски ей не подходила, совершенно не подходила... Впрочем, дорогие читатели, касается ли это меня?
   Нет, я совсем расчувствовался, чего вовсе не должно было происходить со "смотрящим", чего он не мог предположить. Моё каменное сердце, чёртово сердце смогло полюбить. Не верилось и не поверится, что подобное случается. Но придётся хоть ненадолго, хоть на секунду поверить в правдивость всего этого, ведь именно оно, полюбившее сердце, которое по определению не могло любить, погубило меня самого, как бы это ни звучало избито.
   Наблюдая за теми, кто не утратил свои чувства, невольно начинаешь становиться похожим на них, таким же мягким и слабым, таким же ранимым и хрупким.
   Быть может, дорогие читатели, вы думаете, я о чём-либо жалею? Скажу вам, что ваш уже бывший "смотрящий" никогда бы не посмел отказаться от того, что пережил, ведь это было чуть ли не лучшее непонятное что-то в его жизни, и отказаться от такого было бы полнейшей глупостью.
   Нет, я бы не был счастлив, даже если б ничего в этом существовании не изменилось, осталось бы прежним навеки. Моя прошлая роль не могла принести счастья без кого-либо, кто принял бы её и полюбил, она лишь была способна стать жизнью и даже не её подобием.
   У этой истории нет счастливого конца, на который все надеялись. Наверное, её невзлюбят за это. Но лгать о чём-то хорошем, чего вовсе нет, своим читателям было бы с моей стороны в миллион раз хуже крысятничества.
   Я доволен тем, что всё именно так сложилось, дорогие читатели, и никого не виню в том, что моя жизнь теперь уже кончена.



Приложение.

   "Он всегда был каким-то забитым, словно его ежедневно вне школы унижает каждый, кто мимо него проходит, и во время занятий он боится, что весь этот кошмар продолжится. И как я не любила его сгорбленную спину... Просто терпеть не могла. Она портила собою всё, что было в нём терпимо: на удивление чистые и мягкие каштановые волосы, многочисленные родинки на лице, которые были особенным украшением его бледной кожи, серые глаза. Но спина поганила всю его привлекательную необычность.
...Конечно, я знала, как его зовут, но он никогда не просил называть самого себя по имени. Почему? Откуда мне знать?
   Кажется, что этот Максим сам себя не осознавал и не признавал.
...Хоть он и называл себя первой крысой, главной крысой нашей школы, я никогда не считала его настолько отвратительным. Нет, точно не крыса, должно быть что-то лучшее, чем можно его обозвать.
   Смотря на него, я сама понимала, что он намного лучше меня. И это было в крайней степени удивительно."

Из речи Саши о "смотрящем" Максиме.

   "Я иногда представлял, как мы сидим у камина, закутавшись в плед, и пьём чай. От этих чудных представлений становилось тепло, настолько, что казалось, будто всё представленное вполне реально. Я бы, честно, не прожил без этого иллюзионного тепла.
   У Саши не было ничего особенного в облике. Уж точно не была она красивее и милее всех на свете. Обыкновенный небольшой рост, обыкновенные голубые глаза; обыкновенные светлые волосы, заплетённые постоянно в косу; обыкновенная ни светлая, ни тёмная кожа. Но для меня она была прекраснее многих.
...И как от неподдельного отвращения можно прийти к тому, что почувствовал я?"

Из речи "смотрящего" Максима о Саше.





март 2015 - 09.04.2016