Белые крылья печали ч. 2 гл. 17, 18, 19

БЛИЗНЕЦЫ
Вскоре Дарья поняла, что беременна. Это обстоятельство не привело в смятение, вопрос о том, оставлять ли ребёнка не стоял. Она уже любила его, и в глубине души надеялась, что Санька вернётся к ней, не может не вернуться, вот придёт на побывку, узнает, что растёт сын (в том, что будет сын, она не сомневалась), и обязательно придёт.
Почтальон принес сразу два  письма: одно было – ответ с кафедры на ее послание с кольцом с убитой птицы, второе от подружки Сони, она тревожилась за судьбу Дарьи, удивлялась, почему её выбор упал на деревню. Дарья незамедлительно ответила подруге, она восхищалась укладом сельских семей:

В крестьянских семьях всегда много детей, их очень рано приучают к труду и к самостоятельной жизни.  Девочки в этих семьях с детства учатся быть хозяйками, мамами, ты знаешь, они даже играют иначе, чем городские девчонки. Городским есть чему поучиться у крестьян. Они живут более открыто и доброжелательно относятся друг к другу. Деревня – это большая дружная семья, зайди с края и спроси, где живут Васильевы, например, и тебе непременно ответят вопросом: «Которые Васильевы?»  Потому, что,  как правило, Васильевых на селе не одна семья – это братья, их родители и так далее. В Журавлях, например, много Журавлёвых, Болотниковых, Озеровых, это красноречиво говорит о её истоках. Она сплошь окружена болотами и озёрами, на которых большое множество журавлей.
Думаю, легко соберу в этом году материал на курсовую работу. Сельская школа, Соня, – это тоже большая, дружная семья. Меня поражает, как умеют дружить ребята! Причём ребята разных национальностей. Здесь во время войны было много эвакуированных, большинство из них прижились и остались на сибирской земле.
А есть на селе такие уважаемые люди, что и фамилию называть не надо, произнеси, например, имя Кирилл и всякий, стар и млад подхватят: Самсонович. Это настоящий русский богатырь – Илья Муромец, олицетворяющий силу и волю нашей России. Он защищал нашу землю и теперь,  не смотря на увечье ноги, – отметину с фронта,  трудится на благо страны и растит достойную себе смену –детей.
Ты бы знала, как тепло встретили здесь меня. Не успела я озаботиться, как мне готов был и стол и дом. Здесь до сих пор помнят и чтут моих бабушку и дедушку. Приезжай ко мне на каникулы, и ты сама всё увидишь. Мы будем с тобой пить чай из настоящего самовара и есть маковые сушки. Вечером поведу тебя в сельский клуб, и ты увидишь, как умеет веселиться сельская молодёжь.
А с каким почетом здесь провожают в армию парней! Во-первых, почти всей деревней. Во-вторых, гордятся ими. Не служить без уважительной причины - позор. Главная заводила на таких проводах простая русская гармошка. И гармонисты на вес золота. А как поют перепевами молодые женщины и девчата! Зимой они одеваются в большие пуховые шали и валенки самокатки, которые здесь ещё не разучились валять. 
Сейчас в школе начались зимние каникулы. Дети катаются с ледяных горок, ходят на лыжах либо катаются на коньках, целый день в школьном дворе визг и смех счастливой деревенской детворы.
Я не знаю, Сонечка, как в дальнейшем сложится моя жизнь, но пока я не пожалела, что приехала в деревню. Наверное, не сказала тебе о самом главном: здесь я повстречала свою настоящую любовь и теперь жду от него ребёночка, и его жду – своего Санечку, он служит в армии. 

С кафедры её благодарили за грамотно оформленный материал, пояснив, что в область было выпущено в качестве эксперимента две пары особей стерха. Судя по номеру на кольце, один из них убит, о судьбе других птиц  пока нет сведений.
В конце января пришла повестка в суд по уголовному делу, заведённому на её насильника, где она выступала как потерпевшая сторона. По поводу повестки и поездки на суд ей пришлось объясниться с директором школы, рассказав правду о том злополучном случае.
Преступнику дали срок за попытку к изнасилованию, угрозе жизни и  нанесённые побои. На суде она старалась не смотреть на него, запертый за железную решетку, он больше не представлял для неё угрозы, она боялась, как бы её эмоции не повредили здоровью маленького.
 Когда округлившийся животик уже невозможно было спрятать под широким платьем, Дарью вызвал к себе Федос Тарасович. Предложив сесть молодой учительнице, он строго спросил:
- Дарья Григорьевна,  Вы в положении?
Смущенная и оробевшая, она не смела поднять глаз, только вымолвила:
- Да, Федос Тарасович, я жду ребёнка.
- Тут такое дело, Дарья Григорьевна, - директор прошёлся по кабинету, вновь вернулся на место, - Словом до меня дошёл слух, что отец будущего ребёнка - Григорьев Вячеслав Николаевич. Это правда?
Она встала от неожиданности:
- Что вы, Федос Тарасович, это неправда!
- Дарья Григорьевна, вы не сомневайтесь, если он виновен, я найду способ повлиять на него.
Дарья открыто взглянула в глаза директору:
- Вячеслав Николаевич - замечательный человек,  прошу Вас, он ни в чём не виноват. Словом, Федос Тарасович, я приехала сюда уже беременной.
- Простите, Дарья Григорьевна, возможно, это случай с насильником?
В её глазах промелькнул откровенный испуг:
- Нет, отец ребёнка - хороший человек, это я сама виновата, собственно и институт из-за этого бросила, попыталась убежать от себя.
Директор вновь встал, сочувственно кивнул головой:
- Простите, Дарья Григорьевна, я должен был принять в Вас участие, и если считаете отца будущего ребёнка  достойным человеком, мой совет: он должен знать об этом.
- Спасибо, я подумаю над этим. Я могу идти?
- Идите, Дарья Григорьевна, имейте в виду, я лично и коллектив учителей не оставит вас в трудной ситуации.
В феврале в село привезли индийский фильм «Рам и Шам» в главной роли близнецов был занят актёр Радж Капур. Дарья не любила индийские мелодрамы, находя их наивными и наигранными. Но вспомнив рассказ деда Ярохтея о предке индусе в Санькином роду, с замирающим чувством отправилась на вечерний сеанс. Она надеялась найти хоть какое-то сходство актёров кино со своим Санечкой. Ведь она не имела от него ни весточки, ни фотографии, лишь только в сердце хранила его образ. Он приходил во сне таким, как тогда, когда распивая чай из самовара сидел на стуле, перекинув ногу на ногу.  И нашла то, что искала в открытой улыбке и глазах-вишнях у самого Капура. Ах, как сладко замирало сердце, когда эти глаза глядели с широкого экрана. И когда закончился фильм, а в зале зажгли свет, в уголках её глаз, как и у многих женщин, стояли невысохшие слёзы. Ах, если бы знали  односельчане цену этим слезам!
В апреле Дарья ушла в декретный отпуск, а в начале июля родила близнецов-мальчишек. Медсестра, привёзшая первый раз малышей для кормления в палату,  нечаянно угадала потаенные мысли Дарьи:
- Мамаша, имена-то своим близняшкам придумала? Мы их между собой Рамом и Шамом называем. Ах, красотулечки, девчонки в боксе уже пищат, женихов делят.
- Это наши женихи!- смеялись соседки по палате, у которых родились девчонки.
Дарья долго не отдавала в бокс для новорожденных мальчишек под предлогом, что кормит двоих. Подолгу разглядывала сморщенные красные личики, пытаясь уловить сходство с отцом. Цвет глаз определить пока было невозможно, но вот пухлые губки и иссиня-чёрные шевелюры были явным признаком похожести. Она думала дать им короткие и похожие имена, как, например, у индийских героев – Рам и Шам. Поскольку уверена была, что родится сын, решила назвать его в честь деда – Ефим, нужно было второе такое же звучное и ёмкое имя, и когда на ум пришёл Егор, окончательно утвердилась в выборе.
 Желая найти хоть какое-то отличие у детей, чтоб потом не путать их самой, Дарья тщательно рассматривала своих малышей.  Материнское сердце очень скоро подсказало ей эти отличия. Егорка, например, кричал  не так громко, как Ефим,  у Ефима же был другой завиток волос в ложбинке на шее.
Как и обещал директор школы, в судьбе Дарьи и малышей принял участие весь коллектив: её забрали с новорожденными из роддома, накупили детских вещей  и две детских кроватки-качалки. Всё лето Дарьины девчонки пятиклассницы по очереди нянчились с мальчишками. Приехала мать, привезла огромную двухместную коляску. Она уговаривала дочь вернуться в родной город и занять пустующую квартиру. Дарья была непреклонна, она ждала своего Сашку.  Ольга Ефимовна вздыхала:
- И чего ты только ждешь? Ждала сова галку, а выждала палку! Ведь трудно тебе с ними одной!
- Конечно, трудно, мама, только мне помогают. Одни девчонки чего стоят. Мама, ты же выросла в Журавлях и знаешь, какие здесь замечательные люди!
Вместе с матерью сходили на ухоженную Дашкой могилу отца и мужа, бабушки и дедушки.

ШЕФСТВО
В ноябре славным карапузам исполнилось полгода. В конце месяца на побывку пришёл Робка Бондарев. Дарья жила, как во сне, она ждала, что вот-вот придёт в отпуск и Санечка.
До Робки не могли не дойти слухи, что у приезжей учительницы растут близнецы с глазами-вишнями, как у закадычного друга Сашки. Он уже думал было зайти к ней сам и убедиться лично, но что-то сдержало, ведь Санька ни словом не обмолвился в письмах о ней. Тут еще Лизка почтальонка нашептала, мол, от учителя географии у приезжей училки дети, сама видела, как он к ней похаживает.
Санька в отпуск так и не пришёл, а Дарья случайно в сельмаге подслушала разговор матери с другой женщиной, что моряков  отпускают в отпуск только через два года. Дарью очень опечалила эта новость.
Вскоре наступил второй Новый год, который она встретила в деревне. Зима в этом году выдалась особенно суровой, пришлось наведаться в школу, чтоб через посредничество  директора  попросить у совхоза дополнительных дров. Она боялась, что их  не хватит до весны, ведь ради детей приходилось протапливать печь два раза в день. В школьном коридоре стояла звенящая тишина, дети сейчас на каникулах, учителя находятся либо  в классных комнатах, либо в учительской. Она прошла по чисто вымытым половицам, заглянула в учительскую, там оказался один Вячеслав Николаевич. Дарья поприветствовала коллегу, он радостно поднялся на встречу:
- Дарья Григорьевна, Даша, зайдите хоть на минуту. Как вы, как малыши?
- Спасибо, у нас всё хорошо, я к Федосу Тарасовичу.
- Считайте, что сегодня вам не повезло, он уехал в районо на совещание. Даша, а может,  я буду чем-то полезен?
- Нет, пожалуй, что нет, я хотела у него спросить, нельзя ли ещё дров у совхоза выхлопотать, боюсь своих мужичков заморозить. Я, наверное, завтра приду.
- А где же ваши ребята?
- Ой, там девчонки опять шефство над нами взяли и ребята тоже. Девочки с ма-лышами занимаются, а ребята снег расчищают и воды наносили столько, что нам на неделю хватит. Какие замечательные у нас дети, не правда ли, Вячеслав Николаевич, прямо не представляю, что бы я без них делала?
Он смотрел на неё как-то странно, испытующе, потом ответил:
- Конечно, Дарья Григорьевна, дети у нас хорошие, но ведь в этом есть  и Ваша заслуга. Как вспомню экскурсии с детьми, классные часы с ними, они ведь в Вас души не чают. Вы их взяли в прошлом году, не так ли?
- Ну да, 5«б», нынче они в шестом, думаю, что Вам их дали на время моего декретного.
- Не претендую, Дарья Григорьевна, у них только и разговоров, что о Вас. По-верьте мне, эти дети запомнят Вас на всю жизнь. Учитель – это призвание. Я Вас ещё прошлый год в этом убеждал – Ваше место в школе. Подавайте документы в пединститут.
Дарья вздохнула:
- Какая мне теперь учёба, Вячеслав Николаевич, буду брать академический отпуск, мне не защититься в этом году.
На следующий день Дарье не пришлось идти в школу. Уже в десять часов ей привезли целую машину дров. Она выглянула в окно, когда услышала, как из кузова посыпались дрова. Едва со двора выехала машина, опять набежали мальчишки и девчонки из 6«б». Мальчики рубили, девочки складывали дрова в поленницу. Руководил процессом учитель географии. Дарья,  быстро одевшись, выбежала во двор:
- Ребята, Вячеслав Николаевич, спасибо Вам большое!
- Раздувайте самовар, Дарья Григорьевна, сейчас будем пировать.
Он незаметно сунул что-то в карман школьника, подмигнув, шепнул: «Как договорились, пряников мятных, сушек с маком, давай, одна нога здесь, другая там!»
Уложив дрова в поленницу, вся ватага ввалилась в дом учительницы. Девчонки по-хозяйски ворчали на ребят:
- А снежищу-то нанесли, быстро идите, отряхивайтесь, да дверь-то открытой не держите, вон, что морозу напустили, небось, дети в доме!
Мальчишки покорно выполняли все девчоночьи приказания. Потом румяные и разгорячённые все шумно и весело пили чай. Кому не хватило кружек, пили из блюдец, с рук на руки передавали Егорку и Ефима. Мальчишки удивлялись:
- Дарья Григорьевна, и как вы их только различаете, они совершенно одинаковые!
 - И совсем они разные, - со знанием дела доказывали девчонки, научившиеся, как и мать, отличать близнецов друг от друга.
Потом заговорили о школьных делах. Вячеслав Николаевич сообщил, что к  девятому мая запланировано много конкурсных мероприятий: стенгазеты, концерты и классные часы, посвященные юбилею Победы. Дарья оживилась:
- Ребята, Вячеслав Николаевич,  я  обязательно помогу вам. Можно будет пройти по домам и взять у ветеранов интервью, так? Можно на этом материале сделать замечательную стенгазету, а ещё лучше целых две, возможно удастся раздобыть фотографии тех лет. Мы обязательно всё вернём потом ветеранам, это очень важно, ребята, надеюсь,  вы понимаете?
Кто-то предложил инсценировку из поэмы о Тёркине, кто-то пообещал договориться с гармонистом и исполнить для ветеранов песни военных лет. Шумно и весело было за столом, уже по третьему разу вскипел самовар. Вдруг из горницы послышались звуки колыбельной песенки, все переглянулись и замолчали. Дарья, приложив палец к губам, тихонько приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Её мальчишки, уложенные в кроватки, сладко спали,  убаюканные одной из девочек, дальней родственницей по отцу Дарьи.
Строгая нянька, выйдя из комнаты,  приказала немедленно расходиться по домам: детям пора спать. Все беспрекословно подчинились. Дарья с любовью наблюдала, как её шубутные, непослушные в школе мальчишки на цыпочках последовали к дверям, с помощью жестов объясняясь, где, чьи валенки и одежки. В доме задержался лишь Вячеслав Николаевич. Когда захлопнулась дверь за ребятами, Дарья вновь подсела к столу, обратилась к коллеге:
- Вячеслав Николаевич, Вы даже не представляете, какой сегодня устроили  для   меня праздник! Я Вам так благодарна!
- Причём здесь я, Даша, дрова выделил совхоз по первому слову Федоса Тарасовича.
- А ведь я не о дровах, Вячеслав Николаевич, хотя и о них, конечно. Эта встреча с ребятами. Это же так здорово! Понимаете, школа, это одно. Для них важно вот так по-домашнему, и чтобы они чувствовали, как мы к ним относимся. Мы ведь сейчас с ними на равных, как с взрослыми людьми. А они-то, ребята! Вы заметили, как они относятся к малышам? Не только девочки, но и мальчишки-непоседы. А как девчонки крутят мальчишками – как настоящие хозяйки!
Вячеслав явно любовался Дарьей, потом вдруг без предисловий выпалил:
- Дарья Григорьевна, Даша, ты замечательный человек! Знаешь, не умею ходить вокруг да около: выходи за меня.
Дарья смутилась до слёз, бухнула первое попавшее:
- А мои ребята, разве для вас это не препятствие?
- Нет. Я даже не хочу знать, кто их отец, тем более, людская молва приписывает отцовство именно мне. Если ты согласишься, мы зарегистрируем брак, и я усыновлю их.
Она вздрогнула от неожиданности, в её взгляде промелькнул явный испуг:
- Извините, Вячеслав Николаевич, я по-прежнему люблю отца малышей и откажусь от него только в том случае, если он нас не признает. Прошу Вас больше не возвращаться к этой теме, и…Словом, прошу Вас больше не приходить ко мне домой, извините, я очень хорошо отношусь к Вам, но после Ваших слов это будет лишним и для меня, и для Вас.

БЕГСТВО
Летом, когда близнецам исполнился годик, Дарья как-то отправилась с ними в центр села, надеясь зайти в детский сад, поговорить с заведующей об устройстве детей в ясельную группу. До этого она крайне редко выносила детей на люди. Возвращаясь назад, она увидела у дома Ермаковых двух женщин, одной из которых была мать Саши. Поравнявшись с ними, она приветливо поздоровалась, с намерением беспрепятственно пройти дальше. Но женщины явно специально перегородили ей дорогу, заговорили будто бы о пустяках, ненароком заглядывая в коляску.
- Вот они, какие большие! Поди, ходят уже на своих ногах? - поинтересовалась
женщина, в которой Дарья узнала мать своего ученика.
- Только начинают.
- Мальчишки ленивые, девчонки раньше ходить начинают, - подхватила Сашкина мать. - А сколько им уже, милая?
- Вот пятого по годику исполнилось.
- Ух, чужие-то как быстро растут! Вот ведь бросил какой-то паразит, прижил детишек и был таков!
- Он не паразит, он очень хороший человек, вон какие мужички у меня растут!
Мальчишки, разбуженные голосами, возбуждённо дрыгали ногами, затем опираясь на локти, сели и радуясь, что мама рядом и чьи-то чужие тёти приветливо улыбаются им, таращили свои глазёнки-вишни, улыбаясь во весь рот.
Марфу будто подменили, она даже с лица спала, спохватившись, всплеснула руками:
- Ой, бабоньки, молоко ведь у меня! Молоко я кипятить поставила, - она спешно убежала в ограду дома.
Вторая женщина понимающе покачала головой, крикнула Марфе  вдогонку:
- Так я зайду, Марфушка, вечером?
Марфа только рукой махнула в ответ.
Женщины ещё перебросились несколькими ничего не значащими фразами и ра-зошлись  по своим делам. Марфа, тем временем спрятавшись в бане, пре-бывала в полном смятении. Она не знала, радоваться ей или огорчаться, знала только, вернее сразу признала, что дети учительницы – её единокровные внуки. Только лишь открыли мальчишки глаза и уселись в коляске,  всякие сомнения улетучились прочь. Она уверена была: Санькины дети. «Вот и накаркал, проклятый Ярохтей! – горько качала она головой, - Ой, Царица небесная, что же мне теперь делать? Написать Саньке? Бабы сказывают, больно тяжёлая служба у него, по полгода под водой живут. Пойти к ней самой? А что она ей скажет? Предложить свою помощь? А может не Санькины они вовсе? На деревне-то всякое болтают, вон Лизка почтальонка говорила из суда ей какая-то бумага приходила».
Вечером неосторожно поделилась мыслями с товаркой. И покатились по деревне сплетни, одна краше другой. Немало вестей на своём «хвосте» перенёс и дед Ярохтей. Через три дня после встречи у дома Ермаковых, он наведался к Дарье. Она только что усыпила детей, и, прикрыв дверь, пригласила деда к столу, налила в чашку чай. Сама специально занялась делом, знала, если уделить деду внимание, он до вечера не уйдёт. Дед перелил чай в блюдце, прихлёбывал со смаком.
- Ну, что, девка, как твоё житьё?
- Всё хорошо, дедушка, растём помаленьку.
- А что, Санькя-то пишет?
Она не ответила, только плотнее сжала губы.
- То-то, и не напишет, попомни моё слово: бусурмане оне, как есть бусурмане! Слыхала, чё Ермачиха-то блажит? – прихлёбывая из блюдца тянул Ярохтей. – Надысь говорят, в омморок хлопнулась, инда бабы-то к стенке припёрли, мол, Санькины дети у училки. Отпирается, как есть отпирается, говорит, на что оне нам бесприданные?! Баит, будто бы ты силком, девка, пацанят-то своих к ей в руки толкала, а она стало быть побрезговала имя.
У Дарьи пунцовым цветом вспыхнули щёки, а из глаз ручьём полились слёзы. Она в отчаянье вскрикнула:
- Не правда это всё, дед Ярохтей!
В комнате заплакали детишки, Дарья бросилась туда. Дед тут как тут суёт свой нос в двери:
- Э-э-э! Как есть бусурманская кровь!
- Сам ты,  дедушка, басурман, не приходи к нам больше!
- Ах, вот ты какая, я ж говорю, птаха залётная, - дед зашаркал к дверям,  на ходу рассуждая: - Пропал Санькя, пропал!
Дарья проплакала весь оставшийся день, от обиды и беспомощности. Что она сделала этой женщине? Ведь ни разу, ни словом не обмолвилась, от кого родила мальчишек. Не упрекнула, не  попросила помощи. Ещё этот несносный дед, во все дырки суёт свой нос, видно, и впрямь на селе без сарафанного радио не бывает. 
Наступившая ночь была темным-темна, расчерченная  проливным дождем. Дарья лежала без сна, мучительно соображая, что делать и как теперь себя вести при встрече с матерью Сани, по сути, родной бабушкой детей? И чего она ждет? Вот придёт он из армии и также откажется от них. Позор, какой позор! Наверное, правильно мать говорит: «Ждала сова галку, а выждала палку». Уехать отсюда в родной город, не дожидаясь окончательного унижения.
До начала нового учебного года, уволилась, и, собрав свой небогатый скарб, уехала на выхлопотанной Федосом Тарасовичем совхозной машине.

- Слыхала, Маршищка, - рапортовал дед Ярохтей в доме Ермаковых, - Убегла суседка моя? Как есть усё из казёнкинского домишки в кузов покидала и уехала, тольки пыль на колесе.
Марфа изо всех сил крепилась, чтоб не показать деду истинное отношение к учительнице и её детям. Дед, не дождавшись от Марфы ни единой реплики, поплёлся домой, а там уже изводил разговорами жену, слово в слово повторяя о том, что «усё из казёнкинского дома свезли». Бабка Кристина сердилась:
- Она же ему внучка рОдная, чего ты разоряешься, старый?! Да и чего там свозить: ребячьи кроватки, одёжки да коляску? Так это её законное!
Дед,  забравшись за печь, тявкал оттуда:
- А самовар, девка?! Самовар чей?
- Ах, ты, старый чёрт! Твой ли чё ли?
- А чей?
- Так ты ж его у Ольги после смерти Ефима выклянчил!
Дед высунул нос из-за печи:
- Ёна мне яго в память от Ефимки сама подала!
- Как жа, сама! - ехидничала бабка, - Знаю  тебя, ты ж, как репей, к заднице прилипнешь, и не отстанешь!
- А ты, прорва! Как есть, прорва! Кто тебе просил самовар отдавать?
Бабка Кристина подбоченясь, в свою очередь заглянула за печь:
- А ты всё не нагребёсси, тебе своего мало, ещё чужое прихватишь!
Дед выскочил из-за печи:
- А ты, глупая  курица,  от себя гребёшь! – и в сердцах хлопнув дверью,  выскочил из дома.
Марфа Ермакова тайно пыталась узнать, куда уехала Дарья с детьми.  Вскоре уволился,  уехал из Журавлей и учитель Григорьев.
В декабре нагрянул после демобилизации Робка Бондарев. Несколько дней спустя заглянул в дом к Ермаковым. Марфа печалилась, что Санечка так и не побывал в отпуске, а Робка, вот уже  насовсем пришёл. Робка в свою очередь, осмелился, спросил:
- Тётка Марфа, болтают, что учительница от Саньки близняшек родила, это правда?
Марфа взмолилась:
- Ой, Робушка, правда-неправда, сама не знаю, только не пиши ты ему, Христом богом прошу, не ровён час, сам придет на побывку, лучше сама с им поговорю, да хоть и ты, только дома! Говорят, шибко тяжёлая у его служба, стало быть ни к чему его расстраивать. Он ведь Санька горячий, но добрый, мать моя покойница сказывала, что отец мой таким был, да я и сама малость его помню. Боле-то ему никто не пишет, акромя меня и тебя.
- Ладно, тётка Марфа, - пообещал Робка, - Дождёмся его, тогда и обговорим это дело.
- Ага, Робушка.
- Ну, а Вы, тётка Марфа, видали близняшек?
Марфа приложила к губам угол платка, в глазах сверкнули слёзы:
- Видала, - впервые открыто высказала наболевшее, - Его парнишки, уж так похожи! Только волосы ещё чернее,  ровно цыганята,  поди, слыхал, кто мой отец?
Робка утвердительно кивнул головой. Марфа продолжала:
- Всё сердце изболелось!
- Ну, а чего Вы расстраиваетесь? У них же мать есть, - попытался успокоить, Робка.
- Знамо, мать, а без отца-то разве гоже? Их вон и так, безотцовщины, по белому свету!

ВЕСТЬ
Отгуляв положенное, Робка устроился водителем в автопарк хозяйства. В зимнее время весь автопарк готовился к весенне-полевым работам. А так как машину ему выделили не из новых, первым делом пришлось собирать по винтику. Часто за недостающей деталью приходилось наведываться в склад запчастей, где работала приезжая девушка Валя. Укутанная в тёплую пуховую шаль, в больших валенках с калошами и в синем рабочем халате поверх телогрейки, Валентина смотрелась неуклюжим медвежонком. Но однажды он увидел её в клубе и откровенно залюбовался красивой стройной девушкой. Пригласил на танец, а на другой день в кино, и закрутился роман, закончившийся предложением руки и сердца. Валя дала согласие, и молодые подали заявление. Свадьбу наметили на начало марта.  Робка ждал из армии Саньку, полагая взять его в свидетели, или как называли в деревне в дрУжки, тем более, что он сам сообщил, что придёт на побывку в конце февраля. Минул февраль, от Саньки Ермакова не было ни слуху, ни духу. Робка нервничал, принципиально не желая назначать в свидетели другого парня, ведь ещё до армии договорились с другом: кто первый женится, берёт другого в свидетели.
Бравый матрос черноморец в чёрной суконной шинели и таких же чёрных клёшах появился в деревне в канун свадьбы. Друзья ликовали, встретившись, а вечером устроили проводы Робкиной холостяцкой жизни. Робка не решился сказать в этот вечер другу о родившихся у учительницы близнецах, полагая, что скажет об этом после свадьбы, мало ли как Сашка прореагирует.
Свадебное торжество  гуляли в Доме культуры. Санька надел почищенную, отутюженную форму. Подросшие невесты не сводили глаз  с красавца-матроса, каждая мечтала о внимании.
Уже далеко заполночь, когда уставшие подгулявшие гости стали расходиться по домам, к Саньке подплыла Ленка Гаврилова:
- Матросик, можно тебя на пару слов?
Саньку передёрнуло, он вспомнил ту ночь и решительно отверг похотливую землячку. Та презрительно скривила губы:
- Не хочешь, как хочешь, вообще-то, это тебя касается, матросик.
Он смотрел на неё исподлобья презрительно:
- Так говори, что там меня касается?
- Пойдём прогуляемся? –  видя его нерешительность, захохотала. - Ты что же, Ермачёнок, баб боишься?
Вихляя рыхлыми бёдрами выкатила из дверей клуба, взглядом маня его за собой.
Санька не мог спасовать, и тоже решительно направился на выход. От Роберта не ускользнула эта сцена, он нагнал друга:
- Санька, слышишь, не ходи с ней!
- Да я чё, дурак,  сейчас вернусь!
Он выскочил, в чём был, не надев шинель. Ленка стояла, привалившись к стене, ждала. Лишь только Санька вышел на улицу, она повисла, обвила его шею жаркими руками, лезла мокрыми губами, дыша перегаром. Саньку передёрнуло от омерзения, ведь сегодня он был совершенно трезв. Он решительно высвободился из её объятий, грубо оттолкнул:
- Ты дурью не майся, дело говори, иначе я пошёл!
Ленка быстро смекнула хитрым бабьим умом, что должна выкинуть козырь, иначе действительно уйдет:
- Да ты не ершись, Санечка, небось, помнишь учителку?
- Помню и что?
- А то, что пацанов она от тебя родила – близняшек, все бабы говорили: «Ермачёнок вылитый!» А она…
Санька не дал договорить, скрипнув зубами, как мужика сгрёб за грудки, подпёр к стене:
- Что она? Говори, сучка похотливая!
- Эй, ты, полегче! Уехала твоя училка, собрала ребятишек и уехала.
Санька отпустил женщину,  упершись в каменную стену лбом, отчаянно бил кулаками над головой, скрипел зубами.
Даже видавшая виды Ленка растерялась:
- Да ты шальной, матросик? Чё ты так раскис? Пошли, утешу!
- Пошла отсюда! – по щекам катились крупные злые слёзы. – Пошла, я сказал, иначе я за себя не ручаюсь!
И когда Ленка, хмыкнув,  потопала прочь  вразвалочку, Санька набрал пригоршню зернистого мартовского снега, откусил от снежка, с остервенением захрустел зубами, потом умыл остатками разгорячённое лицо. Долго глядел в звёздное небо, в оцепенении не решаясь двинуться с места. Мимо, выбежав из двери, со смехом  пробежали девчонки. Самая отчаянная задержалась:
- Санечка, идёмте с нами гулять?!
Он словно очнулся:
- Идите, девчата, я догоню.
Решительно зашёл в клуб, снял с вешалки шинель,  с силой натянул на плечи, аж сукно по швам затрещало. Не застёгивая полы, направился к жениху с невестой. Знаком отозвал Роберта:
- Робка, дай непочатую бутылку водки, а еще лучше две, потом сочтёмся.
Роберт видел, что на друге лица нет, безропотно подал бутылки. Санька запихнул их во внутренние карманы шинели, и, запахнувшись крест на крест руками, направился к выходу. Робка поспешил следом:
- Саня, ты чего? Ты с этой? Брось, найди хорошую девчонку, тебя любая дождётся, вон, посмотри, сколько уж по тебе сохнет!
Вместо ответа друг как-то болезненно сверкнул глазами. Роберт невольно прикусил язык, вмиг догадавшись, спросил:
- Что тебе Ленка сказала?
- Сказала! А ты знал?
- Санька, давай завтра поговорим.
- Ты знал? – Санька не отводил пристального взгляда.
- Как тебе сказать, был разговор с твоей матерью.
- И что она тебе сказала?
- Просила пока не говорить, мол, дождемся, тогда и скажем.
Санька приблизился:
- Ты толком говори: мои пацаны?
- Мать говорит, на тебя маленького похожи, только волосы ещё темнее, чем у тебя, как цыганята.
Санька, махнув рукой, выскочил на порог, на дороге, приплясывая, ожидали девчата, окликнули:
- Идёмте быстрее, холодно!
- В другой раз, девушки, в другой раз.
Он  свернул за угол и растворился в темноте глухого переулка.
Утром Робка зашёл к Ермаковым, и, узнав, что Санька не ночевал дома, в поисках друга оббежал уже полдеревни. Ещё издали увидел деда Ярохтея. Навалившись на забор грудью, и положив локти на забор, дед распекал свою бабку:
- Прорва коломенская, угораздило мене на табе жанится! - дед явно играл на публику, - Найда ты и есть найда.
Поравнявшись с домом деда, Робка поприветствовал:
- Здорово, дед.
- Здоровея видали! Кого ищешь, молодожёнец? – и не дожидаясь ответа, добавил: - Никак матросика заморского? – дед уже семенил навстречу Роберту.
- Ты, дед,  дело говори, видел его?
- Видал, спит твой матросик на пече.
- Где? – недоумевал Робка.
- А вон, в казёнкинском домишке, стало быть, иде зазноба евонная жила. Усю ночь дрова в пече палил, я по нужде на двор ночью вышел, глядь, из трубы Ефимовой дым столбом, ажноть искры летять. Свят, свят, думаю, никак нечистая сила проказит!
Дед рассказал, как не поленился и пошел на усадьбу Казёнкиных. Лез по чьему-то следу, утопая в снегу, его природное любопытство пересилило даже страх. Заходить в двери не рискнул, припав к окошку,  высматривал  - кто там внутри? Жарко горели дрова в русской печи, отчётливо вырисовывая сидящего на скамье  человека. Присмотревшись пристальней, дед понял, что человек пьет прямо из горлышка бутылки.  «Матросик!» – невольно воскликнул он. И как ни велико было его любопытство, зайти в домик  не решился.